РОБІТНИЧІ СТРАЙКИ

Дата добавления: 2015-08-30; просмотров: 566

Фанатичная вера в форме воинствующего ислама, христианства или буддизма может с легкостью мотивировать массовые движения. Сегодня даже такие «невинные» организации как китайское движение фалунгонг имеют практическую возможность политизировать свою структуру и политизировать свои требования. Класс, этническая принадлежность и вера являются тремя главными источниками массовых движений, классовой борьбы и религиозного подъема.[244]

Кто же прежде всего выигрывает от подрыва самих основ глобального сближения? “На протяжении нескольких последних десятилетий, - пишет Т. Герр, - антрепренеры, стоящие за этническими политическими движениями, черпали из резервуара недовольства материальным неравенством, политической отстраненности, правительственных злоупотреблений и пускали эти эмоции по необходимым себе каналам. Оттуда же в свое время черпали революционные движения. Фактически некоторые конфликты стали своего рода гибридами: одновременно и этнические и революционные войны. Левые в Гватемале рекрутировали местных индейцев майя в свое революционное движение, Йонас Савимби построил свое движение на поддержке народа мбунду, Лоран Кабила вел революционную армию в Киншасу, состоящую из тутси, люба и других недовольных народностей восточного Конго”[245].

Не исключены традиционные конфликты. Все громче высказываются мнения о вероятности в будущем «классических» образцов конфликтов. Даже американским аналитикам нетрудно представить себе «схватку Соединенных Штатов и Китая из-за Тайваня, Соединенных Штатов и России по поводу Украины, Китая и России из-за Монголии или Сибири, Японии и Китая по региональным вопросам. Еще более вероятны конфликты, в которые вовлечены одна из великих держав и средней величины противник»[246].

Хаосу давно уже содействует распространение в мире автоматического стрелкового оружия и (относительно недавний феномен) ручных ракетных комплексов типа «Стингер» и САМ-7, невиданных объемов взрывчатых веществ, более ста миллионов наземных мин. Еще более опасно распространение средств массового поражения - химического, биологического, ядерного. Трудно утверждать, что лидеры глобализирующегося мира не видят этой опасности. 21 января 1999 года президент Клинтон указал в интервью, что «велика вероятность» того, что группа террористов в ближайшие годы может угрожать Соединенным Штатам биологическим или химическим оружием. Об угрозе биологического оружия он сказал, что она «заставляет его вскакивать ночью». Несколько позднее он объявил, что запросит у конгресса 2,8 млрд. долл. для будущей борьбы с биологическим, химическим и электронным терроризмом[247].

Вершина хаоса в глобальных масштабах - ядерный терроризм. В недавних публикациях американских разведывательных организаций указывается, что по меньшей мере 20 стран (половина которых находится на Ближнем Востоке, в районе Персидского залива и в Южной Азии) уже имеют -или имеют возможность создать - оружие массового поражения и средства ракетной доставки этого оружия.[248] Попадание его в руки террористических групп, «государств-париев», сепаратистских движений чревато дестабилизацией международного сообщества до состояния необратимого хаоса.

На горизонте появляются новые противники глобализации - ускорители хаоса, опасности связанные с кибернетической войной. Важнейшие системы электронного управления подвергаются атакам хакеров, которые могут действовать по своей воле, а могут и пользоваться поддержкой своих государственных структур. Кибер-нападениям могут подвергнуться контрольные системы современного индустриального общества, его жизненные центры - электростанции, системы воздушного транспорта, финансовые институты и вплоть до всего, что связано с биологическим и ядерным оружием. Напомним, что уже во время натовской операции против Югославии структуры НАТО и Пентагон подверглись нападения югославских и китайских хакеров. И чем больше зависимость индустриальных государств от компьютера, тем больше шанс дестабилизации именно в этом направлении. Как определяет эту опасность Иен Каберсон из вашингтонского Института мировой политики, “кибернетическая война в будущем может оказаться атомной бомбой бедных”[249].

Конфликты в современнос мире, даже в той его части, которая словесно привержена глобализации, могут возникнуть довольно неожиданно. Так критики вторжения в тайную мастерскую живой природы требуют жесткого обозначения тех товаров и продуктов, которые подверглись указанному воздействию и вступают в противоречие со сторонниами более смелого подхода. В 1999 году 72% всей земли, засаженной семенами подвергшихся генетической обработке растений находятся в США, 17% в Аргентине и 10% в Канаде. На девять других стран чьи ученые так или иначе имели дело с интегральной частью современной глобализации - генной инженерией (Китай, Австралия, Южная Африка, Мексика, Испания, Франция, Португалия, Румыния, Украина) приходится только один процент генетически обработанных растений. Лишь несколько ферм во Франции, Испании и Португалии сеют генетически обработанные семена[250].

Не менее неожиданно возник «югославский синдром», спор в НАТО по поводу опасности использования обедненного урана. «Гринпис» в отношении ряда химических веществ использует термин «дьявольские химикаты». В Британии принц Чарльз и певец Пол Маккартни выразили возмущение насилием над природой. Во Франции коалиция фермеров, профсоюзов, защитников окружающей среды и левых сил борется не только с GM (генетически измененными) продуктами, но и с сетью «Макдоналдса», «Кока-Колой» и другими «потенциально опасными» учреждениями. В результате отступления теоретических социальных мечтаний и восстания “зеленых” с их протестом против некритического приложения науки произошел кризис модернизма, что имеет - и будет иметь невероятные по важности последствия для глобализации.

Силы международного возмездия, стремящиеся сохранить позитив глобализации, хотя они и показали свою решимость, едва ли будут действовать достаточно энергично. Гедонистическое общество не любит риска. Пафос наведения порядка не пользуется той всепоглощающей поддержкой, которая была характерна, скажем, для периода холодной войны. Изменились общественные координаты, иссякает жертвенная решимость. Как пишет американский исследователь, вера в то, что население Америки, «питающее отвращение к риску, поглощенное проблемами собственного здоровья, испорченное величайшим экономическим ростом в истории, может поддержать реальную войну, просто ни на чем не основана».[251]

Слабеют надежды на Организацию Объединенных наций и ее специализированные ответвления,на Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), Совет Европы, Организацию Африканского единства, Организаци Исламская конференция и др. Ооновское агентство по обычным вооружениям не осуществляет надежного контроля за перемещением потоков оружия. Необходимо противодействие откровенно заангажированным средствам массовой информации. Опыт Югославии учит - ее дезинтеграция «началась с войны средств массовой информации, оркестрованных заинтересованными сторонами»[252].

Глобализация требует укрепления международных регулирующих функций ООН. Предлагается расширение числа постоянных членов Совета Безопасности, введение в СБ в качестве постоянных членов Германии, Японии и представителя развивающихся стран[253]. (Среди развивающихся стран борьба идет между следующими претендентами: Индия-Пакистан-Индонезия, Бразилия-Мексика-Аргентина, Нигерия-ЮАР-Египет). Нынешние постоянные члены СБ прямо или косвенно препятствуют понижению своего мирового статуса. При этом “главную оппозицию реформам осуществляют, - констатирует американец Б. Ривлин, - Соединенные Штаты”[254].

Среди международных организаций, на которые падает борьба с противостоящим глобализации торговым хаосом, в XXI веке особенно выделяется Всемирная торговая организация (ВТО). Она руководит многосторонними торговыми соглашениями и владеет долей контроля над торговой политикой отдельных национальных государств, обладает правом принятия решений, обязательных к исполнению. Здесь большой вопрос: “Хотя поддержание экономического режима в мировой экономике соответствует интересам США, только будущее покажет, готовы ли США пожертвовать своими особыми позициями первого среди равных ради установления более уравновешенного многостороннего режима”[255].

Финансовую стабильность глобального развития может обеспечить Международный валютный фонд (МВФ). Но его эффективности препятствует неравенство положения и функций его членов. Семь индустриальных стран мира (США, Япония, Германия, Британия, Франция, Канада, Италия), на которые приходится 14 процентов мирового населения, контролируют 56 процентов голосов в правлении Международного валютного фонда. Более пятидесяти с лишним лет заглавную роль в МВФ играют Соединенные Штаты, а Китай и Индия (на которые приходится 37 процентов мирового населения) не играют в нем никакой роли. США как и прежде могут заблокировать любой курс МВФ: иерархия, созданная более полувека назад продолжает действовать. Международный опыт ведет к выводу, что для эффективного управления глобализирующейся мировой экономикой требуется укрепление международной легитимности МВФ, большей степени привлечения представительств заинтересованных стран. Требуется перемена фундаментального характера[256]. По мнению американского автора предложений о модернизации МВФ Дж. Голда, «необходим смелый шаг, комбинирующий вес отдельных стран с традиционным равенством стран в международном праве. Следует придать новую силу доктрине равенства государств”[257].