Штраф як вид покарання.

Дата добавления: 2015-09-15; просмотров: 827

Мой сын прямо выходит из себя, если я говорю ему «нет». И нередко я в конце концов уступаю, потому что мне быва­ет очень больно, когда он говорит, что ненавидит меня.

Брэд, отец шестилетнего мальчика

Родителям не нравится, когда их ненавидят. Но чем чаще детям предоставляют самим устанавливать для се­бя пределы допустимого поведения, тем ужаснее стано­вится жизнь семьи. И если анархия стала modus operand (способом действия) вашей семьи, вы никогда не будете знать, чего ожидать в следующее мгновение от своих от­прысков, особенно когда бываете с ними на людях.

Д: Одна семья привела на консультацию своего пя­тилетнего шалуна. Они расселись, ребенок ус­троился на коленях у одного из родителей. Вдруг мальчик соскочил с коленей и быстро сбросил все книги у меня с полки. А родители сидели, качали головами, отец развел руками. Ни один из них даже не двинулся с места и тогда, когда мальчик направился к одной из моих ста­туэток. Я взвинтился, схватил мальчишку сзади, припод­нял его и посадил рядом с отцом, потом я сказал родите­лям: «Мне не верится, что вы позволяете ему бегать по своим головам!» Мальчику же я сказал доброжелатель­но, но твердо: «Ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока я не разрешу тебе двигаться». У ребенка расширились гла­за. Никто и никогда еще так, без злобы, не говорил ему, что можно и чего нельзя. Отец добавил: «Да Ты сиди здесь» — и засмеялся. Мальчик сидел спокойно в течение двад­цати минут, пока не попросился в туалет. Я ответил, что ему придется подождать еще минуту, пока мы закончим разговор. Потом я отвел его в туалет, помог ему справить­ся с молнией, и мы спокойно вернулись в кабинет. Он ти­хо сидел до конца сеанса. Потом я отвел его в комнату с игрушками поиграть, и мы вместе отобрали игрушки.

Этим родителям было нужно не сочувствие в их стра­даниях, им нужно было показать, как следует обращать­ся с их сыном — решительно и твердо. Отец мальчика рас­сказал, что его собственный отец был человеком жестким и жестоким, поэтому сам он всегда боялся вести себя со своим сыном так же, как его отец. Вскоре он понял, что повторяет отцовскую жестокость в отношении своего сы­на, но делает это методом «от противного». Не знающий никаких пределов, мальчик никогда не научится нормаль­но обращаться с другими людьми и даже с самим собой. Этот пятилетний ребенок мог перевернуть весь дом, но он оказался неподготовленным к встрече с жестокой ре­альностью внешнего мира. А мир с таким мальчиком бу­дет обращаться сурово. Мальчикам не нужны в родите­лях «добрые малые». Им нужны родители, которые отва­жатся установить для их поведения суровые границы с прочными оградами. Мужской импульс «попробовать» иногда бывает сильнее, чем способность ребенка поду­мать о последствиях своих действий. Поэтому мальчик нуждается в узде.

Мне не пришлось много развлекаться в детстве, потому что после того, как отец ушел от нас, я должен был работать, чтобы помочь матери содержать семью. Поэтому я не мог дождаться, когда буду играть со своим собственным сыном. Мы играли с его друзьями в бейсбол, ходили купаться ле­том, гоняли зимой в хоккей. Мне казалось, все было вели­колепно. Потом он стал настоящим букой. Подолгу оста­вался один у себя в комнате. Отказывался от игры в мяч, когда я предлагал пойти вместе поиграть. И знаете, с ним стало трудно общаться. Он огрызался, возвращался поздно, не говорил нам, куда уходит. Я чувствовал себя паршиво. И вот однажды, когда я предложил ему позвать друзей по­играть, он сказал мне: «Знаешь, папа, то, что ты с нами иг­раешь, и все такое — это замечательно, но мне нужно, что­бы ты был для меня отцом. Давай я один пойду играть со своими друзьями. Ладно?» Надо сказать, я был шокирован. Ну, после этого я стал требовать от него возвращения домой в установленное время и тому подобное. Иногда по вы­ходным мы еще играли в крикет, но его свободное время было его собственностью, в разумных пределах конечно. Я думаю, что сейчас мы даже ближе друг другу, чем были раньше, когда проводили вместе столько времени. Не могу этого постичь!»

Альберто, отец четырнадцатгглетнего мальчика

Для того чтобы поршень двигателя работал эффектив­но, ему нужен прочный цилиндр, аккумулирующий энер­гию. И точно так же, как поршень, мальчик нуждается в строгих рамках, чтобы сфокусировать свою мужскую энергию на дерзновенном творчестве. Без четкого пред­ставления о допустимом поведении мальчик либо будет носиться как бешеный, либо не будет бегать вовсе. Маль­чикам нужно дружить со своими родителями, но еще больше им нужно научиться понимать, где пределы до­пустимого и какие последствия вытекают из их наруше­ния. Если же задачу установления пределов допустимо­го поведения возлагают на посторонних — учителей, по­лицию, судебные органы, тюрьму, — то все они никогда не бывают так глубоко заинтересованы в наших сыновь­ях, как мы.

Но просто установить какие-то нормы и правила не­достаточно. Это похоже на тюремную атмосферу, которая воспитывает желание сопротивляться или мстить. Маль­чики проводят большую часть времени, строя планы от­мщения, чем размышляя над тем, какое влияние оказало их поведение на окружающих. Только взаимопонимание между родителями и сыновьями является ключевым мо­ментом для выработки эффективно действующих норм. Время, которое они проводят вместе, развлекаясь, слу­шая друг друга, учась друг у друга, пускаясь в совмест­ные авантюры, связывает сердца родителей и сыновей.

Балансирование между строгостью предъявляемых тре­бований и созданием связи между родителями и ребен­ком начинается с самого рождения мальчика. Отец, который планирует заняться семейными проблемами, когда мальчик станет подростком и с ним начнутся сложности, сам себя загоняет в угол: у такого отца почти не будет влияния на сына Если начать «устанавливать законы» для мальчика в этом возрасте, то он может просто уйти из дому. Тринадцатилетние мальчики неделями живут вне дома, переходя от одного приятеля к другому.

Зато когда в отрочестве тестостерон начинает посту­пать в кровь мальчиков в больших количествах, отцам сторицей воздается за время, проведенное с сыновьями, пока они были маленькими.

При отсутствии глубокой сердечной связи между ро­дителями и сыновьями период отрочества становится по­добен затяжным военным действиям. Так, например, и случилось у Бобби и его отца, преуспевающего админи­стратора компании. Бобби появился на консультации, потому что он пропускал занятия и прогуливал школу. Отец всегда держал его «по струнке», но бывал дома ред­ко. На одном сеансе отец сказал Бобби: «Я же хотел как лучше для тебя». Сын закричал: «С каких пор? Тебя же никогда не было дома. Что я от тебя видел? Одни прика­зы! Ты хоть раз нашел для меня время? Я был неудобен для тебя? Да? Прости, но все эта проклятая работа. Я сам выберусь из этой заварухи. Оставь меня в покое». Вряд ли есть что-либо более мучительное, чем видеть, как на отцовском лице выступают слезы подлинного горя, ког­да отец вдруг осознает, что не сумел наладить душевную связь со своим сыном. Человек, который был. для маль­чика первым героем, превращается во врага, и нет боль­ше ничего, что бы их соединяло.

Качество совместно проведенного времени очень важ­но, но оно не может возместить тех часов, которые необ­ходимы сыну, чтобы принять отца в свое сердце и свою душу. Вальдорфский педагог Рахима Бальдвин в сво­ей замечательной книге для родителей «Вы — первый учитель своего ребенка» пишет: «Качество времени — это совсем не то же самое, что ежедневная совместная жизнь. Поэтому не надо его ни прославлять, ни недооцени­вать».

Мы видели, как установление норм при отсутствии сердечной близости оказывает действие, противополож­ное желаемому. Другая крайность — полное душевное взаимопонимание при отсутствии каких бы то ни было ограничений — может привести к полному хаосу и про­тиворечиям другого рода. В нашей культуре, ориентиро­ванной на свободу, мальчику в руки иногда попадают рычаги управления, которыми должны пользоваться толь­ко старшие. Так и случилось с Майком, мать которого, Джейн, пришла на консультацию через день после того, как он убежал из дому. Джейн рассказала, что Майк убе­жал, потому что она не разрешила ему пойти на вечерин­ку к приятелю в полночь. Ему было пятнадцать лет. Как раз накануне сеанса Джейн видела Майка у лотка с гам­бургерами и попросила его пойти с ней домой. Он отка­зался, но попросил денег, так как был на мели. Она дала ему пятьдесят долларов в страхе, что он ходит голодный.

Консультация помогла Джейн понять, что Майк ис­пользует ее сердечное материнское чувство против нее самой. Ей нужно, сохраняя свою сердечную привязанность к сыну, научиться держать его в рамках. Джейн решила не давать ему больше денег и не искать его. Когда же он сам позвонил ей и сказал, что возвращается домой, она ответила: «Я пока не готова к твоему возвращению. Мне нужно еще некоторое время. И когда ты все-таки вер­нешься, у нас все будет по-другому. Здесь распоряжаюсь я, и ты должен будешь принять установленные мною пра­вила. Я постараюсь быть справедливой, но больше ты не будешь обращаться со мной как раньше». Через пару дней Майк объявился в помещении консультации, что­бы спросить у матери, пустит ли она его обратно. «Нель­зя себе даже представить, как я была глупа, — сказала Джейн потом. — Мне было так страшно знать о том, что он где-то болтается один. Чем больше требований я ему предъявляла, тем больше он принимал. А теперь в них уже нет необходимости».

Если все дело в том, чтобы ввести ребенка в рамки при­емлемого, можно добиться необходимых результатов, со­средоточившись, подобно Джейн, на поведении сына. Но если проблемы возникают из-за того, что дали трещину добрые отношения между мальчиком и родителями, то такой подход может привести только к усилению борь­бы. В таком случае лучше отодвинуть проблемы поведе­ния на задний план и заняться восстановлением довери­тельных взаимоотношений.

Д:Джейк и его мама — хороший тому пример. Ли­за записалась на прием, потому что Джейк стал злобным. Его отец умер три года назад. Сейчас, в четырнадцать лет, он вдруг начал грубить матери и ни­чего не хотел делать по дому. Джейк был трудным кли­ентом. Я бы сказал, что он ненавидел психотерапевтов. Я сказал Лизе и Джейку, что злость Джейка — самая мел­кая из их проблем. Мне хотелось знать, куда делись их теплые взаимоотношения. Центр беседы сместился с Джейка, и Джейк стал проявлять интерес к ней. Он охот­но участвовал в поисках того момента, когда потералась связь между ним и матерью.

После того как умер отец, Лиза и Джейк очень сильно сблизились друг с другом. Мы выяснили, что каждый из них беспокоился о том, как другой перенесет эту смерть. Джейку было нужно, чтобы мать наконец «отпустила» его и позволила ему жить своей собственной жизнью. Ли­зе нужно было перестать жить только для Джейка и на­чать строить свою личную жизнь. Они должны были на­конец поверить, что оба смогут продолжать нормально жить после смерти отца. Грубость и злость Джейка были лишь одной гранью проблемы созревания отношений между матерью и сыном.

Связь между родителем и ребенком с младенчества до переходного возраста образует ту платформу, с кото­рой сын-подросток может начать постигать свою уни­кальность, свои взаимоотношения с миром и многогран­ность мужской сути. Отсутствие такой эмоциональной платформы оставляет пустоту в сердце мальчика, и он от­правляется на поиски того, чем ее заполнить, — обраща­ется к наркотикам, алкоголю, неумеренному сексу, сверх­напряженной работе, крайней пассивности агрессивно­сти. Сила души требует признания среди биологических импульсов мальчика-подростка. Если мы сосредоточим­ся только на том, чтобы определить границы поведения своего сына и установить ограды, мы будем продолжать создание бездушных мужчин. Мы, родители, должны ограничивать поведение ребенка, но эти рамки должны базироваться на фундаменте сердечной близости с сыно­вьями.