Частина І. ЗАГАЛЬНА ПАТОЛОГІЯ 7 страница

Дата добавления: 2015-09-15; просмотров: 685

Экстра напитки на выбор за отдельную плату

Ли Росс, Гюнтер Бирбрауэр и Сьюзан Хофман

Эксперименты Соломона Аша (1951, 1955, 1956) серьезно повлияли на понимание природы и силы процессов социальной конформности. Нежелание индивидов противостоять группе в одиночку отмечали уже самые первые социальные философы, однако результаты, полученные Ашем, были удивительными и даже тревожными. Возможно, наиболее вызывающей особенностью его эксперимента был сам тип суждений, который оказался восприимчивым к социальному влиянию. Аш давал испытуемым простое задание на восприятие – сравнивать линии разной длины –, причем правильный ответ в каждой попытке объективно существовал и был очевиден для испытуемого. Тем не менее, когда испытуемый сталкивался с единогласным, но неправильным публичным мнением сверстников и должен был дать свой ответ, он становился неуверенным и чувствовал себя неуютно. Столкнувшись с противоречием между тем, что говорило их восприятие, и согласованностью и единодушием сверстников, многие испытуемые фактически выбирали конформное поведение. Эта способность управлять чувствами и поведением индивидов заслуживала бы внимания даже в самой сплоченной группе друзей или коллег. Но состав групп Аша сделали эти опыты еще более драматическими и неожиданными, так как эти группы состояли из незнакомых людей, у которых не было оснований относиться друг к другу лояльно или с симпатией. Им не обещали наград, не грозили изгнанием из группы или наказанием.

Социальные психологи не упустили наиболее очевидного вывода этого исследования: если умеренный уровень конформности достигался даже в ситуации Аша, в более жестких условиях можно получить намного большую конформность. Действительно, в этой новой области исследований групповой динамики исследователи не замедлили показать, что конформность может возрастать в ситуациях, когда нужно выносить сложные или субъективные суждения (Asch, 1951; Coleman, Blake & Mouton, 1958; Deutsch & Gerard, 1955; Tuddenham & MacBride, 1959). Дальнейший рост конформности был получен при изменении групповой привлекательности (Balck, 1951; Gerard, 1954; Jackson & Salzstein, 1958) и в других процедурах, направленных на повышение групповой сплоченности или чувства взаимозависимости (Deutsch & Gerard, 1955; Jones, Wells & Torrey, 1958; Thibaut & Strickland, 1956).

Эти и последующие исследования внесли большой вклад в объяснение процесса, с помощью которого группы достигают и поддерживают единообразие, но они, возможно, помешали полному пониманию и оценке оригинальных данных Аша. С точки зрения популярных теорий социального сравнения и групповой динамики, ситуация Аша рассматривалась как слабый источник давления по направлению к конформности – своего рода точка отсчета, относительно которой можно оценивать более сильные средства достижения конформности. Однако настоящая статья рассматривает ситуацию Аша с иной позиции, которая подчеркивает роль межличностного восприятия и атрибуции. С этой точки зрения можно по-новому оценить давление по направлению к конформности, созданное ситуацией Аша, и предпринять более общее исследование процессов социальной перцепции, которые могут способствовать или препятствовать появлению потенциальных социальных отступников. Настоящий концептуальный анализ и последующее обсуждение обязаны как первому феноменологическому анализу поведения испытуемых Аша (Asch, 1951, 1955, 1956; Jones & Gerard, 1967, pp. 387-391; Tuddenham & MacBride, 1959), так и более формальным исследованиям в рамках теории атрибуции и самовосприятия (Alexander & Knight, 1971; Alexander & Sagutun, 1973; Bem, 1972; Heider, 1958; Jones & Davis, 1965; Jones, Kanouse, Kelley, Nisbett, Valins & Weiner, 1973; Kelley, 1967).

Для начала рассмотрим проблемы с атрибуцией, с которыми столкнулся испытуемый Аша, когда обдумывал ответы сверстников во время «критической» пробы. Если он не догадывался о «заговоре» против себя, он попадал в тупик – не мог ни обнаружить ситуационные силы, ни найти правдоподобные различия во мнениях, которые объяснили бы явно ошибочные, но единодушные ответы сверстников. Для этого испытуемого правильный ответ казался настолько очевидным, что только слабовидящие, дураки или сумасшедшие могли ошибаться. Более того, у него были все причины предполагать, что правильный ответ был так же очевиден другим. Поэтому, давая другой ответ, он подвергался риску показаться некомпетентным, глупым или даже сумасшедшим. В лучшем случае его несогласие было бы таким же необъяснимым для других участников, как их ответы для него. Фактически, его несогласие бросало вызов их компетентность, мудрость и здравый смысл – вызов, который испытуемый не желал бросать, особенно когда его собственная способность осмысливать мир внезапно оказывалась под сомнением.

Потенциальный риск несогласия для испытуемого Аша, таким образом, был намного значительнее, чем потеря одобрения группы или возможность показаться менее понятливым или знающим, чем другие. Разногласия по поводу политики, фильмов или ресторанов могут поставить под сомнение чьи-то ценности, интеллект или вкус. Но, в отличие от ситуации Аша, эти разногласия не ставят под сомнение способность других судить о конкретных и недвусмысленных характеристиках среды. Точность чьего-либо восприятия может быть поставлена под сомнение в опытах с естественными или искусственными оптическими иллюзиями, однако немногие из нас сталкивались с несогласием группы сверстников по поводу подобных тем.

Хотя многие исследователи пытались описать конфликт, который переживал испытуемый Аша, никто после самого Аша (1956, pp. 66-68) не подвергал глубокому анализу уникальность и трудность этой дилеммы. Чтобы лучше понять ее природу, представим вступительную лекцию по курсу психологии. Преподаватель описывает исследование Аша и показывает карту с экспериментальными стимулами. Внезапно один из студентов студент прерывает его: «Но линия А на самом деле является правильным ответом». Скорее всего, группа рассмеется, оценив шутку однокурсника. Предположим, однако, что этот студент не улыбается и не показывает иными способами, что он пытался шутить. Предположим, он настаивает на своем: «Почему вы надо мной смеетесь? Я прекрасно вижу, что правильным ответом является линия А». Убедившись в искренности отступника, группа почти наверняка почувствует неловкость, недоумение, беспокойство и сомнения по поводу его умственной и перцептивной компетентности. Испытуемые Аша рисковали вызвать такую же реакцию, поэтому неудивительно, что многие предпочли ее избежать и повели себя конформно, даже если личные издержки такой конформности были значительными.

В некотором смысле «кризис атрибуции» у испытуемого Аша был уникальным. Но проблемы атрибуции, схожие по природе, если не по масштабу, возникают всякий раз, когда потенциальный отступник должен противостоять мнениям окружающих. Отступник сталкивается с двумя взаимосвязанными проблемами: 1) Почему другие высказывают мнения, отличные от моих и явно неправильные, т. е. каким причинам я могу приписать их поведение? 2) Как будет выглядеть мое несогласие и как меня воспримут другие, т. е. чему они могут атрибутировать мое поведение? Успешное решение испытуемым первого вопроса должно повлиять на его личное мнение, на чувство уверенности в своем мнении и в своем публичном ответе. Ответ на второй вопрос должен повлиять, главным образом, на его внешнее поведение, хотя, как подчеркивал Бем (Bem, 1965, 1967, 1972), выводы по поводу собственных мнений или восприятия в значительной степени могут быть вытекать из наблюдения за своим внешним поведением.

В большинстве повседневных обстоятельств отступник может найти ответ на оба этих вопроса об атрибуции без особых затруднений и волнений, найдя различия между внешними силами, действующими на него и на антагонистов. Как правило, эти различия могут быть поняты как различия в потенциальных выгодах (payoffs), которые приводят к соответствующему смещению публично выражаемых убеждений, а часто и личного восприятия. Представьте адвоката, возражающего против смертной казни в споре с полицейскими или обвинителем, поддерживающими казнь; генерала, несогласного с политиками; университетского администратора, чьи взгляды отличаются от взглядов преподавателей; промышленника, которому противостоят специалисты по охране среды или профсоюзные деятели. В каждом случае различия в потенциальных выгодах для отступника очевидны, и он легко может найти «референтную группу», которая при наличии похожих внешних сил и выгод будет придерживаться тех же взглядов. Более того, он может предположить, что внешние силы и выгоды так же очевидны и большинству, с которым он не согласен. Таким образом, он понимает пристрастность их суждений и не имеет сомнений или опасений по поводу того, как большинство будет интерпретировать его поведение. В результате давление по направлению к конформности существенно уменьшается, и, при прочих равных условиях, индивид будет вести себя нонконформно.

Второй тип конфронтации сталкивает отступника с теми, на кого влияют как будто те же внешние силы и потенциальные выгоды, что и на него. В этом случае решение проблемы атрибуции причин будет менее простым и менее удовлетворительным для отступника; оно основано не на признании очевидных различий в потенциальных выгодах, а на допущении более слабых различий в интерпретации и оценке выгод. В подобных случаях отступник должен приписывать другим иные личностные диспозиции и может не использовать исключительно «ситуационные» атрибуции, вроде очевидных различий в выгодах. Конечно, подобное использование диспозиционных, а не ситуационных объяснений несогласия с группой не будет удовлетворять индивида, если существует очевидное сходство ценностей и опыта. Представьте, например, чернокожего родителя, личное мнение которого по поводу необходимости возить своих детей в школу через весь город[2] противоречит мнениям, выражаемым его чернокожими соседями, на которых воздействуют те же социальные силы, а их цели и ценности, в основном, схожи с его ценностями. Отступник будет вынужден предположить различия в приоритетах, которые он и его соседи придают таким разделяемым целям, как расовая интеграция, условия обучения и удобство. В такой конфронтации отступнику, вероятно, будет неуютно, и он пересмотрит разумность своей позиции (если только различия в приоритетах не будут подтверждены и выражены явно, или же он не получит поддержки от тех, кто разделяет его приоритеты). Тем не менее, кризис атрибуции, с которым он столкнулся, может быть более или менее удовлетворительно разрешен, и в результате давление в сторону конформности подвергнется критической оценке.

Ситуация Аша разительно отличается от этих распространенных типов конфронтации. Она принадлежит к классу ситуаций, в которых отступник не может ни найти адекватное объяснение возникающим различиям в суждениях, ни предвидеть удовлетворительную интерпретацию другими членами группы его несогласия. На деле, она создает для отступника наиболее серьезный тип кризиса атрибуции, поскольку не содержит абсолютно никаких внешних сил или выгод и никаких понятных различий в приоритетах, которые могли бы объяснить разногласия. В таких запутывающих обстоятельствах давление на суждения потенциального отступника достигают уровня, фактически не имеющего параллелей за пределами лаборатории.

Эксперимент, которому посвящена данная статья, представляет собой попытку с помощью соответствующих матриц вознаграждений (payoffs) отразить атрибуционные характеристики трех типов ситуаций отступничества, которые обсуждались выше. Так, в одном экспериментальном условии матрицы позволяют приписать несогласие с группой очевидным различиям между потенциальными вознаграждениями отступника и остальных участников. Во втором условии вводятся матрицы, которые дают одинаковое вознаграждение потенциальному отступнику и другим участникам, но позволяют предположить различия в приоритетах, способные объяснить различия в суждениях. Третье условие воссоздает существенные черты ситуации Аша; в этом случае матрицы вознаграждений не дают понятного объяснения нонконформного поведения.

Основная гипотеза, лежащая в основе эксперимента, должна быть ясна из представленного выше анализа. Предполагается, что давление по направлению к конформности снижается, а уверенность потенциального отступника в правильности своих суждений повышается в той степени, в какой он может объяснить существующие разногласия и предвидеть их удовлетворительную интерпретацию другими членами группы. В частности, ожидается, что (а) условие, представляющее собой концептуальное воспроизведение ситуации Аша, приведет к наименьшему несогласию и минимальной уверенности отступников, чем два экспериментальных условия, дающих потенциальные объяснения несогласия, и (б) частота несогласия и уверенность отступников будут наименьшей в «ситуации Аша», средней в условии, где различия в приоритетах участников позволят объяснить разногласия, и наибольшей в условии, в котором отступничество может быть приписано соответствующим различиям в потенциальных вознаграждениях.

МЕТОД

Обзор

Участники слушали 24 пары звуковых сигналов и после каждой пары указывали, какой из сигналов был более длинным. В контрольном условии испытуемые записывали свои суждения после каждой пары сигналов. В трех экспериментальных условиях испытуемых высказывал свое мнение только после устных ответов сообщников экспериментатора. В 17 попытках сообщники давали правильные ответы, но в 7 случаях они единогласно называли второй сигнал, тогда как первый сигнал звучал значительно дольше. Ответы испытуемого в этих 7 попытках свидетельствовали о его конформности или отступничестве.

Атрибуции поведения участников в трех экспериментальных условиях обеспечивались с помощью матриц вознаграждений. В условии Аша одни и те же простые матрицы использовались как для критических, так и для некритических проб, что не позволяло найти потенциальное объяснение несогласию. В двух других условиях ошибки сообщников экспериментатора связывались с асимметричными вознаграждениями в критических попытках и поэтому могли быть объяснены этим обстоятельством. В одном условии одна и та же схема асимметричного вознаграждения, которая стимулировала неправильные ответы сообщников, применялась также и к испытуемому. Поэтому несогласие могло быть объяснено только допущением, что испытуемый и сообщники экспериментатора отдавали разный приоритет асимметрии вознаграждений. В другом экспериментальном условии асимметричные вознаграждения в критических попытках применялись только к сообщникам, но не к испытуемому, поэтому несогласие могло быть легко приписано соответствующим различиям в потенциальных вознаграждениях.

По окончании эксперимента испытуемые во всех четырех условиях оценивали свою уверенность в высказанных суждениях.