Теоретична частина

Дата добавления: 2015-09-18; просмотров: 464

В городе в то время существовало множество благотворительных учреждений, занимавшихся примерно тем, что и капитан, и Герствуду приходилось пользоваться их жалкой помощью. На дверях миссии Сестер милосердия — в кирпичном жилом доме на Пятнадцатой улице — висел простой деревянный ящик пожертвований. Надпись на этом ящике гласила, что всякий, кто обратится в миссию с просьбой о помощи, может получить в полдень бесплатный обед. Это в высшей степени скромное объявление на самом деле означало широкую благотворительную деятельность. В Нью-Йорке такое количество миссий и прочих благотворительных обществ, что люди, живущие в довольстве, обычно проходят мимо подобных объявлений, не замечая их. Стоя в утренние часы на углу Шестой авеню и Пятнадцатой улицы и не зная о деятельности миссии, можно было не обратить внимания на то, как от густой толпы, снующей на этом оживленном перекрестке, каждые несколько секунд отделяется какой-нибудь потрепанный всеми ветрами, тяжело волочащий ноги представитель человеческой породы, с испитым лицом и в ветхой одежде. Чем холоднее день, тем раньше можно наблюдать эту картину. Ввиду недостатка места в миссии накормить одновременно можно было лишь двадцать пять или тридцать человек, остальные же вытягивались в длинный ряд снаружи и входили по очереди. Это зрелище, повторявшееся изо дня в день и из года в год, стало для жителей Нью-Йорка настолько привычным, что не возбуждало ни малейшего интереса. Бедняки ждали терпеливо даже в самую холодную погоду, — ждали несколько часов, чтобы их впустили. Здесь не задавали никаких вопросов и не оказывали никаких услуг. Пришедшие ели и уходили. Многие из них появлялись здесь каждый день в течение всей зимы.

В дверях стояла рослая матрона, следившая за очередью и отсчитывавшая тех, кого можно было пропустить. Люди продвигались вперед в строгом порядке. Никто не торопился и не суетился. Это было похоже на шествие немых. Людей, ожидающих обеда, можно было застать здесь в самую лютую стужу. Под порывами ледяного ветра горемыки хлопали в ладоши и приплясывали, их лица имели такой вид, точно их жестоко пощипал мороз. Присмотревшись к этим людям при ярком свете дня, можно было заметить, до чего они все похожи друг на друга. Они принадлежали к тем бездомным, которые коротают дни на садовых скамейках, а летом и ночуют там же. Они бывали в ночлежках на Бауэри и бродили по тем неказистым улицам восточной части города, где лохмотья и изможденное лицо никого не удивляют. Скверная еда, не вовремя и с жадностью поглощаемая, разрыхлила их кости и мышцы. Все они были бледны, дряблы, с ввалившимися, лихорадочно блестевшими глазами, впалой грудью и болезненно-красными губами. Их волосы были взъерошены, уши побелели, стоптанные башмаки потрескались. Это были люди, беспомощно плывшие по течению, и каждая людская волна выбрасывала все новых, подобно тому, как буря выбрасывает на берег мелкие щепки.

Уже почти четверть века в другой части города пекарь Флейшман давал булку каждому, кто приходил за ней в полночь к задней двери его магазина на углу Бродвея и Десятой улицы. Каждую ночь в течение двадцати лет человек около трехсот выстраивались в очередь: в определенный час дверь открывалась, голодные, проходя мимо, брали из огромной корзины булку и скрывались во мраке ночи. Состав и число этих людей почти не менялись. Лица многих из них уже запомнились тем, кто из года в год наблюдал за этой процессией. Тут было двое таких, которые за пятнадцать лет не пропустили ни одной ночи, и около сорока более или менее постоянных посетителей. Во время кризиса и необычайных трудностей в очереди редко собиралось более трехсот человек. Во время процветания, когда о безработных почти и не слыхали, у булочной выстраивалось такое же количество народу. Зимою и летом, в бурю и в хорошую погоду приблизительно те же триста человек назначали друг другу печальные свидания у хлебной корзины Флейшмана.

Герствуд стал частым гостем в этих очередях. Однажды выдался особенно холодный день, и он долго и безрезультатно просил милостыню на улицах, а под конец отправился в приют Сестер милосердия. Уже в одиннадцать часов туда приплелось несколько подобных ему бедняков. Ветер трепал их ветхую одежду. Придя пораньше, чтобы попасть в столовую первыми, они ждали, прислонившись к железным перилам перед зданием арсенала Девятого полка, выходящим на Пятнадцатую улицу. До открытия оставался еще целый час, и голодные держались на некотором расстоянии от входа. Но так как прибывали все новые, те, кто пришел раньше, желая закрепить за собой право первенства, начали придвигаться ближе к двери.

К этому сборищу Герствуд присоединился со стороны Седьмой авеню и стал возле самых дверей. Те, кто явился до него, подошли ближе и своим поведением, не произнося ни слова, дали ему понять, что они первые.

Получив отпор, Герствуд угрюмо оглядел очередь и пошел занимать место в самом хвосте. Когда порядок был восстановлен, чувство враждебности рассеялось.

— Должно быть, двенадцать уже скоро? — спросил один.

— Наверное, — ответил другой. — Я жду тут больше часу.

— Черт возьми, холодно!

Они жадно смотрели на дверь, в которую все должны были скоро войти. Вот подъехал бакалейщик и внес в дом корзины со съестными припасами. Это вызвало несколько ленивых замечаний насчет цен на продукты.

— Мясо-то дорожает! — заметил кто-то.

— А случись война — что было бы?

Очередь все росла. Набралось уже больше пятидесяти человек, и стоявшие впереди явно были довольны, что им не придется ждать так долго, как другим. Они оборачивались, пытаясь разглядеть конец очереди.

— Неважно, какой ты по счету, лишь бы попасть в число двадцати пяти, — пояснил Герствуду один из этих счастливцев. — Все входят вместе.

— Гм! — пробормотал Герствуд, которого так безжалостно прогнали в конец очереди.

— Единый земельный налог, вот что нужно, — сказал другой. — Без этого порядку не будет.

Большинство бедняков стояли молча. Исхудалые, оборванные, они переступали с ноги на ногу, посматривали на дверь и хлопали руками, чтобы немного согреться.

Наконец дверь отворилась, и показалась рослая, полная сестра. Она следила за порядком. Очередь поползла вперед, люди входили один за другим, пока не набралось двадцати пяти человек. Тогда сестра протянула мощную руку, и очередь остановилась. Шесть человек оставалось на ступеньках, и среди них — бывший управляющий баром. В ожидании обеда одни разговаривали, другие жаловались на свою горькую судьбу, а некоторые, как Герствуд, угрюмо молчали. Наконец впустили и его. Он поел, но ушел обозленный тем, что кусок хлеба доставался таким мучительным путем.

Недели две спустя он стоял в полуночной очереди у магазина Флейшмана и терпеливо ждал выдачи хлеба. Это был неудачный для Герствуда день, но теперь он относился к своему положению философски. Когда ему не удавалось добыть чего-нибудь на ужин и его мучил голод, он мог прийти сюда.

За несколько минут до двенадцати из магазина вынесли огромную корзину с хлебом, и в полночь, минута в минуту, полный, круглый булочник стал у дверей и крикнул:

— Подходи!

Очередь тотчас двинулась вперед. Каждый брал булку и уходил. На этот раз Герствуд съел свой хлеб еще на ходу, пока, еле волоча ноги, брел по темным улицам к месту своего ночлега.

Когда наступил январь, Герствуд уже решил было, что все его ставки биты. Раньше жизнь была чем-то драгоценным, но постоянная нужда и упадок сил сделали в его глазах земные блага тусклыми и малозначащими. Несколько раз, когда судьба трепала его особенно жестоко, он уже подумывал, что пора положить всему конец. Но лишь только прояснялась погода или случалось раздобыть десять, а то и двадцать пять центов, настроение Герствуда менялось. Тогда он говорил себе, что еще поживет.

Каждый день Герствуд поднимал брошенную кем-нибудь газету и просматривал ее, надеясь узнать что-нибудь о Керри. Но прошли лето и осень, а он все еще не нашел ее следов. Потом он стал замечать, что у него побаливают глаза. Боль быстро усиливалась, и он уже не пытался читать в полутемных комнатах ночлежки. Плохое питание расшатало весь его организм: оставалось только одно — спать, когда была возможность найти пристанище.

Из-за жалких отрепьев и ужасной худобы Герствуда уже принимали за профессионального бродягу и нищего. Полиция преследовала его, владельцы баров и ночлежек гнали прочь, а пешеходы отмахивались от него, как от назойливой мухи. Получить милостыню становилось все труднее и труднее.

Наконец Герствуд пришел к убеждению, что игра проиграна. Эта мысль завладела им после того, как прохожие один за другим отказывались ему подать — все от него отшатывались.

— Не поможете ли вы мне, сэр? — сделал он последнюю попытку. — Я умираю с голоду.

— А ну тебя! Пошел прочь! — ответил прохожий. — Стану я помогать всякому отребью!

Герствуд засунул в карманы покрасневшие от холода руки. Слезы выступили у него на глазах.

«Это верно, — сказал он себе. — Я теперь отребье! Когда-то я чего-то стоил. Тогда у меня были деньги. Что ж, пора это кончать!»

И с мыслью о смерти он направился к Бауэри.

«Сколько людей лишали себя жизни, — думал он. — Стоит лишь открыть газ — и все кончено. Что мешает и мне так поступить?»

Ему вспомнился ночлежный дом, где за пятнадцать центов сдавались отдельные комнатки-клетушки с газовыми рожками. Казалось, они самой судьбой предназначены были для той цели, которую он поставил перед собой. Но вдруг Герствуд вспомнил, что у него нет пятнадцати центов.

По дороге ему попался упитанный, чисто выбритый джентльмен, который только что вышел из парикмахерской.

— Сэр, будьте так добры, подайте мне что-нибудь, — обратился к нему Герствуд.

Джентльмен оглядел его с головы до ног и стал рыться в кармане в поисках монетки в десять центов. Но там оказались только монеты по пятнадцать центов.

— Возьми, — сказал он, чтобы отделаться от попрошайки, — и проваливай!

Герствуд задумчиво продолжал свой путь. Вид большой блестящей монеты доставил ему удовольствие. Он вспомнил, что с утра ничего не ел, а ночлег можно было найти и за десять центов. Мысль о смерти временно отступила на задний план. Лишь в те дни, когда он не встречал ничего, кроме оскорблений, смерть казалась ему заманчивой.

Однажды в середине зимы ударили лютые морозы. Первый день был серый и холодный, на второй повалил снег. Герствуду не везло: ему удалось раздобыть только десять центов, которые он истратил на еду. Вечером он очутился на бульваре у Шестьдесят седьмой улицы и оттуда повернул в сторону Бауэри. Днем какая-то непонятная жажда скитаний гнала Герствуда все вперед, и он так устал, что теперь едва волочил ноги, шаркая мокрыми подошвами. Он поднял воротник старого пиджака, на голове у него был какой-то потрескавшийся котелок, нахлобученный так низко, что оттопыривались красные уши, а руки он засунул глубоко в карманы.

«Надо сходить на Бродвей!» — почему-то решил он.

Близ Сорок второй улицы уже ярко пылали электрические рекламы. Толпы людей спешили в рестораны. Сквозь ярко освещенные окна роскошных кафе видны были веселые компании. Повсюду мчались экипажи и переполненные вагоны трамвая. Лучше бы ему, усталому и голодному, не приходить сюда. Слишком уж разителен был контраст. Даже в его затуманенной памяти встали видения лучших дней.

«К чему тянуть еще? — пронеслось у него в голове. — Я человек конченый. Довольно!»

Люди оборачивались и дивились его необычайно жалкому и грязному виду. Полисмены провожали его взглядами, следя за тем, чтобы он не приставал к прохожим.

Случайно и бессознательно он остановился у окна большого ресторана с ярко светящейся вывеской. За зеркальным стеклом виднелись пальмы, белоснежные скатерти, сверкающие серебро и хрусталь. И за столиками — веселая толпа. Как ни ослабел рассудок Герствуда, голод все же сильно давал себя знать. Бедняга застыл на месте; бахрома его рваных брюк впитывала в себя грязь с панели.

— Ешьте! — пробормотал он. — Правильно: ешьте! Другим не нужно!

Затем его голос упал до шепота, и он пробормотал, уже забыв то, о чем только что думал:

— Здорово холодно! Дьявольски холодно!

На углу Бродвея и Тридцать девятой улицы пылали выведенные электрическими лампочками слова: «Керри Маденда». Под этой рекламой искрился занесенный снегом тротуар. Яркий свет привлек внимание Герствуда. Он поднял глаза и в огромной золоченой раме увидел афишу, где Керри была изображена во весь рост.

Герствуд с минуту поглядел на афишу, шмыгая носом и передергивая плечом, как будто оно у него чесалось. Он был так измучен, что плохо соображал.

— Это ты! — произнес он наконец, обращаясь к изображению. — Я был недостаточно хорош для тебя, а?

Он стоял, пытаясь думать связно, но это было уже почти невозможно для него.

— У нее денег сколько угодно, — продолжал он. — Пусть она и мне даст немного!

Он направился к боковому входу, но тотчас забыл, что собирался сделать, и остановился, глубоко засунув руки в карманы. Вдруг он вспомнил. Вход для артистов! Вот что ему нужно!

Он подошел к двери и открыл ее.

— Тебе чего? — окликнул его швейцар. Герствуд не двигался с места; тогда швейцар стал его выталкивать. — Пошел вон отсюда!

— Я хочу видеть мисс Маденда, — сказал Герствуд.

— Вот как? — насмешливо протянул швейцар, потешаясь над ним. — Убирайся-ка отсюда поскорей!

Он снова подтолкнул Герствуда к выходу, а у того не было сил, чтобы сопротивляться.

— Я хочу видеть мисс Маденда, — пытался он объяснить, пока его выталкивали. — Я ничего… Я…

Швейцар толкнул его в последний раз и захлопнул дверь.

Герствуд поскользнулся и упал в снег. Он больно ударился, и в нем проснулось смутное ощущение стыда. Он заплакал.

— Собака! — бессильно бранился он, стряхивая снег с продранного рукава. — Грубиян проклятый… Я… у меня когда-то такие, как ты, служили…

Внезапно в нем вспыхнула бешеная злоба против Керри — вспыхнула и тотчас погасла в хаосе сбивчивых мыслей.

— Она должна дать мне денег, чтобы я мог поесть! — произнес он. — Она обязана это сделать.

С безнадежным видом поплелся он по Бродвею, плаксиво прося по дороге милостыню и каждый раз забывая, о чем он только что думал.

Несколько дней спустя, в студеный зимний вечер в ослабевшем мозгу Герствуда определилось твердое решение. Уже с четырех часов над городом стала сгущаться мрачная мгла ночи. Падал густой снег — колючий, хлещущий, подгоняемый быстрым ветром. Улицы на шесть дюймов покрылись холодным, мягким ковром, который вскоре конские копыта и ноги пешеходов взбили в рыхлую бурую массу. На Бродвее шагали люди в теплых пальто и под зонтами. На Бауэри люди плелись с поднятыми воротниками, в шляпах, надвинутых на уши. По первой из этих артерий города дельцы и приезжие спешили в уютные отели. По второй — озябшие толпы двигались мимо грязных лавок, в глубине которых уже горели тусклые лампы. На трамвайных вагонах рано зажглись фонари, а обычные лязг и грохот колес ослаблялись приставшим к ним снегом. Весь город закутался в толстую белую мантию.

А Керри сидела в это время в своих уютных комнатах в отеле «Уолдорф» и читала «Отец Горио». Это произведение Бальзака рекомендовал ей Эмс. Роман был написан так сильно и рекомендация Эмса так много значила для нее, что Керри с огромным интересом поглощала страницу за страницей. Впервые она начала понимать, какой вздор она читала до сих пор. Устав от чтения, она зевнула, подошла к окну и стала наблюдать за нескончаемым потоком экипажей на Пятой авеню.

— Какая скверная погода! — обратилась она к Лоле.

— Ужасная! — ответила маленькая Лола. — Надеюсь, что снегу навалит достаточно, тогда можно будет хоть на санях покататься.

— Ох, Лола! — воскликнула Керри, в памяти которой еще свежи были страдания отца Горио. — Ты только о пустяках и думаешь! А тебе не жалко тех, у кого нет ночлега в такую ночь?

— Конечно, жаль, — ответила Лола. — Но что я могу сделать? У меня и у самой ничего нет.

Керри улыбнулась.

— Тебя мало трогала бы чужая нужда, будь ты даже богата.

— Ошибаешься, — сказала Лола. — Но когда я была в нужде, мне никто ничем не помогал.

— Это ужасно! — снова сказала Керри, глядя из окна на разыгравшуюся метель.

— Посмотри-ка на этого чудака! — смеясь, воскликнула Лола, указывая на поскользнувшегося прохожего. — До чего же глупый вид у мужчин, когда они падают.

— Придется сегодня ехать в театр в карете, — задумчиво сказала Керри.

В вестибюле отеля «Импириэл» только что вошедший Чарльз Друэ стряхивал снег со своего элегантного теплого пальто. Скверная погода рано загнала его домой и одновременно вызвала в нем жажду таких развлечений, которые заставляют забыть о холоде и мраке. Хороший обед, общество интересной молодой женщины и кресло в театре — вот все, в чем он нуждался.

— Хелло, Гарри! — окликнул он молодого человека, сидевшего в одном из удобных мягких кресел. — Как живете?

— Ничего! Жаловаться не могу, — ответил тот.

— Какая дрянная погода!

— Что и говорить! Я вот сижу здесь и думаю, что бы такое изобрести?

— Пойдемте со мной, — предложил Друэ. — Я вас познакомлю кое с кем, спасибо скажете!

— Кто же это?

— Двое девчонок, здесь поблизости, на Сороковой улице. Чудесно проведем время. Вас-то мне и нужно.

— Что ж, возьмем их с собой и поедем обедать! — подхватил приятель Друэ.

— Вот и отлично! — согласился последний. — Подождите, я только схожу наверх и переоденусь.

— Ладно, вы меня найдете в парикмахерской, — сказал Гарри. — Пойду побреюсь.

— Хорошо, — отозвался Друэ и тотчас же направился к лифту, поскрипывая изящными ботинками.

Мотылек по-прежнему порхал, не зная забот.

В купе пульмановского вагона, мчавшегося сквозь метель к Нью-Йорку, сидели трое.

— Первый звонок к обеду! — возвестил официант вагона-ресторана, проходя по коридору и сверкая белоснежным кителем.

— Я больше не хочу играть, — сказала черноволосая красавица, чей высокомерный вид был порожден богатством, и капризным жестом отодвинула карты.

— Может быть, пойдем обедать? — предложил ей молодой муж, одетый по последней моде.

— Нет, есть мне еще не хочется, — ответила жена. — Но играть надоело.

— Джессика, — сказала ее мать, разодетая так, как только допускал ее возраст, — поправь булавку в галстуке! Она все время выползает.

Джессика поправила булавку и, проведя рукой по пышным волосам, взглянула на оправленные в бриллианты часики.

Муж любовался ею, ибо красота всегда имеет над нами власть, как бы она ни была холодна.

— Ну, нам недолго еще терпеть такую погоду! — сказал он. — Через две недели мы будем в Риме!

Миссис Герствуд улыбнулась, уютно устраиваясь в углу купе. Приятно сознавать себя тещей богатого молодого человека, состояние финансов которого она лично проверила.

— А ты думаешь, что пароход отойдет вовремя? — спросила Джессика. — Такая погода не может помешать?

— О нет! — успокоил ее муж. — Для парохода это не имеет никакого значения.

Мимо купе прошел светловолосый молодой человек, сынок какого-то банкира из Чикаго. Он давно уже приглядывался к надменной красавице. Даже сейчас он не постеснялся пристально посмотреть на нее, и Джессика это отлично заметила. Искусно изображая равнодушие, она медленно повернула к окну свою прелестную головку. Но это отнюдь не было вызвано скромностью, присущей молодой жене. Просто ее тщеславие было вполне удовлетворено.

А в это время в одном из переулков, выходивших на Бауэри, перед грязным четырехэтажным зданием, чью некогда темно-желтую окраску сажа и дожди превратили в нечто неописуемое, стояла толпа бездомных и среди них — Герствуд. Толпа нарастала постепенно. Сначала перед запертой деревянной дверью топтались два-три человека в полинявших и мятых фетровых шляпах; не в меру широкие пиджаки отяжелели от талого снега, воротники были подняты. Штаны с бахромой, больше похожие на мешки, свисали над огромными дырявыми башмаками. Они не делали попыток войти и только грузно переступали с ноги на ногу, глубоко засунув руки в карманы и поглядывая то на прохожих, то на зажигавшиеся фонари. С каждой минутой очередь все возрастала. Тут были и седобородые старики с ввалившимися глазами, и люди сравнительно молодые, но изнуренные болезнями, и люди средних лет. Полных не было вовсе. У одного лицо было совсем бескровное, у другого — красное, как кирпич. У того были худые, сутулые плечи, этот ковылял на деревянной ноге, третий был живой скелет, на котором болталась одежда. Повсюду виднелись большие уши, распухшие носы, потрескавшиеся губы и налитые кровью глаза. Во всей этой массе — ни одного нормального, здорового лица, ни одной прямой фигуры, никого, чей взгляд не блуждал бы. Под напором ветра и мокрого снега они спотыкались, напирая друг на друга. Мелькали отмороженные, красные кулаки. У некоторых — жалкое подобие шляпы, отнюдь не защищавшей посиневших ушей. Переминаясь с ноги на ногу, эти люди раскачивались в каком-то жутком ритме.

По мере того как толпа возле двери росла, все чаще и чаще слышались ропот и брань, направленные против кого придется:

— Будь они прокляты! Хоть бы поторопились открыть!

— Посмотрите на фараона! Не спускает с нас глаз.

— Может, они думают, что теперь лето?

— Лучше бы сидеть сейчас в Синг-Синге[7].

Внезапно налетел особенно сильный порыв холодного ветра, и бездомные сгрудились теснее. Толпа колыхалась, двигалась, толкаясь. Тут не было ни злости, ни жалоб, ни угроз. Их мрачное, терпеливое ожидание не облегчалось шуткой или чувством взаимного доброжелательства. Мимо проехала карета, в которой, удобно откинувшись, сидел какой-то джентльмен. Один из бедняков, стоявший у самой двери, обратил на него внимание остальных:

— Взгляните-ка на этого молодчика!

— Ему-то не холодно! — отозвался другой.

— Гей! Гей! Гей! — закричал третий, хотя карета давно уже промчалась.

Понемногу надвигалась ночь. Прохожие спешили домой. Торопливо проходили мимо клерки и продавщицы. Проезжали переполненные трамваи. Ярко горели газовые фонари. В домах ровным красноватым светом засветились окна. Толпа несчастных, голодных людей все еще стояла у двери.

— Что ж, они никогда не откроют, что ли? — раздался чей-то хриплый голос.

Это замечание, казалось, вновь пробудило у всех интерес к закрытой двери. Они глядели на нее совсем как собаки, которые скулят и царапают дверную ручку. Они ежились, моргали, и время от времени слышались то возглас, то грубая брань. Они все ждали, а снег, кружась, все бил им в лицо колючими хлопьями, скоплялся на старых шляпах и костлявых плечах. В центре толпы тепло человеческих тел и пар от дыхания растопляли снег, и вода капала с ободков шляп на озябшие носы; но Герствуду не удалось пробраться в середину, и он, понурив голову и сгорбившись, стоял с краю.

В фрамуге над дверью зажегся свет. Толпа встрепенулась и заволновалась в ожидании. Наконец болты внутри заскрипели, и все насторожились. Послышалось шарканье ног, раздался оклик:

— Эй вы, не напирать!

Дверь открылась. В течение минуты в жутком животном молчании протискивались внутрь человеческие тела. Двигались мокрые шляпы, мокрые плечи, озябшая, рыхлая, хрипло дышащая масса людей ползла между голыми стенами. Затем толпа исчезла, растворившись, словно туман над водой. Было ровно шесть часов. На лицах всех прохожих было написано слово «обед». Но здесь не было и помину об обеде — ничего, кроме коек.

Герствуд заплатил пятнадцать центов и устало поплелся в отведенную ему клетушку. Это была грязная, пыльная каморка с дощатыми стенами. Маленький газовый рожок освещал убогий приют.

— Кхе! — откашлялся Герствуд и запер дверь на ключ.

Он начал, не торопясь, раздеваться. Сняв рваный пиджак, он законопатил им большую щель под дверью. Жилет послужил для той же цели. Старый, мокрый, растрескавшийся котелок он положил на стол. Затем снял башмаки и прилег.

Потом, как будто вспомнив о чем-то, Герствуд встал, завернул газ и постоял спокойно во мраке. Он выждал минуту, ни о чем не думая, а просто колеблясь, потом снова открыл кран, но не поднес спички к рожку. Так он стоял, окутанный милосердным мраком, а газ быстро наполнял комнату. Когда отвратительный запах достиг обоняния Герствуда, он ощупью нашел койку и опустился на нее.

— Стоит ли продолжать? — чуть слышно пробормотал он и растянулся во всю длину.

Наконец-то Керри достигла того, что вначале казалось ей целью жизни или, по крайней мере, венцом человеческих желаний. Она могла любоваться своими нарядами и собственным экипажем, своей обстановкой и счетом в банке. Были у нее друзья — те, кого у нас принято называть этим словом, то есть люди, готовые склоняться перед нею и улыбаться в знак признания ее успеха. Обо всем этом она когда-то мечтала. Было вдоволь и аплодисментов и хвалебных рецензий. Когда эти спутники славы были еще далеки, они казались ей чем-то очень важным и нужным; теперь они стали будничными и потеряли в ее глазах всякий интерес. Она обладала красотой, своеобразным обаянием и все же была очень одинока. В свободные часы она сидела в качалке, напевая и предаваясь мечтам.

В жизни всегда встречаются натуры интеллектуальные и эмоциональные — личности рассуждающие и личности чувствующие. Из числа первых выходят люди действия — полководцы и государственные деятели, из числа вторых — поэты и мечтатели, служители искусства.

Как эоловы арфы откликаются на легчайшее дуновение ветра, так их фантазия отражает все изменения и колебания в мире идеального.

Человечество еще не поняло мечтателя, как не поняло еще и сущности этого идеального. Для мечтателя законы и требования житейской морали слишком строги. Вечно прислушиваясь к зову красоты, чутко внимая взмаху ее далеких крыльев, он готов следовать за ней, пока в долгом пути ему не откажут ноги. Так вот прислушивалась и Керри, так и она мысленно шла за красотой, напевая в своей качалке.

Надо помнить, что выбор того или иного решения в жизни она всегда делала бессознательно. Когда Чикаго впервые смутно обрисовался перед нею, ей казалось, что город сулит ей неизведанные радости, и она инстинктивно, поддавшись влечению своей натуры, ухватилась за него. Люди, изящно одетые, живущие в комфорте, казались ей счастливцами, и потому ее потянуло к такой жизни. Чикаго и Нью-Йорк; Друэ и Герствуд; мир роскоши и мир сцены — все это были лишь эпизоды. Не к ним, а к той жизни, которую они, по ее мнению, олицетворяли, влекло ее. Время показало, что ее представления были ложны.

О, путаница человеческой жизни! Как еще смутно понимаем мы многое! Вот Керри совсем юная — бедная, неискушенная, полная эмоций. Ей хочется всего, что есть приятного в жизни, но она наталкивается на глухую стену. Закон сказал бы: «Прельщайся, если хочешь, приятными вещами, но не приближайся к ним иначе как честным путем!» Приличие сказало бы: «Не добивайся житейских благ иначе как честным трудом!» Но если честный труд скудно оплачивается и изнуряет; если этот путь так длинен, что красоты никогда не достигнешь, только утомишь ноги и сердце; если тяга к красоте так сильна, что человек сходит с прямого пути и ищет дорогу, быстрее приводящую его к предмету мечтаний, — кто первый бросит в него камень? Не злое начало, а жажда лучшего чаще всего направляет шаги сбившегося с пути. Не злое начало, а доброта чаще всего соблазняет впечатлительную натуру, не привыкшую рассуждать.

Керри не была счастлива среди всей мишуры и блеска, которые окружали ее. Когда-то Друэ заинтересовался ею, и она думала: «Теперь я вознеслась на высшую ступень!» Когда-то Герствуд будто открывал перед ней лучший путь, и она думала: «Теперь я счастлива!» Но мир холодно проходит мимо тех, кто не принимает участия в его безумствах, и она осталась одна. Ее кошелек был всегда открыт для всех, чья нужда была особенно остра. Гуляя по Бродвею, Керри больше не думала об элегантности тех, кого она встречала. И только если в их жизни было больше той гармонии и красоты, которые мерцали где-то далеко, тогда этим людям стоило завидовать.

Друэ оставил ее в покое и больше не показывался. О смерти Герствуда она даже не узнала. Черный пароход, медленно отошедший от пристани в конце Двадцать седьмой улицы в свой еженедельный рейс, повез в числе многих других и его тело на кладбище Поттерс-Филд, где хоронят безымянных.

Так окончательно оборвались отношения Керри с этими двумя людьми. Их влияние на ее судьбу объясняется только сущностью ее стремлений. Было время, когда оба они казались ей олицетворением жизненного успеха. Они были для нее носителями всего самого желанного в жизни, полномочными послами комфорта и покоя, с блестящими верительными грамотами в руках. Вполне естественно, что, когда представленный ими мир перестал манить ее, послы получили отставку. И, вернись даже Герствуд в своей былой красе и славе, все равно он уже не прельстил бы Керри. Она узнала, что и его мирок, и ее нынешнее положение не дают счастья.

И вот Керри сидит одна. Глядя на нее, можно было бы немало порассказать об извилистых путях, по которым блуждает в поисках красоты тот, у кого чувства преобладают над рассудком. Разочаровываясь снова и снова, она, однако, еще ждала того желанного дня, когда, наконец, сбудутся ее сокровенные мечты. Эмс указал ей следующий шаг, но, когда она совершит его, нужно будет идти все дальше и дальше вперед.

И вечно она будет видеть впереди сияние великой радости, озаряющее отдаленные вершины жизни.

О Керри, Керри! О, слепые влечения человеческого сердца! «Вперед, вперед!» — твердит оно, стремясь туда, куда ведет его красота. Звякнет ли бубенчик одинокой овцы на тихом пастбище, сверкнет ли красотою сельский уголок, обдаст ли душевным теплом мимолетный взгляд, — сердце чувствует, отвечает, летит навстречу. И только когда устанут ноги и надежда обманет, а сердце защемит и наполнится томлением, знай, что для тебя не уготовано ни пресыщения, ни удовлетворения. В своей качалке у окна ты будешь одиноко сидеть, мечтая и тоскуя! В своей качалке у окна ты будешь мечтать о таком счастье, какого тебе никогда не изведать!

[1]Олдермен — член муниципального совета

[2]Американские паровозы были снабжены небольшим колоколом, звонящим при движении поезда.

[3]В Америке парикмахерские не всегда имеют вывески; их заменяет невысокий полосатый столбик, иногда вращающийся.

[4]непременное условие (лат.)

[5]Таммани-холл — штаб-квартира нью-йоркской организации Демократической партии.

[6]Скэб — презрительное прозвище штрейкбрехера (англ.)

[7]Тюрьма в штате Нью-Йорк.

Если бы Христос воскрес

С позиций уже очевидной в 21веке простоты РЕАЛЬНОГО мира:
религии выдуманы древними талантливыми, по женски хитрыми мужЧИНами-интеллектуалами, для одурачивания молодых парней, несогласных быть рабами-баранами престарелых ЧИНов-маразматиков, непонятными ещё в то время, природными явлениями.
И примерно пять тысячелетий, хитрые религиозные мракобесы-лизоблюды,
спасали безумие власти ЧИНов-маразматиков:
одурачиванием детей НАСИЛИЕМ воспитания БОГО-ЧИНОпочитанием раболепского матриархата, уничтожением инквизицией одарённых природой ГЕНИЕВ, (Сократ, Христос, Бруно..) и искажения их УЧЕНИЙ. Казнями, тюрьмами, бунтами, войнами, революциями,... уничтожались МОЛОДЫЕ ПАРНИ (генофонд здорового человека),
как САМЦЫ-конкуренты престарелым вождям-тиранам, ЧИНовникам, САНовникам, богатеям, мафиози,... и прочим ГОРОДСКИМ маразматикам, мнящим себя козлами-элитой в стаде-государстве рабов-баранов, в детстве одураченных насилием воспитания и обучения, на СТАДНОМ страхе ЧИНопочитания женщин-интеллектуалок (матери, воспиталки, училки, бабушки, тётушки, кумушки..), от природы не имеющих интеллекта развития самца: Дети больше не хотят ждать, пока взрослые перестанут устраивать войны...http://maxpark.com/community/5325/content/1920453

Научная мафия (самые богатые люди планеты), в начале 20 века придумала оружие одурачивания детей и порабощения молодёжи, эффективнее религиозного мракобесия. Она разработала, и всё время совершенствовала, раболепскую образовательную систему (последнее - это введение ЕГЭ), Образовательная система в школах и ВУЗах, построена на принципе утверждённой ЧИНами-маразматиками, программы (утверждённая программа - это догма, которая незыблема) Принцип: выучил, ответил, получил оценку, типа: Ленин жил, Сталин жив, Путин будет жить… Думать в таком процессе запрещено!

Великий физиолог Иван Петрович Павлов (1849-1936) предупреждал: если каким-то органом или его функцией долго не пользоваться (долго не думать), то этот орган за ненадобностью отомрёт.

Из поколения в поколение ЧИНопочитание передаётся и закрепляется на генном уровне. А после школьного заучивания догм, вместо познания ЕСТЕСТВЕННОГО мира, мы уже и не задумываемся над тем, что это является изощрённой формой издевательства над человечеством и природой Земли, ради мусора дензнаков, как и религиозное мракобесие: Урок спасительной МУДРОСТИ ПРИРОДЫ http://maxpark.com/community/4484/content/1742345

Иисус Христос, гениальный мужик-УЧИТЕЛЬ спасительной МУДРОСТИ ПРИРОДЫ, воскресни и появись он сейчас, удивится нашей слепоте запуганных ЧИНопочитанием матери, рабов-баранов, и скажет: Вы уже 20 веков служите безумию власти ЧИНов-маразматиков, про которых я сказал что это не плохие, а БОЛЬНЫЕ люди!И я пошёл на страшную смерть на кресте в надежде что вы прозреете и дадите покой больным чиновникам и сановникам, погрязшим в "сребролюбии" разврате, роскоши, преступности, войнах, революциях, разграблении природных ресурсов.., т.е. перестанете требовать у них права на СВОБОДУ, которую у вас в детстве отнимает раболепский, алкогольно-табачный матриархат,НАСИЛИЕМ воспитания и обучения на СТАДНОМ страхе бого-ЧИНопочитанияПослушайте вольнодумство МУЖИКА-добродетеля, и своими глазами увидите СПАСИТЕЛЬНУЮ, деревенскуюМУДРОСТЬ ПРИРОДЫ - И С Т И Н У , и истина даст вам СВОБОДУ!!

«Тогда сказал им Иисус, если пребудете в Слове Моём, то вы истинно Мои ученики И познаете Истину, и истина сделает вас свободными от мракобесия ЧИНопочитания»Иоанн 8 глава 31, 32 стих.

И как воскресший спаситель, я прошу, я умоляю всех людей, распространяйте в инете, в школах, ВУЗах, в СМИ.., уже очевидную в 21веке, спасительную простоту мироздания, спасайте природу Земли от ВООРУЖЁННОГО безумия городских чиновников-коррупционеров, и здравомыслие детей - от раболепского маразма ЧИНопочитания устаревшего алкогольно-табачного матриархата

Матушка наша ПРИРОДА гибнет и дети больше не хотят ждать, пока взрослые перестанут устраивать войны, убивать друг друга, драться за власть и энергоресурсы, загрязнять реки, уничтожать заповедные леса, создавать смертоносное оружие, АЭСы, компьютерные зомбо-программы, производить алкоголь, сигареты, наркотики...

Вы, взрослые, заражены женским сребролюбием и раболепским ЧИНопочитанием и уже не сможете жить ВОЛЬНО, по человечески, но можете прекратить одурачивание детей женским воспитанием, школьным мучением, и во всех школах мира, ввести уроки ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ, вместо политического, религиозного, компьютерного мракобесия, на основе уже очевидной в 21 веке, деревенской МУДРОСТИ ПРИРОДЫ- Зачем нам умные дети http://maxpark.com/community/1851/content/1970597

Михаил Рубаник # написал комментарий 5 мая 2013, 18:39

Спасибо Иван. Хорошая статья . Все верно Воюют с Природой и Богом а хотят благ от своих небесных родителей но получат кровавые розги через 88 дней начнется третья мировая война.

Иван Алешков # ответил на комментарий Михаил Рубаник 5 мая 2013, 21:25

Сегодня мой 59день рождения, друг Михаил, случайно совпавший с днём мифического воскрешения Христа, и если вникнуть в мою писанину и прозреть от раболепского бого-ЧИНопочитания:

«Тогда сказал им Иисус, если пребудете в Слове Моём, то вы истинно Мои ученики И познаете Истину, и истина сделает вас свободными от мракобесия ЧИНопочитания» Иоанн 8 глава 31, 32 стих

то можно увидеть что воистину воскрес 59лет назад,

и наконец-то объяснил спасительную деревенскую МУДРОСТЬ ПРИРОДЫ:

Зачем нам умные, здоровые дети ссылка на maxpark.com

А полвека назад об этом ГЕНИАЛЬНО сказал Порфирий Корнеевич Иванов

(ссылка на poiski-s.narod.ru )

"Умирать все умеют, надо жить научиться".

"Я прошу, я умоляю всех людей: становись и занимай свое место в природе, оно никем не занято и не покупается ни за какие деньги, а только собственными делами и трудом в природе себе на благо, чтобы тебе было легко".

Михаил Рубаник # ответил на комментарий Иван Алешков 5 мая 2013, 21:51

Иван поздравляю тебя с днем рождения . Желаю крепкого здоровья и удачи во всем. Спасибо за тему.

Иван Алешков # ответил на комментарий Михаил Рубаник 6 мая 2013, 08:08

Извини дурака друг Миша, но если ты пишешь "спасибо за тему", при чём здесь день рождения:

тема то "Христос воскрес" которого ждали настоящие христиане планеты 20 веков!!!

и пожелания здоровья, здоровому человеку выглядит как - чтоб ты заболел и умер,

а пожеланеи удачи добродетелю, познавшему истину и нашедшему своё место в природе,

это чёрная лизоблюдская зависть неудачника, в детстве одураченного страхом бого-ЧИНопочитания раболепского матриархата:

При жизни на Иванова показывали пальцем и смеялись,на годы засаживали в камеры и спецлечебницы, немецкие и советские оккупанты из интереса обливали ледяной водой на морозе

а в конце его жизни власти запретили вообще выходить за калитку дома

Испытал ли кто больших мучений за свое стремление помочь людям и при этом не озлобиться?

Как любой земной Бог он был окружен стеной злобного непонимания!

Такими примерами невежества современников ГЕНИЯ, кишит вся история развития цивилизации, и нет ни одного примера полного признания гениальности при жизни

А гениальность всегда случайна ссылка на maxpark.com

и ни Христос, ни Иванов, ни ванька Дурак, в этом НЕ виноваты

мужики-профессиона­лы овцеводы, ещё в древности заметили что стадом овец и баранов,
легко управлять, если использовать вожаком - козла,
который относится к нестадному виду парнокопытных, в отличии от стадных овец, которых пасти очень трудно: они шарахаются внутрь стада ­от пастуха, создавая панику, в отличии от козла, которого они принимают за вожака и видя его спокойствие сами успокаеваются.

По этому козла используют даже на скотобойнях, для подачи партий овец и баранов из загона на живодёрню,
точно так же как солдат, в детстве обараненных матриархатом,
ведут на войны-скотобойни маразматики сталиногитлеры-кутузо­вожуковы,
для уничтожения МОЛОДЫХ И СИЛЬНЫХ самцов (генофонд здорового человечества),
как конкурентов по женски хитрым и слабым престарелым ЧИНам-маразматикам в кремлях, белых домах, пентагонах, ООНах, церквах, дворцах, офисах...., мнящих себя козлами-элитой в стаде рабов-баранов и сексрабынь-овечек

А единственный путь МИРНОГО спасения,

от 50векового ига БЕЗУМИЯ власти, раболепского матриархата,

уже ОЧЕВИДЕН ­ в миллиардылетней МУДРОСТИ ПРИРОДЫ описан в моем блоге,

но забалтывается СМЕШНЫМИ бабскими глупостями высокообразованных интеллектуалов

с атрофированными в школе и ВУЗе мозгаими http://samlib.ru/n/n­ikolaew_s_a/dumaemlim­y-1.shtml

и запуганных СВЕТОМ МИРНОГО РАЗВИТИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ

И тщетно твердить баранам, про ВОЛЮ,как цель борьбы,

Не раб порождён тираном,- тиранов родят рабы!

А в рабов-баранов превращаем детей НАСИЛИЕМ воспитания и обучения,

основанном на страхе ЧИНопочитания матери

и лживого словесносубьективного­ мировосприятия хитрых маразматиков,

мнящих себя козлами-элитой, в СТАДЕ-государстве рабов-баранов ГЕНИАЛЬНО описанных в Истории одного города Салтыкова Щедрина.

Позновайте бытиё и принимайте http://maxpark.com/community/4061/content/1922893

Иисус Христос (один из моих ГЕНИАЛЬНЫХ учителей), появись он сейчас,

удивится нашей слепоте запуганных ЧИНопочитанием матери, рабов-баранов,

и скажет:
Вы уже 20 веков служите безумию власти ЧИНов-маразматиков, про которых я сказал что это не плохие, а БОЛЬНЫЕ люди, (больным нужен покой)
и я пошёл на страшную смерть на кресте в надежде что вы прозреете и дадите покой больным чиновникам и сановникам, погрязшим в «сребролюбии» разврате, роскоши, преступности, войнах, революциях, разграблении природных ресурсов.....
т.е. перестанете требовать у них права на СВОБОДУ,
которую у вас в детстве отнимает раболепский, алкогольно-табачный матриархат,
НАСИЛИЕМ воспитания и обучения на СТАДНОМ страхе бого-чинопочитания, превращая всех в домашнюю скотину семейного и служебного рабства, способную пить, курить, наркоманить, насиловать, грабить, убивать, воевать, ВАЛЯТЬ ВАНЬКУ... угробляя всегда одиноких ГЕНИЕВ

Послушайте деревенского мужика Ивана-Чудотворца, и своими глазами увидите СПАСИТЕЛЬНУЮ миллиардылетнюю МУДРОСТЬ ПРИРОДЫ -
И С Т И Н У ,
и истина даст вам СВОБОДУ!!!

Деревенская мудрость природы http://gidepark.ru/community/2890/content/924465

А его НОВЕЙШЕЕ 66 ЧУДО -

Улыбка автолюбителя http://gidepark.ru/community/politedriver.ru/content/940425

спасёт тысячи жизней снижением дтп, благодаря замены устаревших светофоров, световой надписью «УСТУПАЮ» в верхней части лобового стекла автомобиля.

И проект №46, Деревенская мудрость природы в МИРНОМ освоении космоса http://gidepark.ru/community/8/article/411668 избавит:

от неудачных запусков прогрессов фобос-грунтов и захламления Земли ядовитыми остатками разгонных ступеней ракетоносителей.

Добавлю некоторые исторические факты, подтверждающие простоту РЕАЛЬНОГО мира:

Моисей (основатель иудаизма): - преследовался Египетским фараоном и затем, все 40 лет встречал злой ропот и полное недоверие своего еврейского народа; подвергался соплеменниками моральным притеснениям, когда распространял свое учение среди своих.

Он 40 лет спасал людей не маннами небесными, а своими УЧЕНИЯМИ МУДРОСТИ ПРИРОДЫ,
и как самец-ВОЖАК в дикой природе:
ЛИЧНЫМ ПРИМЕРОМ показывал способы выживания.
Поэтому небыло раболепского маразма ЧИНопочитания, НАСИЛИЯ, лизоблюдства, оружия...
Все люди были абсолютно СВОБОДНЫ, и держались вместе чтобы выжить и найти землю обетованную...
Недовольны были только мужЧИНы-маразматики, одураченные в детстве раболепским матриархатом, мечтавшие стать вождями-козлами, превратив народ в стадо рабов-баранов.
Сговариваясь как хитрые интеллектуалки, коллективно пытались оклеветать или уничтожить Моисея,
но суровые условия в пустыне, в которых мог выжить только мужик-оптимист,
и природная добродетель самца, - спасти соплеменников,
помогли ГЕНИЮ избежать расправы завистников.

И дети выросшие за 40 лет жизни без СТРАХА ЧИНопочитания матери, до сих пор дают СВОБОДОЛЮБИВОЕ ПОТОМСТВО,
В этой среде вырос рождённый одарённым, Иисус Христос, сохранив природное СВОБОДОЛЮБИЕ и одарённость ГЕНИЯ, от раболепского маразма ЧИНопочитания,
Его прогрессивное вольнодумство,
вызвало ненависть современников, одураченных матриархатом,
и страх городских ЧИНов-маразматиков, мнящих себя козлами в стаде рабов баранов,
что и явилось причиной предательства и зверской публичной казни – распятием на кресте.
А народная мудрость:
Что имеем НЕ храним, потерявши плачем!
Заставила создать миф о его воскрешении, и вознесении на небо….
И через сотни поколений, евреи трудно поддаются порабощению,
по этому их ненавидят запуганные ЧИНопочитанием интеллектуалы,
боялись и уничтожали тираны-маразматики типа Сталина и Гитлера.

Иисус Христос(основатель христианства): - был злобно оклеветан иудеями и казнен мучительной позорной смертью, как еретик и злостный бунтовщик.
Джордано Бруно великий итальянский мыслитель, выступил против религиозных догм в поддержку системы мироздания Коперника. Был обвинён инквизицией за утверждение что Земля не центр мира, после семилетнего тюремного заключения не отрёкся от своих убеждений и был сожжён на костре.

Иван Ползунов, гениальный изобретатель и создатель парового двигателя, потратил здоровье на преодоление маразма чиновников, умер в 37 лет и все его наработки были уничтожены запуганными чинопочитанием лизаблюдами, и ни как не способствовали техническому прогрессу. Этот маразм борьбы с вольнодумством ГЕНИЕВ очевиден и в наши дни: прославленный Алт.ГТУ им Ползунова, за всю историю существования не поддержал ни одного опального изобретателя, кроме давно умершего Ивана Дурака Ползунова, чия фамилия используется для одурачивания молодёжи и написана на памятнике перед главным корпусом университета.. А поскольку портрета Ползунова нету, и ни кто не знает где его схоронили запуганные современники, в качестве памятника слепили просто мужика с каким то механизьмом.

Иван Кулибин изобрёл водоходное судно, способное двигаться против течения и спасти крестьян Поволжья от каторжного бурлацкого оброка. Но крестьянин не пойдя в бурлаки после посевной, проживёт на своем подворье и ни деньги ни власть ему не нужны. Купцам это потеря прибыли от бурлаков как потребителей питания и одежды, а чиновникам потеря денежного оброка с крестьян, которым деньги на земле-кормилице не нужны. По этому после успешных испытаний судно было продано на дрова, а чертежи исчезли в царской канцелярии, куда Иван Дурак их отправил с просьбой обнародовать для смекалистых народных механиков.

Рудольф Дизель гениальный немецкий изобретатель обнаружил нагрев воздуха при сильном сжатии, до температуры поджигающей дешёвое топливо и создал дизельный ДВС. Но в родной Германии его изобретение не нашло применения и не обладая чувством юмора русского мужика, он покончил жизнь самоубийством в 54года.

Николай Вавилов Обосновал учение об иммунитете растений, открыл закон гомологических рядов в наследственной изменчивости организмов. Внёс существенный вклад в разработку учения о биологическом виде. Под руководством Вавилова была создана крупнейшая в мире коллекциясемян культурных растений. Он заложил основы системы государственных испытаний сортов полевых культур. Сформулировал принципы деятельности главного научного центра страны по аграрным наукам, создал сеть научных учреждений в этой области.

Погиб в годы сталинских репрессий. На основании сфабрикованных обвинений был арестован в 1940 году, в 1941 году — осуждён и приговорён к расстрелу, который впоследствии был заменён 20-летним сроком заключения. В 1943 году умер в тюрьме. В 1955 году посмертнореабилитирован.

Виктор Шаубергер в конце своей жизни опального изобретателя (1885-1958),горько заметил:

«Я вернусь в свой лес, чтобы умереть там в мире. Вся наука со всеми ее прихвостнями есть всего лишь шайка воров, которую дергают за нитки, как марионеток, и заставляют плясать под любую мелодию, которая выдает своего хорошо прячущегося рабовладельца за необходимость».

Порфирий Иванов При жизни на Иванова показывали пальцем и смеялись, на годы засаживали в камеры и спецлечебницы, немецкие оккупанты и советские врачи из интереса обливали ледяной водой на сильном морозе, а в конце его жизни власти запретили вообще выходить за калитку дома. Испытал ли кто больших мучений за свое стремление помочь людям и при этом не озлобиться? Как любой земной Бог он был окружен стеной злобного непонимания,

Такими примерами невежества современников ГЕНИЯ, кишит вся история развития цивилизации, и нет ни одного примера полного признания гениальности при жизни. С позиций уже очевидной простоты мироздания это объясняется естественным соперничеством самцов, и стадным страхом чинопочитания, навязанным в детстве раболепством матери-интеллектуалки, от природы лишённой интеллекта развития самца

С позиций уже очевидной простоты мироздания, любая инновация, всегда

противоречит интересам бизнеса и власти, ибо приводит к удешевлению товаров или услуг. А денег нарисовано столько, что их катастрофически некуда девать, по этому цены на всё растут во всём мире, банки все переполнены, миллиардеров развелось тысячи, и природа уничтожается безжалостно только ради денег, типа вырубки Химкинского леса для строительства устаревшей и не нужной благодаря изобретению СТС Юницкого, но зато ПЛАТНОЙ автострады....

Спасение Химкинского леса http://gidepark.ru/community/1930/article/361186

И горящие леса, торфяники, деревни, дома.., гибнущие люди…...., - "оправдывают" высокие зарплаты бессмысленной МЧС, и пофигу задыхающиеся в дыму горожане, опустынивание планеты, страдания погорельцев, ухудшение климата…., - главное "освоить" рубли.... которые усердно рисует манетный двор и фальшивоманетчики добавляют примерно 20%.

Спасение климата планеты http://gidepark.ru/community/603/content/942657

И одарённый природой технарь (талантливый изобретатель),- это всегда "паршивая овца" в стаде баранов (интеллектуалов-бездарей), мнящих себя элитой и больных неизлечимым прогрессирующим маразмом страсти к наживе (хапать и хапать).....По этому все новейшие технологии в мирной жизни, отстают от проектов опальных изобретателей на 10-50 лет, и находят признание только после смерти ГЕНИЯ…Только из-за морально и физически устаревшей техники у нас тонут карабли, разбиваются самолёты, падают прогрессы и фобосы угробляется экология и гибнут люди.

А из-за прогресса раболепского воспитания и обучения детей на СТАДНОМ страхе богочинопочитания алкоголльно-табачного матриархата, во всех странах

растет детский алкоглизм, наркомания, табакокурение,игромания, СУИЦИД

и только за последнюю неделю в России спрыгнули с высоток пятеро подростков, не выдержав прогресса раболепского маразма матерей-интеллектуалок