Скласти програму обчислення значення функції, починаючи їз заданої точки.

Дата добавления: 2015-09-19; просмотров: 900

Этого человека звали Леопольд Вальтер Хайнрик, по национальности — немец. Подозревался он почти в любом серьезном преступлении, которое можно придумать. Серьезные — я имею в виду серьезные. Он не срезал сумки, не был шулером. Его подозревали в работе на мировые террористические группы, в основном с арийской направленностью. Это не значит, что он никогда не брал денег у людей, которые действовали не для того, чтобы сделать мир удобнее для расистов, но предпочитал он работать на расистов. Он был замешан в том направлении шпионской деятельности, которое помогает светлокожим либо остаться у власти, либо получить власть над людьми с менее светлой кожей.

В деле был список известных сообщников, некоторые с фотографиями. Часть снимков была по качеству как фотографии на кофейной кружке, но в основном — зернистые факсы фотографий наблюдения. Лица в профиль, лица людей, снятых во время посадки в машину, входа или выхода из здания в далеких странах. Как будто эти люди знали, что их фотографируют, или боялись, как бы этого не случилось. Были там два лица, к которым я возвращалась — двое мужчин, — один в профиль в шляпе, другой смотрит в камеру, но лицо смазано.

О'Брайен встала рядом со мной, разглядывая две фотографии, отложенные мной на край стола.

— Вы их узнаете? — спросила она.

— Не уверена.

Я потрогала края фотографий, будто от этого они станут реальнее, выдадут мне свои тайны.

— Вы все время к ним возвращаетесь.

— Я знаю, но не то чтобы они мне знакомы. Скорее будто я их где-то видела. И недавно. Не могу сообразить, но знаю, что видела их или людей, очень на них похожих.

Я всмотрелась в зернистые изображения, серо-черно-белые, составленные из точечек, будто это был факс с факса с факса. И кто знает, откуда взялся оригинал?

О'Брайен вроде бы прочла мои мысли, потому что сказала:

— Вы работаете с факсами, сделанными с плохих фотографий наружного наблюдения. Здесь их мать родная не узнает.

Я кивнула, потом взяла ту, на которой был крупный темноволосый мужчина. Он садился в машину. За спиной его был какой-то старый дом, но архитектуру я не изучала и это ничего мне не говорило. Человек смотрел вниз, будто боясь оступиться при сходе с тротуара, и я даже не видела его спереди.

— Может, если бы я увидела снимок анфас... или это все, что у них есть?

— Они нам прислали все — так они сказали. — Судя по выражению ее лица, она не до конца в это верила, но приходилось довольствоваться тем, что есть. — Они еще весьма обеспокоены, что в Штатах могут оказаться и друзья Хайнрика. Мы собираемся раздать пачку фотографий всем патрульным с указанием наблюдать и докладывать, но не пытаться задержать.

— Вы думаете, они опасны? — спросила я.

Она посмотрела на меня недоуменно:

— Вы же читали дело Хайнрика. Разве вы сами так не думаете?

Я пожала плечами:

— Да, пожалуй. — Я снова перешла к списку известных контактов. — Ни одно имя мне ничего не говорит.

Я закрыла папку и положила ее позади двух фотографий. На этот раз я взяла вторую, ту, где был светловолосый. На фото волосы казались белыми. Или белокурыми, но очень светлыми. Фона, по которому можно было бы определить его размер, не было. Снимок во все лицо, близко, и виден только торс. Человек стоял, опираясь на стол в момент разговора. Эта фотография была лучше, подробнее, но я все равно его не узнавала.

— Это снято скрытой камерой наблюдения?

— Почему вы так думаете?

Я пододвинула ей фотографию.

— Во-первых, необычный ракурс, будто камера на уровне бедер. Обычно никто с бедра не снимает. Во-вторых, он разговаривает, но в камеру не смотрит, а это слишком естественно. Я бы поставила приличные деньги, что он не знал о съемке.

— И могли бы выиграть. — Она взяла у меня фотографию и стала рассматривать, стараясь подобрать удачный ракурс. — А какая разница, как снимали?

Ее глаза стали вежливо-холодными — глаза хорошего копа, подозрительного и желающего узнать то, что знаю я.

— Понимаете, я видела, как вы тут пытались допрашивать Хайнрика и его приятеля. Как заевшая пластинка. Можете их продержать семьдесят два часа, но они каждую минуту будут повторять именно это.

— Согласна.

— Мы могли бы взять их на пушку. Сказать Хайнрику, что его друзьям следовало бы лучше следить за обстановкой. Тут неясно, где сделаны снимки. Блондин просто в комнате, не более того.

О'Брайен покачала головой:

— Мы пока еще мало знаем, чтобы брать на пушку.

— Если бы я вспомнила, где я этих типов видела, можно было бы попробовать.

Она посмотрела на меня, будто я наконец-то сделала что-то, заслуживающее интереса.

— Можно было бы, — сказала она осторожно.

— И даже если я не вспомню... если семьдесят два часа начнут кончаться, отчего бы нам не сблефовать?

— Зачем? — спросила она.

Я скрестила руки на груди, подавив желание обхватить себя за плечи.

— Потому что я хочу знать, зачем этот гад за мной следил. А если ему нужна не я лично, тогда я еще сильнее буду волноваться за Сент-Луис в целом.

— Это почему? — нахмурилась она.

— Если Хайнрик и его команда приехали вообще в город, то дело пахнет терроризмом. Наверное, еще с расовым уклоном. — Я коснулась пальцем папки. — Хотя он пару раз работал для людей иной масти, так сказать. Интересно, как он это обосновал своим друзьям-расистам?

— Может быть, он просто наемник, — предположила О'Брайен. — Может, это случайно он работает чаще на белых расистов. У них были деньги, когда ему они были нужны.

Я подняла на нее глаза:

— И вы в это верите?

— Нет, — улыбнулась она. — А вы, Блейк, мыслите как коп, в этом надо отдать вам справедливость. Не ожидала.

— Спасибо. — Я восприняла это как очень высокую похвалу, как оно и было.

— Нет. Птица, что ходит как утка и крякает как утка утка и есть. По его досье видно, что он — белый расист, который не брезгует брать деньги у тех самых людей, которых желает уничтожить. Он расист, но не фанатик.

— Наверное, вы правы, — кивнула я.

Она посмотрела на меня пару секунд, потом кивнула, будто пришла к решению.

— Если семьдесят два часа подойдут к концу, можете приходить, и попробуем брать на пушку, но для этого нам бы стоило иметь пушку получше двух зернистых фотографий.

Я кивнула:

— Согласна. Я изо всех сил постараюсь что-нибудь вспомнить до того, как мы пойдем тянуть льва из логова за бороду.

— Тянуть льва из логова за бороду? Какую это книжку вы недавно прочитали?

Я покачала головой:

— Мне читают вслух друзья. Если книжка без картинок, я почти ничего не могу в ней понять.

Она еще раз на меня посмотрела, наполовину с раздражением, а наполовину пытаясь скрыть улыбку.

— Что-то я сомневаюсь, Блейк.

На самом деле мы с Микой и Натэниелом читаем друг другу по вечерам по очереди. Мика был потрясен, узнав, что ни я, ни Натэниел не читали «Питера Пэна», и с него мы начали. А я потом узнала, что Мика не читал «Паутинку Шарлотты». Натэниел в детстве читал сам себе книжки, но ему никто никогда не читал вслух. Он не мог вспомнить ни одного такого случая. Только это он и сказал, что не может вспомнить, как ему читают книжку, но такая фраза говорит больше целых томов. Так что мы стали читать друг другу по очереди — такой ритуал отхода ко сну, более домашний и почему-то даже более интимный, чем секс или кормление ardeur'a. Любимые детские книжки читаешь не тем, с кем трахаешься, а тем, кого любишь. Вот опять это слово — «любовь». Кажется, я не очень понимаю, что оно значит.

— Блейк! Блейк, вы еще здесь?

Я заморгала и поняла, что О'Брайен обращается ко мне, а я не слышу.

— Извините, я, кажется, задумалась.

— Кажется, не о самых приятных вещах.

Что тут скажешь? И приятных, и неприятных, как вся моя личная жизнь. А вслух я произнесла:

— Извините. Меня малость нервирует, когда у меня на хвосте висит тип вроде Хайнрика.

— У вас был не испуганный вид, Блейк. У вас был вид человека, слишком глубоко задумавшегося.

— За мной гонялись наемные убийцы, бывало, но не террористы с политическим уклоном. В том, чем я занимаюсь, близко нет политики.

Уже произнося эту фразу, я знала, что она неверна. Есть два вида политики, в которых я увязла по уши: меховая и вампирская. Блин, а что, если его наняла Белль? Нет, как-то не складывается. Я слишком тесно соприкасалась с ней разумом, она все еще думает, что может мной овладеть. А то, чем она собирается править или пользоваться, она уничтожать не станет.

Ричард все еще разгребал ту политическую неразбериху, которую устроил в стае своей попыткой установить демократию. Всеобщее, равное и так далее. Ни черта не вышло, потому что он забыл сохранить за собой президентское вето. Он — Ульфрик, царь волков, и сам выхолостил свой пост, а теперь никак не мог восстановить уважение и основу власти, в которой нуждался. Я ему помогала, но часть стаи считала мое вмешательство еще одним признаком его слабости. Блин, да и сам Ричард так считал.

Но сейчас, насколько я знала, никто не пытался наезжать на стаю Ричарда. Соседние стаи решили держаться подальше, пока пыль не осядет. В стае никого не было, кто мог бы бросить ему вызов за пост вожака, кроме Сильвии, а она этого не делала, потому что к Ричарду хорошо относилась и не хотела ставить себя перед необходимостью его убивать. Если бы Ричард не боялся того, что может устроить Сильвия, став Ульфриком, он бы мог и так уступить ей, но он знал, и Сильвия не скрывала, что ее первым приказом было бы убить всех, подозреваемых в нелояльности. Таких могло бы набраться до двух дюжин, и Ричарду этого не хотелось. Но Сильвия, будь у нее проблемы, пришла бы прямо ко мне. А значит...

Я посмотрела на О'Брайен. Она вглядывалась в меня, пытаясь прочесть мои мысли. Я не знаю, что она увидела у меня на лице. Сегодня я была не в лучшей форме.

— Выкладывайте, Блейк, — сказала она.

Я решила, что полуправда будет лучше, чем ничего.

— Я подумала, что есть один вид политики, в котором я участвую.

— И это?

— Вампиры. У меня тесные связи с Мастером города Сент-Луис. Не думаю, что Хайнрик сознательно стал бы работать на вампира, но он мог этого не знать. Такую работу обычно заказывают через посредника, и никто никого не видит в лицо.

— А с чего это какому-нибудь вампиру взбрело бы в голову вас убивать за то, что вы встречаетесь с Мастером города?

Я пожала плечами.

— В последний раз, когда меня пытались убить, то именно по этой причине. Они считали, что это ослабит... Мастера, отвлечет его внимание.

Она перегнулась через стол, скрестив руки на животе.

— И вы думаете, что так оно и на этот раз?

Я сдвинула брови и покачала головой.

— Не знаю. Не думаю, но никакая другая политика мне в голову не приходит.

— Я занесу в дело и передам по команде. Можем вам предложить защиту полиции.

— У вас на такие вещи выделены средства?

Она улыбнулась, но не так чтобы радостно.

— У Хайнрика в досье есть слово «террорист». Поверьте мне, в наше время это страшное слово позволит мне поставить на вашу защиту кодлу здоровых мужиков.

— Не следует ли говорить «людей»? — спросила я, глядя ей прямо в глаза.

Она фыркнула:

— В гробу я видала эту политкорректность, да и вы, кажется, тоже.

— Извините, не устояла против искушения.

— К тому же вы достаточно давно работаете с полицией и знаете, что это обычно именно мужики.

— Увы, это правда.

— Так как насчет полицейского сопровождения или наблюдения?

— Дайте мне подумать, — попросила я.

Она встала, опершись руками на стол. Надо мной она не нависла, но все-таки была высокой.

— А почему вы не хотите нашей защиты, миз Блейк?

— Я могла бы получить копию доклада?

Она улыбнулась, но не слишком приветливо:

— Подайте запрос, и я не сомневаюсь, что через день-другой он будет удовлетворен.

— А нельзя просто снять ксерокс?

— Нельзя.

— Почему?

— Потому что вы отказываетесь от защиты полиции, а значит, что-то скрываете.

— Может быть. Но если вы мне дадите копии фотографий, я, быть может, их смогу идентифицировать.

— Как?

Я пожала плечами:

— У меня есть каналы.

— И вы думаете, что у этих каналов разведка лучше государственной?

— Скажем так: я знаю их мотивы и приоритеты. Но не могу сказать того же о сотрудниках всех ведомств моего правительства.

Мы несколько секунд поиграли в гляделки.

— Я не буду с вами этого обсуждать.

— Хорошо. Так можно мне хотя бы получить копии фотографий?

— Нет. — Ответ прозвучал окончательным.

— Вы себя ведете по-детски.

Она улыбнулась — скоре даже оскалилась.

— А вы что-то прячете. И если оно вдруг вынырнет и развалит все расследование, я добьюсь, чтобы вам это стоило таблички.

Я хотела сказать «попробуй, посмотрим», но промолчала. Слишком недавно была у меня табличка, чтобы я знала, на чем ее можно потерять, а на чем нет. Надо будет поинтересоваться поподробнее.

— Я слишком мало знаю, зачем Хайнрик за мной следил, чтобы скрывать что бы то ни было, О'Брайен.

— Вы это уже говорили.

Я встала со вздохом.

— Ну ладно.

— Всего хорошего, Блейк. Обращайтесь к вашим каналам, и посмотрим, что вам это даст. А я буду действовать через правительство и Интерпол. — Она подчеркнуто пожала плечами. — Назовите меня старомодной.

— Если вам так хочется.

— Идите, Блейк.

И я ушла.