Тема 9. Правове становище господарських товариств в АПК.

Дата добавления: 2015-09-19; просмотров: 709

Между дверьми, в затененной середине комнаты, на возвышении стоял массивный железный стул с высокой, прямой спинкой, а на стуле сидел, сцепив в замок узловатые морщинистые пальцы, старик, на вид древний, как неизвестно, что, и такой бледный и сухой, что, кажется, рассыплется прахом, стоит к нему прикоснуться. В укрытой серой пылью и паутиной одежде можно было различить проблески золотой нити и бисерной вышивки. При этом размеров старик оказался немаленьких, что впечатляло.

Мертвый он, что ли? Или уснул? Уснул во сне?

Никс понимала, где находится. Это снова был морок – никаких сомнений, тот самый действительный сон, куда ее снова угораздило провалиться. На секунду ей вспомнился костер и берег моря, желтый песок, белые пальцы Рейнхарда, узкая, словно лезвие, улыбка Берсы, карие, топкие, цепкие глаза Тихомира, теплое пламя, послушное, словно собственные руки, и... холодный камень, солнечный кинжал вместо привычного прирученного огня, вычурный шелк и гулкое эхо в неизмеримой, неведомой темноте.

Никс оглянулась по сторонам. Кроме старика в комнате был еще стол, квадратный, железный, с деревянной крышкой. Сверху, поддерживаемая облупившимися, когда-то позолоченными механическими держателями вроде вычурных треног с поршнями, стояла огромная неправильная сфера из зеленого стекла, прозрачного наверху и мутного внизу. В стекле, ближе к верху, было круглое отверстие.

Никс, засмотревшись, так и не смогла предположить, что это такое.

А когда обернулась к стрику, оказалось, что он уже тоже смотрит на нее.

Блеклые водянистые глаза оказались живыми.

– Приветствую тысяча первого посетителя королевской пророческой библиотеки при Башне Тайны, – произнес старик ровным бархатистым голосом, – назовите, пожалуйста, полное имя, пол, возраст, гильдию, если есть, и предъявите документ, удостоверяющий, что у вас наличествует доступ к содержащейся здесь информации.

Никс растерянно замерла. Не веря тому, что услышала, переспросила:

– Б... библиотека Башни Тайны?..

– Приветствую тысяча первого посетителя королевской пророческой библиотеки при Башне Тайны, – повторил старик, не меняясь в лице. – Назовите, пожалуйста, полное имя, пол, возраст, гильдию, если есть, и предъявите...

И он повторил свою прошлую речь слово в слово.

Никс поглубже вдохнула для храбрости.

– Никола Константиновна Рэбел, восемнадцать лет, пол женский, гильдия элементалистов. Документов нет, все, что есть – вот только этот нож, и все, – она продемонстрировала старику солнечный кинжал, держа его за рукоять, острием вниз.

Глаза старика чуть дрогнули, вдруг ожив, и стало понятно, что до этого он недвижно смотрел в одну точку.

– У вас есть традиционное право задать три любых вопроса и ожидать истинный ответ на них, кроме вопросов, перечисленных в дополнении три, тринадцать, восемь к Заповеди Неугомонного Сердца. Удостоверьтесь, что задаете желаемые вопросы. Удостоверьтесь, что сформулировали вопросы корректно. Спрашивайте.

Он механический, что ли? А выглядит, как живой.

Никс потопталась на месте, взвешивая «за» и «против».

Ни о каком дополнении под таким номером к Заповеди Никола не слышала. Она вообще не слышала о дополнениях, да и саму Заповедь Неугомонного Сердца знала так себе. Если старик не врет и ответы, которые он может дать, истинны... то надо быть крайне аккуратной. Конечно, все получается более чем странно.

Доступ в библиотеку через живого человека?.. С другой стороны, эта библиотека в мороке, и это библиотека пророков. Мало ли, как там оно у них было. Кто ж их знает теперь. Может быть, это – нормально.

Она, конечно, ждала полок, книг, свитков, на худой конец. Чтобы сесть, чтобы искать... а тут...

Старик смотрит вперед, не на нее, куда-то за плечо, и взгляд его неподвижен.

Где-то там, за стенами башни, плывет величественный Фантасубвеструм. Где-то в реальности люди, которым зачем-то не все равно, наверняка снова о ней беспокоятся. А где-то еще живой, но, как будто бы, безвозвратно потерянный, забывает о ней мальчишка-судьбоплет, повинный во всем, что стало происходить после его бездумного, такого глупого, такого незначительного проклятия-благословения.

Никс, начав было злиться, проглотила, задушила злость на корню, преобразовав ее в упрямство и веселое отчаяние. Вопросы так вопросы. Начать следует с легкого, такого, который проверит дееспособность системы.

Старик-терминал? Прекрасно! Проверим на зуб технологии сгинувшей в веках гильдии пророков. Они-то должны знать кое-что о том, что интересует ее, Николу Рэбел, огненного элементалиста и дальше по списку.

– Значит, вопрос первый, – заговорила Никс. Следующие слова никак не хотели спрыгивать с языка, никак не складывались в предложение и все норовили остаться невысказанными, но им все-таки пришлось прозвучать. – Кого любит элементалист льда Рейнхард Майерс, известный более как Рин Даблкнот?

Система должна или дать осечку, если она – машина, или...

Старик, прикрыв веки на мгновение (зрачки его дергались под тонкой кожей и Никс даже померещилось легкое, едва заметное призрачное свечение), снова открыл глаза и произнес:

– Никого.

Кольнуло где-то в груди. Никс поняла, что, пожалуй, на самом деле не хотела знать ответа на этот вопрос. Точнее, знала, чувствовала и так, но подтверждение показалось каким-то болезненным. Если старик не врет, то Рейнхард не любит и себя тоже, и как это вяжется с тем, каков он, как себя преподносит, какую играет роль?.. Но это не важно. Сейчас это все – второстепенно, как и размышления о том, как именно получилось так, что библиотеке пророков известны душевные тайны Рейнхарда Майерса.

Никс подумала о том, что, возможно, стоило бы и самой побыть чуть менее эгоистичной и узнать, раз такая оказия, что-нибудь касательно смысла жизни и всего такого, но тут же решила, что это потом. Когда она выберется отсюда (и никаких «если») и вдруг какая-нибудь дискуссия коснется вышеозначенной проблемы, тогда она обязательно посоветует доморощенным философам посетить Башню Тайны и удовлетворить любопытство. Пока что есть более важные вопросы.

Никс стала перебирать в голове варианты формулировки. Все выходило не так, плохо, криво. Старик терпеливо ждал и не торопил.

Наконец, она решительно выдохнула:

– Как мне выбраться из морока в реальность наиболее быстро и навсегда?

Старик прикрыл веки, из-под которых снова начал сочиться свет, а затем произнес:

– Ожидайте.

Когда он снова открыл глаза, что-то в его взгляде неуловимо поменялось. В нем появилась теплота, интерес, жизнь.

– На данный момент у вас нет возможности покинуть Мир Снов навсегда, – ответил ровный, бархатный голос, в который вплелись внезапно едва заметные певучие интонации. – Покуда не восстановлено зеркало Лок, вы будете вынуждены пребывать в Мире Снов. В случае, если вам удастся покинуть Мир Снов, вас заново призовут.

Никс, опешив, молчала, переваривая услышанное. Внутри бурлила волна негодования. Как несправедливо! – хотелось закричать ей, но она молчала. Почему-то старику верилось. Она понимала, что он-то здесь вообще ни при чем, и крик не поможет.

Ну, хоть не навсегда. И то хорошо.

Кое-как взяв себя в руки, она сосредоточилась на формулировке последнего вопроса, самого важного. Морок, Лок, «призовут» – это потом. С этим можно разобраться, в конце концов, вроде бы, даже ясно, как.

Куда серьезней другое. Первопричина. Корень зла. Исходная точка всех этих неприятностей и треволнений.

– Что я должна сделать, чтобы встретиться с Романом Заболотницким?

– Искомого вами человека не существует, – ответил старик и замолк. – Ваш лимит вопросов исчерпан. Однако вы можете попытать счастья в лотерее.

И он указал морщинистой рукой на стол с зеленой стеклянной сферой.

Никс глянула вбок.

Ромки нет.

Какая удача? Какая там лотерея? Его нет. Может, и не было никогда. Он им приснился, что ли? Сон, пробравшийся в явь, истаявший первым осенним снегом.

«Искомого вами человека не существует...» – эхом прокатывалось в голове, снова и снова.

Спокойно. Эти мысли сейчас ядовиты, токсичны.

Нет и нет. Надо думать и делать дальше. Нет времени впадать в отчаяние и о чем-либо сожалеть.

Никс заставила себя подойти ближе к странному агрегату из потускневшего металла и мутного стекла.

– Крутите ручку, – произнес голос из-за спины.

Никс взялась за шершавую деревянную рукоятку и, приложив силу, заставила механизм заработать, ожить. Большие пыльные шестеренки, цепляясь друг за друга, завертелись, скрипя и лязгая. Стеклянная сфера описала замысловатый кульбит, явив закрытый металлической крышкой клапан. Что-то щелкнуло и крышка клапана откинулась на пружине.

– Выбирайте билет и зачитывайте текст, – проинструктировал далее старик.

Никс, исполненная отчаянной беспечности, протянула руку внутрь сферы и тут же нащупала там ворох скрученных в узкие цилиндры бумажек. Схватила одну. Вынула, развернула, поднесла к глазам

– Вы получаете грандиозную возможность использовать Дневник Неотправленных Писем, – прочла Никс.

Странно. По идее, во сне текстов читать нельзя. Этот «морок» – совершенно определенно не то, что о нем говорят. А значит...

– Вы – любимец судьбы, – произнес старик.

Затем он поднял сухую сморщенную руку, которая, казалось, тут же рассыплется прахом, если ею вообще пошевелить, и указал ею на дверь слева от себя.

Тут же множество мертвых, казалось бы, механизмов и поршней задвигались, запели, стуча и вращаясь, и мощная круглая створка, похожая чем-то на внутренности часов, плавно разошлась на несколько неровных частей, открывая путь в еще одну неизведанную темноту.

Старик молчал. Никс, сжимая «билет» в одной руке, а солнечный кинжал – в другой, оглядываясь часто и опасливо, прошла мимо возвышения по центру комнаты к двери и переступила тускло поблескивающий, выгнутый дугой порог.

Она не была уверена, что ей нужно использовать этот самый Дневник. Но что-то подсказывало ей, что это – продолжение пути, который она должна пройти.

«Направляйтесь прямо, не сворачивая», – послышался тот же голос, но теперь он шел будто бы отовсюду.

Никс двигалась по узкому темному коридору с таким высоким потолком, что его было не различить, будто и нет его вовсе. На стенах попадались картины, сохранившиеся лучше.

Вот – дева с золотыми волосами, и в теле ее рваная дыра, в которой роятся звезды. Сквозь эти звезды проплывают золотые крылатые корабли.

Вот – зимняя, заснеженная сторона, и в густой поземке утопает по голени механический зверь, неся на горбатой, гнутой спине всадника в красном плаще с изогнутым, черным мечом в руках.

Вот сплелись в стилизованном танце он и она – воплощения крови и солнца, одна из полузабытых диад, тех, учебники с которыми давным-давно сожгли, а алтари забыли.

По обеим сторонам коридора попадались высокие двери, которые, казалось, заперты наглухо, и Никс не решалась пробовать открывать их.

Пыль и паутина притаились заплатками по углам.

Холодная полутьма была пронизана вязкой загробной тишиной, которую кромсали и рвали на части скорые, четкие шаги Никс и сияние ее солнечного кинжала, зажатого в пальцах правой руки.

Коридор вскоре расширился и образовал перекресток с другим, и посередине, возвышаясь над полом на добрые метра три, завис на тонких, едва заметных нитях огромный многоярусный глобус, сработанный из светлого желтоватого металла и разноцветного стекла. Казалось, ярусы эти могут менять положение, смещаться относительно общей оси, но нужный для этого импульс давно иссяк, и они застыли в хрупком своем равновесии навсегда.

«Поверните налево и следуйте до конца», – произнес голос, и Никс от неожиданности вздрогнула: она успела засмотреться на старинный, мертвый механизм.

Следующий коридор был таким же темным, пыльным и длинным, вот только двери в стенах были поменьше и шли в два ряда: один – сразу возле пола, а другой – прямо над нижним рядом, и никаких тебе ступенек, лестниц или еще чего-то подобного.

Оканчивался проход на первый взгляд тупиком, но затем Никс заметила, что пол – железный, а сбоку приютились металлические рельсы и рычаг.

«Приведите механизм в действие», – снова послышалось будто бы отовсюду.

Никс подчинилась.

Платформа содрогнулась, скрипнула и стала медленно подниматься вместе с Николой вверх. Движение это вскоре показалось полетом через пустоту, так как стены кончились и свету от солнечного кинжала теперь не от чего было отражаться.

Никс пригнулась к платформе, боясь упасть, хоть та и шла плавно и довольно медленно.

Стены окружили ее так же внезапно, как кончились, и в следующий миг платформа вынесла Никс в комнату, залитую солнцем.

Дерево, бархат, латунная ковка. В огромных окнах, обрамленных витражными полосами, обыкновенное здесь, невообразимое, сумасшедшее небо искристых опаловых оттенков. Посредине стоит стол, на столе лежит закрытая книга в алой матерчатой обложке. Рядом с книгой – чернильница и перо.

Никс подошла к столу, пробежала пальцами по шершавой обложке, по тисненым золотом буквам, гласящим: «Дневник Неотправленных Писем». Открыла книгу на первой странице и обнаружила, что она пуста.

Но не совсем. На титульной странице имелся мелкий отпечатанный текст – что-то вроде инструкции, написанной с таким обилием архаизмов, что Никс едва сумела уловить суть. На переднем форзаце, испещренном золотистыми цветочными узорами, так же имелась рукописная пометка, быстрая, выполненная синим карандашом: «А это не так-то здорово, как казалось».

Никс, сосредоточенно нахмурившись, взяла в руки перо и откупорила стеклянный пузырек с чернилами.

Что ж, на этот раз, кажется, ей повезло.

– И привет нам передает некто Н., – видимо, он пожелал остаться неизвестным! – и просит зачитать поздравление... Или обращение... Итак! «Я не знаю, как именно оно сработает, но – привет!» Отлично сработает, я вам сообщу! Шлите нам свои сообщения на короткий номер, мы их обязательно прочитаем! Так вот, некто Н. продолжает: «Ищу, как выбраться, пока что дело – дрянь, но я...», – и тут сообщение обрывается, и мы так и не сможем узнать, какую песню хотел заказать некто Н. В любом случае, мы желаем ему или ей удачи и предлагаем вашему вниманию зажигательный хит позапрошлого лета...

Помехи. Голос вернулся, прервался, вступили гитары.

– Выключи эту муть, – попросил я, протирая глаза. – Что, приехали уже?

– Уже пять минут как, – ответил Тиха, выставляя регулятор громкости на минимум.

Я оглянулся по сторонам. Местности не узнал. Надел очки. Посмотрел еще раз.

– Тиха, а зачем ты за этими кустами встал? Ближе никак?

– Тут ларек рядом, – ответил Тихомир загадочно. – К тому же, где твоя паранойя, Рейни?

– Кончилась моя паранойя, – выдохнул я. – А зачем?..

– А посмотри, включив мозги, на свой дом внимательнее.

Я пригляделся. Пышная крона акации, нисколько за первую неделю осени не поредевшая, мешала, но все же позволила увидеть окна второго этажа и, в частности, мое. В окне горел свет и наблюдалось какое-то движение.

– Что это хозяйке понадобилось у меня в комнате, – подумал я вслух.

– Он не видит, – сказала Берса.

Тиха полез в бардачок и выудил оттуда самый настоящий бинокль, большой, в кожаном чехле.

– На.

Мне понадобилось время, чтобы настроить прибор под себя. И когда линзы, наконец, скомпенсировали близорукость, я смог разглядеть совершенно определенно мужской силуэт. Человек был одет во что-то мешковатое, темно-серое, с капюшоном.

– Это что за хрен с горы? – возмутился я.

– Что делать будем? – спросил Тиха.

– Что-что, пойду, по ушам ему надаю, – я принялся на ощупь разыскивать рычажок на двери.

– Рейни, не смей!

Берса вцепилась мне в куртку сзади и как-то умудрилась заехать ногтем по щеке.

– Кэй, отпусти. У меня там... материалы! Всякое!

– Не ходи, кому говорю! – зашептала Берса громко, чуть ли не рыча, не отнимая цепких, проворных пальцев, впившихся мне в ворот.

– Да я из него эскимо сделаю, – пообещал я, начиная злиться всерьез. – Отпускай!

И тут зазвонил телефон.

Кэй от меня отцепилась, увидев, что я намерен хотя бы посмотреть, кто звонит.

Звонила Ирвис. Я принял вызов.

Голос Ирвис дрожал – то ли от гнева, то ли от слез, и я даже не успел спросить, по какому поводу она звонит мне за полночь.

Я выслушал ее, чувствуя, как из глубин естества поднимается уже не просто злость, но настоящая ярость, и возникает желание натурально кого-нибудь покалечить.

– Ир, бери руки в ноги и следуй в наше кафе на углу. Я знаю, что закрыто. Рядом стой. Мы там тебя подберем. Минут через десять, да. Десять-пятнадцать.

Я спрятал телефон и повернулся к Тихе:

– Рули к «Чашке Тлена».

– Что случилось с Ирвис? – снова возникла из-за спинок сидений Берса.

Тиха неразборчиво выругался и завел колымагу.

– И заедь по пути к Абеляру. Чисто рядышком прокатись. Нужно посмотреть, нет ли там чего.

– Рейнхард, будь ты неладен, что сказала Ирвис? – зарычала Кэй. – Что аж эскимо неактуальным стало!

Я обернулся к ней. Пока формулировал ответ, заодно проверил состояние Керри – тот сидел, прилипнув к окну, тычась в стекло белым носом.

– Ну?!

– Ирвис говорит, что возвращалась домой с каких-то посиделок, а там – пожар тушат. Поджог, вроде как. Да не абы какой – кто-то вытащил половину мебели в подъезд и ее тоже подпалил.

– Зачем? – искренне удивилась Берса.

– Тут вариант один: чтобы выжечь воздух в подъезде, а вместе с ним – все её простенькие обереги. Ветра вне подъезда, ясное дело, чужие, дикие, и ей с них никакого толка, учитывая ее уровень.

– О мои рваные полосатые носки, в этом городе остались не-маги? – взмолился Тиха. – Хоть одна девушка без лишних способностей? Ну, хоть одна?

– Молчи, чья бы корова мычала вообще, – отмахнулся я, – рули!

– Да рулю-рулю. Вон, после развязки, повернем – будем закоулок Абеляров проезжать. Заезжать – нет?

Но заезжать не понадобилось.

Проезд в переулок был перекрыт. Расставленные вокруг знаки предупреждали о том, что на этом отрезке пути ведутся дорожные работы. Однако, вместо асфальтоукладочной техники и возможных рабочих вокруг красных шашек и оградительной ленты терлось подозрительное количество полицейских, а сама дорога не выглядела нуждающейся в ремонте.

Мы проехали въезд в переулок в гробовом молчании.

– Я заверну к площади, расчехляй бинокль, – сказал Тиха. – Глянешь на академию.

– С площади ж не видно, – удивился я.

– Между мэрией и гастрономом как раз просвет, академия как на ладони.

– Юноша знает толк в развлечениях, – хмыкнула Берса невесело.

– Да уж, – согласился Тиха, переключая передачу.

Минивэн притормозил.

Я снял очки и снова приладил к глазам бинокль. Академия и в самом деле показалась целиком, и даже деревья, окружающие ее, не сильно мешали смотреть с этой стороны. Здание, венчающее холм, ощетинившееся крышами и дымовыми трубами, в такое время суток должно было быть черным и монолитным, как кирпич, и только окошко в сторожевом домике могло бы, теоретически, светиться.

Но Академия бодрствовала. Свет горел в окнах четвертого и третьего этажей, и совершенно точно кто-то был в той аудитории, что амфитеатром.

– Оттуда же выгоняют в девять, – произнес я недоуменно. – Что за неофициальный слет полуночников?..

– После «Чашки Тлена» куда? – спросил Тиха, выруливая из закоулка.

– Давай сначала к «Чашке», – ответил я. – Надо подумать.

Я обернулся к Берсе:

– Кэй. Что все это может значить, Потерянный меня забери?

– Ну, ты же сам понимаешь, Рейни, – вкрадчиво проговорила Кэй, косясь на безучастного Керри. – Только говорить стесняешься. Думаешь, что, если произнесешь это вслух, то я тебя обвиню в безосновательной панике. Но я не обвиню, мне тоже кажется, что кто-то или что-то идет по следу нашего огонька. К тебе наведались, к Ирвис наведались, к Абеляру, теперь академию потрошат. И их, судя по всему, много. И у них, судя по всему, связи.

– А огонек-то известно где, – продолжил я. – И просто так ее не найти.

– Так, может, и не стоит пока ее оттуда доставать? – спросила Кэй. Обернулась к Керри: – Слушай, а как там у вас – опасно вообще? Что может случиться с одинокой девушкой ее возраста?

Керри перевел на нас взгляд темно-малиновых глаз. Он будто бы раздумывал о чем-то с минуту, и потом только ответил:

– Первые сутки, думаю, опасно не чрезмерно... ей могут встретиться только пепельные гиены и слабые, боязливые химеры. Гиены охраняют Башню Тайны, а с химерами она справится и с тем клинком, что у нее есть. Другое дело, что там сейчас нет меня... и через несколько ваших ночей, если я правильно понимаю смысл здешнего времени, чудища станут... станут смелее. Боюсь, они поймут, что меня больше нет. А если и не поймут, их станет больше в любом случае – они же начнут свою перемену.

– Начнут свое – что? – переспросила Берса.

– Перемену, – ответил Керри. – Спящие станут меняться и... я не знаю, к чему это приведет. Обычно я успеваю разрушить их связь с мороком до того, как перемена случается. Я не ошибаюсь почти никогда. Тут главное успеть. Они, конечно, все равно по капле меняются – но жизни их слишком коротки для того, чтобы яд успел подействовать полностью.

– Ох, не нравится мне этот гнилой базар, – посетовал Тиха, – не нра-авится.

– Но хуже этого то, что измениться может она сама, – продолжил Керри.

Я напрягся.

– Как?

– Тех, кто ступил в морок во плоти, надобно уничтожать любыми методами. После четырех часов пребывания в мороке необходимо осуществить преследование с целью изгнания, максимальный срок преследования – двенадцать часов. По прошествии этого времени нужно прекратить преследование и приступить к уничтожению. Эта мера обусловлена тем, что пришедшие во плоти тоже могут начать свою перемену, и она – навсегда, – Керри покачал головой и вздохнул. – Недопустимо отпускать в земли исхода измененных. Измененному положено умерщвление.

Мы молчали. Я начал осознавать, что именно едет с нами в минивэне Тихомира и от чего на самом деле защищала меня Берса там, на берегу.

– Ну, охренеть теперь, – прервал наше молчание Тиха. Он вел и говорил, не оборачиваясь. – То есть, если вернуть тебя в морок, то ты тут же ринешься умерщвлять вероятно изменившуюся Николу? Плохой план, приятель. Очень плохой план.

– Я неволен пред сводом правил и законами бытия, – смиренно ответил Керри, глядя на свои руки с длинными красными ногтями. – Так было всегда.

А потом он поднял взгляд на нас с Берсой и произнес спокойно и просто:

– Моё имя – Кровавый Рассвет, я – последний хранитель снов, третье дитя Нашедшего Путь. Мое предназначение – справедливо наказывать тех, кто посмел пронести в сверкающий морок свою несовершенную плоть и грязную кровь, ведь всем известно, что намерения беглецов преступны. Но вы называйте меня Керри, пожалуйста.

И он снова потупился.

Я должен был бы удивиться или испугаться, а, может быть, не поверить ему. Но как тут не верить. Зачем?..

Я устало потер переносицу.

Слов у меня уже не было, остались одни междометия.

Кровавый Рассвет так Кровавый Рассвет, чего уж тут.

Последний хранитель снов – пускай, бывает, у каждого свои недостатки.

И если этот красно-белый трепетный монстр не врет, а он не врет, – значит, неприятности наши куда более серьезны, чем я мог себе представить.

– Мы будем называть тебя Керри, – заверила его Берса после паузы, и голос ее прозвучал мягко и даже нежно. – Только, пожалуйста, не прикасайся пока ни к кому живому тут – на всякий случай. Можешь только ко мне. Пока мы не проверим твои способности на чем-то, чего не жалко.

Я покосился на нее, но вопроса нужного так и не задал. Вместо этого перевел взгляд на Керри:

– Кто такой Нашедший Путь?

– У меня нет слов, чтобы рассказать о нем, – ответил Керри.

– Что подразумевает собой изменение?

– Морок – не место для человека, – ответил Керри, – изменения преступны, недопустимы.

– Ты думаешь, что недопустимы, – заметил Тиха. – Но ты даже не знаешь, что такое эти изменения, раз не можешь нам рассказать!

– О, я знаю, – ответил Керри грустно, – я видел...

Машина резко притормозила так, что меня даже подбросило. Керри ухватился за поручни, я – за спинку стула, Берса стукнулась головой об обивку салона и стала шипеть, потирая макушку.

– Приехали, – сообщил Тиха. – Где там ваша повелительница ветров?

Я открыл дверцу и вышел наружу. Огляделся, разыскивая Ирвис, и заметил ее на другой стороне улицы, как раз рядом с закрытой на ночь «Чашкой Тлена». Я помахал ей рукой. Ирвис, оглядевшись по сторонам, перебежала дорогу, обошла машину сзади и поздоровалась сквозь зубы, ежась от вечерней прохлады.

– Что, совсем все плохо? – спросил я. – Залезай внутрь. Не пугайся только – у нас там, видишь ли, красноволосый летающий палач из параллельной реальности. Довольно симпатичный.

Ирвис натянуто улыбнулась. Взмахнула ресницами, устремляя на меня пронзительный взгляд темно-фиолетовых глаз.

– Странное что-то затевается, Рейни, – сказала она. – И я не удивлюсь, если ты не врешь.

– В самом деле симпатичный, – уверил я ее, открывая перед ней дверцу. – И Берса. И еще вот Тихомир Одиш, – представил я Тиху, забравшись на свое сидение.

– Здорова, – Тиха изобразил рукой приветственный жест.

– Ирвис Вандерфальк, – представилась Ир, умостившись. – А по какому поводу сборы? Ну, кроме того, что я, например, теперь без жилья, денег и документов.

– Последнее время концентрация требующих спасения девушек вокруг Рейнхарда увеличилась вдвое, – проворчал Тиха. – Таки соболезную. Едем куда аль тут постоим?

– Двигай к круглосуточной пиццерии на выезде, – скомандовал я. – До тех пор разберемся.

– Пожрать – это всегда хорошо, – согласился Тиха, заводя машину. – Тем более, север севером, а еда у нас всяко лучше.

– Это вы – палач из параллельной вселенной? – тем временем спросила Ирвис у странно замершего Керри.

– Ир, ты лучше расскажи конкретней, что случилось, – попросил я. – Поджог? Мебель в подъезде? И почему ты позвонила именно мне?

Она горько улыбнулась.

– Ну, а кому мне звонить в полночь, Рейни? Родственников у меня здесь нет, ты по ночам не спишь, да и... дело – сам понимаешь, пахнет... – она мельком глянула на Берсу, – не очень.

– Ты в самой квартире была?

– Нет, меня внутрь не пустили какие-то ребята в форме... черная с золотым тонким кантом – я не поняла, кто это. Ваша церковь, что ли? Удостоверения какие-то показывали мельком, рассматривать не давали. Они хотели меня там куда-то препроводить для допроса или типа того – но я улучила момент и смылась.

– Колдовала?

– Колдовала, – призналась она.

– Что колдовала? – насторожилась Берса.

Ирвис замешкалась, поджала губы. Я запоздало сообразил, что Ирвис и Кэй, вроде бы, знакомы, но в каких они отношениях именно, мне не известно.

– Отталкивающую подушку, – наконец произнесла Ирвис. – Ну, и ветер в спину, пока бежала.

– Молодец, что сообразила, – ответила Кэй.

– Как ты вообще? – спросил я.

– Немного в шоке, – призналась Ир. – Поверить в произошедшее все еще особо не получается. Пальцы вот трясутся. А так, сама по себе, я будто бы спокойная. А пальцы...

Минивэн вырулил на ярко освещенный проспект, ведущий прямиком к выезду из города. Тоненькие, изящные пальцы Ир и вправду подрагивали в мелькающем свете придорожных фонарей.

– Я полагаю, стоит позвонить опекуну Николы, – произнес Тиха. – Попросить его передать трубочку нашему знакомому некроманту. Во-первых, предупредим их о творящейся здесь фигне и расскажем заодно, где находится Никс. А во-вторых, ты, Рин, спросишь у него, как именно он проник тогда в морок, и нужно ли для этого что-то особенное. Если я все правильно понял, Керри туда отправлять, пока Никола там, нельзя. Следовательно, на ее поиски должен пойти кто-то из нас. Это если способ перехода осуществим. Если нет – мы не теряем времени и едем на север, как и планировалось, со всеми вытекающими.

Я проглотил язык. Звонить опекуну и... говорить с некромантом?.. Ну нет.

– Рейни, меня не волнует, что там у тебя было с этим молодящимся козлом, звони. Чтобы, когда мы доедем до пиццерии, вопрос был решен.

– А он всегда такой суровый? – тихо спросила Ирвис у Берсы. – И какой такой север?

И пока Кэй рассказывала Ирвис обо всем том веселье, в которое нас угораздило вляпаться, я вдоволь нарассматривал телефон, изучив заново все его трещинки и осознав, что пора бы, в сущности, завести новый. Несолидно, как бы. Пальцы сами прошлись по гладкой поверхности, выискивая нужные комбинации, и несущая сигнал волна полетела сквозь пространство и время туда, где сейчас находится опекун Николы и его товарищи.

Гудки были долгими и пронзительными, как песнь загулявшего по весне кота. Я понял, что времени формулировать не осталось, и вздрогнул, когда вместо голоса опекуна Николы услышал протяжное, ласковое, хищное:

– Приве-ет. Марик занят немного.

Я не нашелся, что ответить. Точнее, я потерялся напрочь.

– Что там у вас случилось? – продолжил голос обеспокоенно. – Ну же, не молчи. Ты бы еще в трубку подышал прерывисто. Рин?

– Попробуй положить это в рот и подвигать челюстями вот так, – Кэй продемонстрировала Керри, как именно стоит поглощать пиццу. – Давай. Тебе должно понравиться.