The Convention on the Rights of the Child

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 508

И пошло отсюда всё то, чего я ожидал, что видел я. И стань звездой ты, воспылай ярче солнца, вновь желая возродиться там, где более нет страданий для других. Стань же светилом лучезарным, привнося мудрость и покой всему сущему.

Эта ночь началась так резко, быстро, неожиданно для меня. Я вскакиваю с постели, сильно ударившись о стол. Бегу в соседнюю комнату, туда, где когда-то лежала около батареи первая жертва своих пороков. Я зашёл домой, когда отправился спать? Я не помню всего этого. Я пытаюсь уловить присутствие Игоря, но не могу. Меня сейчас окружают сумрачные вибрации мира, спустившегося ко мне. А если это очередной сон? Я не могу этого сейчас знать... Может всё то, что происходит со мной, есть сон, или просто одна большая галлюцинация моего умирающего мозга? Я не знаю точно. Но, надеясь на реальность всего происходящего, веря в истинность бытия моего сегодняшнего, буду идти я и дальше, достойно пройдя сегодняшнюю ночь, что обещает быть великой.

Но... Нет, нет, стоп! Я помню вас, помню о том, что пообещал и о том, что не виновны вы. И бегу я к вам, видя везде, вокруг себя, их — мучеников великих загробных, явившихся ко мне сейчас, дабы исполнить обещание, данное мне ещё тогда, в момент сна страшного, смысл которого не мог осознать я так долго. Смысл, заключающийся в ложности моих представлений о тех, кому суждено уже уйти. Смысл в ошибке, что допустил я. Но нужно действовать, быстро, пока ошибка, являющаяся сейчас путём просветления, не превратилась в ошибку истинную, унеся жизни тех, кто не достоин смерти.

Бегу быстро к двери, ведущий в подвал, а они подбадривают меня, словно понимая, что не должны пленные пострадать. Мимо пульсирующих стен, сквозь шум невыносимый бегу... Быстро открываю дверь, спускаюсь. Открываю другие двери и вот я стою уже пред дверью той, за которой пленники наши... Поворачиваю голову, взглянув на дверь соседнюю, запертую, скрывающую от меня тайну свою, о которой я предположил ещё несколько дней назад. Так что же за ней и что скрывает она от меня до сих пор? Что там такого необычного и важного, секретного? И какие секреты могут быть сейчас, тогда, когда уже практически свершился акт основной, к которому я готовился всё это время? А может две комнаты означают всего лишь стадии, на которые я разделяю грешных и заблудших людей. Но всё это время они находились в одной комнате, ведь нет ключа у меня от второй, нету... А от первой двери вообще и не было ключа. Как попасть туда мне, в закрытое помещение? Да и есть ли в этом смысл сейчас, когда уже всё решил я для себя?

Резко отпираю дверь. Сквозь тьму практически непроглядную вижу я их, обессиленных, лежащих на полу, окружённых сошедшими с небес. И дети мои дают им силы встать, тем, кому суждено. И они подчиняются этому святому порыву. Завидевши их, совсем не испугавшись, направляются ко мне, в сторону выхода. И не боятся они лишь потому, что видели уже всё то, что есть истина, в которую погрузиться мир. Муж и жена, Григорий — они медленно направляются ко мне, такие обессиленные и уставшие, но при этом полные сил духовных. А девушка и Алексей остаются лежать на сыром полу около стены, совершенно не реагируя ни на моё присутствие, ни на присутствие гостей неземных. И провожаю я их, помогая вылезти их подвала глубокого и непроглядного по хрупкой лестнице. И идут за мной они, поникнув взором, пряча свои глаза от детей, словно стараясь утаить что-то от них. Но ничего скрыть не удастся, да и не нужно. Ведь нет в них греха страшного, такого, что разрушал бы душу их и души тех, кто их окружает.

Выйдя из дома, я вижу, как все деревья и дома вокруг гудят и вибрируют, представляя собой субстанцию из сна моего, вязкую и неоднородную, такую грубую. И они тоже видят всё это, я знаю. Григория тошнит и он падает на землю затвердевшую от мороза. И, помогая я подняться ему, принимая все его ошибки и желая счастья и успехов в дальнейшем, веду до самой машины, сажая рядом с собой на переднее сиденье. И чувствую я весь их страх сейчас от того, что испытали в заточении они, а быть может, пугает их также и весь этот мир, вдруг так сильно поменявшийся, вибрирующий и голодный для них. Мужа и жену сажаю я на заднее сиденье, сажусь быстро в машину и, видя детей моих любимых, словно прорастающих сквозь крышу шиферную дома и стены его, завожу мотор и резко трогаюсь. И колёса пробуксовывают на льду и земле замёрзшей, присыпанной снегом. Но куда же делся Игорь? Куда опять пошёл он после того, как привёз меня домой? Не знаю я этого, ведь не помню даже, как выходил из машины и заходил в дом, как ложился спать.

Еду по дороге, ведущей прочь от участка заброшенного. Деревья извивающиеся пролетают мимо, искажаясь всем естеством своим, а дорога затвердевшая кажется мне океаном тем страшным, казавшимся мне когда-то райским местом, в котором я мечтаю так сильно оказаться.
— Вы очень сильны, вы многое видели и преодолели многое. Спасибо вам, ведь если бы не вы, то не смог бы я познать правду и лож, не смог бы начать привносить добро в этот мир в полной мере. Вы видели всё это: страх, жуткие невообразимые образы, ощущения, испытывая которые хочется лишь смерти, дабы не мучиться больше в этом, как может показаться на первый взгляд, аду. И я тоже чувствую всё это, и прекрасно понимаю вас я сейчас. Но вы должны поверить мне, что сыграли вы огромную роль в столь великом деянии очищения и освобождения. Ведь если вы изменили своё восприятие, то и другие смогут. И я не оставлю вас, вы слышите меня? Не оставлю! Я должен знать, что всё хорошо с вами. И волноваться буду за вас я, буду переживать, как и за Антона и Николая.
Григорий... Ты сейчас можешь уже понять себя? Можешь? Пойми, что не должен ты питаться болью и ненавистью, дабы не убивать себя ещё сильнее. Ты сам позвал нас, сам! Ведь где-то далеко, в самых потаённых уголках души ты осознаёшь, что дальше уже пути нет благого, а есть лишь падение в бездну ужасную. И спасибо тебе за то, что не побоялся. Я ценю это, очень сильно. А Игорь… он не злиться на тебя, поверь, ведь слишком он великодушен и очень глубок разум его, дабы понял он тебя и полюбил за всё то, что сделал ты плохого ему. С миром иди и будь здоров и счастлив.

Потерпите ещё совсем немного, осталось чуть- чуть. Уже буквально несколько минут, и вы будете снова в этом аду. Ведь наверно так страшно вернуться туда, где был счастлив ранее. Туда, где рай ваш адом стал настоящим. Но мир не столь гиперболизирован, как может показаться на первый взгляд. Будьте же вы цветками надежды, любви, звёздами, свет дарящими! Идите вы сквозь преграды суровые непоколебимо, свершая раз за разом блага всем вокруг, и лишь тогда сможете вы познать счастье. Но запомните, что счастье есть лишь в искренних чувствах, а не корыстных, отнюдь. Я раньше, ещё в самом начале пути своего тоже преследовал свою мечту, ушедшую от меня, корыстно, преследуя свои интересы, что не так важны, как казалось мне тогда. Сейчас же я полон прощения и любви, полон надежды и счастья, ощущая себя звеном величественной силы, к который вы также относитесь! Так возрадуйтесь же от этого, от одной лишь мысли о том, через что вы прошли, и что ещё вам суждено! И сами вы захотели переступить через невзгоды, сами приняли решение, будучи ещё не столь загнившими, что пора меняться кардинально, увидев свет добра. И я помог вам всем, откликнулся на просьбу вашу.

Но как жаль мне, что те, кто ещё остался в доме нашем, не смогли сами принять столь ответственное решение. Они не знали, не подозревали, что вот так быстро оборвётся их страшных поход крестовый проповедей адских. Они хотели напитаться полностью всей полнотой ощущений разрушительных, ничего не зная о том, что их ждёт тут. И вы не знали, но, не являясь уродливыми безумцами, вы всё равно решили пройти через это, дабы испытать самих себя. И до конца сопротивляются они наступлению дня, как в этом мире, так и в своих сердцах, как и вы, сейчас сопротивляетесь его и окончанию скорби великой. Вы изо всех сил пытались что-то понять, почувствовать. И теперь в городе в этом должны вы повстречать тех, кто схож с вами в понимании, дабы люди не боялись неистово непривычного, но знали сущность верную.

И вот за деревьями высокими виднеется город, который становится всё ближе с каждым мгновением. И смотрят они в окна, разглядывают мир вокруг, радуются своей свободе в этой тюрьме, радуются возвращению туда, где страдать им суждено от одного лишь осознания пороков и страхов людских. Но понимать они будут уже куда больше, нежели все остальные, видя вибрации благие созидательные, скрытые от простых людей. Чувствую, что страшно им сейчас, боятся, словно не знают того, с чем столкнуться сейчас: непонимание это страшное, злость и ненависть глупцов, мнящих себя мудрецами. Ведь смешалось всё сейчас в мире. Ведь ещё когда-то, первое время, я даже не представлял где же та черта заветная, что отделяет грешника от праведника великого.

Везя их навстречу пути их священному, даю понять, что невозможно так кардинально перестроиться, измениться за столь короткий промежуток времени. Но можно изменить своё восприятие и отношение, мысли, благодаря которым рано или поздно поменяешься сам и поменяешь всё вокруг себя. Ведь нужно подтвердить свою позицию и веру поступками великими, заключить определённый договор с самим собой, дав обещание, клятву, жить по совести, даря тепло.

Но вдруг, меня одергивает голос в голове моей. Мысли считываю я Григория, которые словно льются мне в душу мощным потоком сознания открытого. Но не обращается он ко мне непосредственно, а ведёт диалог словно сам с собой, а может с его наставником, который, так же сильно заинтересован в его благополучии, как и мой наставник мудрейший в моём. Мысли сейчас его полностью погружены в ту череду препятствий, которые он преодолел и которые так и не смог переступить. Понимает, что ошибался он так сильно, и даже, наверно осознаёт, в каких моментах он был неправ. Осознаёт, и это придаёт ему силы и надежду на то, что не будет страшиться он судьбы великой, а примет всё как данное, пропустив через себя вновь все те ужасы, что мог видеть он недавно. Все эти страшные видения, извивающиеся, пульсирующие пространство, в котором обитают они... Те, кто так сильно любит нас и желает нам счастья лишь великого и созидательного.

Вскоре мы были уже на границе города, по ту сторону большого кольца. Припарковал я машину на обочине около надземного пешеходного перехода. Заглушил мотор и даю им наставления напутственные. А они, как и когда-то я, смотрят на весь этот контраст неистовый мегаполиса и природы, понимая, что больше не желают возвращаться туда, где им так хорошо было когда-то. Но так происходило лишь до того момента, пока они не поняли, не приняли ошибки свои страшные и ни научились противиться разрушительному. И я могу в полной мере гордиться ими. Пусть это произошло без их прямого согласия тут, пусть перемены были в чём-то даже насильственные, но зато сейчас, они осознают истину великую и видят так много праведного добра в первую очередь в них самих.

Сейчас провожаю я их в последний путь земной, который будет являться им испытанием тяжким, которое покажет, насколько они усвоили урок, увиденное и прочувствованное ими. Уходят они от меня, дабы понести миссию свою дать духовным и чистым людям надежду на то, что так мало им осталось страдать, и дать предупреждения грешникам о том, что искренне должны они поменять путь сознания своего. Дать понять страшным глупцам, что не будут они больше убивать свою мать. На этих словах они покидают меня, медленно выходя из машины, направляясь через переход на другую сторону дороги широкой — туда, где ждёт их лишь боль.

Ещё некоторое время я стоял так, на обочине, всматриваясь в многоэтажные дома на краю огромного города, окружённые деревьями. Кое-где в домах горел свет в разгар ночи. И всё так спокойно. И покой этот нарушали только редкие проезжающие мимо машины. Знаю я, что только ночью могу я жить, дабы не убивать себя тем потоком негатива и боли страшной, что чувствую я, находясь рядом с людьми. А куда теперь? Ждать? Ждать чего? Они... О, как долго это может быть. И должны мы узнать о тех высших изуверах, что находятся в самом низу. Они не могут больше так поступать! Ведь дети мои... должны они видеть плоды работы тяжкой, дабы не допустить пришествия великого, которого я не желаю, ибо не хочу я смертей значительных, пусть даже направленных на благо! Ведь что будет с нашей планетой без добрых энергий, пусть и таких редких, которые насыщают её и придают ей сил?

Еду обратно, в дом наш. Куда делся Игорь? Игорь! Он не слышит меня сейчас... Странно это, и эта странность не даёт покоя мне. В чём я повинен сейчас? Я же всё сделал правильно, без ошибок. Или он вновь подвергся влиянию страшному неизведанному? На мгновение мне стало лучше, свободнее, но сейчас я всё также отчётливо вижу страшные галлюцинации и шумы дикие. Понимаю я, что не существует в действительности сейчас тех вибраций и пульсаций, что вижу я вокруг. Всё: лес, дома городские, дорога, другие машины — они вибрируют и искажаются, приобретя цвета тяжёлые из моих видений. И поэтому еду я осторожно, едва видя истину сквозь непрекращающуюся лавину потустороннего мира. И думаю я о том, являются ли изменения там, в загородном доме, реальными. А если это ещё одна галлюцинация? Но я точно пойму это тогда, когда прибуду на место. Надеюсь, что не ошибся я в том, что увидел.

Но вдруг... эта мысль. Я же так близко уже. Стоит ли мне заезжать в квартиру свою бывшую, дабы, возможно, последний раз в своей жизни взглянуть на ту обитель, в которой я рос и жил всё время своего пребывания тут? А если меня поймают? Если на этом закончится всё? И тут же, буквально в ту же секунду я слышу:
— Не дай мыслям ложным завладеть тобой, попыткам прошлого изменить настоящее. Ведь что ищешь ты? А быть может то, что хотел найти ты там, куда ближе, чем ты думаешь. Ведь истина уже так близка. Не ведись на поводу своих слабостей, делающих тебя лёгкой добычей. Не делай так...

Множество голосов шипящих в унисон подсказали мне. Но что я хотел увидеть там? Хотел вспомнить о том, как когда-то жил я в неведении, ошибочно принимая своё жалкое существование за жизнь настоящую? Думал вернуться в мир свой личный, в котором я начал свой путь длительного и мучительного изменения... Словно мой дом бывший есть место святое для меня, давшее мне отправную точку.

Колеблюсь, думая об этом я. Не знаю... Стоит ли? Зачем? Но думаю, что могу ошибиться в своём желании, потеряв время драгоценное. Ведь есть знаки, помогающие мне, есть дети, возможно, сейчас ожидающие меня в доме загородном. И Игорь... Тот, кто вновь пропал куда-то далеко. Найти я его обязан, узнать о том, что случилось с ним в этот раз. Ведь, возможно, он в великой опасности, в столь страшной, что не могу я даже чувствовать его энергию, вероятно, уже столь сильно ослабевшую. Но внутренний голос подсказывает мне, что он ещё жив, и я обязан ему помочь, как человеку высоко духовному, наставнику моему доброму, которому я обязан по гроб жизни за то, что помог не сгинуть в пучине тяжкой, что нагрянула на меня столь неожиданно.

Может ли он видеть все те непередаваемые ужасы благие, что вижу я? Может ли он контактировать с ними, с их формой страшной, которая не будет давать покоя слепым безумцам? А может, связан напрямую он с силами куда более могущественными, великими, с теми, кто стоит за детьми и той миссией, которую должны они исполнить? В таком случае Игорь, находясь совершенно на ином уровне души, вероятно, представляет собой миссию современности, дающего любовь и знания мудрые. И будучи столь развитым, он не ограничен лишь нашим миром земным, а способен взаимодействовать напрямую с мирами более тонкими, эфирными, неуловимыми для человеческого глаза. Эх, в этом он так похож на меня... Но... Вероятно, его сознание являет собой совершенно иную форму духа и материи, которые могут элегантно взаимодействовать друг с другом, проникая беспрепятственно в параллельные ячейки мироздания. Если моя догадка верна, то, скорее всего Игорь даёт мне сигналы свои, но, находясь так далеко, в другом пространственно-временном континууме. И я, как человек иного склада ума, иного уровня сознания, попросту не в силах уловить его посылы мне. И если я прав в своих догадках, то, вероятно, где же ещё может прибывать Игорь, если не в пространстве проразума, всеобъемлющего, простирающегося сквозь вселенную, но, при этом, будучи совершенно неуловимым для всех нас.

Ведь так хочу я, чтобы это оказалось правдой. Чтобы за гранью страданий был свет любви и знания, чтобы образ благой моего наставника потустороннего, которого я опасался когда-то, не видя истины в нём, не оказался химерой адской, призванной убедить верующего в райском блаженстве после жизни земной. И, думая об этом, понимаю я вновь всю важность видений страшных, что убивали меня ранее. Ведь сила есть в знании, в способности человека видеть картину мира целиком, а не разрознено.

И вспоминаю я о тех, кто пережил опыт внетелесный, видя там, по ту сторону яркий свет, наставника своего мудрого и туннель, словно связывающий наши миры, затягивающий нас, приближающий к духовным сущностям и самому Создателю. И большинство, испытав нечто подобное, полностью меняют своё мировоззрения, осознавая всю ту любовь всеобъемлющую и величайшую силу прощения, царящую там. Но они не понимают, что увиденное ими является лишь одной стороной медали, в то время как другая сторона скрыта от них за семью печатями. Являясь испытанием духовным, позволяющим человеку понять самого себя.

Знаю я о том, что большинство после пережитого убеждаются в своём бессмертии, прочувствовав любовь великую, начиная нести её всему вокруг. Но какова искренность данных деяний? И могут ли люди, уверенные в том, что там, по ту сторону, их ожидает лишь гармония и покой, жить по совести, даря миру любовь?
Ведь есть определённая группа людей, тех, кто, поддавшись на уловку хитрую, начинает ощущать вседозволенность и безнаказанность. В этом и проявляется главная слабость их — а именно, страх перед наказанием, неумение отвечать за содеянное. А также и радость от одного лишь осознания всепрощения и, как они думают, вседозволенности. Поддавшиеся своему ложному ощущению, они не могут даже допустить мысль о том, что не всё, виденное ими, может являться абсолютной правдой.

Я помню, как тогда, когда был совсем я маленьким, видел я передачу, в которой мужчина рассказывал о своём внетелесном опыте, случившемся после остановки сердца в результате инфаркта. И говорил он о существе, спустившемся к нему с небес, лучезарному, несущему любовь. И он не боялся, не противился ему. Смотрел он, словно из-под потолка на своё безжизненное тело и думал о том, что не может быть всё так для него. Не может он попасть в рай за все те деяния страшные, что он свершил при жизни, что разрушала жизни других. И тогда, в момент осознания ошибок своих и того, что не достоин он рая, и начало происходить страшное. Всё вокруг начало меняться. Наставник его, будучи ещё буквально мгновение назад столь светлым, излучавшим свет любви, потускнел, и сияние белоснежное начало преобразовываться в массу чёрную, алую и бурую, извивающуюся и бурлящую. И завидел он, как сквозь неё проходят существа ужасающие, схватившие его, ставшие утаскивать следующего мученика в свою обитель. Они радовались, подбадривали его, старались придать сил. Но он был безутешен, понимая все те ужасные истязания физические и духовные, что суждено было испытать ему и его семье. И тогда он начал молиться о том, что так много у него ещё дел незаконченных, о том, что не может он просто так оставить свою больную жену и маленького ребёнка, ведь не прожить им без него. И тогда, существа стали ослабевать и ослаблять свои путы и отпустили его, дабы он рассказал всем о том, что видел и помогал тем, кто в нём нуждается. Ведь в тот момент, думая о близких своих, мужчина разорвал петлю, на которой было суждено висеть ему после ухода в мир иной. Он искренне испугался, испугался того, что будет с его родными, когда он им так сильно нужен. И не о себе думал он, отнюдь, а о той боли и несправедливых муках, что ожидали бы его семью.

Но как же таких мало... Почему некоторые получают истинные сигналы, в то время, как большинство видит лишь уловку хитрую, старающуюся скрыть реальное положение вещей? Наверно потому, что большинство попросту не готово принять истину, такую горькую для них. Им лучше верить в то, во что они сами верить желают. Им лучше продолжать думать о том, что существует лишь хорошее и плохое. Что хорошее — свет и ощущение гармонии, а плохое — тьма и боль. И что добро должно всегда побеждать зло. Но не понимают глупцы, что то, что называют они злом, есть механизм великий, служащий добру, несущий его. Будучи порождением человеческих пороков, он элегантно вмонтирован в ткань мироздания, образуя некое промежуточное состояние забытья, в котором время словно останавливается, а то словно бежит вперёд, то быстрее, то медленнее, а то и вовсе замирая. Ведь миры есть ещё непознанные, пространства, которые, скорее всего так и останутся закрытыми от нас на веки вечные, в которых и звучит самая таинственная, трагическая и душевная симфония из всех возможных. И у каждого в ней своя роль, о которой, порой, попросту невозможно догадаться ввиду отдалённости нашей от святости божественной.

И то, что вижу я сейчас, есть апогей моего видения, развития на данном этапе, что послужит на благо тому, что уже так скоро свершится. Возможно, уже через несколько дней. Я еду в загородный дом. Но, а как же моя квартира? Не ехать нуда? — Нет, нет! Но я обязательно навещу это место знаменательное для меня, но чуть позже. Тогда, когда дети мои нашепчут мне о своих планах и о том, что делать мне дальше. А может моя миссия на этом закончилась? Что, если так? Могу ли ещё что-нибудь сделать я для того, чтобы свершилась воля великая?

Уже недалеко, я почти приехал. Неожиданно обращаю я внимание на то, что туман застилает землю всю, словно готовя её ко сну, после которого проснётся она, полная сил, а люди, изменившиеся раз и навсегда, перестанут вынашивать и лелеять в себе животное начало, а будут развивать начало истинное — божественное, дающее нам всем способности, поистине неограниченные. Туман этот скрывает от взора моего почву извивающуюся, бурлящую. Дымка, словно дух разумный нашей планеты, вышедший, дабы встретить посланников добрых с того света.

И так спустя несколько минут я уже почти около дома нашего загородного, еду медленно сквозь туман густой и непроглядный. Деревья по-прежнему шумят и извиваются, создавая ощущение напряжённости, сосредоточенности перед свершением величайшим. Вот и вижу я уже дом, который тоже извивается и пульсирует в такт всему окружению. Но лишь приблизившись достаточно близко, сумел увидеть я детей моих любимых, что покрыли его полностью, словно прорастая сквозь него. Наконец то! Свершилось! Они уже тут. И всё это время они копили силы, находясь, казалось бы, так далеко от меня физически, но так близко ко мне ментально. Но сейчас, увидев почву, подготовленную для них благодатную, распознали они сигнал к пришествию.

Встречают дети мои меня радостно, осознавая, что вот и настал тот миг, который они так долго ждали, страдая в безумной агонии вечной. И вот теперь, сейчас, этим страданиям был положен конец. Ведь цель есть у них добрая, исполнению которой они готовы отдаться полностью, забыв при этом все свои страдания нечеловеческие. Страдания, которые должны принять люди, причинявшие боль другим, и даже те, кто питается болью собственной. Ведь ужасы загробные не идут ни в какое сравнение с тем, что можно встретить на Земле.

Выхожу из машины, слегка покачиваясь, ступая ногами в туман, высоко стелющийся над землёй, в котором я утопаю практически по самые колени, погружаясь в жижу уродливую, засасывающую меня. И я вынужден двигаться быстро, чтобы не завязнуть в ней насовсем, тем самым подведя помощников моих, которые меня так сильно любят. Быстро я ступаю к дому, открываю калитку и приближаюсь к стенам, с которых свисают они. И они дотрагиваются до меня своими конечностями дряблыми, обессиленные, передавая мне всю свою боль и скорбь, желая возродить всех нас и возродиться самим в мире духовном, что будет лишён убийственных пороков.

— Столько времени прошло, столько всего было увидено, услышано, прочувствованно. И нет ада страшнее, чем мир сегодняшний, открывающий двери в место райское, таящее за собой ещё большие мучения. И лишь те, кто смог справиться с ними, могут идти дальше, обретя гармонию души своей. Та комната, что скрыта была от тебя всё это время... Она знает всё ответы и не нуждается в том, чтобы пленники находились в ней скованные благодатным страхом. Ведь в ней, в этой комнате тайной, есть частичка твоей души, что тянула тебя всю жизнь сюда. В ней содержится то, что когда-то ты утратил, потеряв контакт с теми, кто любит тебя более жизни собственной. Ты подвергся влиянию страшному, спутав истину с ложью, приняв за правду обман бесчеловечный. Ведь люди... Вам так свойственно искать счастья там, где его нет, и бежать от счастья своего истинного. Но есть вещи, которые уже не вернёшь. Пойми. Ведь тут — в этом доме, есть вся твоя жизнь. И не стоит тебе возвращаться туда, где есть лишь воспоминания ложные, страшные. Воспоминания о тех годах, проведённых во лжи... Не ищи ответы на те вопросы, на которые ты уже дал ответ когда-то. Не тешь себя надеждой убийственной, затмевающей надежду благую. Твой поезд... в Нём ты теперь один вместе с машинистом, который приведёт тебя к правде, к пункту назначения всей твоей жизни.

И продолжают добрые уставшие голоса:

— Он позволит тебе встретить истину твою, которая уже так близка. Пойми ты, что часто мы ошибаемся, видя в людях того, кем они не приходятся нам на самом деле. И ты в этом был так близок к тому, чтобы соскочить со своей дороги. Ведь судьба твоя есть в нас и в тех, кто болен беспробудно — судьба великая, а не мелочная, людская. Судьба глобальная, а не местная. Отпустить… и должен забыть ты всех, кого ещё не забыл, и вспомнить тех, кого забыл уже давно. Стань же светилом ярким в их сердцах, уходя безвозвратно. Потому что... поверь нам, понимания мало, мало прощения и любви сейчас в твоём случае. Ведь... не всё есть то, чем кажется а первый взгляд.

Не боишься ли ты свершить непоправимое, страшное, прикрываясь благом? Не думаешь ли о том, что недостаточно ты усерден в том, что тебе так важно? Ведь думаешь ты о том порой, к чему не суждено тебе приблизиться в своей жизни. Так не смей жалкой слабости взять верх над разумным выбором. Ведь твоя миссия для нас уже свершена, ибо они дали знать, рассказали уже о том, что увидели они тут. Пусть времени прошло ещё так мало, пусть мало кто их услышал. Но волна знания только ускоряет свой ход мгновение за мгновением. И будь осторожен, ведь они уже тут, рядом. И ни что не поможет, никто не поможет. Ведь это твой выбор, за который приклоняемся мы перед тобой, славя сердце твоё доброе, которое грело нас любовью своей даже тогда, когда тобой ещё овладевал страх жуткий. Страшная химера жизни — вот оружие, убивающее тебя всё это время. Знай теперь, дабы мог ты сейчас уйти туда, где будет тебе покой. Потому что мы уже скоро уйдём, покинем это место. Уйдём безвозвратно, неся с собой семена трансформации и духовного очищения.

Слушаю я их и захожу внутрь дома, минуя дверной проём, затянутый массой неприглядного вещества, которое будто расступается, дав мне возможность попасть внутрь. И думаю я о том, куда мне идти сейчас. Встречу ли я ещё Игоря или свяжусь ли я ним хотя бы разок? Но опасаюсь того я, что миссия его закончена тут, и теперь он насовсем скрылся там, где так сильно желаю я побывать. А в доме так много моих добрых и милых. Они ждали меня, как и я ждал их, сильно- сильно. А теперь они уйдут, и мы, скорее всего, встретимся уже очень нескоро. Потому что вряд ли смогут они попасть в пространство доброе и прощающее, понимающее и любящее пусть даже за осознание ошибок былых, за трансформацию духовную и ту роль важную, которую играют они в событиях сегодняшних. Так пройдёт ещё много времени, возможно, многие века в земном исчислении. И лишь тогда, будучи окончательно избавлены от обоих проявлений смерти духовной, они смогут сполна вкусить благодать и воссоединиться с материей Вселенной, слившись с ней воедино. Ведь нет большего рая, чем осознание себя частью вершины духовности и созидания.

А сейчас я понимаю, что нуждаюсь я в общении с ними для того, чтобы следующей ночью силы наполнили меня и стал я зрителем той постановки театральной, что начнёт разворачиваться на моих глаза. Словно в бреду, волочу ноги по полу, направляясь к кровати.
Меня зовут Сергей. День девятый.