Private

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 519

В лицо ударила вода, и Клэри, задыхаясь, начала погружаться в холодную тьму. Неужели портал ослаб и попросту не добросил ее до пункта назначения. Вращайся теперь в безвоздушном черном вихре, как и предупреждал Джейс при первом скачке сквозь портал...

Или Клэри уже погибла?

Сознание девушка потеряла всего на пару мгновений. Придя в себя, она словно ударилась о лед, проломив его. Вот она во тьме бессознательности... а вот очнулась, лежа на мокрой земле и глядя в небо. Звезды напоминали пригоршню серебряной пыли, рассыпанную по черной поверхности. Ощутив солоноватый привкус во рту, Клэри перевернулась на бок, и ее стошнило. Рвало водой до тех пор, пока дыхание не восстановилось.

Прокашлявшись, Клэри заметила, что руки у нее связаны полоской света, а в ноги будто впиваются тысячи крохотных игл. Отлежала? Или действует побочный эффект утопления? В затылке жгло, как будто оса ужалила. Клэри не без труда поднялась в положение сидя, нелепо выпростав перед собой ноги, и огляделась.

Она сидела у озера Лин, где вода граничила с рыхлым песком; позади высилась стена гор, которую Клэри запомнила еще с того дня, как телепортировалась сюда с Люком. В темном песке серебристо поблескивали вкрапления слюды. Тут и там светили вертикальные факелы из ведьминого огня, отчего рябь на воде походила на сияющие белые полосы.

В нескольких футах от нее высился стол, наспех сложенный из камней. И хотя пространство между камнями заполнял ил, по углам кладка начинала разваливаться. Однако взгляд Клэри приковало то, что размещалось на крышке. У девушки перехватило дыхание... Чаша смерти и поверх нее – Меч, отливающий темным пламенем. Вокруг стола в песке были начерчены руны. Клэри пригляделась к ним, но значения не разобрала.

В этот момент по песку скользнула тень, чей‑то силуэт, размытый светом факелов. Неизвестный быстрым шагом приближался к Клэри. Она едва успела обернуться, а человек уже стоял рядом.

Валентин.

Потрясенной Клэри казалось, будто она перестала что‑либо чувствовать. Она безмолвно взирала на отца, его лицо – бледное, суровое, с бездонными глазами. Торс Валентина перехватывало несколько ремней с таким количеством оружия, что он сделался похожим на ощетинившегося иглами дикобраза. Огромный, невероятно широкий в плечах, отец напоминал статую воина или какого‑нибудь бога разрушения.

– Кларисса, ты сильно рисковала, телепортируясь сюда. Повезло, что я заметил, как ты упала в воду. Без сознания. Скажи спасибо, что спас тебя. – В уголке губ Валентина слегка напрягся мускул. – И не стоит полагаться на охранный барьер. Я отключил его, как только прибыл сюда. Никто не знает, что ты здесь.

«Врешь!» – хотела крикнуть ему в лицо Клэри, но ни звука не прозвучало. Клэри как будто очутилась во сне, когда кричишь, кричишь – и все впустую. Когда изо рта вырывается лишь слабый сгусток воздуха, как если бы тебе вспороли горло.

Валентин покачал головой:

– Говорить не пытайся. На затылке у тебя руна тишины, какой пользовались монахи Братства молчания. На запястьях – сковывающая руна, на ногах – обессиливающая. Не вставай, ноги все равно не удержат. К тому же будет больно.

Клэри посмотрела на отца, буравя его взглядом, испепеляя ненавистью. Отец, казалось, этого не заметил.

– Могло быть значительно хуже, знаешь ли. Когда я вытащил тебя на берег, озерная вода уже начала действовать. Однако я тебя вылечил. Можешь не благодарить. – Валентин коротко усмехнулся. – Если так подумать, то мы с тобой ни разу не поговорили как отец с дочерью. Ты, должно быть, гадаешь: почему я не проявляю к тебе отцовского интереса? Прости, если моя холодность ранит.

Ненависть во взгляде Клэри сменилась удивлением. Как прикажете говорить, когда руна тишины не дает! Клэри попыталась возмутиться вслух, но опять беззвучно.

Валентин отвернулся к алтарю и положил руку на Меч смерти. Клинок тускло светился, будто собирал в себе капли света из воздуха.

– Я не знал, когда твоя мать забеременела во второй раз, – признался Валентин. Его голос звучал спокойно. Хоть отец и говорил, как ни в чем не бывало, Клэри поняла: все не так просто. – Впрочем, я заподозрил неладное. Джослин не умела скрывать печаль, и я дал ей порошок из крови Итуриэля. Знал бы о втором ребенке – не давал бы, поскольку зарекся экспериментировать на собственных детях.

«Лжешь!» – хотела закричать Клэри. Впрочем, лжет ли отец? Голос его по‑прежнему звучал странно, в непривычной тональности. Может, как раз потому что он говорит правду?

– Когда Джослин бежала из Идриса, я кинулся на ее поиски. И не только потому, что она унесла Чашу смерти. Из любви! Думал, получится вразумить жену, объясниться. Той ночью в Аликанте меня обуяла ярость, и я хотел уничтожить Джослин, уничтожить все, связанное с семьей... – Покачав головой, Валентин посмотрел на озеро. – Отыскав наконец Джослин, я узнал, что у нее родился второй ребенок, дочь, и решил, что ты – от Люциана. Он любил Джослин, хотел отнять ее у меня. Было похоже, что Джослин наконец сдалась, согласившись зачать от вонючей нежити. – Голос Валентина звенел. – Нагрянув в ваше жилище в Манхэттене, я застал Джослин в сознании. Она выплюнула мне в лицо: дескать, я превратил ее первенца в чудовище, и она скрылась, не желая той же участи для второго ребенка. Затем, у меня на руках, провалилась в забытье. После стольких лет поисков я наконец обрел супругу... А в ответ получил краткие мгновения, отравленные ненавистью, которой хватило бы на целую жизнь. В тот момент меня озарило.

Валентин поднял Мэллертах. Клэри вспомнила, как тяжел полуобращенный Меч, заметила, как напряглись мышцы Валентина, зазмеились под кожей узловатыми веревками.

– Я понял, ради чего Джослин сбежала. Она хотела тебя защитить. Джонатан был ей ненавистен, но ты... ради тебя Джослин согласилась жить среди примитивных, а существование в обычном мире – горькая доля. Наверное, тяжко растить ребенка, не соблюдая наших традиций. Ты лишь наполовину та, кем могла бы вырасти. Твой талант создавать новые руны задавлен примитивным воспитанием.

Валентин опустил меч, и острие оказалось у самого лица Клэри. Краешком глаза она видела, как поблескивает сталь.

– Из‑за тебя Джослин не вернулась ко мне, потому что тебя, как никого другого, она любит больше меня. Из‑за тебя же она меня ненавидит, и потому я ненавижу тебя.

Клэри отвернулась. Если Валентин сейчас убьет ее, то видеть свою смерть ей не хотелось.

– Кларисса, взгляни на меня.

Нет. Клэри смотрела на озеро. Вдали мерцало красное зарево, какое исходит от тлеющих углей. Именно там идет битва, там сражаются мама и Люк. Может, правильно, что они сейчас вместе, хоть Клэри с ними и нет?

Лучше смотреть на это зарево. Пусть оно станет последним, что Клэри увидит в жизни...

– Кларисса, – позвал Валентин. – Ты просто копия матери. Вылитая Джослин.

Щеку пронзила боль. Отец прижал лезвие меча к лицу Клэри, пытаясь заставить ее обернуться.

– Сейчас я вызову ангела, – сказал он. – Ты должна его видеть.

Во рту ощущался привкус горечи. Вот откуда такая одержимость образом Джослин – она единственная осмелилась отвернуться от хозяина и не служить ему. Валентин думал, будто подчинил ее себе, – и ошибся. Теперь он хочет, чтобы Джослин увидела его триумф, но обходится присутствием дочери.

Лезвие глубже впилось в кожу.

– Взгляни на меня, Клэри, – повторил Валентин.

Клэри против воли обернулась. Терпеть издевательство сил уже не было. Голова судорожно дернулась; на песок упали густые капли крови. Подняв взгляд на отца, Клэри почувствовала тошнотворную боль.

Валентин смотрел на окровавленный клинок Мэллертаха. Когда он снова взглянул на Клэри, в глазах его загорелся странный блеск.

– Для завершения ритуала нужна кровь. Сначала я хотел употребить собственную, но потом увидел тебя в озере и понял: так Разиэль предлагает использовать твою кровь. Потому я и очистил твой организм от озерного яда. Ты чиста, Кларисса. Спасибо за твою кровь.

В каком‑то смысле он и правда благодарил дочь. Валентин давно утратил способность различать приказ и просьбу, добрую волю и страх, любовь и истязание. Тогда... тогда какой смысл ненавидеть монстра в Валентине, если сам Валентин его не видит в себе?

– И сейчас, – продолжил он, – мне понадобится еще чуть‑чуть.

«Чуть‑чуть чего?» – опомнилась Клэри, и в этот момент отец занес меч. В клинке полыхнул отраженный свет звезд. Ну конечно, не кровь хочет забрать Валентин, а ее жизнь. Мэллертах напитался кровью, обрел вкус к ней, как, наверное, и сам Валентин. Вот клинок пошел вниз и... выбитый из руки Валентина, полетел прочь в темноту. Округлившимися глазами Валентин посмотрел сначала на свои окровавленные пальцы, затем – одновременно с дочерью – на того, кто осмелился прервать ритуал.

Всего в футе от Валентина стоял Джейс. В левой руке у него поблескивал знакомый меч. По взгляду отца Клэри догадалась: шагов Джейса он не слышал, как не слышала и она.

Сердце чуть не остановилось. Лицо у Джейса было в корке запекшейся крови, на шее красовалась буровато‑синяя отметина. Глаза, будто два зеркала, отражали свет ведьминого огня и казались черными, совсем как у Себастьяна.

– Клэри, – не сводя взгляда с Валентина, позвал Джейс, – ты цела?

Клэри хотела выкрикнуть: «Джейс!», но не могла выдавить ни звука. Клэри словно бы задыхалась.

– Она тебе не ответит, – сказал Валентин. – Я лишил ее дара речи.

Глаза Джейса вспыхнули.

– Как?

Он ткнул мечом в сторону приемного отца, и тот слегка отпрянул. Не испугался, лишь осторожничал. Валентин напряженно что‑то просчитывал, и Клэри это не понравилось. Ей бы радоваться, однако вместо радости она переживала еще больший страх, панику, чем секунду назад. Отец собрался принести ее в жертву, Клэри с этим смирилась, и тут появляется Джейс... Теперь Клэри боялась не за себя одну.

Джейс выглядел таким... разбитым. Куртка разодрана, оголилась исполосованная крест‑накрест шрамами рука. Рубашка на груди распорота, и на груди затухает руна иратце, которой не под силу оказалось бесследно стереть страшный рубец под сердцем. Одежда в грязи, как будто Джейс катался по земле. Однако страшнее всего – выражение на лице. Абсолютно пустое.

– Руной тишины, она безвредна. – Валентин не сводил взгляда с Джейса. – Вряд ли ты собираешься примкнуть ко мне. Получить благословение ангела.

Выражение на лице Джейса не изменилось. Глаза его по‑прежнему следили за приемным отцом, но в них не было ни следа привязанности, любви или памяти. Не было в них даже ненависти. Только... презрение. Холодное презрение.

– Я знаю, что ты задумал, для чего хочешь призвать Разиэля, и не позволю тебе осуществить планы. Изабель отправилась предупредить нашу армию...

– Предупреждениями никого не спасешь. Я приготовил вам нечто, от чего не сбежишь. – Взгляд Валентина скользнул по мечу в руке у Джейса. – Отложи‑ка это... – начал говорить он и сразу умолк. – Меч не твой. Он принадлежит Моргенштернам.

Джейс улыбнулся мрачной и одновременно милой улыбкой:

– Я забрал его у Джонатана. Твой сын убит.

Потрясенный, Валентин замер:

– То есть...

– Меч я подобрал с земли, где Джонатан обронил его... когда пал от моей руки.

Валентин не поверил сказанному:

– Ты убил Джонатана? Как ты посмел?!

– Иначе он убил бы меня. Выбора не осталось.

– Не может быть, – замотал головой Валентин, словно боксер, пропустивший сокрушительный удар. – Я сам растил Джонатана, сам обучал. В мире нет бойца лучше...

– Выходит, что есть.

– Но... – надтреснутым голосом произнес Валентин, и Клэри впервые услышала, как ломается гладкая речь отца. – Он же был твоим братом.

– Нет, не был. – Джейс поднес клинок на дюйм ближе к горлу Валентина. – Что стало с моим родным отцом? Изабель сказала: он погиб во время рейда. Так ли это? Может, ты убил его, как убил мою мать?

Валентин, все еще ошеломленный, пытался вернуть себе самообладание, боролся с отчаянием. Или... просто не хотел умирать?

– Твою мать я не губил, она покончила с собой. Я лишь вырезал тебя из ее мертвой утробы. Не поступи я так, ты умер бы.

– Зачем? У тебя рос собственный сын! – В лунном свете Джейс казался смертельно опасным незнакомцем. Убийцей, которого Клэри прежде не знала и который твердой рукой прижимал острие меча к горлу Валентина. – Отвечай и говори правду. Хватит лжи о единой плоти и крови. Родители лгут детям, но ты... ты мне не родитель. Я желаю знать истину.

– Не сын был мне нужен. Солдат, воин. Я думал, что им станет Джонатан, однако в нем осталось слишком много от демона. Он рос жестоким, неуправляемым, непредсказуемым. Ему с самого детства недоставало терпения и участия, чтобы следовать за мной и вести Конклав по намеченному пути. Тогда я повторил эксперимент на тебе. И снова неудача. Ты родился слишком нежным, не в меру сострадательным. Чувствовал боль других как свою собственную. Ревел, когда умирали твои питомцы. Пойми, сын мой... я любил тебя за эти качества, и они же сделали тебя ненужным.

– Значит, я бесполезный неженка? – произнес Джейс. – Ты сильно удивишься, когда твой нежный и бесполезный сын перережет тебе глотку.

– Мы через это уже проходили, – твердым голосом напомнил Валентин, на висках и шее у него блестели капли пота. – Ты не осмелишься. Не захотел убийства тогда, у Ренвика, – не захочешь и сейчас.

– Ошибаешься, – размеренным тоном возразил Джейс. – Я каждый день жалею, что не убил тебя тогда. Макс, мой братишка, погиб, и сегодня погибнут сотни, если не тысячи. Я знаю твой план: ты жаждешь погубить всех нефилимов Идриса, – и потому спрашиваю себя: сколько еще людей должно умереть, прежде чем я исполню свою долг? Да, убивать тебя я не хочу, но придется.

– Опомнись. Прошу тебя. Я не хочу...

– ...Умирать? Никто не хочет, отец. – Джейс, словно ангел возмездия, хладнокровно нацелил острие меча в сердце Валентину. – Есть что сказать напоследок?

– Джонатан...

Рубашка под острием окрасилась кровью. В приюте у Рэнвика рука Джейса дрожала, и Валентин подначивал приемного сына: мол, давай вонзи клинок глубже, на три, может, четыре дюйма... Сейчас все было иначе. Рука Джейса сохраняла твердость, и Валентин боялся.

– Последние слова, – прошипел Джейс. – Ну?

Валентин поднял голову и мрачно посмотрел на приемного сына.

– Прости, – сказал он. – Прости...

Он вытянул руку, словно желая прикоснуться к Джейсу, и раскрыл ладонь. Серебристая капля брызнула с нее, точно пуля из пистолета. Слабый ветерок коснулся щеки Клэри, а в руку Валентину влился длинный язык серебряного пламени. Отец взмахнул им – взмахнул Мечом смерти. Клинок оставил в воздухе след темного огня и глубоко вошел в грудь Джейсу.

Округлившимися глазами Джейс посмотрел на Мэллертах. Сцена вышла не столько страшной, сколько нелепой: Меч торчал из груди, словно элемент нелогичного, бессмысленного кошмара.

Валентин вытащил Мэллертах из груди приемного сына, словно кинжал – из ножен, и Джейс упал на колени. Выронил меч и удивленно посмотрел себе на руку, будто не понимая, чего ради вообще держал оружие или почему его выпустил. Он открыл рот, но вместо слов изо рта полилась на грудь кровь.

Время потянулось очень медленно. Валентин присел рядом с Джейсом, уложил его себе на колени, как младенца. Качая и баюкая приемного сына, прижался лицом к его плечу, словно бы плача. Однако когда Валентин поднял голову, слез Клэри не увидала.

– Сынок, – прошептал он. – Мальчик мой.

Клэри задыхалась, пока Валентин держал на руках Джейса, гладил его по голове, убирал со лба пропитанные кровью волосы. Держал, пока свет в глазах Джейса не погас навечно. Затем Валентин бережно опустил сына на песок, скрестив у него руки на груди, как будто пытался скрыть кровоточащую рану.

– Ave... – начал Валентин, собираясь произнести над телом Джейса прощальную речь, но голос его надломился. Развернувшись, Валентин пошел прочь, к алтарю.

Клэри не могла пошевелиться, едва дыша. Краем глаза Клэри видела, как отец поднес Меч к Чаше смерти, позволяя крови Джейса стечь в нее. При этом он напевал неизвестное заклинание. Да Клэри и не стремилась разобрать слов. Скоро все будет кончено, и ее волновало только, хватит ли сил подползти к Джейсу, лечь рядом и дождаться конца. Джейс лежал неподвижно на окровавленном песке – только рана на груди мешала принять его за спящего.

Джейс, Сумеречный охотник, погиб в бою, как и положено нефилиму, и заслужил прощальное благословение. «Ave atque vale», – начала говорить Клэри одними губами и на полпути замерла. Что дальше? «Здравствуй и прощай, Джейс Вэйланд»? Каким именем его величать? Джейс ведь так и не получил настоящего имени. Только то, которое принадлежало погибшему ребенку и потому устроило Валентина. Сколько силы в том имени...

Руны вокруг алтаря разгорались, и среди них Клэри угадала знаки призыва, именования и оков – такие же окружали Итуриэля в погребе поместья Вэйландов. Невольно Клэри вспомнила, как тогда загорелись огнем веры глаза Джейса – веры в нее, которую Джейс старался показать. Каждым действием, жестом он говорил Клэри: «Ты сильная, справишься». Верил в Клэри и Саймон. Правда, вампир обнимал ее, словно хрупкую чашу, сделанную из тончайшего хрусталя.

Валентин раз за разом окунал Меч в воду, быстрым и низким голосом читая заклинание. Поверхность Лин пошла рябью, словно невидимый гигант провел по ней ладонью.

Клэри закрыла глаза, вспоминая взгляд Джейса, когда пришла пора высвобождать Итуриэля. Против воли представился взгляд, каким Джейс посмотрел бы на Клэри сейчас – на Клэри, смирно решившую лечь и погибнуть. Его этот жест не впечатлил бы. Напротив, разгневал. Разочаровал.

Клэри животом легла на песок и, подгребая локтями, поползла к алтарю. Оковы на запястьях горели и жгли; рубашка порвалась, и песчинки царапали кожу, однако Клэри на боль внимания не обращала. Она ее просто не чувствовала. Пот стекал градом по спине, между лопаток. Наконец вот он, рунический круг!

Валентин не мог не услышать шумного пыхтения Клэри, но он даже не обернулся. В одной руке он сжимал Чашу, в другой – Меч. Валентин произнес несколько греческих слов и швырнул Чашу в озеро – Орудие смерти метеором пролетело по дуге и с тихим всплеском упало в воду.

Рунический круг излучал слабое тепло, как разгорающиеся угли. Извернувшись, Клэри потянулась за пояс – к стило. Оковы вновь ожгли запястья, но девушке удалось обеими руками ухватить стержень. С приглушенным вздохом облегчения она приподнялась на локтях, чувствуя лицом жар от рун, разгоревшихся подобно ведьминому огню. Валентин дочитывал заклинание, занеся Меч смерти, готовый бросить его в озеро. Из последних сил Клэри вонзила стило в песок, не стирая, впрочем, руны Валентина, но рисуя поверх них собственные, перекрывая руну‑имя Валентина другой. Знак вышел маленький, изменение – почти незаметным, не идущим ни в какое сравнение с могущественной руной Союза или Каиновым знаком.

Большего Клэри сделать не могла. Обессиленная, она повалилась на бок, а Валентин швырнул меч в озеро Лин.

Блеснув черно‑серебристым телом, Мэллертах описал в воздухе круг и беззвучно ушел под воду, соединяясь с тьмой и серебром озера. Поверхность воды взорвалась серым фонтаном, столб которого рос и рос, напоминая гейзер расплавленного серебра, дождь, бьющий в небо. Последовал треск, словно раскололся лед, словно пополз ледник. В следующее мгновение озеро Лин расступилось.

В устремленных в небо брызгах из него поднялся ангел.

Клэри не знала, чего ожидать. Существа, похожего на Итуриэля, истощенного годами заточения и пыток? То, что поднималось из озера, пребывало во цвете сил и славы. Глаза жгло, как будто Клэри смотрела прямо на солнце.

Бессильно уронив руки, Валентин восторженно взирал на ангела как человек, доживший до осуществления заветной мечты.

– Разиэль, – выдохнул он.

Ангел продолжал подниматься, словно это вода уходила из озера, обнажая массивный столб мрамора. Сначала появилась голова, пряди волос, подобные цепям золота и серебра, затем белоснежные плечи и голый торс, покрытый рунами. У Разиэля руны жили, светясь золотом и перемещаясь по коже, словно взлетающие от костра искры. Необъяснимым образом ангел одновременно был велик размерами и при том же – не выше человека. Пытаясь охватить его взглядом, Клэри ощутила боль в глазах, и в то же время, кроме ангела, она больше и не видела ничего. Ангел расправил над озером крылья: золотые, в каждом пере – по немигающему глазу.

Зрелище получилось прекрасное и устрашающее. Клэри хотела отвернуться и не смогла. Она досмотрит, досмотрит ради Джейса.

Все как на картинках: ангел восстал из озера Лин, в руках у него Чаша и Меч. С Орудий смерти стекает вода, однако сам Разиэль сух. Его белые босые ноги едва касаются поверхности воды, вызывая лишь крохотную рябь. Нечеловечески красивое лицо взирает на Валентина.

Ангел заговорил.

Его голос напоминал крик, вопль и звучание музыки одновременно. Разиэль не промолвил ни слова, и, тем не менее, Клэри поняла его речь. Дыхание ангела чуть не сшибло Валентина с ног – отец наклонился вперед, словно шел против сильного ветра. Клэри тоже обдало жарким, словно из горнила, и пахнущим странными специями дыханием.

«Последний раз я видел это место тысячу лет назад. Джонатан, Сумеречный охотник, призвал меня смешать кровь в Чаше с кровью смертного, дабы сотворить новый род, способный очистить Землю от демонов. Я исполнил просьбу, сказав, что более ничего не сделаю. Зачем ты призвал меня, нефилим?»

– Тысяча лет прошла, о Славный, – со страстью в голосе ответил Валентин. – Демоны по‑прежнему терзают нашу землю.

«Что мне до того? Тысяча лет для ангела – как мгновение ока».

– Нефилимы, которых ты создал, отважно бились, очищая Землю от заразы демонов, и проиграли. Из‑за слабости и скверны, поразившей их ряды. Я намерен вернуть былую славу...

«Славу?»

Ангел спрашивал с оттенком любопытства, как будто слово было ему в новинку.

«Слава принадлежит одному Господу».

Голос Валентина не дрогнул:

– Конклав, что был создан при первых нефилимах, мертв. Он смешал кровь с нежитью, отродьем демонов, нелюдями, поразившими эту землю, как блохи – шкуру крысы. Я же намерен очистить мир, извести всякую нежить и демонов заодно...

– Демоны душ не имеют, но твари, о которых ты ведешь речь – Дети луны, ночи, Лилит и Фей, – одушевлены. Ты взялся судить о чистоте человечества еще строже нас.

Теперь ангел говорил жестко.

– Неужели ты вознамерился бросить вызов Небесам, как тот из рода Утренних звезд, чье имя ты носишь?

– Я не бросаю Небу вызов, о нет, Разиэль, мой повелитель. С Небом я желаю объединить усилия...

– В войне, развязанной тобой? Мы – небесные создания, Охотник, и не участвуем в земных распрях.

Валентин ответил с болью в голосе:

– Разиэль, мой повелитель. Ты не допустил бы существования такой вещи, как ритуал, могущий призвать тебя, если бы не хотел быть призванным. Мы, нефилимы, твои дети. Нам нужно твое водительство.

– Водительство?

Ангел говорил с усмешкой.

– Вряд ли за наставлением ты меня вызвал. Тебе скорее потребна личная выгода.

– Выгода? – хрипло переспросил Валентин. – Для дела я не пощадил ничего: ни жену, ни детей. Оба моих сына легли на алтарь. Я все отдал, все!

Ангел висел в воздухе, глядя на Валентина нечеловеческими глазами; его крылья непринужденно трепетали, словно облака, плывущие по небу.

– Господь просил Авраама принести в жертву сына, чтобы проверить, кого человек любит больше – своего Бога или Исаака. Но тебя, Валентин, жертвовать сыном никто не просил.

Валентин окинул взглядом алтарь, залитый кровью Джейса, а после снова посмотрел на ангела:

– Если придется, я заставлю тебя выполнить мою волю, однако хочу, чтобы ты согласился своей охотой.

– Когда меня призвал Джонатан, первый Охотник, я помог ему, ибо в разуме его видел светлую мечту – очистить Землю от демонов. Джонатан желал превратить родину в рай, искренне мечтал. Ты же мечтаешь о славе и Небес не любишь. Мой брат Итуриэль все подтвердит.

Валентин побледнел:

– Но...

– Ты думал, я не узнаю?

Ангел улыбнулся. Страшнее улыбки Клэри в жизни не видела.

– То, что хозяин круга может принудить меня к исполнению просьбы, – правда. Однако ты – не хозяин.

Валентин непонимающе уставился на ангела:

– Мой повелитель, Разиэль, больше нет никого...

– Есть. Твоя дочь.

Валентин вихрем развернулся.

Клэри, чьи запястья горели от боли, с вызовом посмотрела на отца. Она вдруг осознала, что это – первый раз, когда отец действительно смотрит на нее. Смотрит и видит. Первый и единственный раз.

– Кларисса, что ты наделала?

В ответ Клэри пальцем вывела на песке... не руны – слова, те самые, которые Валентин произнес, став очевидцем ее таланта. Когда Клэри одной руной развалила корабль.

«МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН».

Глаза Валентина округлились, совсем как у Джейса перед смертью. Отец страшно побледнел и развернулся к ангелу, подняв руки в умоляющем жесте:

– Повелитель мой, Разиэль...

Ангел сплюнул – или же Клэри показалось, что сплюнул, – и точно стрела белого пламени вонзилась в грудь Валентину, пробила дымящуюся дыру размером с кулак, словно камень – в листе бумаги. Сквозь нее виднелись озеро, ангел...

Валентин подрубленным деревом рухнул на песок: рот открыт в немом крике, глаза слепо смотрят куда‑то, выражая потрясение невероятным предательством.

– Небо послало возмездие. Надеюсь, ты не напугана.

Клэри посмотрела на ангела, который парил над ней, словно столб белого пламени, оттеняющий небо. Руки ангела были пусты – Чаша и Меч лежали рядом на берегу озера.

– Можешь просить о чем‑то одном, Кларисса Моргенштерн. Твое желание?

Клэри бессильно раскрыла рот.

– Ах да... – В голосе ангела звучала нежность. – Руна.

Глаза на крыльях моргнули, и Клэри накрыло волной чего‑то очень нежного, нежнее шелка и любой другой ткани. Легче шепота и прикосновения перышком. Так, наверное, ощущается облако. Послышался запах, приятный, пьянящий и сладкий.

Исчезла боль в запястьях. Пропали путы, жжение в затылке и тяжесть в ногах. Клэри поднялась на колени. Больше всего ей хотелось проползти по окровавленному песку и лечь рядом с Джейсом, обнять его, пусть и мертвого... Голос ангела заворожил ее; Клэри неотрывно смотрела на этот источник сияющего света.

– Битва на равнине почти завершилась. Моргенштерн умер, и власть его над демонами кончилась. Почти все они бежали, а те, кто остался, скоро будут повержены. Сюда, к берегу озера, уже мчатся Охотники, так что поторопись.

Ангел помолчал.

– И помни: я не джинн. Выбирай желание мудро.

Клэри помедлила в нерешительности – какой‑то миг, растянувшийся, казалось, навечно. Что просить? Голова закружилась. Вроде проси чего хочешь: прекратить страдания в мире, побороть наконец голод... Вдруг ангел не в силах дать желаемого? Или дал давно, только людям предстоит самим отыскать его дар?

В конце концов и это неважно, потому что у Клэри имелось всего одно желание. Одно искреннее желание.

Она посмотрела на ангела:

– Джейс.

Выражение на лице Разиэль не изменилось. Счел он желание добрым ли наоборот? Может, вдруг испугалась Клэри, ангел вообще не думает его исполнять?

– Закрой глаза, Кларисса Моргенштерн.

Клэри послушалась: ангелам отказывать не принято, и неважно, о чем они просят. Закрыв глаза, Клэри села. Сердце бешено колотилось. Девушка изо всех сил старалась не думать о Джейсе, но его лицо раз за разом возникало перед мысленным взором. Джейс не улыбался ей, лишь смотрел куда‑то в сторону, слегка усмехаясь. На виске белел шрам, и на шее виднелся серый след укуса Саймона. Клэри видела все, до единой отметины, несовершенства любимого. Джейса. Вспышка яркого света окрасила тьму алым, и Клэри повалилась на песок. Она испугалась, что упала в обморок или, того хуже, умирает. Как можно умереть сейчас, когда образ Джейса так ярко стоит перед глазами! Даже слышен его голос, зовущий, как тогда, в приюте у Ренвика: Клэри, Клэри, Клэри...

– Клэри, – произнес Джейс. – Посмотри на меня.

Клэри открыла глаза.

Она лежала на песке в изодранной, окровавленной одежде. Ничего не изменилось, только не стало ангела, не стало слепящего света, зажегшего ночь. В небе, подобно мириадам зеркал, мерцали звезды. Над Клэри, с огнем в глазах ярче любой звезды, склонился Джейс.

Она удивленно и жадно смотрела на него: спутанные волосы, вымазанное в крови лицо, горящие глаза; в разрыве рубашки, на груди, среди множества синяков не осталось ни следа, ни крохотной отметины там, куда вошел Меч. Увидев, как бьется сердце Джейса, Клэри чуть не бросилась обнимать его. Ведь это значит, что...

– Ты жив, – прошептала Клэри. – Правда жив.

Медленно и удивленно Джейс прикоснулся к ее лицу.

– Я был во тьме, – мягко произнес он. – Только тьма вокруг, и сам я – тень. Я понял, что умер и все кончилось. Потом услышал твой голос. Ты звала меня. Звала и вывела обратно.

– Не я. – Горло перехватило. – Тебя вернул ангел.

– По твоей просьбе. – Молча Джейс провел пальцами по контуру ее лица, словно убеждаясь, что Клэри перед ним – настоящая. – Могла попросить чего угодно, и выбрала меня.

Клэри улыбнулась. Чумазый, весь в крови, Джейс представился ей самым прекрасным, что есть на земле.

– Больше мне в мире ничего и не нужно.

В этот момент глаза Джейса, и без того сияющие, загорелись так, что в них стало больно смотреть. Клэри подумала об ангеле, горящем, словно тысяча факелов, об ангельской крови в жилах Джейса, о том, что, может, это кровь сейчас засияла и свет ее пробивается сквозь глаза Джейса...

«Я люблю тебя», – хотела сказать Клэри. Она попросила бы ангела о том же еще раз. Всякий раз, как предложили бы. Однако вслух произнесла другое.

– Ты мне не брат, – пробормотала Клэри, слегка задыхаясь, как будто осознание сказанного лишило сил. – Но ты знаешь, верно?

Джейс улыбнулся под слоем грязи и запекшейся крови:

– Да, знаю.

Эпилог