Патриот России.

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 506

Из любви к тебе я правил этим людским океаном,

и звезды в небе вращались, послушные моей воле.

Т. Е. Лоуренс

Дым ленивой спиралью поднимался вверх, оставляя в чистом небе легкие следы. На холме над кладбищем сидел Джейс, уперев локти в колени, и наблюдал, как горят останки Валентина. У погребального костра, полускрытые дымом, стояли несколько человек, среди которых Джейс узнал Джослин и Люка. Люк обнимал Джослин, а та отводила взгляд от пламени.

Джейс мог бы присоединиться к похоронной процессии, но не захотел, остро чувствуя иронию происходящего. Последние несколько дней его продержали в лечебнице и только сегодня выпустили – посетить похороны отца. Одолев полпути до кладбища, где уже сложили костер из белых, как кость, поленьев, Джейс понял, что идти дальше не может, и стал подниматься на холм. Люк звал его, однако парень не обернулся.

Постепенно собрались все, кто хотел проститься. Патрик Пенхоллоу в траурном наряде запалил костер. Второй раз за неделю Джейс наблюдал погребальное сожжение. Костер Макса вышел до боли крохотным, тогда как Валентин, скрестивший на груди руки и сжимающий в пальцах клинок серафима, был огромен даже в смерти. Глаза ему, по обычаю, повязали полоской белого шелка.

Обряд, несмотря ни на что, справили честь по чести.

Себастьяна не хоронили. Охотники, отправившиеся в долину за его телом, ничего не нашли. Сказали, будто труп унесла река, но Джейс на том не успокоился...

Он попытался отыскать взглядом Клэри – и не обнаружил ее среди скорбящих. Последний раз Джейс видел ее у озера, два дня назад. Он почти физически чувствовал, как ему недостает некой части себя. Вины Клэри в том не было: на берегу озера она испугалась, что Джейс еще слаб для телепортации, – и совершенно справедливо. К тому времени, как прибыла подмога, Джейс потерял сознание. Очнулся он в лечебнице на следующий день и первым делом заметил над собой Магнуса Бейна. Маг смотрел на него как‑то странно, то ли с любопытством, то ли с интересом... по Магнусу так сразу не скажешь. В общем, маг сообщил: дескать, ангел исцелил только тело, дух же и разум все еще не обрели достаточно силы. Поможет лишь отдых.

Сейчас Джейс чувствовал себя значительно лучше. Как раз вовремя, к похоронам.

Поднялся ветер, относя дым в сторону. Вдали высились сторожевые башни, к которым вернулись прежний блеск и сияние. Толком Джейс не понимал, чего добивается, сидя здесь и глядя, как сжигают тело отца. Да и что сын мог сказать на прощание, присоединись он к процессии? «Ты никогда не был мне настоящим отцом... Я не знал другого отца, кроме тебя...» Как бы ни разнились эти два утверждения, для Джейса смысл их оставался тождественным.

Когда Джейс открыл глаза на берегу озера и понял, что вернулся с того света, то первым делом подумал о Клэри. Она лежала в нескольких шагах от него, на окровавленном песке. Объятый ужасом – вдруг она ранена или убита?! – Джейс подполз к ней. Когда Клэри открыла глаза, он испытал огромное облегчение. Впрочем, упивался он этим чувством недолго – до тех пор, пока не подоспели другие нефилимы. Они помогли встать, а после пораженно воскликнули, завидев у кромки воды Валентина. Джейса словно ударили под дых. Он принял смерть отца – может даже, самоубийство, – однако боль была сильной. Клэри смотрела на Джейса печальными глазами: хотя она не имела ни единой причины сочувствовать, его потерю она переживала искренне.

Джейс полуприкрыл глаза, и перед мысленным взором пронеслась череда образов: Валентин берет его на руки, Валентин учит его держать равновесие на носу лодки... И более мрачные воспоминания: удар по лицу, мертвый сокол, ангел, томящийся в подвале поместья...

– Джейс.

Подняв глаза, он увидел Люка. Оборотень, в джинсах и фланелевой рубашке, стоял, заслоняя собой солнце.

– Все кончено, – сказал Люк. – Церемония длилась недолго.

– Понятно. – Джейс провел пальцами по земле, упиваясь болью от трения. – Прощальные слова говорили?

– Все как обычно. – Люк, поморщившись, присел рядом. Джейс не спрашивал, как прошло сражение. Не хотелось. Конец битве пришел неожиданно быстро: как только Валентин умер, демоны растаяли в ночи, словно туман, рассеянный солнцем. Впрочем, хоронили не одного Валентина. Сегодня горело много костров.

– Клэри не... она...

– Пришла ли на похороны? Нет. Не захотела. – Люк искоса посмотрел на Джейса. – Ты сам не видел ее? С тех пор как...

– Нет, с тех пор еще не видел. Меня только сегодня выпустили из лечебницы, и я сразу пришел на кладбище.

– Мог и не приходить, если желания не было.

– Было... что бы это ни значило.

– Похороны для живых, не для мертвых. И Валентин – больший отец тебе, чем Клэри, хотя вы с ним и не одной крови. Тебе одному прощаться с Валентином и тосковать без него.

– Вряд ли мне позволят тосковать по Валентину.

– Стивена Эрондейла ты не знал, к Роберту Лайтвуду прибыл почти взрослым... Детство твое прошло при Валентине. Тоску по нему никто не отменит.

– У меня все не идет из головы Ходж. У стен Гарда я, убежденный в своем демоническом происхождении, спрашивал, почему Ходж не открыл мне мою тайну. Он все твердил: дескать, не был уверен. Мне показалось, он лжет, однако теперь понимаю: Ходж один из немногих знал о ребенке Эрондейлов. Когда я пришел в Институт, Ходж растерялся, не различил, который из сыновей Валентина явился: родной или приемный. Я мог быть любым из них – и демоном, и ангелом. Но стоило Ходжу увидеть Джонатана, как он сразу все понял. До того, в Институте, он старался обращаться со мной как можно лучше, пока не пришел Валентин. Ожидание потребовало от Ходжа определенной веры... ты так не думаешь?

– Да, я тоже так считаю.

– Ходж уверял меня, что кровное родство ничего не значит, главное – воспитание. Вот и думаю: останься я с Валентином, может, и вырос бы таким, как Джонатан? Если бы не Лайтвуды, был бы я таким, какой есть?

– Это важно? Ты стал тем, кем стал не просто так. Валентин отправил тебя к Лайтвудам, усмотрев для тебя в том лучшую долю. Хотя он, конечно, мог иметь и другие планы, однако не отрицай: Валентин отправил тебя к людям, которые точно приняли бы тебя с любовью. Вот, пожалуй, один из редких случаев, когда твой отец действовал не ради себя. – Люк хлопнул Джейса по плечу столь по‑отечески, что паренек улыбнулся. – На твоем месте я бы не забывал об этом.

* * *

Из окна в комнате Изабель Клэри смотрела, как дым от погребального костра черной дланью застилает небо. Сегодня сжигают Валентина, ее отца. В некрополе, почти у самых городских ворот.

– Сегодня праздник, знаешь, да? – Клэри обернулась. Изабель стояла у нее за спиной, держа в руках два платья: голубое и серо‑стальное. – Какое мне лучше надеть?

Изабель по‑прежнему искала утешения в новых нарядах.

– Надень голубое.

Изабель отложила наряд на кровать:

– Ты что наденешь? Ты ведь пойдешь на праздник, правда?

Клэри вспомнила милое, изящное платье на самом дне сундука Аматис. Хотя вряд ли хозяйка даст его поносить.

– Не знаю. Джинсы, наверное, и зеленый плащ.

– Отстой. – Изабель посмотрела на Алину, которая читала, сидя в кресле у кровати. – Скажи же: отстой?

– Пусть Клэри носит что хочет, – ответила, не отрываясь от книжки, Алина. – К тому же она не обязана наряжаться.

– Ничего, для Джейса принарядится, – сказала Изабель, словно констатируя факт. – Обязана принарядиться.

Алина наконец оторвалась от книги и, немного поморгав, улыбнулась:

– А... ну да. Постоянно забываю. Непривычно сознавать, что он тебе не брат, правда?

– Нет, – твердо возразила Клэри. – С этим‑то порядок. Считать Джейса братом – вот что было непривычно. Хотя... я не видела его с тех пор, как обо всем узнала. С тех пор, как мы вернулись в Аликанте.

– Странно, – заметила Алина.

– Чего тут странного? – Изабель метнула в Алину многозначительный взгляд, которого та словно бы не заметила. – Джейс в лечебнице валялся! Его только выписали.

– Он не примчался к тебе? – спросила Алина у Клэри.

– Он не мог, – ответила Клэри. – Нельзя же было пропустить похороны Валентина.

– Как знать, – озорно улыбнулась Алина. – А вдруг ты ему больше неинтересна? Ну то есть запретный плод больше не запретен... Некоторых интересует лишь то, чего они получить не могут.

– Не Джейс, – сказала Изабель. – Он не такой.

Алина встала, бросив книгу на кровать:

– Пойду оденусь. До вечера, девочки. – С этим она ушла, мурлыча что‑то себе под нос.

Глядя ей вслед, Изабель покачала головой:

– Думаешь, она невзлюбила тебя? В смысле, ревнует? Джейс вроде ей не нужен.

– Ха! – Клэри слова Изабель слегка позабавили. – Нет, Джейс ей неинтересен. Просто у Алины что на уме, то и на языке. И кто знает, вдруг она права?

Распустив волосы, Изабель тоже подошла к окну. Небо успело расчиститься; дым ушел.

– Ты серьезно считаешь, что Алина права?

– Понятия не имею. Надо с Джейсом поговорить. Спрошу его обо всем, когда увижу на вечеринке. Или параде победы. Или как это здесь называется? – Клэри посмотрела на Изабель. – Как думаешь, на что будет похож праздник?

– Парад устроят, – подтвердила Изабель. – И салют, фейерверки. Будет музыка, танцы, игрища... ну, всякое такое. Как на большой уличной ярмарке в Нью‑Йорке. – Изабель печально посмотрела в окно. – Максу понравилось бы.

Клэри погладила ее по голове, как погладила бы родную сестру:

– Да, понравилось бы.

* * *

Джейс постучал в дверь дважды, прежде чем за ней раздались торопливые шаги. Сердце подпрыгнуло и успокоилось; на порог вышла Аматис Эрондейл в длинном серо‑голубом платье и отливающих металлом серьгах, которые выгодно оттеняли седину. Хозяйка удивленно посмотрела на Джейса.

– Тебе чего? – спросила она.

– Клэри... – начал Джейс и умолк. Все острословие и красноречие, которые не раз выручали, куда‑то разом запропастились. Он не сумел подобрать ни единого умного слова и потому просто спросил: – Я думал, может, Клэри у вас. Хотел поговорить.

Аматис покачала головой и пристально посмотрела на Джейса, отчего тот немного занервничал.

– Нет, Клэри не здесь. Она, должно быть, у Лайтвудов.

– А‑а... – удивленный собственным разочарованием, произнес Джейс. – Простите за беспокойство.

– Ты меня ни капельки не побеспокоил, – возразила Аматис. – Напротив, я рада, что ты пришел. Хочу спросить тебя кое о чем. Подожди в прихожей, я сейчас.

Озадаченный, Джейс прошел в дом. О чем хочет поговорить Аматис? Может, Клэри Джейса больше знать не желает и выбрала Аматис в качестве вестника?

Вскоре хозяйка вернулась, неся – нет, слава богу, не записку! – небольшую металлическую шкатулку, покрытую чеканкой в виде птиц.

– Джейс, Люк передал, что ты... что Стивен Эрондейл приходился тебе отцом. Люк все рассказал.

Джейс кивнул, предполагая, что большего от него и не требуется. Слухи расползаются медленно, и это лишь на руку: Джейс успеет вернуться в Нью‑Йорк еще до того, как все в Идрисе узнают о его происхождении и станут пялиться на него.

– Ты ведь знаешь, я была первой женой Стивена, – натянутым голосом произнесла Аматис, как будто слова ранили ей горло. И что теперь, она перенесет на Джейса обиду на его мать, которую парень даже не видел? – Из тех, кто дожил до сего дня, я, наверное, помню его лучше всех.

– Да, – ответил Джейс, жалея, что пришел. – Уверен, так оно и есть.

– И ты, скорее всего, испытываешь к отцу смешанные чувства? – продолжила Аматис, удивив Джейса тем, как точно определила его состояние. – Ты Стивена не знал, и вырастил тебя не он, однако ты похож на отца. Только глаза у тебя от матери. Может, я чокнулась на старости лет, может, тебе и знать ничего о Стивене неохота, но... он твой отец и если бы видел тебя... – Она так резко протянула ему шкатулку, что Джейс невольно отпрянул. – Здесь вещи Стивена, я сохранила их на память: письма, фотографии, родословная, его ведьмин огонь. Сейчас у тебя нет вопросов, зато когда появятся – у тебя будет эта шкатулка.

Аматис протягивала ящичек так, словно дарила Джейсу нечто невероятно драгоценное, и Джейс молча принял подарок. Шкатулка была тяжелая и холодная.

– Спасибо, – только и смог сказать он. Потом добавил: – Я кое‑что хотел знать...

– Что же?

– Если Стивен – мой отец, то выходит, что Инквизитор, Имоджен, моя бабушка?

– Да... тяжелая женщина, но она тебе бабка, да.

– Она спасла мне жизнь. Сначала ненавидела до мозга костей, зато, увидев вот это... – Джейс обнажил звездообразный рубец на плече. – Увидев его, Инквизитор спасла меня. Что ей мой шрам?

Аматис округлила глаза:

– Ты помнишь, как обзавелся им?

Джейс покачал головой:

– Если верить Валентину, шрам я получил еще совсем маленьким. Хотя Валентину верить...

– Это не шрам. Это родимое пятно. Есть старая семейная легенда о предке Эрондейлов, которому во сне явился ангел. Ангел коснулся плеча вашего пращура, и наутро тот проснулся с такой вот меткой. Ее наследуют все в роду Эрондейлов. – Аматис пожала плечами. – Не знаю, так ли на самом деле, но у всех Эрондейлов есть такое родимое пятно, и у твоего отца на правом плече было точно такое. Говорят, оно – символ связи с ангелом. Его благословения. Имоджен увидела родинку и догадалась, кто ты на самом деле.

Джейс смотрел на Аматис и не видел ее. Перед глазами вновь была мокрая палуба корабля и лежащая на ней Инквизитор.

– Когда смерть пришла за ней, Имоджен сказала: «Отец гордился бы тобой...» Я подумал, она издевается. Решил, что она имеет в виду Валентина...

Аматис покачала головой.

– Имоджен говорила о Стивене, – тихо произнесла хозяйка дома. – И не ошиблась. Отец и правда гордился бы тобой.

* * *

Клэри толкнула дверь дома Аматис, поражаясь, как быстро успела к нему привыкнуть: дорога находилась сама, и медная ручка заедала теперь так знакомо. Мерцание отраженного в канале солнечного света тоже стало привычным – как и всякий вид на Аликанте из окна. Вот бы здесь поселиться. Из старой жизни будет не хватать... китайской еды на вынос? Киношек? Комиксов?

Клэри ступила на лестницу на второй этаж, как вдруг услышала из гостиной голос матери – слегка встревоженный. О чем Джослин тревожиться? Клэри тихонько, прижимаясь к стене, подошла к двери в гостиную и прислушалась.

– Как это ты остаешься? – спрашивала мать. – А Нью‑Йорк?

– Меня просили представлять оборотней в Совете, – отвечал Люк. – Я обещал подумать до вечера.

– Нельзя оставить кого‑то другого? Вожака одной из стай Идриса?

– Я единственный вожак стаи, который некогда сам был нефилимом. Поэтому в Совет и хотят отправить меня. – Люк вздохнул. – Я заварил эту кашу, Джослин, мне и расхлебывать.

Повисла короткая пауза.

– Если считаешь, что должен, то оставайся, – неуверенно ответила Джослин.

– Сначала придется продать книжный, уладить прочие дела, – хрипловато проговорил Люк. – Так что я не сразу сюда переберусь.

– Я могу за тебя все уладить. После того, что ты сделал... – Джослин совсем сникла. И надолго замолчала. Клэри уже собралась откашляться и войти в гостиную.

Секундой позже девушка порадовалась, что так и не собралась.

– Послушай, – произнес Люк, – я уже давно хотел сказать да все никак не решался. Какая, в конце концов, разница, если я тот, кто я есть? Ты бы не захотела для Клэри такой жизни, но теперь, когда она знает, разницы нет, и поэтому... я люблю тебя, Джослин. Уже двадцать лет как. – Клэри напрягла слух, ожидая маминого ответа. Джослин молчала. Наконец тяжелым голосом заговорил Люк: – Нужно сообщить Совету, что я остаюсь. Больше о нас с тобой говорить не будем. Хотя мне легче от признания.

Клэри вжалась в стенку, и Люк вышел из гостиной, не заметив ее. Проследовал по коридору и задержался на пороге, глядя, как играют на воде блики солнца, а после ушел окончательно, захлопнув за собой дверь.

Клэри осталась стоять у стенки, не в силах отлипнуть от нее. Жаль Люка и жаль маму. Джослин, похоже, не любит его и полюбить не сумеет. У них все как у Клэри с Саймоном, только ничего поделать нельзя. Особенно если Люк намерен остаться в Идрисе. На глазах выступили слезы.

Успокоившись, Клэри хотела войти в гостиную, но тут открылась дверь в кухню. Раздался иной голос – усталый и смирившийся. Голос Аматис.

– Прости, я подслушала, однако я рада, что Люк остается. Мы станем видеться чаще, но причина не в том. Люк скорее забудет тебя.

– Аматис... – оправдываясь, начала Джослин.

– Много воды утекло, Джослин. Если не любишь его, то отпусти.

Джослин не ответила. Какое выражение у нее на лице? Грустное? Злое? Смиренное?

Аматис негромко ахнула:

– Но ведь ты... его любишь, да?

– Аматис, я не смею...

– Любишь! Ты его любишь! – воскликнула Аматис и обрадованно хлопнула в ладоши. – Я так и знала! Всегда догадывалась!

– Какая разница? – устало произнесла Джослин. – По отношению к Люку получится несправедливо...

– И слышать не желаю. – Послышалось шелестение, возня, как будто Аматис схватила Джослин за руку и потащила куда‑то. При этом Джослин вяло сопротивлялась. – Если любишь его, то прямо сейчас пойдешь и признаешься. До того, как он сообщит о своем решении Совету.

– Он нужен им! Люк сам хочет остаться...

– Люциан хочет одного – тебя. Кроме тебя и Клэри, большего ему никогда и ничего нужно не было. Теперь беги!

Клэри пошевелиться не успела, как мама выбежала в коридор. По пути к двери она обернулась и, заметив дочь, раскрыла рот от удивления.

– Клэри? – Джослин пыталась говорить бодро и весело, однако попытка с треском провалилась. – Не знала, что ты здесь.

Подойдя к двери, Клэри распахнула ее, и в прихожую полился яркий свет. Щурясь, Джослин посмотрела на дочь.

– Если ты немедленно не пойдешь за Люком, – отчетливо проговорила Клэри, – я тебя сама прикончу.

Джослин на мгновение опешила, затем улыбнулась:

– Ну, если вопрос стоит так...

В следующую секунду она мчалась по дороге вдоль канала. Закрыв за матерью дверь, Клэри привалилась к ней спиной.

Из гостиной выбежала Аматис и выглянула в окно:

– Думаешь, она успеет перехватить его по пути в Зал?

– В детстве мне ни разу не удалось удрать от мамы. Она быстро бегает.

Взглянув на Клэри, Аматис улыбнулась:

– О, кстати, чуть не забыла: заходил Джейс, искал тебя. Наверное, вечером на празднике подойдет к тебе.

– Правда? – задумчиво проговорила Клэри. Может, спросить? Рисковать нечем. – Аматис...

Сестра Люка отвернулась от окна и с любопытством посмотрела на Клэри:

– Да?

– У тебя в сундуке лежит серебристое платье. Можно его одолжить на вечер?

* * *

Улицы постепенно наполнялись людьми. В ночном воздухе, озаренном ведьмиными огнями, витал пряный аромат знакомых белых цветов. Они висели в корзинках на дверях, украшенных золотыми рунами победы и ликования.

Нефилимы выходили на улицы не в привычном боевом облачении, а в пышных нарядах – от современных до старинных. Было тепло, и мало кто надел теплую одежду, зато Клэри встретила предостаточно дам в бальных платьях, длинные подолы которых мели мостовую. Как только девушка свернула на улицу, ведущую к дому Лайтвудов, дорогу пересекла эффектная пара – Рафаэль под руку с высокой брюнеткой в красном вечернем платье. Вампир улыбнулся Клэри, отчего девушку пробила легкая дрожь. Все‑таки есть в нежити нечто чуждое человеческому, нечто пугающее. Может, и не все страшное – обязательно дурное, однако насчет Рафаэля приходится сомневаться.

Парадная дверь дома Лайтвудов была открыта, и у подъезда стояли несколько членов семьи. Мариза и Роберт о чем‑то болтали с... Пенхоллоу, родителями Алины. Мариза, элегантная в черном шелковом наряде, улыбнулась Клэри; убрав со строгого лица волосы и закрепив их широким серебряным ободком, Мариза до того напомнила Изабель, что Клэри захотелось обнять ее. Впрочем, даже улыбаясь, Мариза оставалась печальной. Грустила по Максу, думая, как бы понравился праздник младшему сыну.

– Клэри! – По ступенькам крыльца сбежала Изабель; черные волосы развевались у нее за спиной. Дочь Лайтвудов не надела ничего из того, что показывала днем. Она выбрала обтягивающее тело платье из золотистого атласа. На ноги Изабель выбрала сандалии на шпильках, и Клэри, вспомнив о любви подруги к каблукам, рассмеялась про себя. – Выглядишь потрясающе!

– Спасибо. – В серебристом платье Клэри чувствовала себя неуверенно. Все потому, что прежде настолько девчоночьих нарядов не надевала. Каждый раз, когда кончики волос щекотали оголенные плечи, приходилось бороться с желанием подыскать платок или шаль. – Ты тоже.

Изабель прошептала ей на ухо:

– Джейса тут нет.

Клэри отпрянула:

– Где же он?..

– Алек говорит, что Джейс на площади, ждет салюта. Прости, сама я точно не знаю.

Клэри пожала плечами, стараясь скрыть разочарование:

– Все нормально.

Из дома вышли Алек и Алина. Алина – в ярко‑красном платье, на фоне которого черный цвет волос выглядел особенно насыщенным. Алек же, по обыкновению, нацепил свитер и черные брюки. (Ладно, хоть свитер без дырок.) Он улыбнулся Клэри – легко и непринужденно, как будто избавился от тяжкого груза.

– Я еще ни разу не бывала на торжестве вместе с нежитью, – призналась Алина, глядя беспокойно, как девушка‑фейри с цветами в волосах – хотя нет, цветы, соединенные тонкими изящными стеблями, и были ее волосами! – задумчиво поедала белые соцветия, свисающие из корзинок, что украшали фонарные столбы.

– Тебе понравится, – пообещала Изабель. – Нежить веселиться умеет.

Махнув родителям, она пошла в сторону площади, а Клэри который раз с трудом поборола желание прикрыться скрещенными на груди руками.

– Эй! – позвала Изабель, и Клэри, проследив за ее взглядом, увидела на другом конце улицы Саймона и Майю. Саймон почти на весь день пропал в Зале Договоров, отмазавшись: дескать, любопытно, кого назначат председателем от вампиров. Майю трудно было представить в девчоночьей одежде, так она и нарядилась в камуфляжные штаны, сидевшие на бедрах и черную майку с надписью «ВЫБИРАЙ ОРУЖИЕ» и орнаментом в виде игральных костей понизу. Геймер. Или косит под геймера и нарядом хочет впечатлить Саймона. Если так, то выбор удачный. – Вы сейчас тоже на Ангельскую площадь?

Майя и Саймон сказали: мол, да, на площадь, – и все шестеро пошли вместе, общей компанией. Саймон поравнялся с Клэри, и некоторое время шагал молча. Хорошо, что он рядом, хорошо, что живой. Первым делом, возвратившись в Аликанте, Клэри захотела увидеть именно Саймона. Она крепко обняла друга, радуясь его удаче, живучести.

– Помогло? – спросила Клэри, прикоснувшись к метке на лбу у Саймона. Отчаянно хотелось услышать, что Каинов знак нанесен не напрасно.

– Ты мне жизнь спасла, – только и сказал Саймон.

– Жаль, не могу снять с тебя метку. Прости меня, я не знала, какова плата за ее ношение.

Саймон бережно отвел ее руку от своего лица:

– Поживем – увидим.

Клэри пристально всмотрелась в друга, но видимых изменений не нашла. Каинов знак вроде бы ничуть не повлиял на Саймона и, скрытый челкой, оставался незаметен.

– Как прошла встреча? – спросила Клэри, снова окинув Саймона взглядом. В честь праздника он не принарядился. Так и остался в джинсах и футболке, хотя винить его трудно: иной одежды он с собой в Аликанте не прихватил. – Кого назначили председателем?

– Не Рафаэля, – довольно произнес Саймон. – Вампира с претенциозным именем Ночная тень или вроде того.

– А меня попросили изобразить герб нового Совета, – похвасталась Клэри. – Я согласилась. Это честь. На гербе будет руна Совета, окруженная символами четырех семей нежити: луна в честь оборотней, четырехлистный клевер дли фейри, книга заклинаний для магов и... для вампиров не знаю, что придумать.

– Клык? Или каплю крови? – Саймон обнажил зубы.

– Спасибо, очень помог.

– Рад, что тебя выбрали дизайнером, – серьезно признался Саймон. – Ты, как никто другой, заслуживаешь этой чести. Если уж на то пошло, тебе медаль полагается. За руну Союза и всякое такое.

Клэри пожала плечами:

– Не знаю, не знаю. Битва‑то длилась минут десять. Много ли я полезного сделала?..

– Я вышел на равнину вместе с вампирами, Клэри. Бой, может, и продолжался десять минут, но это были худшие десять минут в моей жизни. Говорить о них я не очень‑то расположен. И если бы не ты, в эти десять минут мы потеряли бы куда больше. К тому же сражение на равнине Брослин – только часть войны. Благодаря тебе родился новый Совет. Мы теперь не делимся на нефилимов и нежить, ненавидящих друг друга. Мы объединились – нефилимы и нежить действуют рука об руку.

В горле встал ком. Клэри с трудом сдерживала слезы.

– Спасибо, Саймон, – сказала она и помедлила долю секунды. Кроме Саймона, заминки никто не заметил бы, однако Саймон есть Саймон.

– Что? Что не так? – спросил он.

– Да вот, подумала, что будет, когда мы вернемся. О твоей маме Магнус позаботился, нагоняй тебе не устроят. Но школа... мы пропустили уйму занятий. Поэтому я...

– Ты не вернешься, – тихо сказал Саймон. – По‑твоему, я не догадался? Ты ведь теперь полноправный Сумеречный охотник, тебе надо получить образование в Институте.

– А ты? Ты ведь вампир. Вернешься в школу?

– Ну да, – на удивление просто ответил Саймон. – Вернусь. Хочу нормальной жизни, сколько дадут. Хочу школу, колледж, все такое...

Клэри стиснула его руку.

– Тогда бери, – улыбнулась она. – Представляю, что начнется, когда ты заявишься в школу.

– А что? Что такого?

– Ну, ты стал таким привлекательным. – Клэри пожала плечами. – Правда. Должно быть, из‑за вампиризма.

– Привлекательным? – смущенно переспросил Саймон.

– Ну конечно. Ты посмотри на них, они же обе по тебе сохнут. – Клэри указала на Изабель и Майю, шедших впереди, чуть не стукаясь головами.

Саймон глянул на девчонок. Будь он человеком, то покраснел бы.

– Серьезно? Я заметил, как они уединяются и шепчутся. Не знаю, к чему это.

– Еще б ты знал! – ухмыльнулась Клэри. – Бедняжечка, за тебя бьются две девчонки. Тяжело тебе придется.

– Ну и отлично. Посоветуй, кого выбрать.

– Ага, разбежался! Сам выбирай. – Она снова перешла на шепот. – Какую ни выберешь – я за тебя. В любом случае. Поддержка – мое второе имя.

– Теперь понятно, почему я не знал твоего второго имени. Думал, оно какое‑то страшное.

Клэри пропустила шпильку мимо ушей:

– Только обещай кое‑что, ладно? Я сама девчонка – и знаю, как девушки ревнуют, если у их парней лучший друг – тоже девушка. Не забывай меня, ага? Вдруг захочется потусить, как прежде. Хоть иногда.

– Иногда? – Саймон покачал головой. – Клэри, ты спятила.

Сердце ушло в пятки.

– То есть ты...

– Не стану я встречаться с девушкой, которая потребует вырезать тебя из моей жизни. Это даже не обсуждается. Хочешь кусочек счастья? – Саймон указал на себя. – Короче, мой лучший друг идет в комплекте, и я его из жизни не вычеркну. Скорее отрежу себе правую руку и подарю другой девчонке на День святого Валентина.

– Фу, гадость какая. Не шути так!

Саймон широко улыбнулся:

– Да ладно, проехали!

* * *

Ангельскую площадь было не узнать. В дальнем конце светился Зал Договоров, частично скрытый аккуратным леском высоких деревьев прямо в центре площади. Магическая иллюзия, решила Клэри, хотя... Магнус в Манхэттене еще не так забавлялся. Деревья вполне могут быть и реальными, а то и просто пересаженными: высотой с башни Аликанте, серебристые стволы обмотаны лентами, в шепчущих кронах мерцают разноцветные огни.

Пахло белыми цветами, дымом и листьями. По периметру площади выставили столы и длинные скамьи, вокруг которых собрались нефилимы и нежить. Все пили‑ели, весело смеясь. В то же время, бок о бок с радостью, здесь присутствовал дух скорби.

Лавки и магазинчики тоже пооткрывались; из распахнутых дверей на мостовую лился яркий свет. Мимо сплошным потоком шли празднующие – с тарелками, бокалами вина и прочих ярких напитков. Мимо Саймона проскользнул кельпи с бокалом чего‑то синего. Вампир приподнял бровь.

– Вечеринка не в духе Магнуса, – заверила его Изабель. – Пить, в принципе, можно все, не боись.

– В принципе? – встревоженно спросила Алина.

Алек посмотрел в сторону леса. В его голубых глазах что‑то мелькнуло. У самой рощи, беседуя с девушкой в белом платье и с облаком светло‑каштановых волос, стоял Магнус. Маг обернулся, и вместе с ним – девушка. На мгновение ее глаза и глаза Клэри встретились. Знакомый взгляд...

Прервав беседу, Магнус направился к друзьям, а девушка исчезла среди деревьев.

Одет маг был в викторианском духе: черный сюртук поверх фиолетовой шелковой жилетки, в кармашке которой красовался квадратный платочек с вензелями М. Б.

– Милая жилетка, – улыбнулся Алек.

– Хочешь такую же? – спросил Магнус. – Любого цвета, заказывай.

– Да я на тряпках не особенно заморочен.

– Простота мне в тебе и нравится. Хотя было бы неплохо разнообразить твой гардероб дизайнерским костюмом. «Дольче»? «Зенья»? «Армани»? Что скажешь?

Алек скривился. Изабель расхохоталась. Тогда Магнус воспользовался моментом и, наклонившись к Клэри, прошептал:

– Ступени Зала. Бегом марш!

Клэри хотела просить пояснений, однако Магнус вернулся к остальным. Впрочем, у Клэри возникло чувство, что ответ она знает.

Она пожала руку Саймону, и тот коротко улыбнулся ей.

Клэри решила срезать путь через лес и нырнула под его сень. Оказывается, он простирался до самого крыльца Зала, потому оно и оставалось никем незанято... почти. К цоколю одной из колонн прислонилась знакомая фигура. Сердце забилось чаще.

Джейс.

Полы платья пришлось подобрать, чтобы не наступить на них ненароком. И вообще, лучше бы Клэри нарядилась в обычную одежду, потому как Джейс явился на праздник в своем излюбленном наряде: джинсы, белая рубашка и черный пиджак. Первый раз, наверное, за все время знакомства он не прихватил оружия.

Клэри чувствовала себя разодетой чересчур пышно. Она остановилась в паре шагов от Джейса, не зная, что и сказать.

Почувствовав ее взгляд на себе, Джейс обернулся. Усталый: синяки под широко раскрытыми глазами, сальные волосы, – он держал на коленях небольшую серебристую шкатулку.

– Клэри?

– Кто же еще?

Джейс не улыбнулся:

– Ты на себя не похожа.

– Это все платье. – Она застенчиво оправила наряд. – Обычно я не ношу таких... изысканных вещей.

– Ты и без них прекрасна. – Клэри вспомнила, как Джейс впервые назвал ее прекрасной – в парнике Института. Причем он не делал комплимента – констатировал факт, как если бы сказал, что у Клэри рыжие волосы или она любит рисовать. – Но сейчас ты такая... чужая. Не прикоснешься.

Клэри присела подле него на широкую верхнюю ступеньку, ощутив прохладу камня, и протянула заметно подрагивающую руку:

– Прикоснись, если хочешь.

Джейс прижал ее ладонь к своей щеке и почти сразу же отвел в сторону. Клэри слегка дрожала; вспомнились слова Алины: дескать, теперь, когда можно, Клэри Джейсу неинтересна. Он говорит, что Клэри чужая, далекая, а у самого в глазах выражение такое, будто он в другой вселенной.

– Что у тебя там? – указала Клэри на шкатулку, которую Джейс по‑прежнему крепко сжимал в руке. На вид дорогая, серебряная, с узором в виде птиц.

– Днем я заходил к Аматис. Тебя не застал и поговорил с самой Аматис. Она передала мне это. – Джейс показал шкатулку. – Она принадлежала отцу.

Отцу? Валентину?! Да нет же...

– Ну да, все верно. Аматис была замужем за Стивеном Эрондейлом.

– Я просмотрел содержимое: фотографии, письма, страницы из дневника. Хотел ощутить связь с отцом... все впустую. Письма написать мог кто угодно, отцовского я в них не чувствую.

– Джейс, – мягко произнесла Клэри.

– И кстати, у меня больше нет имени. Я не Джонатан Кристофер, так звали другого. Хоть я и привык, что меня зовут так.

– Кто придумал тебе прозвище Джейс? Ты сам?

Джейс покачал головой:

– Нет. Валентин постоянно звал меня Джонатаном, и так меня называли, когда я только появился в Институте. Валентин, сама знаешь, не хотел, чтобы я выяснил своего имени: Джонатан Кристофер... Все вышло случайно, да и то отец писал в дневнике о другом сыне. О Себ... о настоящем Джонатане, успехами которого интересовался. Когда я выдал Маризе свое второе имя, Кристофер, она сама сказала: память ей, наверное, изменяет, но Кристофер – второе имя сына Майкла. В конце концов, прошло десять лет. И тогда же она стала называть меня Джейсом. Должно быть, хотела подарить новое имя, от себя. Мне оно понравилось, ведь я никогда не любил имя Джонатан. – Он повертел шкатулку в руках. – Теперь вот думаю: может, Мариза знала? Или догадалась, а знать не хотела? Мариза любила меня... только сама в это не верила.

– Потому и расстроилась, узнав, что ты сын Валентина. Якобы должна была сразу догадаться. Она и догадалась... в некотором роде. Просто люди не хотят верить в подобные вещи, когда разговор заходит о любимых. Правда, Мариза не ошиблась. Насчет твоей истинной сущности. Тебя зовут Джейс. Это имя дал тебе не Валентин. По‑настоящему в имени важно то, что его дает тебе любящий человек.

– И кто я теперь? Джейс Эрондейл?

– Брось! Ты Джейс Лайтвуд, сам знаешь.

Джейс посмотрел на нее золотыми глазами из‑под густых ресниц, и впечатление отдаленности поубавилось. Если только Клэри не кажется...

– Может, ты совсем иной человек? Не тот, кем привык считать себя? – проговорила Клэри, почти не надеясь на понимание. – Люди за одну ночь не меняются. Стивена, новообретенного биологического отца, ты не обязан полюбить моментально. Так не бывает. Валентин тебе никакой не отец, да и обращался он с тобой не по‑отцовски. Не заботился. Заботились о тебе Лайтвуды. Они – твоя семья, как Джослин и Люк – моя. – Она коснулась плеча Джейса и тут же отдернула руку. – Прости. Ты, наверное, пришел сюда побыть в одиночестве, а я читаю тебе лекции.

– Ты права.

Клэри услышала собственный выдох.

– Ну ладно. Пойду. – Она встала, едва не наступив на подол платья.

– Клэри! – окликнул Джейс. Он положил шкатулку на ступени и поднялся. – Подожди. Я не то имел в виду. Не уходи. Ты была права насчет Валентина и... Лайтвудов.

Клэри обернулась. Джейс стоял наполовину в тени, наполовину на свету, и яркие огни отбрасывали странный узор на его кожу. Первый раз, когда они встретились, Джейс напоминал льва – прекрасного и грозного. Однако теперь он был беззащитен и горд своей уязвимостью. Он даже не воспользовался стило, чтобы снять синяки на скулах и на шее. И таким он нравился Клэри еще больше, потому как выглядел человеком – настоящим, живым.

– Знаешь, – сказала она, – Алина говорит, будто я тебе больше неинтересна. Теперь, когда можно быть вместе и между нами нет преград... – Она вздрогнула в тонком платьице и обняла себя за плечи. – Это правда? Я тебе... неинтересна?

– Интересна? Вроде книги или... выпуска новостей? Нет. Тогда нет. Я... – Он замолчал, подыскивая нужные слова, как ищут в темноте выключатель. – Помнишь, я говорил, что быть твоим братом – это как попасть в шутку над самим собой. Словно над нами посмеялись?

– Помню.

– Я в это не верил. В смысле, верил, но по‑другому... сходил с ума и никак не мог почувствовать к тебе братские чувства. Я не испытывал ничего братского, однако всегда ощущал с тобой связь. Словно ты – моя половина. – Видя озадаченное выражение на лице Клэри, он замолчал, а потом проговорил: – Н‑нет, не то, все не то. Клэри, я возненавидел каждый миг, когда думал о тебе как о сестре, когда проклинал свои чувства к тебе. Только...

– Что? – Сердце у Клэри стучало так сильно, что голова начала кружится.

– Валентин радовался нашим отношениям, считая, что заполучил оружие против нас, – натянуто произнес Джейс. – И я возненавидел его – больше, чем любое другое зло. Восстал против отца, как будто того и дожидался, потому что были времена, когда я не мог определиться: следовать за ним или нет? Выбор трудный, и вспоминать о нем неохота.

– Помнишь, я спросила тебя, есть ли у меня выбор? Ты тогда ответил: выбор есть у каждого. Ты предпочел нашу сторону, и неважно, как тяжело дался выбор. Главное – ты его сделал.

– Знаю. Я лишь хочу сказать, что решился отчасти благодаря тебе. С самой нашей встречи я почти все делаю ради тебя. Иначе просто быть не может, Клэри... любовь у меня в сердце, в крови, в голове. Да я и сам не желаю иного.

– Правда? – прошептала Клэри.

Джейс шагнул ей навстречу, глядя прямо в лицо, не в силах отвести взгляд:

– Я всегда считал любовь отупляющим чувством. Думал, она делает нас слабыми, дурными Охотниками. Разрушает суть воина... – Клэри закусила губу, но отвернуться не посмела. – Я думал, быть хорошим воином – значит ни о чем, ни о ком не заботиться. Особенно о себе. Я рисковал, как мог: кидался на демонов очертя голову. Из‑за меня, наверное, у Алека развился комплекс неполноценного воина... только потому, что он любит жизнь. – Джейс криво усмехнулся. – Потом я повстречал тебя: примитивную, слабую, необученную. И вдруг мне открылось, как ты любишь маму, Саймона. Ты, не колеблясь, отправилась в ад спасать друга. Нефилим с десятилетним опытом сражений ни за что не вошел бы в отель, где гнездятся вампиры. Тебя любовь не ослабила. Напротив, даровала силы, каких представить трудно. И я понял: на самом деле это я слаб.

– Нет, – пораженно возразила Клэри. – Ты не слаб.

– Теперь, может, и нет. – Джейс подошел к ней совсем близко. – Валентин не поверил, что я убил Джонатана, потому как Джонатан получил обучение лучше, чем я. Он и победил бы – почти победил... но я думал о тебе. Представил, как будто ты стоишь рядом, и мне захотелось жить дальше – больше всего на свете, – лишь бы снова увидеть твое лицо...

Клэри хотела коснуться Джейса, но руки словно онемели. Джейс стоял очень близко, и Клэри видела свое отражение в зрачках его глаз.

– И вот я стою перед тобой, и ты спрашиваешь, хочу ли я тебя по‑прежнему, не разлюбил ли... не бросил ли то, что придает мне сил. Прежде я не смел отдаваться другим людям – Лайтвудам, Алеку, Изабель, – не смел дарить себя, но... Клэри, с самого первого момента я принадлежу тебе. Если я по‑прежнему нужен.

Какую‑то долю секунды Клэри стояла неподвижно, потом вдруг притянула Джейса к себе. Джейс обнял ее в ответ, чуть не оторвав от земли, и поцеловал. Или она поцеловала его? Не важно. По телу как будто пробежал разряд тока; Клэри еще сильнее прижалась к Джейсу, грудью ощутила биение его сердца – единственное, неповторимое – и почувствовала, как от радости кружится голова.

Наконец Джейс отпустил Клэри, и девушка хватила ртом воздух – она почти не дышала все это время. Джейс обхватил ладонями ее лицо, пальцами провел по щекам. В его глаза вернулся свет и с ним – проказливый огонек.

– Ну вот, – сказал Джейс. – Вроде не запретно, но тоже неплохо.

– Бывало и хуже, – рассмеялась Клэри дрожащим смехом.

– Ну, если тебе не хватает запретного, – Джейс еще раз легонько поцеловал ее, – то запрети мне что‑нибудь.

– Что, например?

Прижимаясь губами к ее губам, Джейс улыбнулся:

– Например, это.

* * *

Через некоторое время они присоединились к остальным на площади, где в предвкушении фейерверка собиралась толпа. Изабель с компанией устроилась на стульях и скамьях у стола в углу. Клэри машинально хотела отстраниться от Джейса и тут же одернула себя: теперь‑то можно не прятать чувств, можно открыто держаться за руки. Все хорошо и все правильно! От этой мысли дыхание перехватило.

– А вот и вы! – Изабель вышла к ним танцующей походкой и отдала Клэри бокал розоватого напитка. – Ты обязана попробовать!

Клэри косо взглянула на бокал:

– В крысу не превращусь?

– Не доверяешь? По‑моему, в бокале клубничный сок. Вкусный! Джейс? – Она предложила бокал Джейсу.

– Я мужчина. Мужчины розовые напитки не потребляют. Поди же, женщина, и принеси мне бурый.

– Бурый?

– Бурый – цвет мужественности. – Свободной рукой он убрал с лица Изабель выбившуюся прядку волос. – Глянь вон, Алек в буром.

Алек скорбным взглядом окинул свой свитер:

– Он черный. Просто вылинял.

– К твоему свитеру пойдет вот эта бандана, расшитая блестками. Очень оживляет... – Магнус предложил Алеку сверкающий синий платок. – Это я так, без намеков.

– Сопротивляйся, Алек, – подначил друга Саймон, сидевший вместе с Майей на низком парапете. Майя вовсю болтала с Алиной. – Не то будешь, как Оливия Ньютон‑Джон в «Ксанаду»[18].

– Есть вещи и похуже, – заметил Магнус.

Спрыгнув на землю, Саймон подошел к Джейсу и Клэри. Какое‑то время он смотрел на них, спрятав руки в задние карманы джинсов.

– На вид ты счастлива, – сказал вампир и, глянув на Джейса, добавил: – Смотри, чтоб так было и дальше.

Джейс выгнул бровь:

– Ты не сказал: если я обижу Клэри, ты меня прикончишь.

– Нет, она тебя сама прикончит. Разными видами оружия.

Джейсу мысль понравилась.

– Слушай, – снова заговорил Саймон. – Мне плевать, что я тебе не нравлюсь. Если Клэри счастлива, я против тебя ничего не имею. – Он протянул Джейс руку, и тот, слегка озадаченно пожал ее.

– Не то чтобы ты мне не нравился, – сказал Джейс. – Напротив, нравишься, и потому позволь дать совет.

– Какой? – насторожился Саймон.

– Гляжу, ты успеваешь воспользоваться преимуществами вампиризма. – Джейс кивнул в сторону Изабель и Майи. – Молоток. Девчонкам нравится чувственная нежить. Но на твоем месте музыку я бы забросил. Вампиры‑рокеры – этап пройденный. К тому же у тебя не особенно получается.

Саймон вздохнул:

– Все же местами я тебе не нравлюсь.

– Ну‑ка, вы двое, хватит, – вмешалась Клэри. – Нельзя всю жизнь стебать друг друга.

– Технически, – возразил Саймон, – мне можно.

Джейс приглушенно хрюкнул. До Клэри не сразу дошло, что он давится смехом. Саймон ухмыльнулся:

– Попалась.

– Ну что ж, – сказала Клэри. – Момент просто замечательный.

Она огляделась в поисках Изабель. Ей должно понравиться, что Саймон и Джейс наконец помирились. Пусть и в своей, особенной манере.

Однако заметила Клэри кое‑кого другого.

У самого края зачарованной рощи, на границе света и тени, стояла стройная женщина в платье цвета молодой листвы; длинные алые волосы ее были схвачены золотым обручем.

Королева Благословенного двора. Она смотрела прямо на Клэри и, как только их взгляды пересеклись, поманила девушку пальцем: «Иди ко мне».

Сама или же по магическому зову Дивного народца Клэри, пробормотав извинения, отделилась от группы и пошла, лавируя, к королеве. Подойдя ближе, она заметила: госпожу окружают фрейлины, без которых королева никуда, хоть и желает казаться одинокой.

Властным жестом она остановила девушку:

– Стой, ни шагу ближе.

– Миледи, – вспомнила Клэри обращение, адресованное Джейсом королеве при ее дворе, – вы желали меня видеть?

– Хочу просить тебя об одолжении, – сразу, без обиняков, начала королева. – В долгу, разумеется, не останусь.

– Об одолжении? Меня? Но я вам даже... не нравлюсь.

Королева задумчиво поднесла длинный, изящный палец к губам:

– Дивный народец, в отличие от людей, не занимает себя такими вещами, как просто неприязнь. Любовью – да... и ненавистью. Это полезные эмоции, однако неприязнь... – Она элегантно пожала плечами. – Совет все еще не решил, кого избрать представителем моей расы. Люциан Грэймарк тебе как отец и прислушивается к твоим словам. Не предложишь ли через него кандидатуру рыцаря Мелиорна?

Клэри вспомнила, как в Зале Договоров Мелиорн заявил: дескать, не выйдет на битву, пока сражаться не выйдут Дети ночи.

– Вряд ли он придется по душе Люку.

– Ну вот опять, ты говоришь о неприязни.

– При Благословенном дворе вы называли нас с Джейсом братом и сестрой, хотя знали, что на деле это не так. Ведь знали же?

Королева улыбнулась:

– В твоих жилах течет та же кровь – кровь ангела. Все, кто принял кровь ангела, в душе братья и сестры.

Клэри вздрогнула:

– Почему вы сразу не открыли нам правду? Могли – и не открыли.

– По‑своему, я сказала правду. Мы все так поступаем, разве нет? Ты не задумывалась, какую неправду таила твоя мать? Что и почему она скрывала? Все ли о себе ты знаешь?

Клэри задумалась. Вспомнилось адресованное Джейсу предсказание мадам Доротеи: «Ты влюбишься не в того человека». Вроде бы гадалка имела в виду беды от влюбленности в Клэри, однако в прошлом девушки и правда чересчур много белых пятен. Даже сейчас она не может вспомнить кое‑что. Какие‑то события, вещи... Клэри предпочла просто не думать о них, словно их никогда и не было... и все же. Клэри невольно сжала кулаки. Слова королевы действовали исподволь, но наверняка. Есть ли на земле хоть кто‑то, кто доподлинно ведает о себе, о своем прошлом? О том, какие тайны лучше оставить в покое?

Клэри покачала головой:

– При дворе вы обошлись со мной... честно, наверное, и все же несправедливо. – Девушка развернулась и приготовилась уйти. – Хватит с меня несправедливости.

– Отказываешься от услуги королевы Благословенного двора? Не каждому смертному я предлагаю такую честь.

– Такой чести мне не надо. Хватает того, что имеется.

И Клэри пошла прочь.

* * *

Алек успел познакомить родителей с Магнусом Бейном. Сверкающая синяя бандана бесследно исчезла, и маг был теперь само приличие. Роберт Лайтвуд пожимал ему руку, а Мариза обнимала Алека за плечи. Остальные члены компании сидели вдоль парапета; Клэри хотела уже присоединиться к ним, но тут ее кто‑то похлопал по плечу:

– Клэри! – Джослин смотрела на дочь, улыбаясь. Рядом, держа ее за руку, стоял Люк. И пусть оделась Джослин в джинсы и свободную рубашку (как ни странно, не испачканную краской), Люк смотрел на нее как на богиню. – Еле нашли тебя.

Клэри улыбнулась, глядя на Люка:

– Так ты не переезжаешь в Идрис?

– Не‑а... – Таким счастливым Люка Клэри ни разу не видела. – Пицца здесь отвратительна.

Рассмеявшись, Джослин оставила Люка и пошла поговорить с Аматис, следившей за стеклянным шариком – наполненный дымом сосуд парил в воздухе и переливался разными цветами.

– По‑моему, ты вообще не собирался уезжать из Нью‑Йорка. Ты сказал так, лишь бы маму мою расшевелить.

– Клэри, – ухмыльнулся Люк. – Что за ужасы ты говоришь! – Улыбка исчезла с его лица. – Ты ведь не против? В твоей жизни наступят большие перемены: я подумывал перевезти вас к себе, раз уж ваша нью‑йоркская квартира пришла в негодность...

Клэри хмыкнула:

– Большие перемены? Моя жизнь и так перевернулась с ног на голову. И не раз!

Люк посмотрел на Джейса – тот, сидя на стене, улыбнулся краешком губ.

– Да, вижу, – сказал оборотень.

– Перемены – это хорошо.

На ладони Люка остался белый шрам от руны Союза. Посмотрев задумчиво на непроходящий след, оборотень заметил:

– Да, так и есть.

– Клэри! – позвала со стены Изабель. – Фейерверк!

Стукнув легонько Люка в плечо, Клэри поспешила к друзьям. Все – Джейс, Изабель, Саймон и Майя – сидели вдоль парапета. Остановившись возле Джейса, Клэри шутливо нахмурилась.

– Ну, где фейерверк‑то? – спросила она у Изабель.

– Терпение, кузнечик, – сказала Майя. – Поспешишь – людей насмешишь. Умей ждать.

– Я‑то думал, смеются над тормозами, – сказал Саймон. – Теперь понятно, я не один такой.

– Мягко сказано, – поддел его Джейс, едва ли обращая внимание на шутливый спор; подав Клэри руку, он помог ей забраться на парапет, но сделал это почти рефлекторно, с отсутствующим видом. Откинувшись на плечо Джейса, Клэри уставилась в небо, освещаемое мягким бело‑серебристым сиянием башен.

– Ты где пропадала? – спросил Джейс очень тихо, так что слышала только Клэри.

– Королева Благословенного двора хотела оказать мне услугу – в обмен на услугу с моей стороны. – Джейс напрягся. – Расслабься, я отказалась.

– Не каждый осмелится отвергнуть предложение королевы фей.

– Я сказала, что услуг мне не надо. У меня и так есть все для счастья.

Рассмеявшись, Джейс обнял Клэри. Пальцами он лениво поигрывал серебряной цепочкой у нее на шее. Клэри носила кольцо Моргенштернов, не снимая, с тех пор, как Джейс оставил его ей. Вот только зачем? Чтобы помнить о Валентине? Но разве можно его забыть?

Вспоминая то, что причинило боль, ничего не забудешь. Да Клэри и не хотела никого забывать: Мадлен, Макса, Ходжа, Инквизитора и даже Себастьяна. Каждое воспоминание – и дурное тоже – она сбережет.

Валентин пытался забыть, что мир меняется и вместе с ним измениться должны нефилимы. У нежити есть душа, и каждая душа имеет ценность для вселенской материи. Валентин стремился помнить лишь о разнице между нефилимами и нежитью. Хотел уничтожить то, что на самом деле роднило столь разные виды.

– Клэри. – Джейс обнял ее крепче, выдергивая из раздумий. Клэри подняла голову и услышала, как восторженно кричат люди, завидев первые залпы салюта. – Смотри!

В небе фейерверк взрывался дождем искр, освещающих ночные облака и летящих на землю, одна за другой, золотым огнем, как ангелы, падающие с небес.