Уявіть, що ви німецький солдат, який попав на Україну в 1943 році. Дайте власну оцінку того, що там відбувалося. Зробіть висновки.

Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 703

Підручник

Редактор В. В. Джунь Коректор Л. В. Малюта Комп’ютерна верстка В.М. Тімашова Втілення комп’ютерними засобами рисунків і таблиць 0.0. Настенко

Питер Робинсон

Плохой парень

Инспектор Алан Бэнкс – 19

Питер Робинсон

Плохой парень

Глава первая

Под конец августа весь Йоркшир насквозь пропитался водой и золотисто‑зеленые долины сверкали под голубым небом, небрежно перечеркнутым легкими облачками. Бог весть, как удалось фермерам скосить траву и сложить в скирды, ведь дождь лил целые дни напролет, но вот удалось же – плотные цилиндры сена ровными рядами стояли на полях. Ярко раскрашенные трактора вспахивали жнивье, и плодородный чернозем жирными пластами выворачивался из‑под плугов. В тихом светлом воздухе пахло сеном и наступающей осенью. Тысячей оттенков пурпура цвели вересковые пустоши. Вдоль дорог сидели на проводах ласточки, сбиваясь в стаи перед дальней дорогой в Южную Африку.

Энни Кэббот добираться до работы было куда ближе, всего несколько миль. Глядя на ласточек, она подумала, как хорошо бы прямо сегодня, в понедельник утром, взять да и махнуть в теплые края. Правда хорошо – отдохнуть несколько дней в заповеднике, порисовать и сделать фото всяких жирафов, зебр, леопардов, львов и слонов. А потом можно еще и в Вайнленде заехать – посетить знаменитые Капские винные подвалы, и насладиться в Кейптауне изысканной едой, и отведать прелестей ночной жизни.

Но этому не бывать. Она уже исчерпала весь положенный отпуск, не считая пары дней, которые планировала присоединить к выходным – ну, это как‑нибудь потом, ближе к Рождеству. Да и не может она себе позволить поездку в Южную Африку, ей теперь придется отдуваться за короткую вылазку в курортный Блэкпул. Эх, хорошо быть ласточкой.

За полмили до большой круговой развязки у южной окраины Иствейла движение застопорилось, и, когда Энни наконец миновала затор, стало ясно, что на работу она опоздает. Пробка возникла из ничего – «поцеловались» две легковушки. На место происшествия уже прибыла патрульная машина, так что ее участия не требовалось, инспекторы сами разберутся с двумя разъяренными водителями, которые злобно орут друг на друга, потрясая кулаками. Транспорт не ее ведомство.

Энни протиснулась по запруженным улочкам, где бесконечно шло какое‑то строительство, и обогнула колледж. Несколько ребят из летней студенческой программы, с рюкзачками на плечах, торопливо бежали по газону. Как видно, опаздывали на первую лекцию. Энни свернула на длинную узкую улицу. Здесь в викторианских трехэтажных домах из красного кирпича традиционно снимали квартиры студенты. Потихоньку добралась до Маркет‑стрит, выехала на рыночную площадь, снова свернула и припарковалась в переулке позади полицейского участка – мрачноватого здания в духе поздней английской готики.

На ходу кивнула знакомым офицерам, которые вышли на улицу сделать несколько торопливых затяжек, сунула в прорезь свою карточку и вошла в полицейское управление Западного округа.

Кивая по дороге направо и налево, она шла к себе в отдел по расследованию особо тяжких преступлений. Тут ее поймала стажер Джеральдин Мастерсон и доложила, что детективы Уинсом Джекмен и Дуг Уилсон выехали на допрос по делу о столкновении на Линдгарт‑роуд.

Ну надо же, как повезло Джекмен с именем![1]Повезло и Уилсону с внешностью – иначе, как Гарри Поттером, его в отделе не зовут, поскольку сходство с Дэниелом Рэдклиффом просто поражает.

Вот эти двое везунчиков – высоченная чернокожая милашка и субтильный бледнолицый очкарик – и отправились выяснять, как вышло, что в результате вчерашней стычки на дороге двое подростков оказались в больнице, а незадачливый водитель теперь трясется дома от страха, ожидая, что полиция постучит в дверь, и клянет себя, что сдуру вчера выпил на посошок.

Энни не успела даже наметить, где проделать брешь в огромной кипе бумаг, скопившихся на столе, как зазвонил телефон. Она отложила ручку и сняла трубку:

– Инспектор Кэббот.

Звонил дежурный по отделению.

– Спрашивают старшего инспектора Бэнкса, – доложил он. – К нему пришла миссис Дойл.

Последовала недолгая пауза; пока сержант что‑то уточнял у посетительницы, в трубке раздавался приглушенный бубнеж.

– Миссис Джульет Дойл, – сообщил дежурный, – говорит, что знакома со старшим инспектором и что у нее срочное дело.

Энни вздохнула.

– Хорошо, – сказала она. – Пропустите. И пусть кто‑нибудь проводит ее в кабинет инспектора Бэнкса. Там хоть поговорить можно спокойно.

– Будет сделано, мэм.

Энни захлопнула пухлый отчет по статистике преступлений и направилась в кабинет Бэнкса. Всякий раз эти вынужденные посещения стоили ей больших нервов, это было даже тяжелее, чем наведываться к нему в коттедж, чтобы полить цветы, забрать почту и вообще убедиться, что все в порядке. Здесь прохладная тишина вкупе с легким налетом пыли особенно остро подчеркивали отсутствие Бэнкса. На столе не было ничего, кроме компьютера, который уже давно никто не включал. Молчаливый CD‑плеер тихо жался на полке рядом с потрепанными томиками Кингсли Эмиса – Бэнкс купил их в букинистическом на площади незадолго до своего отъезда. Энни отодвинула монитор чуть в сторону, чтобы лучше видеть собеседницу, которая сядет напротив. Молодой констебль постучался и предложил посетительнице войти.

– Это разве не кабинет Алана? – спросила Джульет Дойл. – Там же на двери его имя. Кто вы? Простите мою настойчивость, но я хотела бы видеть именно Алана.

Она нервничает, подумала Энни. Дергается, озирается. Как птичка, вертит головой, осматриваясь вокруг.

– Старший инспектор Бэнкс сейчас в отпуске. – Энни поднялась и протянула миссис Дойл руку. – Я инспектор Энни Кэббот. Чем могу помочь?

– Даже и не знаю… Я думала, Алан здесь. Все это так сложно. – Джульет покрутила золотую цепочку с увесистым нефритовым кулоном, который покоился в ложбинке между грудей, чуть присыпанных веснушками.

Ей, наверно, лет сорок с небольшим, подумала Энни. Хорошо одета, вещи явно не из местного торгового центра «Суэйнсдейл», скорее всего куплены в Харрогите или в Йорке. Волосы светлые, волнистые, у корней темно‑каштановые. Макияж умеренный, со вкусом. Она еще вполне привлекательна и не считает зазорным слегка обнажить грудь. Юбка до колен, зато выгодно подчеркивает формы, и ей к лицу приталенный коричневый пиджак из тонкой замши. Интересно, прикинула Энни, мог ли у нее с Бэнксом быть роман?

– Садитесь, пожалуйста, – сказала она вслух.

Немного помедлив, Джульет присела на самый краешек стула.

– Я могу вам чем‑то помочь или это сугубо личное? – спросила Энни.

– Вот поэтому я и хотела поговорить с Аланом, – пояснила Джульет. – Тут, видите ли, и то и другое. Ох, как все сложно. А когда он вернется?

– Боюсь, только на следующей неделе.

Джульет Дойл снова принялась вертеть свою цепочку и, похоже, мысленно взвешивала, может ли ее дело подождать.

– Хотите чаю? Или кофе? – предложила Энни.

– Нет, спасибо.

– Я не могу быть вам полезна, поскольку не знаю, в чем проблема, – продолжала Энни. – Как я поняла, это имеет отношение и к полиции, и лично к вам, верно?

Джульет кивнула:

– Вот поэтому все так сложно. Я хочу сказать, что Алан бы разобрался.

Она оставила в покое цепочку и начала крутить массивное кольцо с бриллиантом на среднем пальце левой руки. Камень навязчиво взблескивал. У нее были короткие, покрытые розовым лаком ногти.

– Почему бы вам не рассказать все мне? – прервала молчание Энни. – Просто объясните вкратце, в чем суть.

– Алан сразу бы понял и сказал, что делать.

Энни откинулась назад и сплела пальцы на затылке. Похоже, предстоит изрядная тягомотина.

– Может быть, нам стоит для начала уточнить, какие именно отношения связывают вас со старшим инспектором Бэнксом?

Джульет явно изумилась:

– Отношения? У нас нет с ним никаких отношений.

– Я просто имела в виду, откуда вы друг друга знаете.

– Ах, в этом смысле. Конечно, извините. Мы соседи. Точнее, были соседями.

Энни хорошо знала, что никаких соседей поблизости от коттеджа в Грэтли у Бэнкса нет, так что Джульет Дойл, видимо, говорила о тех временах, когда Бэнкс жил в Ракитовом проезде, в миле от Маркет‑стрит, где расположен их полицейский участок. Но он съехал оттуда лет десять назад. Они что же, все эти годы продолжали общаться? Кажется, она что‑то пропустила в этой жизни.

– Были соседями? Когда? – уточнила Энни.

– Когда они с Сандрой еще жили вместе. Я и сейчас считаю, что это ужасная ошибка, не надо им было расставаться, правда? Такая чудесная пара.

– Да, – кивнула Энни, у которой с Сандрой были связаны не самые приятные и даже болезненные воспоминания.

– В общем, – продолжала Джульет, – мы с ними дружили, по‑соседски. Поэтому я и подумала, что он мог бы сейчас помочь.

– Миссис Дойл, если это дело касается полиции, вы безусловно должны мне о нем рассказать. Вы попали в какую‑то неприятную историю?

Джульет дернулась, будто ее неожиданно хлопнули по плечу.

– В историю? – удивилась она. – Я? Нет, конечно нет.

– В чем же тогда дело?

Джульет оглядела кабинет, как будто подозревала, что Бэнкс спрятался за шкафом с документами или забрался в письменный стол.

– Вы уверены, что Алана нет на службе?

– Абсолютно. Я уже сказала вам, он в отпуске.

Джульет снова затеребила кольцо и погрузилась в долгое молчание. Энни уже готова была встать и проводить ее до дверей, как миссис Дойл вдруг выпалила:

– Это касается Эрин.

– Эрин?

– Да. Нашей дочки. Моей и Патрика. Моего мужа. Это он отправил меня сюда. А сам остался с ней дома.

– У Эрин какие‑то проблемы?

– Думаю, что так. Да. Никогда не знаешь, что с ними происходит, во что они могут ввязаться, верно? У вас есть дети?

– Нет.

– Ну, тогда вам не понять. Родителей очень легко винить во всем подряд, только и слышишь об этом по телевизору, и в газетах вечно пишут. Но если тебе толком ничего не известно… – Она растерянно умолкла.

– Я, пожалуй, позвоню, чтобы нам принесли чаю, – решила Энни.

Чай – прекрасная панацея от всех бед, в добром английском духе, мысленно усмехнулась Энни, сняла трубку и попросила, чтобы им сделали горячего крепкого чаю. Может, Джульет это и ни к чему, а вот ей чашечка точно не повредит. А если они догадаются еще и пару шоколадных печений принести, совсем отлично будет.

– Эрин живет в Лидсе, – сообщила Джульет. – В Хедингли. Не сказать, что злачное место, и вот подумайте!..

– Любой большой город таит определенные опасности, и там следует быть осторожным, – кивнула Энни. – Но мы с вами в Северном Йоркшире, а Лидс в Западном, так что, если проблема возникла в Лидсе, вам надо обратиться…

– Нет‑нет, – перебила Джульет. – Вы просто не понимаете.

Разумеется, не понимаю, подумала Энни, стиснув зубы. Черт подери, я же не умею читать мысли!

– Тогда расскажите мне, – терпеливо предложила она.

Тут принесли чай, и это оказалось весьма кстати. Но, увы, никакого печенья. В обычной ситуации Энни не преминула бы указать констеблю, который принес поднос, на это упущение, но сейчас, когда напротив сидит нервозная Джульет Дойл, пожалуй, не стоит препираться из‑за печенья.

– Эрин славная девочка. Она, наверно, связалась с дурной компанией, – произнесла Джульет, взяв у Энни чашку с чаем. Положила себе сахару и долила молока. Руки у нее слегка подрагивали.

– Сколько ей лет?

– Двадцать четыре.

– Работает?

– Да. Официанткой. В хорошем ресторане. Очень дорогое, шикарное место. На Коллз‑стрит, там понастроили модных бутиков и отелей с видом на реку. Весьма недурно зарабатывает. И все же… – Джульет пожала плечами.

– Это не совсем то, чего вы от нее ожидали?

– У нее диплом по психологии.

– Времена сейчас тяжелые. Возможно, она ждет, когда появится настоящая работа по специальности.

– Я бы тоже хотела так думать, однако…

– Однако?..

– Честно сказать, мне кажется, она попусту теряет время. Диплом получила два года назад. И еще академический отпуск брала на год, перед защитой.

– У нее есть бойфренд?

– Кажется, есть. Правда, мы его ни разу не видели и она почти ничего о нем не рассказывает. Мы в основном общаемся по телефону да еще эсэмэсками. Знаете, дети сейчас не считают нужным навещать родителей, только если им срочно что‑то понадобится, ну и по праздникам иногда.

– Молодые люди предпочитают не посвящать родителей в свои проблемы, – согласилась Энни.

– Она уже взрослая. Я в ее возрасте была замужем.

– Времена меняются, – изрекла Энни. – В наши дни дети дольше живут под родительским крылышком.

– Энни вовсе не сидит у нас на шее, если вы об этом. И она с большой радостью в свое время упорхнула из дома. В общем, проблема не в этом.

– А в чем же проблема? – спросила Энни, теряя остатки терпения.

Она почти уверилась, что миссис Дойл намерена пожаловаться на заурядные домашние дрязги, и тихо злилась при мысли о том, что ей приходится не только замещать Бэнкса по работе, пока он где‑то прохлаждается, но и решать за него дурацкие проблемы личного свойства.

– Почему вы решили прийти сюда? Чем, на ваш взгляд, Алан мог бы помочь?

Джульет напряженно замерла:

– Он бы знал, как надо поступить, он бы посоветовал насчет этого.

– Насчет чего? – Энни сознавала, что почти перешла на крик, но ничего не могла с собой поделать.

– Насчет пистолета, – глядя в пол, ответила Джульет Дойл. Она говорила так тихо, что Энни едва ее слышала. – У нее есть пистолет.

– Рассказывайте, как все произошло.

Суперинтендант Катрин Жервез, начальник отдела по особо тяжким, стояла, опираясь бедром о край письменного стола и скрестив руки на груди. Она столь грозно нависала над ними, что Энни показалось, будто они с Джульет – две провинившиеся школьницы, которых вызвала к себе директриса. Что и говорить, при желании Жервез умела произвести должное впечатление. Энни раскрыла блокнот и, замерев в ожидании, держала ручку наготове. Как бы ни развивалась ситуация, неизбежно возникнет куча бюрократических формальностей и ей лучше быть во всеоружии.

– Я пылесосила и прибиралась у нее в комнате, – начала Джульет. – Честное слово, я ничего нарочно не выискивала. А Эрин завтракала и смотрела внизу телевизор. Я люблю, чтобы в доме было чисто, вот и пошла наверх навести порядок, ничего дурного в этом не вижу.

– Значит, Эрин по‑прежнему живет дома? – спросила Жервез.

– Нет. Я уже говорила миз Кэббот, она живет в Лидсе.

– Вы бы не могли сообщить нам ее тамошний адрес?

– Да, конечно.

Джульет продиктовала адрес в Хедингли, и Энни записала его. Она неплохо знала тот район и поняла, о какой улице идет речь.

– А что она делает в Иствейле?

– Она… как‑то ничего не говорила об этом.

– Совсем ничего?

– Просто сказала, что ей надо побыть дома. Я решила, что она, наверно, поругалась со своим бойфрендом… или что‑то в этом роде.

– Вы спрашивали ее?

– Да, но она посоветовала мне не лезть не в свое дело. То есть не так грубо, конечно. Эрин воспитанная девочка и приучена вежливо разговаривать со старшими. Но она очень подавлена. Я подумала, лучше пока оставить ее в покое, как‑нибудь потом сама расскажет, что случилось. Обычно она так и делает.

– У вас доверительные отношения?

– Не сказать, что уж очень доверительные, но надеюсь, достаточно близкие. Да, думаю, она знает, что мне можно все рассказать. Поэтому я была так потрясена, когда нашла этот пистолет.

– Что вам известно о ее бойфренде?

– В сущности, только то, что она рассказывала о нем по телефону.

– Как его зовут?

– Джефф. Фамилии я не знаю. Они же только по именам друг друга называют.

– Как давно они вместе?

– Примерно полгода.

– Вы считаете, он оказывает на нее дурное влияние?

– Да нет же, как раз наоборот. Судя по тому, что она рассказывает, он хороший парень и следит за собой, не то что эти современные разгильдяи. Я, кстати, заметила, что и она внешне сильно изменилась к лучшему, с тех пор как они вместе.

– То есть?

– Ну хотя бы, как она теперь одевается. Гораздо более стильно. До того ходила невесть как, в дурацких штанах или балахонах. А тут приехала к отцу на день рождения в чудесном летнем платье, и на шее очень милый кулон сердечком. Раньше она никогда не носила драгоценности, только всякую дешевую ерунду – бусы крашеные, кожаные браслеты. И прическу сменила. Такую только в дорогом салоне можно сделать, у первоклассного мастера.

– Когда это было? Я про день рождения.

– Тридцатого июля.

– Вы знаете, чем Джефф зарабатывает на жизнь?

– В самых общих чертах. Его работа связана с торговлей и маркетингом. Да, у него служебная машина, БМВ.

– Недурно, – заметила Жервез. – А как Эрин себя вела, когда приехала в этот раз домой? Какое у нее было настроение? Вы сказали, она была чем‑то встревожена.

– Да. Она держалась очень отчужденно. Тихая, замкнутая.

– Это на нее не похоже?

– Нет. Обычно она совершенно нормальная, болтает, смеется. И всегда была такая. Веселая, общительная, спокойная. А в этот раз вообще почти из комнаты не выходит, сидит там как затворница.

– Она не намекала вам, что ей нужна какая‑то помощь?

Джульет нахмурилась:

– В каком смысле помощь?

– Денежная, дружеская, медицинская? Любая. У вас не возникло ощущения, что у нее проблемы?

– Вы думаете, что она беременна?

– Не исключено, – сказала Жервез. – Хотя я не это конкретно имела в виду. Но если бы так, она сказала бы вам?

– Да, думаю, сказала бы.

– Когда она приехала в Иствейл?

– В пятницу утром. Мы всегда держим ее комнату наготове. Там все, как она привыкла. Разве что поаккуратнее.

– Многие родители так поступают, – кивнула Жервез. – Так легче справляться с тем, что ребенок больше не живет дома. Для многих это тяжело.

Энни знала, что у ее начальницы двое детей, хотя сейчас ее сложно было представить в роли нежной матери: юбка в светлую полоску, жакет на пуговицах, строгая белая блузка – все сугубо официально.

– Еще бы, – согласилась Джульет.

– Вам показалось, что на сей раз это не просто короткий визит к родителям?

– Именно.

– А раньше подобных ощущений у вас не возникало?

– Никогда.

Жервез помолчала:

– Хорошо, давайте теперь про пистолет. Вы нашли его на платяном шкафу?

– Да, у стены. Заметить невозможно, если не встанешь на стул или на стремянку. Он был завернут в кухонное полотенце. Думаю, она решила, что там его никто не найдет. Ей в голову не пришло, что я полезу туда пыль протирать.

– Что же, видимо, так бы он там и лежал, если бы не ваша обстоятельность, – похвалила Жервез. – Вы поступили совершенно правильно, что пришли к нам, миссис Дойл.

– Не знаю, – покачала головой Джульет. – Она моя дочь. Я себя чувствую… Иудой. Что с ней теперь будет?

Глядя на нее, Энни испытывала противоречивые эмоции. С одной стороны, бедная женщина выдала полиции родную дочь и ей должно быть чертовски тяжело, но, скорей всего, Джульет и не подозревает, что по закону за хранение незарегистрированного огнестрельного оружия полагается пятилетний срок – Энни, разумеется, это было известно – и судьи в таких случаях весьма строги, хотя в последнее время и раздаются жалобы на излишне мягкие приговоры. Возможно, они примут во внимание тот факт, что Эрин молода, не имеет судимостей, но как бы снисходительны они ни были, а Эрин Дойл грозит тюремное заключение, вряд ли ей удастся отделаться условным сроком или общественными работами. В ее личном деле появится судимость. Впрочем, напомнила себе Энни, пока у них нет никаких доказательств, что Эрин Дойл совершила что‑либо противозаконное.

– Дело очень серьезное, – продолжала Жервез. – Пистолет – опасное оружие, и чем меньше их будет на наших улицах, тем спокойнее станет наша жизнь.

Энни понимала, что слова Жервез продиктованы общей идеологической установкой и таким образом она пытается внушить Джульет, что ее поступок – никакое не предательство, а поведение ответственного гражданина. Но Энни видела: Джульет Дойл все больше нервничает и уже сильно жалеет, что пришла к ним. Вероятно, теперь ей кажется, что они с мужем сами сумели бы со всем этим разобраться, избавились бы от пистолета, например выбросили его в реку, а с дочерью потолковали по душам. И в каком‑то смысле, подумала Энни, она права.

У Энни в голове не укладывалось, как мать могла решиться настучать на дочку в полицию, пусть бы и полицейские власти всячески это приветствовали, и сама она как офицер, стоящий на страже закона, должна бы одобрять всей душой. Одна половина Энни восхищалась тем, что Джульет честно исполнила свой долг, но другая кривилась от отвращения. Ей не довелось воспитывать детей, но, видит бог, она ни за что не предала бы свою дочь. И ее мать никогда не сделала бы ничего подобного, Энни была в этом уверена, хоть мама и умерла, когда она была совсем маленькая. А отец как следует промыл бы ей мозги, после чего выбросил оружие в море, но и он никогда бы не сдал ее полиции. Не забывай, что Джульет Дойл пришла сюда к Бэнксу, напомнила себе Энни, она надеялась, что он сумеет помочь им неофициально, что называется, без протокола.

– Что же теперь будет? – спросила Джульет.

Жервез прошлась по комнате, постояла у окна и села за стол напротив них. Там она выглядела уже не так внушительно, и Энни показалось, что атмосфера слегка разрядилась.

– Будем следовать установленным правилам, – сказала Жервез. – Где сейчас пистолет?

– На кухне. Патрик его забрал. Мы решили, что нести его сюда – плохая идея. Честно говоря, я побоялась бы идти с ним по городу.

– А где ваша дочь?

– С отцом. Мы подумали, так будет лучше всего. Они останутся дома, а я приду сюда, поговорю с Аланом, попрошу его пойти к нам, но…

– Да, я поняла, что вы были соседями со старшим инспектором Бэнксом, – сказала Жервез. – Но не сомневайтесь, все наши сотрудники отличные профессионалы. Мы справимся с делом не хуже, чем он. Конечно, в такой ситуации приятнее иметь дело со знакомым человеком, но в конечном итоге мы ведь все хотим одного и того же. Прежде всего, вы абсолютно уверены, что пистолет настоящий? Вы даже не представляете, сколько мы получаем сообщений об оружии, которое на поверку оказывается безобидной игрушкой или зажигалкой.

– Патрик говорит, настоящий. Он был членом стрелкового клуба, много лет назад, когда только школу закончил. А я в этом вообще ничего не смыслю.

– Он не проверил, заряжен ли пистолет?

– Говорит, заряжен. Он очень осторожно с ним обращался.

– Хорошо, – кивнула Жервез. – Он его разрядил?

– Нет. Сказал, надо оставить все как есть, чтобы не искажать картину для следствия.

Великолепно! – про себя воскликнула Энни. Очередной любитель полицейских сериалов. Пистолет заряжен, значит, придется вызывать группу спецназа в полном вооружении – для пущей уверенности. Было бы куда разумнее и безопаснее, если бы Патрик Дойл сам его разрядил. Но Энни хорошо знала, что большинство людей редко ведут себя разумно в кризисных ситуациях. Да и не каждый день обнаруживаешь в спальне у дочери заряженный пистолет.

– Он не упомянул, какой марки пистолет? – спросила Жервез.

– Кажется, полуавтоматический. Так может быть?

Энни не слишком разбиралась в оружии, но знала, что у полуавтоматического пистолета съемная обойма с патронами, а не барабан и чтобы выстрелить, нужно каждый раз нажимать на курок.

– Итак, когда вы выходили из дома, – продолжала Жервез, – ваш муж с дочерью находились на кухне и пистолет лежал на столе.

– Да.

– Завернутый в полотенце?

– Да, Патрик завернул его обратно, после того как все проверил.

– В каком настроении была Эрин в этот момент?

– Конечно, она очень переживала. Рассердилась. Плакала. Она была напугана.

– Вы спросили, кто дал ей пистолет?

– Разумеется. Но она не сказала.

Жервез поджала нижнюю губу, ненадолго задумалась, затем поглядела на Энни и встала.

– Спасибо вам, – поблагодарила она Джульет. – Я сейчас позвоню, чтобы о вас позаботились, пока мы будем заниматься этим делом. Сами понимаете, оно не терпит отлагательств. Надо срочно забрать из вашего дома заряженный пистолет и поместить его в надежное место: у нас очень жесткие инструкции, которые мы обязаны исполнять. – Она сняла трубку и поговорила с дежурным по отделению.

Джульет просительно посмотрела на Энни:

– Вы бы не могли побыть со мной?

– Боюсь, что инспектор Кэббот мне понадобится, – покачала головой Жервез. – В данный момент она здесь единственный старший офицер. Не беспокойтесь, мы отлично устроим вас в буфете. С вами будет констебль Смитиз, она очень приятный, доброжелательный человек.

– А мне можно пойти домой?

– Пока нет, – сказала Жервез. – Не раньше, чем мы заберем оттуда оружие.

– А если мне поехать с вами?

– Простите, но это невозможно. – Жервез утешающе тронула Джульет за руку. – Не волнуйтесь. С вами все будет в полном порядке, обещаю.

– Мужу‑то я могу позвонить?

– Сожалею, – отрицательно покачала головой Жервез. – Наверное, вам это кажется мелочным и глупым, но мы не вправе допустить какие‑либо дополнительные контакты, пока проблема не улажена.

– Что же может быть плохого, если я позвоню и просто поговорю со своим мужем?

Много плохого, подумала Энни, очень много. Например, можно спровоцировать ссору между отцом и дочерью, а учитывая, что на столе лежит заряженный пистолет и нервы у всех на пределе, кто знает, чем закончится такая ссора…

Прежде чем Жервез успела ответить, в кабинет постучалась констебль Смитиз и Джульет с видимой неохотой все же была вынуждена пойти с ней.

Жервез велела Энни задержаться:

– Мы всё должны сделать по инструкции. Мне не нужны на участке никакие пистолеты и уж точно не нужны никакие неприятности, проистекающие от спешки или халатности. Вам понятно?

– Да, мэм, – ответила Энни. – Я должна занести этот случай в регистрационный журнал и вызвать отряд быстрого реагирования?

– Да. И поручите кому‑нибудь из следователей навести справки о Дойлах, в особенности о дочери. На поверхности все вроде бы чисто‑гладко, но выяснить не мешает. Я позвоню Рону Маклафлину, а он, без сомнения, поставит в известность руководство. Кроме того, я хочу, чтобы полицейские в Лидсе провели обыск в квартире Эрин. Едва ли она занимается торговлей оружием, но лучше проверить. И без проволочек: чем дольше мы промедлим, тем больше шансов, что что‑нибудь пойдет не так.

Энни не впервые участвовала в вооруженном рейде полиции. Несколько лет назад в Лондоне она дважды побывала на подобных операциях. Первая прошла гладко, вторая закончилась крайне неудачно. Началась пальба, и два человека погибли.

Сейчас, в этих хорошо знакомых местах, считай, в двух шагах от полицейского участка, Энни охватило странное чувство: неужели Бэнкс и вправду жил в одном из этих загородных домов, плотно стоящих в ряд стена к стене? Трудно поверить. Здесь все так обыденно. Вон черный кот пробирается между цветочными клумбами, а на другом конце улицы прохожие, направлявшиеся в магазин за покупками, останавливаются поглядеть, что происходит.

Энни молча сидела рядом с суперинтендантом Жервез в полицейской машине без опознавательных знаков и ждала, когда прибудет отряд быстрого реагирования. Она почти жалела, что не курит – хоть чем‑то заняла бы время. А так Энни приходилось глазеть на коттеджи с застекленными верандами, палисадники с низкими заборчиками, лужайки, посыпанные гравием или засеянные травой, и пытаться представить, что Бэнкс когда‑то здесь жил. Она не могла вообразить его в роли семьянина. Для Энни – несмотря на их короткий роман – он был стопроцентным одиночкой. А теперь и вовсе трудно сказать, кто такой Бэнкс: он очень изменился, в нем надломилось нечто столь существенное, что она сомневалась, сумеет ли он вообще выправиться.

Возле перекрестка с Маркет‑стрит припарковались две «вольво». В каждой машине находились два сотрудника полицейского спецназа в полной боевой экипировке: новейшие пластиковые дубинки PR‑24, жесткие наручники и баллончики со слезоточивым газом, да плюс к тому пистолеты «глок» и еще тазеры, похожие на мощные электрические фонарики. Вот только их заряд в пятнадцать тысяч вольт, пущенный метров с пяти, способен вырубить на месте любого. И никаких последствий, очухается и будет как новенький, потому‑то полицейские часто их применяют. А в багажниках «вольво» припасены еще пистолеты‑пулеметы «Хеклер и Кох» и еще кое‑какие убойные средства.

Ракитовый проезд невелик, метров девяносто в длину, и заканчивается тупиком, так что автомобили полиции полностью перекрыли выезд. И две патрульные машины встали в дальнем конце.

Из окон уже начали выглядывать встревоженные жильцы.

У четырех спецназовцев имелся план дома, составленный со слов Джульет Дойл, на случай, если придется взламывать двери. Хотя это маловероятно, ведь Патрик Дойл с дочерью знали, куда отправилась Джульет, и ожидали визита полицейских.

Энни показалось, что среди спецназовцев есть женщина, хотя… во всей этой амуниции со спины не разберешь. Подъехала еще одна машина, оттуда вышел глава спецназа Майк Третовон, в разгрузке и бронежилете, коротко перемолвился со своими подчиненными и сел в машину к Энни с Жервез.

– Никаких изменений? – спросил он.

– Никаких, – ответила Жервез. – По нашей информации, они сидят на кухне и ждут нас.

– А кухня у них – где?

– С той стороны дома. Через прихожую, дверь с правой стороны.

Майк шмыгнул носом, кивнул и вернулся к своим людям.

Это не вооруженный захват заложников и не массовая перестрелка. Пока что вообще ничего не произошло, и операция обещает быть несложной. Отец, похоже, вполне контролирует поведение дочери, палить никто не собирается, так что местные констебли в форме просто постучат в дверь и крикнут, чтобы Патрик и Эрин Дойл выходили из дома. Как только они появятся, им велят положить пистолет на землю и отойти в сторону. Обилие вооруженных людей – не более чем стандартная предосторожность. Обычные в таких случаях повышенные меры безопасности. Снаружи коттедж выглядел абсолютно мирно.

Дело пошло не так с самого начала. На стук в дверь никто не отозвался.

Понятно, что все были слегка на взводе, как‑никак в доме заряженный пистолет, но Энни понимала, что даже похмельная улитка уже успела бы доползти и открыть дверь. Неудивительно, что Третовон, выждав положенное время, отозвал местных констеблей и приказал двум спецназовцам двигаться к заднему входу, а двум другим – к переднему крыльцу. Энни мельком взглянула на Жервез: на лице – непоколебимая решимость, зубы стиснуты, губы, обычно изогнутые бантиком, легли упрямой красной чертой.

На призывы открыть дверь вновь никто не откликнулся, поэтому спецназовцы решили воспользоваться тараном. Дверь моментально поддалась, и два штурмовика буквально влетели в дом, наделав при этом изрядного шума. Потом все ненадолго стихло, и вскоре Энни услышала приглушенный вскрик и невнятное щелканье, похожее на быстрый стрекот цикады, а затем – крики, грохот и громкие голоса.

Они с Жервез выскочили из машины и бросились через палисадник, но суперинтендант Третовон с крыльца замахал руками, запрещая двигаться дальше, и сам вошел в дом. Энни слышала, как двое спецназовцев ломают заднюю дверь, опять раздались чьи‑то вопли, треск, как будто разнесли в щепы стул или комод, и наконец – еще один громкий крик, но теперь кричал другой человек.

Сердце у Энни билось так тяжело и сильно, что, казалось, выскочит из груди. Ее всю трясло. Прошло неимоверно много времени, но все оставалось по‑прежнему. В доме было тихо, только изредка доносились голоса штурмовой команды и хлопали двери. В конце концов на крыльцо вышли Третовон и два спецназовца, все трое направились к машине.

– Что случилось? – спросила у них Жервез.

Но Третовон только молча помотал головой. Энни не могла разглядеть его лица под защитным шлемом.

А полминуты спустя кто‑то крикнул: «Отбой!» – и появился еще один спецназовец, неся в руках небольшую вещицу, завернутую в кухонное полотенце. Вот, подумала Энни, вся заваруха из‑за этой вот штуки. Такой маленькой. И такой вредоносной. Спецназовец прошел совсем рядом, и Энни успела разглядеть, что на полотенце изображены Йоркширские долины. И сразу вслед за тем два оперативника вывели молодую женщину в наручниках, которая громко рыдала и явно была не в себе, – Эрин Дойл. Рядом завыла сирена «скорой помощи», уже подъезжавшая по Маркет‑стрит.

– Вот дерьмо! – выругалась Жервез. – Ну мы и вляпались.