Утворення Галицько-Волинської держави, Прийняття Конституції України, Ліквідація Запорозької Січи, Утворення УПА, Проголошення незалежності УНР, Голодомор в Україні.

Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 697

– Итак, – начал заместитель главного констебля Рон Маклафлин, когда все расселись в зале заседаний, – что же мы имеем? Дом в Ракитовом проезде опечатан. Эрин Дойл в камере предварительного заключения, Джульет Дойл в больнице, у постели своего мужа. Едва ли мне нужно говорить вам, дамы и господа, что мы напортачили по полной программе и нас ожидает гигантская головная боль.

Маклафлин собрал совещание, чтобы разобраться в том, что уже произошло, и попытаться понять, что и кому предстоит делать дальше. Народу набилось много, царило всеобщее напряжение. Журналистов пока не было, но Энни ощущала, что воздух дрожит – где‑то неподалеку уже бьют в тамтамы и поднимается в небо дым сигнальных костров.

Спецназовцы в простых серых футболках выглядели так, словно только что вернулись из тренажерного зала. Энни не ошиблась, среди них действительно была женщина. Энни встречала ее раньше в центральном управлении в Ньюби‑Уиск, несколько раз они обменивались короткими вежливыми приветствиями, но Энни не знала, что та служит в отряде спецназначения. По счастью, Западный округ не нуждался в последнее время в их услугах. В этом подразделении совсем немного женщин, так что уровень ее подготовки должен быть чрезвычайно высок – отбор туда самый жесткий. У женщины было лицо сердечком, короткий ежик темных волос, большие глаза, нежный рот и смуглая кожа. Невысокая, крепкая, с накачанными мышцами. Энни поймала на себе ее взгляд и улыбнулась в знак поддержки. Та улыбнулась в ответ, чуть хмуровато, с оттенком смущенной признательности, и резко отвернулась. Один из спецназовцев, которого Энни видела впервые, казался бледнее других и сосредоточенно грыз колпачок шариковой ручки. Пальцы у него слегка подрагивали, и не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться – стрелял именно он, а после стремглав выбежал из дома и своротил цветочный бордюр. На вид парнишке никак не больше восемнадцати, но Энни понимала, что на самом деле ему лет двадцать пять, иначе он не успел бы отучиться положенный срок и пройти необходимую для спецназа физическую и психологическую подготовку.

– Полагаю, порядок всем известен, – продолжал Маклафлин, удостоверившись, что каждый получил свой стакан кофе. – Теперь я передаю слово главному инспектору Чамберсу из отдела расследования жалоб и дисциплинарных нарушений. Представим себе картину происшествия в целом, а затем выработаем дальнейший план действий. Редж, прошу.

Чамберс прочистил горло, откинулся назад на стуле и положил ручку на блокнот. Пуговицы у него на жилетке только что не лопались поверх круглого живота. Энни подумала, что он удивительно похож на персонажа из романов Диккенса. Когда‑то ей довелось месяца два с ним поработать, и очень скоро ей стало понятно, почему ребят из отдела дисциплинарных нарушений зовут крысиной командой.

– Благодарю вас, сэр, – кивнул Чамберс. – Давайте для начала проясним некоторые факты, с вашего позволения. – У него был акцент, характерный для жителей графств, окружающих Лондон, который, видимо, казался ему очень светским. – Кто вызвал группу специального назначения?

– Я вызвала, – ответила Жервез. – Поступила информация, что в спальне Эрин Дойл, в доме ее родителей, проживающих в Ракитовом проезде, обнаружено незарегистрированное огнестрельное оружие. Мисс Дойл находилась дома под присмотром отца, а ее мать отправилась к нам, чтобы сообщить о находке.

– Превосходно. – Чамберс быстро черкнул в блокноте. – У вас были основания полагать, что в доме кто‑то подвергается опасности?

– Никаких, – сказала Жервез.

– Или что оружие вообще представляет для кого‑то угрозу?

– Заряженное оружие всегда представляет собой угрозу. Но у нас не было причин думать, будто Эрин или Патрик Дойл намерены его использовать, ни против друг друга, ни против кого‑либо еще. Оба они отлично знали, что мать, то есть Джульет Дойл, пошла в полицию, чтобы сообщить о пистолете. Они нас ждали.

Чамберс почесал кончик носа и коротко кашлянул:

– Как я понял, дочь была сильно расстроена и недовольна, когда в ее комнате нашли пистолет?

– Безусловно, – согласилась Жервез.

– Но вы не подумали, что, опасаясь возможных последствий, она попытается завладеть оружием и скрыться?

Жервез ответила не сразу:

– Мне кажется, она вообще ничего не знала о возможных последствиях. Подобно очень многим людям, Эрин вовсе не считала, будто делает нечто противозаконное, принеся в дом оружие. Как правило, почти все они уверены, что в этом нет ничего дурного, ведь сами‑то они его не применяли. Сомневаюсь, что она отдавала себе отчет в том, что совершает серьезное преступление. Она, я думаю, наоборот, полагала, что ее поблагодарят – ведь она не бросила пистолет посреди улицы. Если она вообще знала об этом пистолете.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился Чамберс.

– Я лишь напоминаю: на нынешней стадии расследования у нас нет абсолютно никаких подтверждений, что Эрин Дойл имеет какое‑либо отношение к пистолету, найденному у нее на шкафу.

– Вы полагаете, его положил туда кто‑то другой?

– Я просто говорю, что нам пока ничего не известно.

Энни видела, что Жервез с трудом сдерживает раздражение.

– Со слов дежурного сержанта Хаггерти я понял, что миссис Дойл хотела видеть старшего инспектора Бэнкса. Это так? – спросил Чамберс, искоса глянув на Энни.

Она знала, что Чамберс с Бэнксом не слишком‑то ладят, у них произошло несколько серьезных стычек с тех пор, как после реорганизации отдел Чамберса перевели в подчинение центральному управлению.

– Старший инспектор Бэнкс один из моих лучших сотрудников, – сухо сообщила Жервез. – Сейчас он временно не исполняет свои обязанности.

– «Отпуск по ранению», – гадко ухмыльнулся Чамберс. – Мы все отлично знаем, что курс его лечения недавно закончился.

– Более чем заслуженный отпуск, – поджав губы, процедила Жервез. – Да, инспектор Кэббот доложила мне, что миссис Дойл изначально хотела видеть старшего инспектора Бэнкса. В чем суть вашего вопроса?

Чамберс повернулся к Энни. Глаза его сузились.

– Так это правда?

– Да, – сказала Энни.

– Как вы думаете, почему она хотела видеть именно его?

– Очевидно потому, что раньше они были соседями и сохранили дружеские отношения после того, как инспектор Бэнкс переехал.

– А почему она назвала его имя? А не только фамилию?

– Потому что они давно знакомы. Думаю, она надеялась, что он пойдет с ней, заберет пистолет и принесет в участок.

– Вместо того чтобы оформить все как положено?

Энни нервно повела плечами:

– Думаю, инспектор Бэнкс счел бы, что первоочередная задача – нейтрализовать ситуацию и убедиться, что пистолет никому не причинит вреда.

– Ему не пришло бы в голову, что первоочередная задача – досконально следовать положенным правилам?

– Не мое дело обсуждать существующие правила, и при всем уважении, сэр, позвольте заметить: я уверена – старший инспектор Бэнкс не сделал бы ничего, выходящего за установленные рамки.

– Хотел бы я разделять эту вашу уверенность, – заметил Чамберс, ехидно скривив губы.

– Ну, этого мы никогда уже не узнаем, – парировала Энни. – Поскольку инспектора здесь не было, все это только домыслы.

– Я понял вас, инспектор Кэббот.

Энни ответила ему пренебрежительным взглядом.

– Таким образом, – продолжал Чамберс, – Эрин и Патрик Дойл ожидали, что придет старинный друг семьи, задаст их дочери головомойку, а затем исчезнет из их жизни, унеся с собой злосчастный пистолет. И инцидент будет исчерпан.

– Я бы не стала настаивать на этой версии, – возразила Энни. – Нам неизвестно, чего они ждали. Нет никаких оснований полагать, что старший инспектор Бэнкс решил бы отойти от стандартных инструкций либо захотел оградить Эрин Дойл от обвинений, которые могут быть ей предъявлены.

Чамберс насмешливо фыркнул:

– Ну, этого мы никогда не узнаем, не так ли, инспектор Кэббот? Ведь его здесь не было.

У него всегда такое лицо, будто он только что съел или понюхал что‑то гадкое, подумала Энни. И всякий раз, как он на нее смотрит, кажется, что он мысленно ее раздевает. А физиономия точь‑в‑точь как у розового пупса, и влажные красные мясистые губы. Энни поймала себя на том, что ей хочется показать ему язык, но она поборола это желание. Это было бы слишком по‑детски. Она одарила Чамберса сладенькой улыбкой и отхлебнула чуть теплый черный кофе.

– Редж, так мы никуда не придем, – вмешался Маклафлин, который, как показалось Энни, ничуть не заблуждался насчет всех «достоинств» Чамберса. – Что могло бы произойти при иных обстоятельствах, сейчас не наша забота. В данный момент нас интересует другое.

– Да, сэр, – согласился Чамберс, коротко глянув на Энни. – Прошу меня извинить. Я лишь пытался восстановить общий ход событий. Кто‑нибудь позвонил Дойлам домой, чтобы переговорить с отцом и оценить ситуацию?

Жервез помолчала, прежде чем ответить:

– Мы подумали, что такой звонок может их напугать, учитывая, что дочь и так находилась в нервозном состоянии, а они ждали прихода конкретно инспектора Бэнкса.

Чамберс недоуменно задрал брови:

– И это несмотря на подробные инструкции о привлечении к операции отряда спецназначения? Не так ли?

– Давайте, Редж, перейдем ближе к делу, – призвал Маклафлин.

– Разумеется. – Чамберс оборотился к молодому спецназовцу. – Констебль Уорбертон, не могли бы вы вкратце, своими словами рассказать нам, что произошло на Ракитовом проезде? Прошу вас, только факты, во всей их простоте. Безо всяких лишних деталей.

– Да, сэр, – сосредоточенно согласился Уорбертон.

Он принялся обстоятельно описывать, как их группа ожидала, пока полицейские из местного отделения постучат в дверь и заявят о себе.

– Но никто не отозвался. Я верно понимаю?

– Да, сэр.

– Сколько прошло времени между тем, как полицейские постучались в дверь, и началом силовой операции?

– Трудно сказать, сэр, – ответил Уорбертон. – В такой ситуации очень сложно оценить время.

– Мне известно, что восприятие времени может быть искажено под воздействием стресса, – изрек Чамберс, – но я прошу дать приблизительную оценку: секунды, минуты, часы?

– Самое большее – несколько минут, сэр.

– Несколько минут? Очень хорошо. Минута – это иногда очень много.

– Да, сэр.

– И в это время вы что‑нибудь слышали?

– В смысле – слышали?

– Ну, из дома до вас доносились какие‑то звуки? Спор или что‑то в этом роде?

– Да, я слышал голоса, сэр. Они там разговаривали.

– Спорили?

– Невозможно было определить, сэр. Голоса были приглушены.

– Но можно сказать, что говорили на повышенных тонах?

– Все может быть, сэр. Утверждать не возьмусь.

– Очень хорошо. Что произошло дальше?

– Когда стало ясно, что никто не собирается открывать дверь, решено было ее взломать и войти. Что мы с констеблем Пауэлл и сделали. Мы как рассуждали: а вдруг полученные ранее данные устарели? Вдруг девушка держит отца под прицелом… или даже застрелила его?!

– Никто не оспаривает ваше решение, сынок, – успокоил Чамберс. – Хотя в головах у журналистов может возникнуть иная, более предвзятая интерпретация событий.

– Я знал, что поступаю по закону, сэр, как нас учили. Я бы поступил точно так…

– Да‑да. Прекрасно. Избавьте нас от самооправданий, констебль Уорбертон. Что произошло, когда вы вошли в дом? Вы и констебль Нерис Пауэлл проникли туда через главный вход, как я понял?

Чамберс посмотрел на Пауэлл, и даже этого короткого взгляда хватило, чтобы Энни поняла: он не одобряет, что в отряде спецназа служит женщина. Они оба работали в центральном управлении. Возможно, пути их уже пересекались.

– Да, сэр, – подтвердил Уорбертон. – Мы проникли в здание согласно приказу, констебль Пауэлл и я.

Нерис Пауэлл грустно улыбнулась, чтобы приободрить его.

– Что случилось дальше?

– Мы оказались в прихожей, очень длинной и темной. Еще день был, а там – темень и никакого источника света.

– У вас был фонарик? – спросил Маклафлин.

– Да, сэр, на поясе.

– Вы его включили?

Уорбертон помедлил перед ответом:

– Нет, сэр. На это просто не хватило времени. Все произошло так быстро. Я нажал на выключатель в прихожей, под лестницей, но в этот момент лампочка перегорела.

– Так. И что было дальше?

Уорбертон отпил глоток кофе и потер рукой скулу:

– Как только мы вошли, в дальнем конце коридора, справа, открылась дверь на кухню… а нам сказали, что там ждут мистер Дойл с дочкой. И у них заряженный пистолет. Я услышал, как что‑то заскрежетало. А потом увидел в коридоре фигуру, вернее, просто чей‑то силуэт, и я мог бы поклясться, он размахивал мечом или другим похожим оружием, как будто хотел напасть. Как я уже сказал, там было темно. Не хватило времени, чтобы глаза привыкли, и мы не успели включить фонарики. Нам только было известно, что в здании пистолет, и я… отреагировал максимально быстро, сэр, как и любой полицейский на моем месте.

– То есть вы выстрелили? – уточнил Чамберс.

– Да, я разрядил свой тазер, сэр. Как нас учили, если кто‑то угрожает ножом или другим холодным оружием.

– Однако же в данном случае вы знали, что оружие в доме – огнестрельное и принадлежит оно Эрин Дойл, а не ее отцу?

– Это верно, сэр. Но он мог им завладеть.

– И за каким‑то чертом застрелить из него полицейского? Вы придерживайтесь фактов, констебль. Сами же говорили, оружие, похожее на меч, не на пистолет. А на самом деле это был обычный костыль.

Уорбертон нервно сглотнул:

– Ну да, сэр. Строго говоря. Но я…

– Строго говоря? Интересно, а как иначе вы бы описали этот предмет? Была ли, по‑вашему, у мистера Дойла хоть одна причина, чтобы напасть на вас с мечом? Или хотя бы с костылем, уж если на то пошло?

– Нет, сэр. Я… просто действовал по обстоятельствам, мы сделали все правильно, как нас учили. Не было времени строить догадки. Может, он решил защитить свою дочь? Может, пока мать ходила в полицию, он понял, что ей грозит тюрьма? Может, он подумал, что они в опасности, ведь все пошло не так, как он ожидал? Я не знаю этого, сэр. Я просто отреагировал.

– Эти соображения возникли у вас тогда или вы сейчас так рассуждаете?

– Я бы не сказал, что тогда у меня было время рассуждать, сэр. Нет, тогда я ни о чем не думал. Когда надо действовать, сэр, целиком полагаешься на то, чему тебя учили. Некогда рассуждать и искать причины. Это остается на потом.

– Куда вы целились?

– В грудь, сэр. Не промахнешься. Тазер ведь не оружие поражения, им никого всерьез не выведешь из строя.

– Тем не менее именно это и произошло. Вам известно, что теперь полицейским рекомендовано стрелять из тазеров по рукам и ногам, а не в грудь?

– Сэр, там было темно, мне угрожали, и я не хотел рисковать.

Чамберс прокашлялся:

– Вы знали, что мистер Дойл ждал старшего инспектора Бэнкса, старого друга семьи, который придет и все уладит?

– Нет, сэр, я этого не знал.

– Вы знали, что Дойл ходит на костылях после недавней операции на колене?

– Нет, сэр, не знал.

Уорбертон обернулся к своему непосредственному начальнику Майку Третовону, и тот подбадривающе ему кивнул. Третовону было под пятьдесят, настоящая военная косточка, профессионал высокого класса. Цвет лица нездоровый, с багровым оттенком. Не страдает ли Майк от повышенного давления? Впрочем, держится он холодно и взвешенно, так что не факт. Может, просто на солнце перегрелся.

– Эту информацию до нас не довели, – добавил Уорбертон.

Чамберс обратился к Жервез:

– Я так понимаю, вы тоже об этом не знали, Катрин?

– Нет, – покачала она головой. – Джульет Дойл не упомянула о том, что ее муж передвигается на костылях. Видимо, она полностью сосредоточилась на проблемах дочери.

– Нам не важно, почему она об этом не сказала. Важно другое – это обязательно следовало выяснить и довести до личного состава на предварительном совещании. Обязательно. Нельзя посылать людей на операцию, не имея четких данных. Это вопрос жизни и смерти.

Жервез сжала руки в замок. Энни очень хотелось сказать, что Тони Блэр ничуть не тревожился, что у него нет четких данных, когда отправлял людей на войну в Ирак, но в итоге решила промолчать. Наверно, я взрослею, подумала она, научилась держать язык за зубами. Во всех смыслах.

Чамберс положил ручку на блокнот. Он весь был исписан округлыми, похожими на паутину каракулями, как показалось Энни, по большей части – совершенно бессмысленными.

– Ну что же, – заявил Чамберс. – Полагаю, нам надо временно поставить точку. Слишком многое непонятно, массу вещей предстоит разъяснить. Это только начало.

– Тут есть еще одна проблема, – произнесла Жервез.

Чамберс задрал бровь:

– Вот как?

Жервез не обратила на него ни малейшего внимания, она обращалась непосредственно к Маклафлину:

– Вы позволите нам допросить Эрин Дойл, сэр? По горячим следам?

– Не думаю, что это оправ… – немедленно встрял Чамберс, но Маклафлин перебил его на полуслове:

– Ситуация сложная. При использовании тазера пострадало гражданское лицо. – Он перевел взгляд с Чамберса на Жервез и обратно. – Ясно, что ваш отдел и вы лично вплотную этим займетесь, Редж. На этом, я уверен, будет настаивать и отдел внутренних расследований.

Чамберс кивнул.

– Но с другой стороны, – продолжал Маклафлин, – мы имеем огнестрельное оружие, из‑за которого спецназ и проник в дом Дойлов. Полагаю, Редж, вы согласитесь с тем, что это отдельное расследование. Нам необходимо выяснить все, что возможно, об этом оружии, откуда оно вообще взялось, и притом выяснить максимально быстро. Вряд ли кто‑нибудь способен справиться с этой задачей лучше, чем мы. Вы согласны?

– Но существуют правила…

– Да, и в полном соответствии с ними будет проведено расследование о правомочности действий констеблей Уорбертона, Пауэлл, а также остальных сотрудников отряда, но никакие правила не запрещают нам заниматься этим пистолетом. И нам нужно срочно установить, какое отношение имеет к нему Эрин Дойл.

– Однако оба эти дела связаны между собой, сэр.

– Разумеется, связаны, – согласился Маклафлин. – Где сейчас находится пистолет? – спросил он у Жервез.

– Его повезли в Бирмингем, сэр, в отдел судебной экспертизы.

Маклафлин удовлетворенно кивнул.

– Я настаиваю на том, чтобы присутствовать на всех допросах, связанных с этим делом, – потребовал Чамберс.

– Вот видите, Редж, – едва заметно усмехнулся Маклафлин, – вы уже называете его «этим делом». По‑моему, так вы вносите некоторую путаницу. У нас есть инцидент, связанный с применением тазера в ходе служебной операции. Это одно. Но в первую очередь мы ведем расследование в связи с тем, что в спальне у Эрин Дойл был обнаружен заряженный пистолет. Это уже совсем другое. Я хочу знать, откуда этот пистолет, какова его история, фигурировал ли он раньше в каком‑нибудь деле, а для начала, повторяю, хочу выяснить, как он попал в комнату к мисс Дойл. Понятно, что эти события связаны – ведь именно ради того, чтобы забрать оружие из дома Дойлов, спецназ туда и направили, – но, насколько мне известно, пистолет в «этом деле» никто не применял? На Ракитовом проезде из него не стреляли, верно?

– Как бы то ни было, – заметила Жервез, – очень скоро журналисты вцепятся в нас мертвой хваткой. Уж они своего не упустят, и в ход пойдет все разом: и тазер, и этот самый пистолет. Нас разберут по косточкам, и мы должны быть к этому готовы. Вопросы возникнут у всех, начиная от отдела внутренних расследований и заканчивая правительственными пресс…

– Да‑да, – оборвал ее Маклафлин, потирая наморщенный лоб. – Я отлично это понимаю, поверьте, Катрин. Не надо мне об этом напоминать, благодарю вас. Я также отлично понимаю, что мое мнение очень мало значит для суперинтенданта Чамберса. Однако пока что я здесь командую, и у меня нет никаких возражений против того, чтобы вы допросили Эрин Дойл. Но в ходе допроса строго придерживайтесь одной темы – как у нее в комнате оказалось незарегистрированное оружие. Чем скорее мы это выясним, тем лучше.

– Как насчет моего присутствия на допросе? – Чамберс упорно пытался отстоять свои позиции.

Прежде чем Маклафлин успел ему ответить, в дверь тихонько постучали. Энни знала, что Маклафлин категорически запретил беспокоить их во время совещания, и не удивилась, когда он грозно рявкнул:

– В чем дело?

Дверь открылась, и Гарри Поттер опасливо просунул голову в зал. Физиономия у него была мрачная.

– Прошу прощения, что прерываю вас, мэм, – сказал он, обращаясь к Жервез, – но в больнице сочли, что вас нужно известить. Мистер Дойл умер десять минут назад. Я сожалею, мэм.

В тот вечер Трейси Бэнкс приехала домой с работы в половине шестого, уставшая, разгоряченная и злая. Вся Отли‑роуд, начиная от Ориджинал‑Оук, превратилась в сплошную пробку, и автобусу понадобился целый час, чтобы доползти до ее остановки. У них в книжном магазине тоже выдался напряженный денек. На вечер была намечена встреча знаменитого автора детективов с читателями, и Трейси беспрерывно созванивалась с разными издателями, которые уже давным‑давно обещали прислать им его книги, но почему‑то этого не сделали. Ну, теперь это не ее головная боль. Пошли они к чертям, подумала Трейси. Пускай Шона, менеджер вечерней смены, сама все улаживает. В конце концов, это она сегодня пойдет с писателем и его свитой на шикарный обед в дорогущий ресторан. А Трейси мечтала только об одном – выкурить косячок и провести остаток дня в тишине. Надо надеяться, что Эрин еще у родителей. С тех пор как она уехала к ним в прошлые выходные, в доме стало куда спокойнее. Меньше всего на свете Трейси хотела бы сейчас выяснять отношения.

Разросшийся сад придает дому куда более внушительный вид, привычно отметила Трейси, подходя по дорожке к крыльцу. Фасад из песчаника, по бокам от входа – многостворчатые окна со стойками. В доме три спальни – по числу жильцов, общие ванная и туалет, гостиная с высоким потолком и здоровенным застекленным эркером, из‑за чего зимой, несмотря на двойные рамы, в ней всегда стоит страшная холодрыга. Кухня довольно большая, так что ее можно считать как бы общей столовой, а впрочем, девушки редко ели за одним столом.

Нет, они очень неплохо ладили друг с другом, хотя и нарочно трудно было бы собрать вместе трех менее похожих людей, чем Эрин, Трейси и Роуз. Эрин – жуткая неряха, никогда за собой не прибирает. Роуз – тихий книжный червь, свои вещи она держит в относительном порядке, но на общий бардак ей плевать, она попросту его не замечает, живет отрешенно в собственном мирке. Как описать себя, Трейси толком не знала, но в последние дни она беспрерывно злилась – без всякого отчетливого повода – и была не слишком‑то довольна тем, как складывается жизнь. То есть, по правде говоря, она была очень этим недовольна. Все должно быть как‑то иначе, черт его знает – как, но точно иначе. Все – начиная с имени: ее, например, теперь даже зовут не Трейси, а Франческа.

Но, несмотря ни на что, жили они дружно, больших скандалов не возникало, хотя Трейси в один прекрасный день осознала: как ни крути, а все равно заканчивается тем, что именно она за всеми убирает. Не потому, что ей так нравится, а просто вечный беспорядок бесит только ее. Они сто раз это обсуждали, соседки обещали, что будут за собой следить, и ничего не менялось. Роуз, правда, старалась по мере сил.

Роуз поселилась здесь недавно, вместо Ясмин, которая два месяца назад вышла замуж. Что до Эрин, то ее Трейси знала еще с Иствейла, когда они были совсем маленькие и Дойлы жили через дорогу. Они были одногодки, вместе ходили в школу и в университет, и обе в итоге осели в Лидсе, где ни та, ни другая не получили работу, о которой мечтали бы и они сами, и их родители.

Когда Трейси вошла в гостиную, Роуз вскочила и быстренько затушила сигарету. У них жесткое правило – в доме не курить, и обычно Роуз выходила на задний дворик, а потому Трейси сразу поняла: что‑то не так. О боги, только не надо нам никаких душевных страданий и нервных срывов.

– Что случилось? – спросила она.

Роуз принялась ходить взад‑вперед, судорожно сжимая кулачки, чего прежде за ней не наблюдалось.

– К нам сегодня полиция приходила, вот что случилось.

– Полиция? И чего они хотели?

Роуз остановилась, поглядела на Трейси и двинулась дальше:

– Всего лишь «обыскать помещение», не более того.

– Обыскать? А они не…

– Нет. Расслабься. Их по большей части интересовала комната Эрин, и вообще они, похоже, очень торопились.

– Почему? Что они искали‑то?

– Мне они не докладывали.

Трейси взъерошила волосы и решительно устремилась на кухню, бормоча:

– Господи, мне нужен косяк!

– Ничего нету, – сообщила Роуз ей в спину.

– Ты о чем? Как это «нету»?

– Ну, я… Я спустила все в унитаз.

– В унитаз! Роуз, да там было граммов пятнадцать отличной травы! О чем ты думала?

– О том, что они могут прийти еще раз, понимаешь? И как следует проверить все банки на кухне. Тебе хорошо – тебя тут не было. Ты не знаешь, каково это, когда по всему дому рыщут полицейские и задают всякие вопросы. И смотрят на тебя так, точно ни единому твоему слову не верят.

Ну конечно, про себя усмехнулась Трейси, откуда ж мне знать! Я всего‑навсего прожила в одном доме с полицейским двадцать лет кряду. Хотя Роуз об этом ничего не известно. Ей неизвестно даже, что никакая я не Франческа. Но «Трейси» звучит как‑то очень простецки.

Про отца она сказала Роуз, что он бывший чиновник, конторская крыса, теперь уже на пенсии. Скучненький такой старый хрыч. А мать живет в Лондоне. Во всем этом была доля правды.

Кроме того, подобно богатым наследницам, которые хотят, чтобы их полюбили не за деньги, а за личную несказанную прелесть, Трейси никому не говорила, что ее брат – Брайан Бэнкс из «Блю Лэмпс», чей последний альбом лидирует в чартах. Обладатель премии «Меркьюри» и вообще большой везунчик. Эрин, естественно, все это знала, но не выдавала подругу – потому что так круче и веселее.

– Блин! – Трейси рухнула на диван. – Роуз, ты выкинула кучу первоклассной травки! – Она обхватила голову руками и простонала: – Ты хоть знаешь, сколько я за нее заплатила?!

– Выпей джину, – бодро предложила Роуз. – У нас еще осталось два глотка.

– Да не хочу я твоего гребаного джину!

Трейси не особенно жаловала алкоголь, он плохо на нее действовал. Если и пила, то только за компанию, и несколько раз это закончилось тем, что, вихляя бедрами, покачиваясь на высоких каблуках, она шлялась в узких переулках в центре города, а потом оказывалась в постели неизвестно с кем. Черт знает с кем. Все ее приятели пили слабоалкогольные коктейли с фруктовыми добавками, но Трейси предпочитала выкурить время от времени косяк, ну или иногда принимала экстези.

– Слушай, – заговорила Роуз, – ты прости, пожалуйста. Я реально перепугалась. Меня буквально трясло, я все время ждала, что они пойдут на кухню и полезут в буфет. Ты бы тоже испугалась. Я уверена, они видели, что я дергаюсь, и наверняка поняли, что я что‑то прячу. Как только они ушли, я сразу помчалась в туалет и все выкинула. Извини. Но они могут опять прийти. Запросто.

– Ладно. – Трейси надоело это обсуждать. – Все нормально, проехали. О чем они тебя спрашивали?

– В основном про Эрин. Так, ничего конкретного. С кем общается, есть ли у нее бойфренд, где работает, кто здесь еще живет.

– Они ее разыскивали? Спрашивали у тебя, знаешь ли ты, где она?

– Нет.

– Ты про меня им сказала?

– А как ты думаешь? Пришлось, они же все равно легко могут узнать, что ты здесь живешь.

– А про Джеффа?

– Да, он же бойфренд Эрин, так ведь? Я должна была им сказать. Почему нет?

– Боже. Ты и адрес его им дала?

– Адреса его я не знаю. Только то, что он живет на канале и называть его нужно не «Джефф», а «Джафф». Ты что, считаешь, это с Джаффом связано?

– С чего ты взяла?

– Да ни с чего, – обиженно тряхнула головой Роуз. – Я знаю, он тебе нравится, но я всегда считала, что он какой‑то мутный. Шмотки эти его шикарные, машина, украшения, дорогущий «Ролекс». Откуда у него деньги? Мне кажется, в нем есть что‑то опасное, и я не удивлюсь, если им заинтересуется полиция. Что‑то с ним не так, не могу сказать, что именно. Но он точно связан с наркотиками.

– Может быть, – сказала Трейси.

Она понимала, что имеет в виду Роуз. Точно такие же подозрения возникали и у нее, но при этом Джафф ей нравился, и ее не волновало, что в нем «есть что‑то опасное». Да, у него всегда имеется с собой травка, а может, и кокс. И то, что он опасен, как раз ее привлекало, а не отталкивало. От Джаффа исходило обаяние крутого парня, которому на все плевать. Это ее заводило. Он хорош собой, умен, он бабник и, возможно, преступник. И он бойфренд Эрин.

Ну как тут не злиться на весь белый свет?!

Не исключено, что приход полиции действительно связан с Джаффом. Если так, она должна его предупредить, рассказать ему обо всем. Есть шанс, что она доберется к нему раньше, чем копы. И куда, к дьяволу, запропастилась чертова дура Эрин? Скорее всего, торчит у родителей в Иствейле, вот и Роуз говорила, что она туда уехала. Трейси искренне понадеялась, что отец никаким боком не будет в это замешан, а потом вспомнила, что он куда‑то уехал – зализывать раны после неудачной любовной истории. Куда он умёлся, она не знала, кажется, должен вернуться в начале следующей недели, не раньше.

– Копы еще что‑нибудь говорили? – спросила Трейси у Роуз.

Та наморщила лоб:

– Вроде ничего. А, да, сказали, что у них есть ордер на обыск. И показали его мне, только я не успела прочитать. Так что там могло быть написано что угодно. Один из них все время крутился здесь, в гостиной, в ящиках посмотрел, под подушками, но так, без особого рвения. А другие пошли наверх. Я тебе говорю, их интересовала Эрин. Подняться вместе с ними мне не разрешили. Слава богу, они хоть не лазили по банкам со специями. Я очень боялась, что они сунут нос в ту, с «базиликом».

– Интересно, почему они этого не сделали, – задумалась вслух Трейси. – Если бы они искали наркотики, так первым делом должны были б все обшарить в буфете. Так ведь? Вообще говоря, банка с надписью «базилик» не лучшее место для марихуаны, как тебе кажется?

Роуз пожала плечами:

– Короче, они туда не полезли. Может, искали что‑то другое? Понимаешь, это мало похоже на операцию по борьбе с наркотиками. Я, конечно, не слишком разбираюсь в таких вещах, но они пришли без этих специально обученных собак и все делали в спешке. Мне показалось, они искали что‑то конкретное, в первую очередь у Эрин в комнате. Может, ты позвонишь ее родителям? У тебя же есть их телефон?

Трейси кивнула. Этот телефон она знала наизусть. А еще она знала, что там имеется определитель номера. Да ладно, в чем проблема, подумала Трейси. Полиция уже побывала здесь. Значит, они откуда‑то узнали здешний адрес Эрин. Наверняка они выяснят и настоящее имя Трейси, когда будут наводить справки о них с Роуз. Ничего особенного в том, что кто‑то позвонит отсюда в Иствейл и спросит Эрин, нет. Зато миссис или мистер Дойл объяснят, что вообще происходит.

– Ты ведь была дома, когда Эрин заскочила в пятницу утром, чтобы забрать вещи, – вспомнила Трейси. – В каком она была состоянии? Не говорила ничего интересного?

– Ничего. Злая была как собака. Я ее спросила, куда она собралась, она сначала не ответила, а потом сказала, что поедет к родителям на несколько дней, и сразу умотала.

Да, Эрин, похоже, была в ярости, – мрачно подумала Трейси. Она встала, пошла в прихожую и набрала домашний телефон Дойлов. Послышались гудки, потом в трубке раздался мужской голос.

– Алло, – сказала Трейси. – Мистер Дойл?

– Кто говорит?

– Вы отец Эрин?

– Я хотел бы знать, с кем я говорю. Пожалуйста, представьтесь.

Трейси повесила трубку. Нет, это не Патрик Дойл. Она узнала характерные для копов интонации. Но почему копы отвечают по телефону Дойлов? И где родители Эрин? Ее охватила глубокая тревога, мерзкая и липкая, как промозглый туман. Что‑то случилось, быть может, что‑то очень серьезное, и в этом замешана не только Эрин. Трейси сняла с вешалки черную джинсовую куртку и сумку на длинном ремне и просунула голову в гостиную:

– Роуз, я уйду ненадолго. А ты не дергайся. Сохраняй спокойствие, хорошо?

– Но, Франческа, ты же не бросишь меня здесь одну? Я боюсь. Что, если…

Трейси закрыла дверь, чтобы не слышать ее причитаний. В голову ей пришла забавная мысль, что Роуз вовсе и не к ней обращается. Ведь на самом деле она не Франческа.

День клонился к закату. Эрин Дойл сидела в кабинете суперинтенданта Жервез и являла собою печальное зрелище. Светло‑пепельные волосы до плеч, подстриженные умелой рукой нарочито небрежно, теперь и впрямь беспорядочно спутались. Красные, вспухшие от слез глаза, осунувшееся, бледное лицо. Вид угрюмый и потерянный. Ногти на руках обкусаны до крови. Джульет Дойл говорила, что за последние полгода стиль дочери сильно изменился к лучшему и она стала следить за собой, но сейчас в это трудно было поверить.

После трагедии саму Джульет на время приютила Харриет Уивер, ее подруга и соседка по Ракитовому проезду. А где находится Эрин и что с ней происходит, Джульет не волновало: их отношения были натянуты до предела. Вопрос о том, куда пристроить Эрин, решала Патриция Ю, сотрудник отдела, работающего с родственниками потерпевших; ей и в дальнейшем предстояло регулировать отношения Дойлов с полицией. После допроса Эрин, несомненно, отпустят на поруки. Никто не станет держать ее в заключении после того, что случилось с ее отцом. Журналисты, подумала Энни, поднимут страшный шум, а главное, это просто бесчеловечно – оставить девушку, только что потерявшую отца, на ночь в камере, даже если на допросе они получат реальное подтверждение ее вины.

Жервез с Маклафлином единодушно решили, что допрашивать Эрин надо у Жервез в кабинете, в относительно комфортной обстановке. Всего два часа назад ей сообщили, что Патрик Дойл скончался, так что мрачное помещение для допросов – вовсе не подходящее место.

Жервез и Маклафлин уехали на совещание в главное управление, так что в кабинете осталось четыре человека: за столом сидела Энни, Эрин – по другую сторону, напротив нее. Кроме того, присутствовали Ирэн Лайтхолм, адвокат Эрин, и суперинтендант Чамберс, который добился‑таки своего и теперь вальяжно развалился на стуле. Энни надеялась, что толстый ублюдок хотя бы не будет вмешиваться и задавать идиотские вопросы. Хорошо бы и Лайтхолм помалкивала, но это вряд ли, вон как хищно поводит глазами, точно коршун, и клюв навострила – того гляди вцепится. Блокнот она положила на острые костлявые коленки, обтянутые серой юбкой в складку.

Допрос вела Энни как представитель отдела по особо тяжким преступлениям, и, как распорядился Маклафлин, она собиралась строго придерживаться одной темы – заряженного пистолета, старательно избегая всего, что имеет отношение к смерти Патрика Дойла, а равно и вообще действий спецназовцев. Это будет так же просто, подумала Энни, как пройти по канату, ведь и Чамберс, скотина, тоже совершенно прав – оба дела неразрывно друг с другом связаны. Энни понимала, что все работает против нее: и состояние бедной Эрин, и сверхбдительная адвокат Лайтхолм, и Чамберс со своими свиными глазками. Вероятно, самое лучшее – абстрагироваться от помех. Целиком сосредоточиться на Эрин. Сохранять спокойствие и держать себя в руках. Она постаралась максимально быстро и безболезненно миновать стадию формальных вопросов, а затем перешла к делу:

– Я очень сожалею о том, что случилось с вашим отцом, Эрин.

Эрин никак не отреагировала – глядела в стол и молча грызла ногти.

– Эрин? Нам с вами необходимо поговорить. Я понимаю, вы подавлены, вам хотелось бы сейчас быть рядом с матерью, но очень вас прошу, ответьте сначала на несколько моих вопросов. После этого вы сразу можете уйти.

Эрин промычала что‑то невнятное, продолжая обгрызать ноготь.

– Простите, не поняла?

– Я сказала, что не хочу быть рядом с матерью.

– Ну, я просто подумала, что мне в такой ситуации хотелось бы именно этого, – заметила Энни и мысленно добавила: «Если бы она у меня была».

– Она выдала меня полиции. – Эрин судорожно сжала кулаки. Она не отрывала глаз от стола, голос звучал сдавленно, слова давались с трудом. – Вам бы понравилось, если бы мать предала вас?

– Она поступила так, потому что считала, что это ее долг.

Эрин поглядела на Энни с убийственным презрением и буркнула:

– Конечно, больше и сказать нечего.

– Эрин, я не готова это обсуждать, хотя понимаю, что вам из‑за этого очень тяжело и больно. Я бы хотела поговорить о пистолете.

Эрин покачала головой.

– Как он у вас оказался?

– Ничего не знаю.

– Почему вы принесли его домой и спрятали на платяном шкафу?

Эрин пожала плечами и вернулась к обгрызенному ногтю.

– Кто дал вам пистолет, Эрин?

– Никто.

– Кто‑то все же дал. Или вы его сами купили?

Эрин не ответила.

– Вы кого‑то прикрываете?

– Нет. С чего вы так решили?

Энни видела, что они топчутся на месте, и понимала, что ничего не может с этим поделать. Рана слишком свежа, и давить на Эрин нельзя. Печально, но придется закончить допрос и отпустить девушку Эрин нужно прийти в себя, в гостинице или в другом месте, которое ей нашла Патриция Ю. Сейчас от нее точно ничего не добьешься.

– Наверно, своего бойфренда?

– У меня нет бойфренда.

– Вот уж никогда не поверю, – встрял Чамберс, тупо пытаясь изобразить доброго дядюшку. – Чтобы у такой красивой девушки не было бойфренда? Наверняка кто‑то есть.

Вовремя выступил, козел старый, злобно подумала Энни.

Эрин ответила ему презрительным молчанием, как того и следовало ожидать. Глядя на ее поникшие плечи и потерянное лицо, Энни понимала, что Эрин сейчас в последнюю очередь думает о себе как о «такой красивой девушке».

Бросив на Чамберса испепеляющий взгляд, Энни негромко сказала:

– Конечно, бойфренд есть. Джефф, его ведь так зовут? Вы бы не хотели сообщить ему, где вы и что происходит?

Эрин очень странно на нее посмотрела.

– Так это Джефф дал вам пистолет? Вы из‑за него не хотите нам ничего рассказывать?

И по‑прежнему никакого ответа.

– Вы боитесь его? В этом дело? Я бы тоже испугалась, принеси кто‑нибудь в дом заряженный пистолет.

– Вы вообще ничего не понимаете.

– Так помогите мне, пожалуйста. Я очень хочу понять.

Ответа не последовало.

– Черт подери, этак мы никуда не придем! – взорвался Чамберс.

– Это все я сделала, – сказала вдруг Эрин. Она ни на кого не смотрела и говорила почти шепотом.

– Что «все», Эрин? Пистолет домой принесли? – Энни перегнулась через стол, чтобы лучше слышать.

Но тут Эрин неожиданно выпрямилась и, глядя Энни в лицо, заговорила довольно внятно, хотя голос у нее дрожал.

– Нет. Но я убила его. Своего папу. Это на мне…

– Так, одну секунду, – вмешался Чамберс, яростно глядя на Ирэн Лайтхолм, которая молча, словно зачарованная, топорщилась на неудобном стуле, вместо того чтобы побыстрее велеть своей подопечной закрыть рот.

Эрин не обращала решительно никакого внимания ни на своего адвоката, ни на суперинтенданта Чамберса. Энни было ясно, что ей необходимо выговориться, высказать то, что сводило ее с ума. И не важно кому, главное – сказать.

– Это я виновата. Я виновата в том, что папа погиб. – Эрин посмотрела на Чамберса, потом на Лайтхолм. – Мы услышали, что кто‑то барабанит в дверь и кричит, чтобы мы открыли. Папа попросил меня поглядеть, кто там, у него колено болело, и грудь тоже – из‑за стресса. И ангина у него была. А я сказала… я сказала: «Пошел к черту». И что он может сдать меня в полицию, если ему так хочется, помешать я не сумею, но хрен я пойду и сама впущу в дом гестапо. – Она закрыла лицо руками и расплакалась. – Это я сделала! – горько рыдала она. – Господи, прости меня, это я его убила. Папа, бедный мой! Это я во всем виновата.

Ирэн Лайтхолм наконец обрела дар речи:

– Все, допрос следует немедленно прекратить, мне кажется, это самоочевидно. Мисс Дойл тяжело переживает смерть отца. Я так понимаю, никакого обвинения ей пока не предъявлено и, сколько я могу судить, никаких веских улик против нее нет. В этой связи предлагаю сейчас же отпустить мою клиентку. Вы можете оставить ее под надзором полиции, этого достаточно, надеюсь?

– Согласен, – сказал Чамберс. – Самое время на этом остановиться.

Интересно, подумала Энни, а он вообще понимает, что поддерживает сторону защиты? Она молча вышла из‑за стола и присела рядом с Эрин, ласково обняв ее за плечи. Энни ожидала, что девушка оттолкнет ее или останется безучастной, но та всхлипнула, уткнулась ей в плечо и, как ребенок, залилась слезами.