ІНФОРМАЦІЙНІ ДЖЕРЕЛА ТА ІНФОРМАЦІЙНІ ТЕХНОЛОГІЇ В ПРОЕКТНІЙ ДІЯЛЬНОСТІ

Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 618

(36) pilangjeri, Scienzia della Legislazione, 1807, S. 104: «Я определяю справедли­вость как равенство в целесообразности».

¹³⁷¹ Термин «предписания» противоречит дальнейшему изложению, согласно которому правовые нормы не являются императивом. Лучше - оценки.

§ 4. Понятие права

Это определение понятия получено не индуктивно, путем обобщения отдельных правовых явлений, а дедуктивно выведено из правовой идеи. Оно также не юридическое, а «доюридическое», то есть оно апри­орно по отношению к юридической науке⁷. Понятие права не обычное, не случайное. Оно - важное общее понятие. Право не потому право, что классифицирует отдельные правовые явления, а скорее наоборот -правовые явления лишь потому «правовые», что охватываются поня­тием права. Не правовые явления поставили над собой понятие права демократическим путем. Оно властвует над ними «Божьей милостью», то есть «милостью Идеи права». Только когда мы начинаем рассмат­ривать хаос данности, с точки зрения понятия права отделяются, как, по Слову Создателя, - Вода и Суша, юридически существенное от юридически несущественного. Только когда право воспринимают (по словам Савиньи) как «самую жизнь человеческую, увиденную со специфической точки зрения», эта конститутивная для мира права точка зрения является априорным понятием права.

Понятие права содержит целый ряд отдельных правовых понятий, как и право - априорных^т по своей природе. Они - первичны, не резуль­таты, а инструмент науки, не случайно обобщенная совокупность пра­вовых явлений, а необходимые категории юридического мышления. Так, следствием одновременности позитивной и нормативной приро­ды права является понятие правовой нормы (Rechtssatz), и с ней - поня­тия ее составных частей (элементов): априорно, то есть заранее можно сказать, что нет правовой нормы без предмета ее регулирования, рав­но как и то, что предмет регулирования и саморегулирование должны включать в себя: фактический состав (Tatbestand) и правовые послед­ствия. С позитивностью и нормативностью права неразрывно связан вопрос о месте возникновения права, вопрос об источниках права. Не является правом то, что не дает ответа на вопрос о происхождении своего нормативного характера и неспособно к такому ответу! Из нор­мативного характера права возникает двоякая возможность дейст­вовать согласно и вопреки ей и собственно понятия правомерности и противоправности, в свете которых считается априорным, что лю­бой правовой факт должен быть подтвержден. Из действия права, как

^<зн' О подобных общеобязательных правовых понятиях («логические функции нашего юридического мышления») - Е. Bern, Methode и. Wert des heuttgen Studiums d. rom. Rechts, in Tydschrift voor Rechtsgeschiedeniss XV Heft 2; Poetsch, Vom Berufdes roem. Rs. i. d. heut. Univ. 1920, S 44.

Обладает относительной независимостью от правовой науки - Somlo, Jur. Grundlehre, 1917, S. 127.

Философия права

регулятора общественной жизни, взаимоотношений между людьми, следует, что содержание этого регулирования должно включать в себя обоснование правоотношений и в качестве их составных частей воз­ложение правовой обязанности и наделение субъективными правами. Немыслим правовой порядок, который не реализовался бы в право­отношениях, правах и обязанностях. А права и обязанности в свою очередь немыслимы без субъектов, которые являются их носителями, и без объектов, в отношении которых они действуют. Субъект права и объект права не относятся к таким понятиям, без которых один пра­вопорядок мог бы обойтись, а другой - нет. Это - важные понятия любого мыслимого права.

При дальнейшем изложении нам еще встретятся другие априорные правовые понятия. «Априорность» - понятие, касающееся отношений. Оно характеризует отношение определенных понятий к определенно­му фактическому материалу. Априорность понятия права целиком проявляется на фоне всей полноты юридических фактов. И эти про­явления не поддаются предварительному исчерпывающему подсчету, как и факты, которые будут подпадать под понятие права. Мысль о едином каталоге правовых категорий (Kategorientafel), то есть о таб­лице симметричных (соотносящихся друг с другом) априорных пра­вовых понятий⁸, также нереализуема.

/

Stammkr, Th. D. RW., 1911, S. 222 f.

Впрочем, моральные законы всегда стремятся по возможности со­хранить неуловимыми, как бы парящими в воздухе. Почему их не увековечивают в рукописном или печатном виде, как Божествен­ный или гражданский закон? Может быть, потому, что честно на­писанный моральный закон должен был бы тогда включать в себя и права человека.

Стринд6ерг^т

§ 5. Право и мораль

Приведенное нами определение права позволяет отграничить его ис­черпывающим образом от других видов норм. Различие должно быть проведено между правом и «близкородственными» ему видами норм -моралью и обычаями.

Когда, как это часто бывает, сопоставляют право и нравственность, то сравнивают несоизмеримые величины. Право - культурное понятие, нравственность - ценностное. Как идея справедливости в праве, так и идея нравственности в морали, то есть в психологической данности (in der psychologischen Tatsachlichkeit) совести, становится культурной действительностью. Могут сравниваться лишь два ценностных понятия: справедливость и нравственность, или два культурных - право и мораль.

Обычно, чтобы подчеркнуть различие между правом и моралью, ис­пользуют следующее выражение: «Внешний формализм права, внут­ренняя содержательность морали» (право - формально, мораль -содержательна). В этой формуле кроются четыре различных значения:

1. Первоначально противопоставление «форма-содержание» соотно­сят с основой (Substrat), на которой зиждятся право и мораль. И соот-вественно полагают, что внешние проявления поведения подчиняют правовому регулированию, а внутренние, содержательные - мораль­ному: «Cogitationis poenam nemo patitur» («Мысли не подлежат нака-

'■"' Quanto latius offiaorum quam juris patet regula, quam multa pietas, humamtas, hberahtas, justitia, fides exigunt, quae omnia extra pubhcas tabulas sunt (Seneca). (Веления долга идут гораздо дальше права, подчиняясь требованиям мило­сердия, гуманности, благородства, справедливости, веры, которые все сто­ят вне предписаний закона.)

How small of all that human hearts endure, that part which laws or kings can cause or cure! Dr. Johnson. - Как ничтожно мало человеческие сердца могут выдер­жать из того, что могут предписать законы или короли!

Философия права

занию»). Это выражение, по-видимому, исходит прежде всего из по­нимания права как совокупности норм и принципов, призванной регулировать жизнь людей как социальной общности, которая суще­ствует лишь там, где индивиды при осуществлении своей деятельно­сти вступают между собой в различные отношения.

Опыт свидетельствует, однако, о большем числе примеров правового воздействия внутреннего поведения как посредством того, что относя­щееся к внутреннему поведению обусловливает правовое регулирование определенного внешнего поведения (форма вины, добросовестность), так и при случае таким образом, что внутреннее поведение само способ­но вызвать правовые последствия. Например, когда угроза «духовному здоровью» (geistigen Wohl) ребенка может привести к предписанию

0 воспитании его в детском доме. Таким образом, нельзя сказать, что
право опосредствует лишь внешние действия. Моральные оценки со
своей стороны также не ограничиваются исключительно внутренним
поведением. Наоборот, как раз эта среда «ускользает» от них. Никто
не видит заслуги в «святых желаниях», которые никогда не реализу­
ются в делах, или в «благих намерениях, которыми вымощена дорога
в ад». И как следствие этого, нельзя усмотреть вины в «порочных же­
ланиях», в «искушении», в «соблазне»¹. С точки зрения морали пас­
сивные влечения сами по себе несущественны. Морально значима
только активная воля, которая приходит в противоречие с ними. Воля
отличается от влечения лишь своей активностью. Исключительно дей­
ствием подтверждается ее бытие и потому с полным основанием сферу
приложения морали можно распространить и на человеческую дея­
тельность.

Внешнее поведение не исключает моральной оценки, как и внутрен­нее - правовой. Нет области внутреннего и внешнего поведения, ко­торая не могла бы подлежать как моральной, так и правовой оценке. Различие предметов регулирования морали и права проявляется прежде всего в различии направленности их интересов: внешнее пове­дение интересует мораль постольку, поскольку оно подтверждает внутреннее поведение. Внутреннее поведение попадает в сферу дей-

^т Цитата из застольных бесед Лютера перепечатывается из: Luther-Buch des Verlags Langewiesche, S. 269.

¹ «Да, порочные мысли! Мы не можем помешать птицам пролетать над нами. Но
мы можем помешать им вить гнезда над нашими головами» (Лютер'""" - цит. по
письму Т. Фонтане). «Пришли мысли. Я не виноват. Я не звал их. Я не знал, что
они были порочными. Затем я стал бороться с мыслью, и хочу делать это без
устали, пока жив» (Otto Ludwig, цит. по Weigelin, Moral-u. RPh., S. 60, Anm. 1).

§ 5. Право и мораль

ствия права лишь в той мере, поскольку оно позволяет предположить поведение.

Если, например, движение за реформу уголовного права (die straf-rechthche Reformbewegung) учит видеть в преступном деянии по суще­ству лишь симптомы злонамеренного образа мыслей лица, его совершившего, а в этом мышлении - усматривать истинное основание для наказания, то этот злонамеренный образ мыслей имеет правовое значение, но лишь как возможный источник будущих преступлений.

Если образ мыслей лишь в качестве симптома будущих действий под­лежит правовой оценке, то, с другой стороны, действия, если они рас­сматриваются лишь как симптомы образа мыслей, не регулируются правом. Отношения, выраженные в действиях, значимость которых определяется не по тому, каковы они есть на самом деле, а согласно тому, что они выявляют в душе преступника, должны оцениваться положительно с точки зрения морали. Так, например, в дружеских отношениях право отступает перед дружбой. В дружбе внешнее пове­дение вторично и не имеет самостоятельного значения. Значимо лишь то, что подтверждено образом мыслей как доказательство дружбы. По мнению Льва Толстого, все отношения между людьми приобре­тают значимость лишь в обществе, основанном на взаимной любви, и по этой причине он отрицал правовую и государственную действи­тельность. Эта благороднейшая форма анархизма коренится в нежела­нии признать даже малую толику собственной ценности бездушного внешнего формализма (Aeusserhchkeit) в прекрасной, но односторон­ней идее, что во всем внешнем столько ценности, сколько в нем души, и в твердом убеждении бездушия юридической профессии, для кото­рой живые человеческие души не более чем побочный источник пра­вонарушений, и которую юристы едва удостаивают своим вниманием.

«Внешняя суетливая, бесполезная деятельность заключается в утверж­дении и применении внешних форм жизни. Она скрывает от людей действительно важную внутреннюю жизнь - изменение сознания, ко­торое способно «улучшить жизнь». Суть и смертный грех права и его представителей в том, что люди думают, что есть положения, в кото­рых можно обращаться с человеком без любви, а таких положений нет»².

L Tolstoi Das Gesetz der Gewalt und das Gesetz der Liebe 1909 S 102, его же Воскресенье - Ч II, гл 40 Цит по Толстой Л Н Собр соч в 22 х томах - М , 1983 - С 362 См также прекрасную книгу В Saphir Dostoewski u Tolstoi uber Probleme des Rechts 1932

5 1

Философия права

2. Антитеза «внешнее - внутреннее» («форма - содержание») может
далее служить инструментом раскрытия сущности целей права и мо­
рали. Правовая ценность характеризует действие как хорошее для
жизни общества, моральная ценность - просто как хорошее. Право­
вая ценность - это ценность действия в отношении другого или дру­
гих. Моральная - просто ценность действия. Схоласты обычно
говорили, что мораль - ab agenti (лишает права), а право - ad alteram
(управомочивает другое лицо). Поэтому каждому, принимающему на
себя правовое обязательство, всегда противостоит заинтересованное
лицо, наделенное правом требования, лицо правомочное. Об испол­
нении же морального обязательства в отношении такого управомо-
ченного лица речь может идти лишь символически, если
обязывающийся несет его в своем сердце, если оно принято им перед
Богом и перед собственной совестью, перед всем человеческим в себе,
перед всем лучшим, что в нем есть. В правовой сфере можно говорить
об «обязанности и долге». Моральный же долг - (не долг и) не обязан­
ность перед кредитором, а просто долг. Даже так называемые (мораль­
ные) обязательства в отношении других людей не являются таковыми
в том смысле, что эти люди могут потребовать их исполнения. «Если
тебя ударили по правой щеке, подставь левую, а если кто в споре по­
требует твое платье, отдай ему также пальто» - эта заповедь'⁴" не наде­
ляет правом на пощечину и на чужое пальто. Ее цель - показать
ничтожность, недействительность прав как с одной, так и с другой
стороны. Петражицкий считал, что право обладает «императивно-ат­
рибутивной» природой, а мораль - чисто императивной, и видел в
этом их основное различие. И не случайно Лев Толстой, для которого
мотивация человеческих отношений носит чисто этический характер
спонтанно возникающей и всепоглощающей любви, в своих послед­
них работах оспаривал юридические взгляды Петражицкого³.

3. Противопоставление «внешнее - внутреннее» касается, по-види­
мому, различий в природе правовых и моральных обязательств. Мо­
раль требует, чтобы человек при выполнении своих обязательств
руководствовался чувством долга. Право допускает и другие побуди-

^т «Alteritas» («Инакость») (Th. V. Aqu.).

³ L. v. Petrazycki. Uber die Motive des Handels u. iiber das Wesen der Moral und des Rechts, 1907; Tolstoi. Uber das Recht. Briefwechsel mit einen Juristen, 1910. О Петражицком см. Gurvitch. Arch. d. Phil. d. Dr. 1931, S. 403 ff. Также Del Vecchio, Fil. del Dir., S. 171ff обосновывает разницу между правом и моралью главным образом «концепцией справедливости, которая является ключевой ко всему зданию права».

§ 5. Право и мораль

тельные мотивы. Для морали достаточно, чтобы образ мыслей соот­ветствовал общепринятым нормам. В праве же необходимо следовать предписанному поведению. Согласно Канту мораль требует «нрав­ственности», право - «законности». Различие верное. Неверно только толковать его как различие в способах обязывания.

Выражение «правовой долг» внутренне противоречиво, если под дол­гом понимают отношение подчинения воли норме, а другое опреде­ление понятия вряд ли возможно⁴. Если хотят признать термин «долг» как «правовой долг», то следует отдавать себе отчет в том, что речь должна идти о физической обязанности тела без одновременной обя­занности воли, что следует решиться на то, чтобы долгом называть в общем плане отношение основы нормы к норме, какой бы эта осно­ва ни была, об обязанности мысли, опосредованной логической нор­мой, об эстетическом долге мрамора перед резцом скульптора.

«Нравственность» и «законность» означают соответственно не разли­чие в способах обязывания, а, во-первых, то, что только моральная норма имеет волевую основу, допускающую возможность свободно принимать решения о своем долге, в то время как природа основы права - поведенческая, исключающая такую возможность (в бихевио­ристском смысле), и, во-вторых, не что иное, как простое различие в основах, как констатация того факта, что предметом воздействия морали является индивид с его побудительными мотивами; право же, наоборот, регулирует совместную жизнь людей, в которой его действие распространяется на внешнее (и лишь косвенно на внут­реннее) поведение индивидов, но не их побудительные мотивы, как таковые.

Понятая таким образом «легальность» не является, однако, характер­ной особенностью права, но служит общим признаком всех тех цен­ностей, предметом которых не является индивид и его побудительные мотивы, а также логических и эстетических ценностей. Их необходимо последовательно рассматривать с точки зрения «легальности», чтобы сделать заключение о ценности правового действия, об эстетической Ценности художественного произведения или логической ценности научной работы без учета побудительных мотивов их авторов, а так­же для того, чтобы, с одной стороны, ценности культурных до­стижений человечества не умалялись по той причине, что большая

Действительно, Binder. Rechtsnorm u. Rechtspfhcht, 1912; Lowestein, Der Rechtsbegnff, als Relationsbegnff, 1915. S. 57 ff. - исключают понятие долга из области права.

Философия права

часть из них - результат людского тщеславия, а с другой - чтобы«плохой музыкант» не считался хорошим, поскольку он - «хорошийчеловек»⁵.

Из сказанного вытекает, что правовые нормы в своем изначальном виде не были императивными, а служили критерием регулирования совместной жизни индивидов в обществе и в соответствии со своей первозданной природой состояли из оценочных, а не предписываю­щих «норм» (Bestimmungsnormen)⁶. Но право не ограничивается лишь > оценкой человеческого поведения. Оно направляет и стимулирует j действия людей или препятствует им, если они ему противоречат. По- I этому правовые критерии трансформировались в «веления» («импе­ративы») («Imperative»), то есть в указующие человеческой воле запреты и приказы, - «в предписывающие нормы», в ценностной оценке кото­рых человеческая воля не участвует. Однако различие между нормой и велением требует более детального рассмотрения⁷.

Это различие можно наглядно продемонстрировать на примере како­го-либо предписания, в котором благодаря соединению нормы и ве­ления нормативное содержание передается в «императивной форме»⁸. «Исполняй свой долг!». Если в этом предложении отделить смысл от его носителя, содержание сказанного - от его формы, то, с одной сторо­ны, окажется образ бытия, структура сущего, определенного во времени и пространстве и казуально обусловливающего последовательность звуков, раздающихся здесь и сейчас в результате психофизических процессов говорящего и вызывающих иной психофизический про­цесс в слушающем, а с другой - содержание смысла вне времени, пространства и казуальных связей, моральная необходимость, кото­рая обладает ценностью, независимо от места, силы и времени воздей­ствия сказанного. Данное предложение - веление, поскольку оно высказано и оказывает воздействие; оно - норма, поскольку обладает

В какой мере это толкование «легальности» устраивало Канта, исследовал Haensel, Kants Lehre v. Widerstandsrecht, 1926, S. 32 ff.

Эта точка зрения, как известно, особенно важна для уголовно-правовой тео рии противоправного и виновного поведения.

Согласно последующему развитию понятий «категорический императив» Канта является по сути нормой.

При этом под императивной формой следует понимать любую форму, стрем ление к мотивировке устно или в письменном виде. Имеется в виду смысловой, а не только грамматический императив. Следующая шкала показывает возра стание императивной силы приказа, отдаваемого в устной форме- Иди¹ -Ты должен, обязан идти! - Ты пойдешь! - Ты (уже) идешь! Язык французско­го закона предпочитает императив будущего времени (будешь наказан - sera puni), немецкий - императив настоящего времени - наказан (wird bestraft)

§ 5. Право и мораль

значением и ценностью, оно - веление, поскольку через его посред­ство осуществляется воля; оно - норма, поскольку в нем заложено долженствование (Sollen). Оба эти смысла содержатся в рассматривае­мом предложении, но они не всегда связаны между собой. Норма стре­мится стать целью; веление - лишь средство достижения этой цели. Норма - возможность (Nichtwirklichkeit), которая стремится к вопло­щению; веление - действительность, которая стремится оказывать воздействие. Норма стремится быть целью, веление - средством ее до­стижения. Норма как цель не реализована, пока не исполнена; веление как средство достижения цели выполнено, когда цель достигнута или в силу его собственной мотивировки, или даже без его вмешательства, благодаря уже существующей мотивировке, действующей в том же на­правлении. Норма требует нормативного поведения, продиктованного отвечающим норме мотивом. Веление также всегда предписывает по­ведение, мотивированное его императивами. Другими словами: нор­ма как цель требует нравственности, веление - законности (легальности). Но даже для этого вторичного императивного образа права как веле ния (diese sekundaere imperativische Gestalt des Rechts) «легальность» не инструмент обязывания, так как суть веления не в обязывании, а в том, чтобы побуждать, не в действии, а в воздействии⁹

4. Наконец, внешний формализм права и внутреннюю содержатель­ность морали усматривают в различной ценности их источников праву предписывают «гетерономию» (т.е. подчинение чьей-либо воли норме, данной извне. - Ред.), так как оно подобно чужой воле, дейст вующей извне, обязывает законопослушного индивида. Мораль же «автономна», так как ее законы каждый налагает на себя сам, в соот­ветствии с нравственной природой собственной личности¹⁰. Но гетеро­номное обязательство, навязываемое чужой волей, содержит в себе внутреннее противоречие. Чужая воля навязывает «Должное» [das Mussen], если оно сопровождается принуждением, силой. Но никогда «Долженствование», «Долг» [das Sollen] не является чужой волей и даже Це собственной, смысл выражения «автономия» становится ясным, лишь когда под обязывающейся личностью в «самообязательстве» по­нимают не чью-то волю - даже если это требование совести - и уж, конечно, не какую-то эмпирико-психологичекую действительность, ^а нравственную личность, чисто нормативный, идеальный и ирреаль­ный (irreal) образ. Другими словами, под «автономией» понимают

Против такого объяснения Brodman, Recht u Gewalt, 1913, Kelsen, m Schmollers , Jahrb , Bd 40, 1916, S 1234 ff

и «гетерономии» или «автономии» права см Darmsstaedter, Recht u Rechtsor dnung, 1925

Философия права

самую обязывающую норму (в собственном смысле этого слова): не совесть обязывает, а норма, которая говорит в ней сама за себя. И тут возникает дилемма: понимать право как волю - и тогда следует отка­заться от обоснования его императивности, его обязывающей силы, его действия [Geltung] - или рассматривать право как «долженствую­щее», «обязывающее», «действующее» в смысле «автономии», как тре­бование самой нравственной личности индивида в сфере правового регулирования¹'.

Из сказанного выше уже можно сделать определенный вывод о том, что наряду с различием между правом и моралью, между ними долж­ны существовать также и взаимосвязи. Но, конечно, не в том смысле, что право - «этический минимум» [Г. Еллинек] или «этический макси­мум» (Т. Шмоллер); «экстенсивный этический минимум» - поскольку лишь на отдельные моральные обязанности распространяют поня­тие правовой обязанности, «интенсивный этический минимум» -поскольку удовлетворяются внешним исполнением, не затрагивая внутреннего аспекта - образа мыслей. Что же касается «этического максимума», то в этом смысле право вследствие своей принуждающей к осуществлению природы противопоставляется физическому бесси­лию морали. Обе точки зрения недооценивают возможности конф­ликта между правом и моралью, проистекающего из властной природы права и убеждающего характера морали. И этот конфликт может представляться в форме отказа от соответствующих убежде­ний. Кроме того, право и мораль по содержанию своих требований совпадают лишь частично и случайно, связь же между областями при­менения норм права и морали скорее выражается в том, что мораль, с одной стороны, является целью права, и как следствие этого, с дру­гой стороны, - функцией его обязывающего действия.

1. Только мораль может служить обоснованием обязывающей силы права. Выше уже было показано, что из правовых норм, как проявле­ния велений воли, можно, видимо, вывести «должное» в силу необхо­димости (ein Miissen), но никогда «долженствование» в смысле морального долга (ein Sollen). О правовых нормах, о долге в правовом смысле, о действии права, о правовых обязанностях речь может идти только тогда, когда веление совести индивида наделено обязывающей силой морали. Первые внешние впечатления, что моральное обосно­вание действия права сделало бы ее зависимой от истинности права с естественно-правовой точки зрения и от согласия совести отдельно-

Аналогично Rudolf Laun, Recht u. Sittlichkeit. Hamburger Rektoratsrede, 1925.

§ 5. Право и мораль

го индивида - с анархической точки зрения, могут мгновенно рассе­яться при дальнейшем рассмотрении проблемы действия права и мо­рали. Здесь следует показать, что эта точка зрения не сводит на нет достигнутое разделение права и морали по содержанию: право частич­но присоединяется к морали, правовая норма становится моральной нормой специфического содержания. «Натурализация» правовой обя­занности в «царстве» морали представляется явлением еще мало все­сторонне изученным: такая «натурализация» подобна перелицовке одного и того же материала, имеющего характер двойной ценности. Так, логическая ценность истины может становиться вновь объектом оценки этической и трансформируется в моральное благо, если она переходит на более высокий уровень нравственной добродетели. Таковы все «культурные обязанности», ценности которых, воплощен­ные в творчестве, такие как истинность в образе науки, красота в обра­зе искусства, становятся задачей морального воздействия. А с точки зрения многих других обязанностей «социальной этики», таких как справедливость или порядочность, честность, позитивное право рас­сматривается в качестве морального блага. Подобно тому, как само­стоятельность логических законов научной истины и эстетических законов красоты, рассматриваемых с точки зрения этики ценностей, не ущемляется возвышением их до моральных благ, а, наоборот, счи­тается общепризнанной, так и самостоятельность правовой сферы полностью сохраняется при «аннексии» ее моралью. И Кант вполне прав, когда пишет, что «все обязанности лишь потому обязанности, что они принадлежат этике; но касающееся их законодательство не всегда поэтому содержится в этике; законодательство многих обязан­ностей находится за ее пределами»¹². Мораль подчиняется здесь чуж­дому законодательству, специфической диалектике другой сферы разума, соглашается посредством бланкового акцепта воспринять обязанность, содержание которой установлено совсем в другой облас­ти норм. Она включает право и справедливость (правовую) в число своих моральных задач, но уступает компетенцию устанавливать их не относящемуся к сфере морали законодательству'"'²'.

2. Это санкционирование права моралью возможно лишь потому, что целью права при всем многообразии его содержания является все же мораль. Конечно, оно не может способствовать исполнению мо­ральных обязанностей с помощью правовых санкций, так как мораль-

^ш' 1. Dulckeit, Naturrecht и. positives Recht bei Kant, 1932, S. 6ff.

Кант И. Собр. соч. в 8 томах. - М., 1994; Метафизика нравов. - Т. 6. - С. 241.

Философия права

ная норма, которая реализуется только во исполнение собственной воли, ничего не выигрывает, если ее поддерживает веление из другой сферы, хотя и одинакового с ней содержания. Право служит морали не посредством возложения правовых обязанностей, а посредством прав, которые оно гарантирует. Оно обращено к морали не обязанно­стями, а своими правами¹³. Оно гарантирует индивиду права, чтобы эти права наилучшим образом обеспечивали выполнение индивидом своих моральных обязанностей. В этом случае на ум приходит при­мер с определением обязанности: «Собственность обязывает. Ее ис­пользование должно служить одновременно и общему благу» (ст. 153 Конституции Веймарской республики). Здесь на первом месте стоит этический пафос, который зиждется на субъективном праве, на факте, что мысль «Мое право», равно как и мысль «Моя обязанность» внуша­ется тем возвышенным чувством, которое охватывает душу индивида во всех тех случаях, когда он начинает осознавать себя с благоговей­ным трепетом, сопричастным всему человечеству. Моральную гор­дость обычно ассоциируют с победой человека над самим собой, но в субъективном праве - с тем, чего он добивается для других. Влечение, стремление и интерес, всегда, как правило, скованные нормой, здесь, наоборот, ею высвобождаются. Мое право, в принципе, является пра­вом осуществить свой моральный долг⁽⁴⁴⁾ И поэтому мой долг -защищать мое право. В своем праве человек борется за свою обязан­ность (долг), за свою персональную личность. И не случайно Иеринг называет «Борьбу за право» обязанностью «морального самоутверж­дения». Разумеется, идеальный тип борьбы за право, борьбы, в кото­рой защита личностью своего человеческого достоинства облечена в форму борьбы за общественные интересы, допускает возможность