Технологія створення дизайн-проекту

Дата добавления: 2015-10-12; просмотров: 626

^f,25) О святости хлеба см. Engelhard. Ehre, Sill. ¹²⁶¹ Товары! (Коммерческие товары).

⁴ О понимании собственности как служения вещной ценности см. Brunstaed.
Das Eigentum und seine Ordnung Festschrift fuer Binder, 1930.

⁵ Cm. Deecke Luebische Geschichten und Sagen. 5 Aufl. 1911, No. 216.

⁶ На относительную правильность теорий собственности для ограниченно
го круга экономических благ указывает Теннис в статье «Собственность»
в Handbuch der Soziologie.

Философия права

и изменившейся функцией, которую в условиях нынешнего народно­го хозяйства восприняло понятие собственности, кратко и достаточно ясно было показано выше⁷. В данном случае указанное несоответствие представляет интерес лишь с той точки зрения, что собственность, за крайне редким исключением, потеряла свой личностный характер, характер личной душевной привязанности к вещам, и превратилась из душевных отношений в чисто целевые⁸.

Но личной теории собственности может быть брошен и еще один уп­рек. Беккариа однажды охарактеризовал право собственности как «ужасное». Собственность имеет не только позитивную сторону удо­вольствия от обладания вещью, но и негативную, исключающую эту возможность для других, В своей социальной ипостаси в качестве капитала собственность исключает право других не только на опре­деленные предметы, входящие в ее состав, но и на всю собственность в целом. Капиталу противостоит пролетариат, то есть собственности в этом виде - человек, ее лишенный. Влияние личности на собствен­ность носит ограниченный характер, охватывает узкий круг немногих и осуществляется ценой того, что такое влияние становится невоз­можным со стороны бесчисленного множества других. Личностная теория собственности также нуждается в пересмотре, если либералы при ее использовании не хотят, чтобы она превратилась в инструмент только сильных, а предоставляла бы равные возможности всем в усло­виях демократии. Она должна поставить рядом с правом собственности право на собственность, то есть право на труд. Это и было сделано - не социалистом, отрицающим частную собственность, а ее сторонником -демократом Фихте. Частная собственность, доставляя радость облада­ния вещью одним, лишает ее других. С точки зрения демократическо­го равенства такое положение оправдано лишь в той мере, поскольку радость обладания всеобща, а лишение этой радости - взаимное. Дан­ная мысль находит свое выражение в фикции договора взаимных га­рантий собственников. Подобно тому, как индивиды посредством общественного договора взаимно гарантируют друг другу свободу, договором о собственности они взаимно гарантируют друг другу свою собственность. Но этот договор считается заключенным и действую­щим только между собственниками: индивид, не имеющий собствен­ности, не заинтересован в присоединении к договору, в котором ему

⁷ См. К. Rentier. Die Rechtisinstitute des Privatrechts u. ihre soziale Funktion, 1929.

⁸ Теннис соответственно различает собственность как предмет сущностной
воли и как предмет волевого выбора. См. Das Eigentum (Schriften der soziolog.
Gesellschaft in Wien), 1926, S. 19 ff.

§18. Собственность

было бы обещано лишь уважение к чужой собственности и по кото­рому он не может потребовать уважения к собственным правовым благам. Соответственно, он не может представить себя стороной в этом договоре. Поэтому такой договор о собственности для не име­ющего собственности не носит связывающего характера. Каждый об­ладает своей собственностью при условии, что все могут жить за счет их собственности. С момента, когда кто-либо оказывается в бедствен­ном положении, никому не может принадлежать та часть его соб­ственности, которая необходима, чтобы избавить бедствующего от нужды. Кроме того, если хоть один-единственный «исключается» из собственности, то в обществе она перестает существовать. Фило-софско-правовая функция договора собственников ориентирована на факты социальной действительности: экономика, основанная на част­ной собственности, оправдывает себя и нормально функционирует в условиях добросовестной конкуренции мелких собственников, при­мерно равных между собой. В сохранении такого положения в обще­стве были в одинаковой мере заинтересованы все участники. Там, где каждый мог сказать другому: do, ut des, он также мог сказать: habeas, quod habeo. Взаимозависимость на товарном рынке создавала (вела к) взаимное признание собственности. Если в условиях замкнутого на­турального хозяйства каждая экономическая единица была самодо­статочной, то собственность характеризовала собой скорее отношение к вещи, чем к другим людям. Лишь когда вещь стала товаром, начали устанавливаться отношения между нашими собственными вещами и другими людьми и между чужими вещами и нами, появилось тре­бование взаимного уважения к собственности, понятие права соб­ственности стало осознаваться как право каждого более четко. Увы, осознание взаимного уважения права собственности было утрачено после того, как развитие рыночной экономики привело к разделению на собственников и неимущих и тем самым к возникновению класса, который уже не был заинтересован в признании права собственности⁹.

Индивидуалистические теории собственности также утратили свой чисто индивидуалистический характер. Они были основаны на при­знании извечной гармонии между индивидуальным эгоизмом и об­щественным благом. Социальные теории собственности отличаются от них осознанием того, что пресловутая извечная гармония - иллю­зия, что социальная функция собственности неразделима с индивиду­алистической, но рядом и по сравнению с ней должна быть особенно

См. Pashukams. Allgememe Rechtslehre u. Marxismus, 1929, S. 102 ff.

Философия права

востребована и обеспечена защитой¹⁰. С недавних пор общественная теория собственности вновь приобрела авторитарный оттенок в уже упомянутой энциклике «Quadragesimo anno». Она различает право собственности и использование собственности. В понятие права соб­ственности включены лишь права индивида и его благо. Социальные права и общественное благо - в понятие использования собственно­сти. Индивидуалистические функции права собственности относятся к естественному праву. Социальная функция, подлежащая использо­ванию собственности, относится к этике. Поэтому она лишена иско­вой защиты, за исключением случаев, когда этическая социальная обязанность собственника предусмотрена в действующем законода­тельстве. Законодатель же может и должен тщательно регулировать использование собственности с учетом требований всеобщего блага. Конечно, он может (о чем лишь вскользь сказано в энциклике) «заре­зервировать за государством определенные виды товаров, поскольку связанная с ними значительная власть не может быть передана в част­ные руки без ущерба для общественного блага». Так, индивидуалист­ское естественное право собственности, социально-этические аспекты его применения и позитивистско-правовое регулирование, так же как и его применение в общественных целях по социальным основаниям, тесно взаимодействуя друг с другом, нашли довольно адекватное от­ражение в одной из статей Веймарской конституции. Ст. 153 этой кон­ституции гарантирует частную собственность. Однако эта гарантия связана с нравственной обязанностью ее применения в социальных целях: «Собственность накладывает обязательства. Ее применение должно одновременно служить общественному благу». Эта норма на­кладывает на граждан лишь моральные обязательства, на судью - обя­занность толковать ее, а на законодателя - принимать обязывающие правовые нормы» (Griese). Закон, принятый по социальным основани­ям, служит третьим компетентным правовым критерием для собствен­ности: «Ее содержание и рамки применения определяются законом». Законодательство в состоянии трансформировать нравственную сферу применения «социальной ипотеки» в законодательную. Посредством этого социальная функция этики становится правовой обязанностью.

¹⁰ Общественная теория собственности негласно и формально характеризуется как законная теория (Legaltheorie). Такая характеристика должна свидетель­ствовать о том, что естественное право не обязывает закон регулировать пра­во собственности в каком-то определенном смысле. Закон самостоятельно решает проблему регулирования. Но так как естественное право, против ко­торого данная теория направлена, имеет четко выраженную индивидуали­стическую природу, саму законную теорию можно понимать в смысле общественной теории.

§ 18. Собственность

Правда, социальные обязательства собственности не подлежат санк­ции действующего закона, но лишь санкции закона, возможность принятия которого предусмотрена на будущее. В правовом отноше­нии широкая сфера действия частной собственности, предоставлен­ная ей обществом для реализации частной инициативы индивидов в ожидании того, что она будет использована не в последнюю очередь и в социальных целях, может быть в любой момент ограничена, если эти ожидания не оправдаются. Соответственно, и право частной соб­ственности становится обусловленным и ограниченным и перестает быть правом обоснованным и справедливым уже в силу своей приро­ды, правом неограниченным, «священным и нерушимым».

Каким образом социальная функция частной собственности уживает­ся со своей индивидуалистической функцией или в какой мере неис­коренимые частнособственнические злоупотребления заставляют прибегать к санкциям социальной функции частной собственности, а собственность на определенные объекты, такие как земля, недра и средства производства, передавать обществу - это проблема эконо­мической науки, а не философско-нравственного учения о ценностях, проблема не постановки цели, а ее достижения. Именно поэтому эти проблемы требуют однозначного решения, что выходит за рамки дан­ной работы.

Но если клятвы для тебя не важны,

Как можешь думать ты, что клок бумажный,

Пустого обязательства клочок,

Удержит жизни бешеный поток?

Фауст

§19. Договор

В сфере права вещное право и обязательственное право представляют собой одновременно и материю, и движущую силу: вещное право -консервативный, обязательное право - движущий элемент. Обяза­тельственное право содержит в самом себе зародыш своей гибели: оно прекращает действовать, как только достигает своей цели. Вещное право, особенно собственность, действует постоянно. Оно продолжа­ет действовать даже после того, как оно исполнено. Поэтому правовая жизнь в силу того, что она основана по преимуществу на вещном пра­ве, статична. Но если в ее основе лежит обязательственное право, она становится динамичной. Правовая жизнь была статичной, когда тру­довые отношения основывались на собственности, пока работник был для собственника орудием и предметом труда, пока управляющий на­ходился почти в рабской зависимости от собственника работников. Правовая жизнь при капитализме наших дней динамична. Собствен­ность становится капиталом, если она дает власть не только над веща­ми, но и над людьми. В капиталистической экономике свобода собственности выступает в основном как свобода договоров. Соб­ственность становится экономическим центром договорных правоот­ношений, наделяющих властью в хозяйственной сфере, а договорные отношения - «связующим звеном собственности»'. Например, в тру­довом договоре собственность привлекает труд, а в договоре займа -труд привлекает собственность. Экономические стоимости находятся в бесконечном движении от одного права требования к другому. Со­стояние покоя, их нахождение в сфере действия вещного права все время сокращается. Даже завершающая стадия, инвестиция, в своей правовой форме представляет собой обязательственные отношения. Динамизм такой правовой жизни, в которой объект права «все время в пути», решительно подрывает статический консерватизм устояв­шейся правовой жизни, при которой объекты права всегда имеют оп­ределенное место оседлости в правовой сфере.

К Rentier. A.a.O. S. 43 ff.

§ 19. Договор

«Пусковым механизмом» этого мира, находящегося в постоянном движении, является свобода договоров. Чтобы правильно понять суть этого механизма, необходимо вспомнить, какое место в его системе занимает естественное право.

В учении о естественном праве договор - основа всех прав, решение главной проблемы индивидуалистической философии права: как сде­лать так, чтобы право служило исключительно индивидам и в то же время могло обязывать их, чтобы государство с его властной право­вой функцией, основанное на договоре его участников, в конечном счете выражало все свои обязательства как самообязательства. В об­щественном договоре создается иллюзия, что вся гетерономия сводит­ся к автономии и тем самым все публичное счастливо разрешается в частном праве.

Но в действительности гетерономия не преодолена и автономия не установлена, по крайней мере в упомянутом здесь смысле. Так как ав­тономия означает помимо прочего обязательность лишь самоосоз­нанного долга, то автономия понимается здесь в совершенно ином смысле самообязывания. Договорная воля - это воля связать себя обязательством, но не самообязательство. Воля никогда не может по­родить обязанность - ни чужую, ни собственную. Самое большое, что она может, - так это хотеть воссоздать положение дел, которое опосред­ствуется стоящей над этой волей обязывающей нормой². Не договор обязывает, а закон обязывает по договору. Договорное обязательство не может служить основой для обязательства по закону. Наоборот, оно обусловливает последнее.

Но общественный договор остается гетерономным и в другом, еще более общем смысле - в договоре воля обязывающая и воля обязыва­емая не идентичны. Общественному договору подлежат реальные индивиды. Но в качестве его участников им фиктивно приписывается разумность и стремление преследовать собственные интересы. Общест­венный договор - не реальность, а лишь критерий, инструмент оценки: показать, что государство возникло из реального договора реальных людей, не является его целью. Его задача - дать ценностную оценку государству, исходя из удачного или неудачного опыта, вообразить его себе возникающим из договора как чисто умозрительную концепцию упомянутых выше реальных людей. В общественном договоре налицо гетерономное обязательство реальных людей, подчиняющее их вооб­ражаемой воле спекулятивной конструкции государства.

См. Reinach. Die appriorischen Grundlagen des buergerlichen Rechts, 1913, S. 42 ff.; Bassenge, Das Versprechen, 1930, S. 10 ff.

5-301

Философия права

Очень поучительно сравнить проанализированный выше социальный договор с обычным частно-правовым договором. Договорная воля в частном праве вряд ли менее фиктивна, чем воля участников обще­ственного договора. В то время как государство в каждый момент сво­ей жизнедеятельности должно сверяться с критерием общественного договора, который не имеет определенного срока своего заключения, а должен мыслиться как могущий быть заключенным в любой мо­мент, частно-правовой договор связан конкретными временными рам­ками. Но он обязывает вне этих временных рамок, и это означает, что степень несовпадения воль обязывающей и обязывающейся еще выше, чем в общественном договоре: обязывающая воля - воля «вче­рашняя». Обязывающаяся - воля сегодняшнего и завтрашнего дня. Эта последняя - нерешительная, непостоянная, колеблющаяся и гиб­кая. Обязывающая воля, мыслимая как последовательная, настойчи­вая, упорная, которая сегодня хочет того, чего она хотела вчера, - воля также воображаемая. Сама воля не самообязывающа по своему харак­теру. Скорее гибкая, способная к изменениям, реальная воля связана обязывающей связью с воображаемой постоянной волей. Договорное обязательство - не автономия, а гетерономия.

Если бы волю частно-правового договора считали менее фиктивной, чем волю общественного договора, лишь по той причине, что в пер­вом, по крайней мере, один раз должна фигурировать действитель­ность - реально выраженная воля реальных людей, а во втором в этом нет необходимости, то это различие было бы сильно преувеличено. Во-первых, фикция общественного договора также связана с реально­стью - лишь тот, кто принадлежит к государству, может считаться во­ображаемым участником общественного договора, лишь он волен требовать выполнения всего того, что включено в воображаемый об­щественный договор. Во-вторых, реальное волеизъявление участни­ков частно-правового договора связано с толкованием, которое считает его таковым, каким он должен был бы быть, следуя логике их воления. Кроме того, если, с одной стороны, выраженная однажды воля ста­новится постоянно действующей в отношении участника частно­правового договора, то, соответственно, с другой стороны, должны действовать и последствия этого волеизъявления. Воля участника до­говора в значительной мере отражает волю законодателя. Не его воля обязывает сама по себе, а закон обязывает его подчиниться собствен­ной воле.

Высказанные соображения позволяют прийти к выводу, что ни теория воли частно-правового договора, ни учение об ограничении сферы действия договорных обязательств рамками реального воления его

§ 19. Договор

участников не являются необходимыми ни с точки зрения логики права, ни с точки зрения естественно-правовой мысли. Не воля обя­зывает, но закон, поскольку обязывающая сила договора связана с волей и эта связь осуществляется посредством закона. Как и в отно­шении собственности, нормативная теория сохраняет свою справед­ливость и в отношении договора. В связи с этой теорией вновь возникает спор, но на сей раз не по поводу логики правовых понятий, а по поводу принципов философии права - таких как борьба между теориями воли и волеизъявления: в каких случаях воля, а в каких -волеизъявление компетентны с точки зрения закона в отношении обя­зательности договора? В этой борьбе противостоят друг другу интересы частной автономии и безопасности движения, индивидуальной свобо­ды и общественного порядка, словом, индивидуальные и обществен­ные правовые воззрения³. Согласно индивидуалистским правовым воззрениям договоры, с одной стороны, обязывают лишь в рамках договорной воли (теория воли), а с другой - всегда в рамках договор­ной воли (свобода договора). Общественные правовые воззрения про­тивопоставляют этому учению два других тезиса: 1. договор мог бы обязывать не только в рамках воли, но и в той мере, насколько другая сторона доверяет волеизъявлению (теория волеизъявления); 2. дого­воры не просто обязательны в рамках воли, они, напротив, могут быть и необязательны по разным основаниям (ограничение свободы договоров).

Законодательное ограничение свободы договоров уже потому пред­ставляется необходимым, что эта свобода, подчиняясь диалектике соб­ственного развития, сама себя ограничивала и даже нередко отменяла. С самого начала сфера ее действия в обществе ограничивалась соци­альной средой⁴. Например, в договорах купли-продажи цена опреде­ляется не только его участниками, но и всеми теми, кто заключает контракты на аналогичные товары, то есть рынком. Кроме того, лишь в обществе мелких собственников, приблизительно равных в соци­ально-экономическом плане, возможно объяснить равную свободу Договоров для всех. Когда участники противостоят друг другу как соб­ственники и неимущие, свобода договора превращается в диктатуру первых и подчиненность вторых. И наконец, чем больше свободная капиталистическая экономика монополизируется, тем больше свобо­да договора индивида ограничивается господством крупных концер-

См. Gysin Das Rechtsgescheft in der modernen Pnvatrechtsjunsprudenz S-A aus der Zeitschnft des Bermschen Junstenvereins, 1929, S. 38. См Е Levy. La vision sociahste du droit, 1926, p 99.

Философия права

нов. Свобода договоров сама изначально стимулировала создание все­возможных объединений. А они, в свою очередь, все более ограничи­вали свободу договоров⁵.

Поскольку юридическая свобода договоров ведет к фактическому неравенству сторон в социальном плане, задача закона заключается в том, чтобы восстановить свободу договора в социальном плане за счет ограничения юридической свободы договора. Такие законода­тельные ограничения свободы договора возникают в различных фор­мах и уже осуществляются путем введения норм о признании ничтожными определенных соглашений, путем наделения некоторых властных структур компетенцией расторгать договоры, путем введе­ния императивных законодательных норм, в виде безусловных кол­лективных договоров и, наконец, в форме принудительных договоров и обязанности заключать договоры. Нормы новых обширных облас­тей применения права, таких как трудовое и экономическое право, представляют собой в целом свод подобных ограничений действовав­шей до сих пор свободы договоров. Закон устанавливает рамки для собственности и свободы договоров, и тем самым общественный ин­терес ограничивает частный. Ст. 152 Веймарской конституции гласит: «В экономическом обороте свобода договоров допускается в соответ-

См. Pappenheim. Die Vertragsfreiheit und die moderne Entwicklung des Verkehrsrechts-Festschrift f. G. Cohn, 1915, S. 29.

Cm. Darmstaedler. Sozialwirtschaft. Theorie u. sozialwirtschaft. Praxis des kapitalischen Zeitalters. Arch. F. R. u. Wph. Bd. 25, 1931/32, S. 180 ff.

Даже здесь трагический феномен: жизнь, создавая форму своего существования, уже в силу этой формальности становится враж­дебной глубине чувств и индивидуальности жизни. Старая фор­ма изжила себя, новая еще не появилась. И в бесформенности человек стремится выразить свою жажду жизни.

Г. Зиммелъ

§ 20. Брак

Нигде «материальная определенность идеи» (см. выше), зависимость «идей» от «реалий»¹ права не проявляется столь наглядно, как в семей­ном праве. В браке право сталкивается с естественным и обществен­ным феноменом, подчиняющимся собственным ярко выраженным природным и социальным закономерностям. Оно не в состоянии под­чинить его себе полностью и скорее находится с ним в состоянии кон­фронтации"²⁷^ Не случайно римский юрист в качестве примера естественного права, неизменности природы вещей, неподвластной даже законодателю, приводит супружескую верность, брачный союз, рождение и воспитание детей: «Hinc descendit maris atque feminae coniunctio, quam nos matrimonium appelamus, hinc liberorum procreatio, hinc educatio». Задача философии права заключается лишь в том, что­бы показать, как право может и должно объяснить подлежащий рас­смотрению природный и социальный феномен брака. Анализировать его с критических позиций - задача социальной философии права.

Данная задача, стоящая перед философией права, представляется в современных условиях тем более затруднительной, что сам феномен брака постоянно находится в процессе эволюции. На природную ос­нову брака и семьи, на отношение полов и установление родственных связей накладываются социальные факторы. И это имело решающее значение для юридической формы брака, которая вследствие этого неоднозначно определялась в соответствии со своей природной осно­вой. От этих факторов зависело, признает ли право равные в своей природной основе отношения полов законным браком или незакон-

'"' «Почти все законы - синтез невозможного, например институт брака. Но как бы то ни было, постулируя невозможное, человек стремится достичь мак­симально возможного». (Goethe zu Kanzler v. Miiller, 19. X. 1823, S. 26.)

Cm. £. Huber. Uber die Realien der Gesetzgebung, Zeitschr. f. Rechtsphilosophie. Bd., 1914, S. 39 ff.

Философия права

ным сожительством, а детей, появившихся в результате этих отноше­ний, законнорожденными или внебрачными. Развитие, свидетелями которого мы являемся, представляет собой разрушительное действие социального промежуточного слоя и как следствие этого постоянное непосредственное наложение семейного права на естественную осно­ву феномена брака.

Как совершалось это действие? Докапиталистическое развитие знало только дом и двор в качестве хозяйственных единиц, зародышевых клеток экономического организма, состоящего из домашней работы и сельского хозяйства. Муж и жена, родители и дети разделяли между собой бремя труда и объединялись для выполнения общих задач. Капитализм разрушил общность домашнего дворового семейного хозяйства. Более сильная общественная формация, новые экономи­ческие образования - предприятия отобрали у семьи ее членов и сделали их своими. Муж пошел на фабрику, жена - в работницы, дочь стала продавщицей в магазине, сын, вероятно, - служащим в кон­торе. Семья перестала существовать как самостоятельная производ­ственная единица. Она оставалась еще как потребительская общность, роль которой становилась все менее значительной, растворяясь в ин­тенсивно развивающемся обществе потребления. Прядение, вязание, ткачество, стирка, выпечка хлеба, заготовка (консервирование) ово­щей, разведение домашней птицы и огородных культур - все это перешло от домашнего хозяйства к промышленным предприятиям. Даже семейное воспитание взяли на себя детские сады и школы. С развитием этого процесса семья все больше утрачивала характер единого организма, свою индивидуальность. Она растворилась в без­ликих многоэтажных доходных домах. Семья потеряла свое лицо, свой облик и превратилась в простые связи между своими членами, в то время как вокруг нее появились новые группы и сообщества -производственные, профессиональные, политические. Юридическим последствием процесса разложения семьи как экономически целого стало зарождение женского и молодежного движения. В этом раз­витии брака и семьи от сообщества к простым связям, когда обще­ние между мужем и женой, детьми и родителями, разъединенными своими профессиональными задачами, носит исключительно лич­ностный, психологический и физиологический характер, заключа­ется вся проблематика семейно-брачных отношений и воспитания детей².

См. описание распада домашнего уклада у Rentier, a.a.O. S. 34 и особенно впе­чатляющую картину пролетарской семьи. S. 133 ff.

§ 20. Брак

Социальный и природный феномен брака труден для опосредствова­ния правом не только потому, что он находится в процессе эволюции, но и потому, что он, помимо прочего, исключительно сложен и все время предстает перед правом в различных своих ипостасях, и праву приходится подходить к его регулированию с различных точек зре­ния. Право может рассматривать брак как союз, заключенный для совместного проживания с целью удовлетворения сексуальных, эро­тических и этических потребностей, как родительский коллектив, как место воспитания и орган демографической политики, как эконо­мическую единицу, как социальную и культурную ячейку общества, как светский и государственный или религиозный и церковный институт. И соответственно каждый раз семейное право должно по-разному адаптироваться к этим различным подходам к регулирова­нию данной сферы общественных отношений³. Все эти правовые взгляды на брак и семью получили систематизированное выражение в индивидуалистических и надындивидуалистических воззрениях. Брак, согласно индивидуалистическим воззрениям, - это договор, ко­торый заключают между собой супруги. Сторонники надындивидуа­листических воззрений характеризуют брак понятием супружества, в которое вступают врачующиеся. В первом случае приоритет отдает­ся отношениям между супругами, во втором - отношениям между родителями и детьми.

Надындивидуалистические воззрения на брак нашли отражение в ка­толической доктрине брака. Наиболее характерна в этом отношении энциклика, посвященная браку, «Casti connubii» (1930) («Целомудрен­ные браки»). В ней говорится, как и в кодексе канонического права (Канон 1013 п. 1): «Основная цель брака - рождение и воспитание де­тей». «Цели второго порядка - взаимопомощь, доказательство супру­жеской любви и удовлетворение естественного желания, стремиться к которому супругам не возбраняется при условии, что не извращает­ся природа естества и тем самым выполняется основная цель супру­жеских отношений». В соответствии с этой целевой установкой брака определяется соотношение между волей супругов и нормой, регули­рующей брак. Свобода каждого из супругов заключается лишь в од­ном: хочет ли он или она действительно вступить в брак и именно с данным партнером. Суть же брака совершенно не зависит от челове­ческой свободы: после вступления в брак супруги подчиняются боже­ственным законам, регулирующим брак и его суть. Из такого понимания брака, неподвластного договорной воле супругов и сто-

В этом же смысле прекрасно высказался Gundolf. Goethe, 10 Aufl. 1922, S. 566.

Философия права

ящего над ними, вытекает отказ от последствий договорного характе­ра брака - как равноправности положения супругов, так и расторже­ния брака из-за нарушения договора или в связи с вступлением в новый брак. Христианский брак - «символ полного единства Христа и Церкви». И как Христос - глава Церкви, так и муж - глава над женой, и как неразделимы Христос и Церковь, так и муж и жена неотделимы друг от друга. Своим возникновением и предназначением брак обязан религии и церкви и принадлежит им. Таинство брака и цель брака призваны служить «сохранению и приумножению рода людского на Земле, привлекать истинно верующих и приводить потомство в лоно Церкви Христовой».

Если согласно католической доктрине и религиозному и церковному предназначению брака «семья выше государства», то в соответствии с консервативно-политическими воззрениями цель брака - в служе­нии государству. Конституционные нормы о семье были созданы под влиянием последних⁴. Ст. 119 Конституции вторит Канону 1013, п. 1: «Брак выполняет двойную функцию: рождения и воспитания детей, так как в этом наряду с поддержанием и увеличением численности на­ции - основа семейной жизни». Именно эта вторая особенность служит основой регулирования, изложенной в ст. 120, согласно которой зада­ча воспитания возложена и на семью. Но эти две цели провозглашены и в кодексе канонического права в церковно-религиозном смысле. В Конституции же им придается светско-государственный смысл: семья видится как инструмент демографической политики («сохранение и увеличение нации»), она также призвана выполнять воспитательные задачи как согласно своей конечной цели - «служить оздоровлению общества», так и для того, чтобы «осуществлять контроль с помощью государства». И в папской Энциклике и в Веймарской конституции подчеркивается надындивидуалистический характер брака, главным образом потому, что особое внимание уделяется детям - увеличение деторождаемости, «детское изобилие» являются целью брака, а также «сохранению и увеличению нации», то есть недопущению снижения народонаселения в случае, если невозможен его рост. В Конституции не нашли отражения идеи о возможном негативном влиянии эконо­мических отношений, способствующем уменьшению населения, а также евгенических идей о предпочтении качества потомства его коли­честву. Исключительно количественный подход к демографической политике соответствует лишь индивидуалистическим взглядам госу-