З ускладненням або без них.

Дата добавления: 2015-10-15; просмотров: 417

И вот, я в последний раз стою у зеркала.

Я точно знаю, что это последний раз, когда я смотрю на себя такую. Это последний раз, когда я смотрю на себя в это зеркало.

На себя, такую жирную, прыщавую и не уверенную в себе.

Сейчас мне шестнадцать. У всех моих одноклассниц, у тех, что уцелели после взрыва, уже давно есть парни. Даже у тех, которые страшные. Я поняла, в чём была моя ошибка. Всё это время я думала, что я никому не нужна. Стоило об этом подумать, как я действительно стала никому не нужна. Точнее, не стала кому-то нужной. Все мои беды – от моей неуверенности в себе. От этого надо избавляться.

Мельком замечаю освежитель воздуха, стоящий на стеклянной полке под зеркалом. На нём крупными буквами написано: «АНТИТАБАК». Мгновенно в голову приходит мысль: почему люди придумали АНТИТАБАК, но до сих пор никто не осмелился выпустить освежитель воздуха под названием АНТИГОВНО? Мне кажется, это очень даже неплохая идея. Очень актуальная для нас, простых людей. Во всяком случае, освежителями воздуха чаще пользуются, чтобы избавиться от запаха говна, а не от запаха табака. Надо бы подкинуть идейку производителям продуктов этого вида. Такой освежитель пойдёт на «ура», уж в этом я уверена.

И вот, я стою на распутье между жизнью прошлой и жизнью будущей. Я хочу измениться. Я поставила себе такую цель. Сейчас я на старте. Я хочу начать. Моя ванная комната, ванная комната в квартире, где я прожила большую часть своей жизни, – это стартовая полоса. Моя судьба – это мой судья. Арбитр. Рефери. Начался обратный отсчёт.

Десять!

Сегодня маманя в очередной раз выкинула трюк. Она опять нажралась какой-то бормотухи и, как обычно, начала психовать. Она всегда так делала, когда напивалась. Под градусом она всегда буквально зверела и начинала творить со мной немыслимые вещи. И чем выше был градус того, что она употребляла, тем злобнее она становилась.

Собраться с силами. Собрать всю силу воли в кулак. Подумать о целях. Подумать о себе. Расстаться с прошлым. Забыть о жире. Забыть о целлюлите. Забыть о прыщах. Забыть о маме.

Девять!

Она подошла ко мне и уже в который раз сказала, что полы на кухне грязные. Как раз только после того, как я их помыла. Она всегда заставляла меня мыть полы заново, и всегда мотивировала это тем, что я сделала это плохо. Не как положено. Приложила недостаточно усилий. Точно, это ведь я виновата, что пыль снова ложится на пол. Безусловно, я специально вытряхиваю на него грязь из специального мешочка, который таскаю с собой каждый раз, как выхожу на улицу, чтобы наполнить его снова. Конечно, в этом виновата я, а не открытые окна и пыльный город. И уж точно никто не приносит домой грязь с улицы с ногами. Это именно я плохо мою полы, и это именно я загрязняю их, а потом ленюсь их помыть чисто, до блеска, чтобы они скрипели от чистоты. Как будто мне нечего делать. Ага.

Я сказала, что полы чистые, что я только что их помыла, что они даже не успели высохнуть. Мама сказала: а давай проверим? Это её старый трюк. Она берёт меня за шею и нагибает к полу. И говорит: оближи полы. Посмотрим, останется ли грязь на языке. Если останется, то тебе пиздец, сказала мне мама.

Я решила подчиниться. Я облизываю полы. Мама говорит: а ну-ка покажи язык. Я понимаю, что в любом случае на языке есть грязь. Ведь я не какая-то сраная горничная с профессиональным клининговым оборудованием, чтобы мыть полы идеально чисто. Пока я поднимаю голову, я по возможности стараюсь проглотить то, что только что слизала. Я чувствую, как скрипит песок у меня на зубах.

Должно быть, примерно так должны скрипеть идеально чистые полы.

Или мне это просто показалось?

Я высовываю язык. И наблюдаю, как постепенно, за какие-то пару секунд, мамино лицо превращается из свирепого в дьявольское. Нет, я не шучу. Именно так я и представляю себе дьявола. Адская страшная гримаса, бешеные красные глаза, кривой рот, жёлтые зубы.

Господи, как же я ненавижу это лицо.

Лицо, которое должно мне улыбаться и показывать мне свою любовь.

По идее.

Как раз в тот момент, когда это лицо дошло-таки до нужной дьявольской кондиции, на мою челюсть опускается мамин кулак. Я чувствую, как на зубах, резко стиснутых от защитной реакции, снова скрипит песок, разрушающий эмаль на моих зубах.

Скрипит примерно так, как должны скрипеть идеально чистые полы.

Или мне это просто показалось?

Все эти парни, ненавидящие некрасивых девушек и любящие только красивых, все эти красивые девушки, ненавидящие всех, а особенно более красивых, чем они, смеющиеся над теми, кто не столь красив, как они, всё это стадо, живущее одним лишь инстинктом подражания, все они должны остаться в прошлом.

Восемь!

Мама приказала мне встать. Я подчинилась. Челюсть ужасающе ныла. Похоже, снова останется синяк. Похоже, снова придётся отмазываться в школе, что я упала на лестнице. И ударилась об неё лицом. Три раза подряд. Или пять, в зависимости от того, что мама сделает со мной дальше.

Она сказала, что я слишком обленилась и, видимо, пора бы усилить контроль надо мной. Куда уж усиливать-то, подумалось мне. И так уже целыми днями то сижу дома за учебниками, то протираю штаны в библиотеке, то хожу в школу, то многими часами навожу лоск в квартире. И у меня и так больше ни на что не остаётся времени.

Каждый раз, когда я отпрашиваюсь у мамы погулять, чтобы элементарно завести себе друзей, с которыми я бы могла хотя бы общаться и становиться социально адаптированным, нормальным, полноценным во всех отношениях человеком, она мне указывает на балкон и говорит: «Вот балкон, сходи на него и погуляй. Тебе хватит». Вот так я и жила всё это время. Прямо-таки грёбаная, блядь, Золушка.

Все эти прозвища, клички, насмешки, обидные издевательства, нужно сделать так, будто всего этого и не было. Выкинуть это из головы. Как страшный сон, который забываешь наутро.

Семь!

Мама сказала, что, как ей кажется, у меня слишком много свободы. И слишком много карманных денег. Точно, слишком много. Пятьсот рублей в месяц – это слишком много для шестнадцатилетней девушки в наше время. И никто почему-то не говорит, что мой папочка, который в страхе перед ответственностью свалил от нас с ней в моём раннем детстве, живёт достаточно хорошо. Настолько хорошо, что на мою социальную карту, такую зелёную банковскую карту с логотипом «VISA», с моей личной подписью, с моей личной фотографией и ещё какими-то надписями, ежемесячно приходят алименты. И не просто алименты, а примерно сто, а может, и сто пятьдесят тысяч рублей. А может, и даже больше.

Я не просто так это говорю, я отчётливо помню, как однажды я с мамой ходила в банк за деньгами, а касса была закрыта. И поэтому нам пришлось топать к банкомату. Раньше, когда мама снимала деньги в банкомате, она оставляла меня подальше, как минимум, метрах в пяти. А в тот раз она была уже совсем пьяна и упустила момент, когда я украдкой посмотрела на монитор банкомата. Там, белыми буквами на синем фоне, было чётко написано: «Сумма, доступная для снятия». И ещё ниже: «122350 RUR». Сто двадцать две тысячи и триста пятьдесят рублей. Я ещё, помнится, ущипнула себя за щеку, мол, не случайно ли мне показалась лишняя цифра. Оказывается, нет, не случайно. Не показалась. А кто знает, это ведь могли быть и остатки, ведь деньги последний раз приходили две недели назад.

Так вот на какие деньги мама пьёт. Вот на какие деньги она меня содержит. Вот на какие деньги ездит на свои бесчисленные тусовки, дачи и квартиры со своими алкашами-друзьями. И вот с каких денег выплачивает мне пятьсот рублей в месяц. Которых, как ей кажется, мне слишком много.

Видимо, у папочки хороший бизнес, и он не скучает там без нас. Да я, собственно, и не удивляюсь, я его очень даже понимаю, что он от нас свалил: ну какой нормальный мужик захочет жить с такой бешеной пьющей истеричкой, винящей в своих несчастьях всех вокруг, кроме себя?

Людям всегда нужен кто-то, кого они могут обвинить во всех своих бедах. Люди не хотят брать на себя ответственность за свои ошибки, за свои промахи. Им проще свалить всё на кого-то, чем просто признать, а потом взять и решить свои проблемы. Или хотя бы попытаться.

Я умная. Я на самом деле красивая, есть только изъяны, от которых стоит избавиться. Над которыми стоит поработать. Точно, это стоит того. Да.

Шесть!

И сегодня я впервые ответила, что полы и так уже чище некуда. Я ответила ей прямым текстом, что их не надо мыть, блядь, по сто раз в день. Что я не буду мыть эти ёбаные полы. Что, мол, мой их сама, если тебе, блядь, не нравится, как это делаю я.

Естественно, мама ни разу до этого момента не слышала, что я ругаюсь матом. Естественно, мама ни разу не видела от меня отпора. И естественно, мамина реакция не заставила себя ждать. Не прошло и нескольких секунд, как её кулак полетел мне в нос. Ещё через пару мгновений из него хлынула кровь. Ручьём. Из глаз полились слёзы. Тоже ручьём. Она снова разбила мне нос. Сука. Старая пропитая мочалка.

И это – моя мама. Человек, который должен обо мне заботиться. Человек, который должен во всём мне помогать. Человек, ближе и роднее которого у меня нет в этой жизни. Человек, который должен сделать для меня всё, что ему по силам. Человек, который, родив меня, пожизненно взял на себя самую великую ответственность в мире – быть матерью. Человек, который должен поднять меня на ноги, адекватно воспитать и сделать из меня полноценного человека.

По идее.

Или мне это просто показалось?

Мама говорит прямым текстом, что я совсем отбилась от рук. Она говорит, что этот мой подростковый возраст её уже совсем заебал. И что срочно необходимо принять неотложные меры. Эта её смесь культурного языка с бранью – это результат полученного ею высшего образования. Ну, там, когда-то в прошлом. Хочется верить, что в ней ещё есть что-то человеческое.

Она выходит из кухни, в которой, как вы помните – надеюсь, что помните – развернулось сие действие. И возвращается через минуту. С собачьим поводком в руках. Она говорит, что я сама вынудила её принять такие меры. И это не важно, что такие меры она принимает два или три, а иногда и четыре раза в неделю. И это не важно, что у нас в доме вовсе нет никакой собаки. Или, может быть, вместо собаки тут я?

Или мне это просто показалось?

Нет, вы мне объясните. Ну же. Давайте.

Показалось?

Она замахивается поводком. Вот он взмывает в воздух. Я, как и всегда это делала, стою, даже не пытаясь пошевелиться. Стою и плачу. И теряю кровь. Теряю маленькие частички себя. Стою в ожидании своего наказания. В ожидании меры, к принятию которой сама вынудила маму. Человека, который меня вырастил и воспитал. Человека, который меня любит. Должен любить.

По идее.

И вот она с силой, резким движением опускает руку.

Каждый человек должен сам строить своё счастье. И если у кого-то что-то не получилось, то это только их проблемы. То, что надо мной издеваются, это никак не чьи-то проблемы. В этом виновата я.

И только я.

Пять!

И вот, кожаный поводок касается моего тела. Он цепляет какой-то участок на моей спине. Вы даже себе не представляете, каково это – когда вас избивают кожаным поводком. А если представляете, то я вам сочувствую. Потому что я знаю, как это ощущается. Моё тело изгибается от боли, но я по-прежнему стою на месте. Стою на месте, потому что знаю, что в такие моменты лучше не рыпаться. Потому что это лишь только спровоцирует очередные вспышки гнева. Такое уже было не раз.

Помнится, пару раз я пыталась убежать. Закрывалась в туалете. Но когда я выходила, меня неизменно ждали адские пытки.

Кто сказал, что ад не существует? Он здесь, на земле. Он здесь, в наших с вами жизнях. В наших с вами душах.

Или мне это просто показалось?

Мама заносит руку с поводком снова. И снова её опускает. И снова поводок касается моей спины. Знаете, есть на спине такое место, предположительно в районе лёгких – просто я точно не знаю, уж извините, у меня нет глаз на спине, я это всего лишь чувствовала, – при ударе по которому спирает дыхание. Когда ты можешь только выдохнуть, с таким страшным скрипом, будто уже собираешься умереть, но вдохнуть никак не сможешь. После такого удара, выдохнув со стоном весь воздух, ты отчаянно пытаешься вдохнуть снова. Это твой рефлекс.

Но ты не можешь вдохнуть.

Ты чувствуешь, что задыхаешься.

Или мне это просто показалось?

Я машинально сгибаюсь от боли. Пригибаюсь к полу. К тому самому полу, который пару минут назад лизала языком, за что я в итоге получаю порку.

Меня что, избивают за то, что я облизала пол? Похоже, что так.

И вот, я стою на карачках на мокром полу, а мама бьёт меня ремнём всё чаще и чаще.

Раз удар. Два удар. Три удар. Снова и снова.

Каждое касание ремня отдаёт резкой жгучей болью. И всё чаще ремень попадает в то самое место, после чего мне становится всё сложнее дышать. Ремень касается моего затылка. Вот он попадает мне в глаз, который я, к счастью, успела закрыть. И не смогла открыть снова. Ремень, кажется, прошёлся по всему моему телу. По телу, которое уже превратилось в одну сплошную боль. А ей этого мало. Она называет это вынужденной мерой. Ненасытная жестокая мразь. Скотина, лишённая человечности. Бухое отребье. Человек, который должен защищать меня от всех напастей. Человек, который всегда должен быть готов прийти мне на помощь.

По идее.

Я лежу на животе, корчась от боли, не в состоянии шевельнуться. Такое ощущение, будто я попала на экзекуцию в какой-то средневековый женский монастырь. Вот такие в нашем современном, цивилизованном обществе методы воспитания сейчас в моде.

Или мне это просто показалось?

Кстати, если ты, человек, который это слушает или читает, бьёшь своих детей, то знай, сука, как они себя чувствуют. И знай, мразь, что за это они будут ненавидеть тебя до конца своих дней. Знай, что тебе лучше прямо сейчас добить своё чадо, чтобы оно тебе потом не отомстило. Иначе ты вырастишь человека, который тебя потом загнобит всеми возможными способами. Прямо сейчас, если ты, чмо, бьёшь своих детей, пойми, что ты пригреваешь змею на шее.

И гореть тебе за это в аду синим пламенем.

Или красным, как тебе больше нравится.

Да-да, ты. Слушай сюда. Внимательно. Бить детей нельзя. Они – твоё будущее. Твоя жизнь после жизни. То, за что ты их бьёшь сегодня или вдруг решить ударить завтра, спустя годы окажется абсолютно не важным ни для тебя, ни для них. Оно лишь останется грязным следом в их душах, оно останется жить в них навсегда. До самой смерти. Твои дети – это то, что останется после тебя и будет жить с тем, что ты в них вкладываешь с детства. Или вбиваешь. И не сомневайся, что где-то там, на том свете, оно тебе вернётся. Всё твоё отношение к ним, оно к тебе вернётся. Оптом.

Мама. Кажется, она немного устала. Решила перевести дух. Я осторожно поднимаю голову. Смотрю на неё тем глазом, что пока ещё в состоянии открыться. Попутно я пытаюсь вдохнуть своими отбитыми лёгкими хотя бы немного воздуха. Естественно, я уже не могу плакать. Мама стоит и смотрит на меня своим по-прежнему злобным лицом. У неё одышка. Запыхалась, бедняжка. Устала-таки бить того, кто слабее тебя. Того, кто ни за что тебе не даст сдачи. Потому что, какой бы ты бездушной тварью ни была, всё равно этот человек тебя, где-то в закоулках сердца, всё ещё любит.

Нет, он ни за что не даст тебе сдачи.

Он на это не решится.

Нет, этот человек не станет тебя бить.

Или мне это просто показалось?

Хватит уже ныть о том, какая у меня плохая жизнь. Хватит жаловаться на то, в чём я, как я уже успела выяснить, сама виновата. Хватит жрать после шести вечера. Хватит жрать сладкое и мучное. Хватит потреблять углеводы, основной сберегатель жира в организме. Хватит есть всякую шнягу по типу Сникерсов, Марсов, Кока-Колы и чипсов, хватит забивать свой организм шлаками и потом страдать от прыщей.

Четыре!

Нет, мама не просто встала, чтобы перевести дух. Я смотрю на неё и вижу, как она перебирает поводок, это своё орудие средневековых пыток. Вот, в её руке оказался тот конец, на который через массивное стальное кольцо продет ошейник. И не просто ошейник.

Удавка.

Тяжёлая стальная удавка.

С шипами внутри.

Мама выворачивает ошейник. Шипами наружу.

Тупые стальные иглы, по два сантиметра в длину.

И вот, она, держа эту собачью удавку, перевёрнутую шипами наружу, снова заносит руку для очередного удара.

Кто сказал, что ад не существует? Он здесь, на земле. Он здесь, в наших с вами жизнях. В наших с вами душах.

Или мне это просто показалось?

Надо заняться спортом. Надо начать бегать по утрам, не меньше трёх километров. На завтрак – овсяную кашу. Меньше жрать в обед. В шесть часов в спортзал. Сначала на фитнесс. Можно сходить на спортивную гимнастику. И аэробику.

Три!

Это так больно, когда ваше тело что-то протыкает. И не просто что-то, а десятки тупых стальных шипов с силой опускающегося на ваше тело ошейника. И когда это происходит раз за разом. Вот он, ад. И именно сейчас я проживаю его. Надеюсь, у вас такого не было.

Боль неимоверная. Она проникла во все самые отдалённые уголки моего сознания. Она вытесняет всё. И вот, когда внутри вас уже не остаётся ничего, кроме этой боли, вы говорите себе: хватит.

Хватит, блядь, терпеть!!!

Вы собираете всю свою боль в одном месте. Преобразовываете её в ненависть. Открываетесь, даёте выход эмоциям.

Встать.

Посмотреть ей в глаза. Ей, человеку, который является вашей матерью.

По идее.

Увидеть, как она снова заносит руку, чтобы ударить тебя снова этим ошейником с шипами, вывернутыми наружу.

Увидеть, как он уже летит прямо на тебя.

Прямо на твоё тело.

И...

И поймать его рукой. Крепко сжать руку, так, что шипы вонзятся тебе в ладонь. Сжать ладонь ещё сильнее. Прочувствовать боль всем телом.

Боль.

Почувствовать её телом, которое и так уже всё болит.

Услышать, как изверг скажет: «Да ты что, сука?».

Резко рвануть руку назад.

Увидеть, как это адское, столь ненавистное тебе лицо, поддавшись силе твоего рывка, резко полетит в твоём направлении.

Собрать всю ненависть в кулак. Собрать в кулак, который встретит это лицо.

Точно. По понедельникам и средам пробежка утром, а вечером аэробика. По вторникам и четвергам пробежка утром, а вечером фитнесс. В субботу и воскресенье днём – спортивная гимнастика. Это для начала.

Два!

А потом избить это животное до полусмерти. Бить её снова и снова. Отыграться на ней за всю ту боль, что она тебе причинила. За все те лишения и пытки, которым тебя подвергла. За всё то, в чём она была виновата сама, но винила тебя в страхе взять на себя ответственность.

Наносить сокрушающие удары, благодаря концентрации твоей боли намного более сильные, чем те, что она наносила тебе всю твою жизнь.

А потом, когда она, эта жестокая ненасытная сука, уже будет не в состоянии встать, когда она будет лежать в луже собственного вонючего ссанья и истекать кровью, теряя частички себя, спокойно сказать:

– И только попробуй кому-нибудь это рассказать, сука. Сегодня я уйду, и только попробуй меня искать. Я заберу свои деньги, я заберу свои документы, я заберу свои вещи, и уйду строить свою жизнь. Без тебя. Если попытаешься что-то сделать, то я заявлю в милицию. И тебя, мразь, посадят за жестокое обращение с детьми. Надолго. За истязания. За всю боль, что ты мне причинила. Ясно, тварь?!

Услышать в ответ какое-то мычание.

Принять его за знак согласия.

Пойти и спокойно собрать все свои вещи. Собрать документы. Забрать свою социальную карту, на которую ежемесячно приходят деньги. Много денег. Достаточно для того, чтобы выжить. Очистить и мамин кошелёк. Они, эти деньги, тебе ещё пригодятся. Тебе они нужнее. Деньги, которые выделяются на то, чтобы обеспечить твоё существование. Твои деньги. Ты их хотя бы не пропьёшь.

Надо забыть о том, что я страшная и что меня никто не любит. Надо полюбить себя такой, какая я есть. А потом стать лучше. Намного. Да.

Один!

А потом пойти в ванную и умыться. И посмотреть в это зеркало. В последний раз. Вызвать такси. Дождаться звонка от оператора. Такси приехало, прозвучит приятный женский голос в твоём телефоне.

А потом меня полюбят и все остальные. И даже если не полюбят, мне будет всё равно. Надо стать лучше. Смелее. Умнее. Красивее. Увереннее в себе. Больше читать. Меньше хандрить. Больше общаться. Меньше лить сопли. Сгонять больше жиров. Потреблять меньше пищи. Больше жить. Меньше спать. Больше активности. Меньше неудач. Больше эндорфина. Меньше депрессий. Больше выхода нет. И не будет. Это – лучшее, что я могу. И я это сделаю.

Обязательно.

Да.

Кинуть взгляд на прощание. Теперь это твоё прошлое. Теперь это всего лишь твоя история. Открыть дверь. Выкинуть ключи от квартиры в коридор. Взять свои пожитки и покинуть этот дом. Навсегда.

Поехали!

***

Затем я получил анализы ДНК в документальном виде и стал думать о том, как тебе лучше преподнести правду о том, что я испугался ответственности перед тобой и решил бросить тебя и твою маму. Впрочем, мне абсолютно всё равно, что случилось с ней, меня это по-прежнему никак не трогает, её уже нет, поэтому нет и повода о ней беспокоиться.

Я уже точно знал, что средства, на которые ты жила многое время, те деньги, которые приходили на твою социальную карту – это как раз мои алименты, выплачивать которые меня обязал суд. Это я также точно узнал из информации, предоставленной мне моим знакомым ФСБшником.

Но больше всего меня волновало, что произошло с тобой. Как ты росла, как ты двигалась вперёд, каким образом ты встала на ноги и научилась ходить, каким образом покинула родной дом... меня интересовало всё то, что я, как безответственный отец, пропустил. То, от чего я осознанно отказался, оказалось самым главным в моей жизни.

Самым главным в моей жизни была ты.

Да, точно.

Ты.

***

Да, моя девушка, она всего лишь плод моего воображения. Да, я очередной псих. Придурок, разговаривающий сам с собой. 24-летний интернет-зависимый блоггер с девятью классами образования. Ни больше, ни меньше. Психологически больной, написавший книгу об интернет-зависимости.

Для чего?

Для того, чтобы люди задумались.

Передо мной стоит пузырёк с фенозепамом.

Нет, я не очередной революционер. Я понимаю, что мало что изменю. Люди как торчали, так и будут торчать. На чём угодно.

Когда-то говорили о зависимости от телевизора.

Актуально до сих пор.

В девяностых говорили о зависимости от телефонов. И о зависимости от ночных клубов. И о зависимости от наркотиков.

Актуально до сих пор.

А сейчас говорят об интернет-зависимости.

Актуально как никогда.

Во все времена люди подсаживались на что угодно, лишь бы уйти от действительности. Отвлечься. Уйти от себя. Забыть о проблемах. Развлечься. Побороть скуку. Убежать от страхов.

Интернет – развлечение нашего дня.

Сегодня – Сеть. Завтра – что-нибудь другое.

Но корень проблемы всегда был глубже. Корень проблемы, он в головах людей.

В моей голове.

В вашей голове.

Сама суть любой зависимости – это страх. Страх решать проблемы. Страх жить. Неудовлетворённость жизнью. Нежелание что-то сделать для того, чтобы сделать её лучше. Попытка прыгнуть выше головы.

Любое удовлетворение собственного эго, кроме реальности – всего лишь оболочка. Внешняя. Всё остальное – комплексы, которые необходимо загасить.

Это значит, что если вы на что-нибудь подсели, то вам пора к психологу.

Я серьёзно.

Прогресс не стоит на месте. Вытеснение реальной жизни – будущее человечества.

Моё будущее.

Ваше будущее.

Поверьте, вы с этим ничего не сделаете.

Всё существует, пока это кому-то выгодно.

Будь в потоке.

Всё, что вы можете сделать – это изменить своё отношение к Сети. Люди должны понять, что Интернет – это не замена реальности, а лишь способ её улучшить. Сделать удобнее. Найти необходимую информацию. Познакомиться с новыми людьми. Сделать это быстро. И как можно быстрее перенести в реальную жизнь.

В мою жизнь.

В вашу жизнь.

Люди должны понять, что уход от реальности, провоцируемый Интернетом, не делает жизнь лучше. Он лишь наращивает проблемы. Снежный ком. Огромный снежный ком, в центре которого – вы. И чем больше ком, тем сложнее вам будет из него выбраться.

Замкнутый круг.

Система.

Сегодня говорят, что Интернет, телевидение и компьютерные игры вытесняют литературу. Проблема не в этом, вот что я вам скажу.

Литература должна быть актуальной.

Большая часть того, что я читал – это яркие примеры словоблудия. Тонны слов, содержания – ноль. В наше время печататели стараются походить на классиков. Писать так, как их учили. Срать словами, выстраивая вычурно-умные предложения. Не особо задумываясь о том, что всё, что исследовали классики, уже известно каждому выпускнику университета. А то и школьнику.

Тысячи раз об одном и том же. В разных ракурсах.

Напоминает многочасовое пережёвывание жвачки.

Но печататели не думают, что книги – это не просто слова. И не просто идея. Не просто сюжет.

Книга должна быть интересной. Быстрой. Стремительной. Яркой. Шокирующей. Запоминающейся. Уникальной в своём роде.

Всё, что не соответствует этим требованиям, – тупой набор слов. Жалкие потуги на совершенство. Банальность.

Говнотворчество.

Когда читаешь кучу слов, все эти мега-закрученные предложения, хочется зевать. Спать. Есть. Трахаться. Что угодно, но только не читать.

Вам это знакомо?

Сегодня в Сети пасутся толпы графоманов, считающих свои возвышенные идеи уникальными. Большая часть издаваемых книг – то же самое. Нет новых идей, вот что. Все идеи изложены тысячи лет назад. Ничего нового создать уже невозможно.

Значит, нужно менять форму подачи материала.

Актуальность.

Кратко и по делу. Без лишних слов.

В свои двадцать четыре я это уже понял.

А старые пердуны не поняли до сих пор.

Когда печататели начнут писать, а не срать словами, люди начнут больше читать. Больше думать. И тогда, возможно, они перестанут глотать всевозможное дерьмо вроде телевидения, Интернета или говнокниг. Таких примеров – тонны.

Додумайте сами.

Все мы знаем много слов. Всех нас учат строить предложения. Каждый из нас может стать писателем.

Ну, печатателем.

Только интересно ли будет то, что может написать каждый?

Решать вам.

Да, так случилось. Моё сознание породило героя, который захотел, чтобы я умер. Точнее, героиню. Самое прикольное, что она победила.

Нет, не потому, что я совсем больной.

Просто если я умру, эта книга разлетится со скоростью света.

Да, тщеславно. Но мне не до признания.

Всё, что я хочу, это чтобы люди поняли, что Интернет – это не просто развлечение.

Представьте себе заголовки газет: «Безумный писатель убивает себя ради своей книги».

Отличная реклама. Лучше не придумаешь. А главное – бесплатно. Люди с ног собьются, лишь бы достать мою книгу.

Virtuality.

Да, кстати. Я по-прежнему хочу зайти в блог. Подключиться к Интернету.

Мой способ справиться с моей зависимостью очень радикален. Я делаю это для того, чтобы об этой проблеме узнал весь мир.

Тот пузырёк фенозепама, он уже пустой.

Все сто таблеток, они уже в моём желудке. Ну и гадость, скажу я вам. Лучше не пробуйте.

Надеюсь, этот пример даст вам повод задуматься.

Бля, как кроет. Ухожу.

Ухожу в другой мир.

Надеюсь, в нём не будет Сети.

Всё, моя книга готова. От и до. Готова для отправки моим друзьям. Сейчас я подключу Интернет и разошлю письмо с этим файлом. Сарафанное радио сделает своё дело. Умные люди расскажут о ней своим друзьям. Уж поверьте мне. В провокациях я знаю толк.

Я зайду в Сеть, чтобы впредь не зайти никогда.

Никогда.

В мире десятки миллионов интернет-зависимых людей. Может, даже сотни.

Но остальная часть населения от этого свободна.

Среди какого числа быть вам?

Решайте сами.

А меня будто и не было здесь.

А нужен ли?