ИХ ИМЕНА НОСЯТ УРЕНГОЙСКИЕ УЛИЦЫ

 

В сорокалетие поселка на карте Уренгоя появились новые названия улиц. Это улицы имени Ивана Гири, Анатолия Брехунцова, Николая Глебова - людей, сыгравших огромную роль в истории становления и развития поселка.

 

Иван Гиря: «Мы жили по законам военного времени»

Наверное, символично, что именно в этот день, 23 февраля, профессиональный праздник тех, кому доверено защищать свою страну, крепить ее оборонную мощь, родился человек, которому суждено было на протяжении всей трудовой жизни совершать поистине подвиги, только на мирном фронте, не уступающие, однако, по своей значимости ратным.

Ибо геология — суровая наука для настоящих мужчин.

Это они, первопроходцы, кочующие вместе с женами, детьми да со всем нажитым, умещавшимся в паре-тройке чемоданов, внесли значительную лепту в процесс становления России как крупнейшей нефтегазовой державы.

Лауреат Ленинской премии, кавалер орденов Трудового Красного Знамени и Знак Почета, почетный разведчик недр Иван ГИРЯ — один из них. И наш сегодняшний газетный материал посвящен ему в канун его славного юбилея.

Знакомство

По заданию редакции сажусь на телефон, вызваниваю, как мы говорим, героя, приглашаю встретиться по поводу его знаменательной даты.

— Да зачем? — слышу на другом конце провода. — Ну, подумаешь, геолог отмечает очередной день рождения...

После моего замешательства и небольшой паузы из телефонной трубки раздается: “Хорошо. Где и когда? ” Похоже, мой собеседник не избалован вниманием прессы; как истинный разведчик (хотя и недр), привыкший оставаться “за кадром”.

— Пожалуйте в лифт, подброшу! — говорю, бросая взгляд на трость в его руке (75 лет, что называется, не баран чихнул!). — Правда, с техникой не очень-то дружу, — шутливо замечаю в свой адрес, — научилась нажимать две кнопки диктофона, а здесь такие навороты...

— С техникой и не надо дружить, — слышу в ответ. — Главное, каждому в своем деле дружить с головой...

Истоки

— Иван Яковлевич, какой уголок бывшего СССР — ваша малая родина?

— Украина, Николаевская область, районный центр Казанка. Мои родители — крестьяне, хлеборобы. Во время войны в армию отца не призвали — кормить страну тоже кому-то надо было. Он был комбайнером, ездил во время уборочной страды по всем районам, убирал хлеб. Вдруг раздается команда трактористам и комбайнерам, в числе которых и мой отец, немедленно перегнать всю технику на восток. Подъезжают к Кривому Рогу, а им навстречу — немцы. Оказавшись в кольце, вынуждены были вернуться обратно.

— Так вы оказались в оккупации?

— Да. Немцы колхозы до поры до времени сохранили. Люди продолжали работать, работал и мой отец. А потом его и еще несколько человек забрали в Германию. Он попал в лагерь под Бременом. Специальные подразделения из наших соотечественников (калмыки), работающие на немцев, отбирали для этих целей людей. Нас с мамой, бабушкой и младшим братишкой чуть было тоже не отправили. Зашли, сказали: “Собирайтесь”. Выручил военный врач, находящийся в то время на постое в нашем доме (австриец по национальности). Выставив непрошеных гостей за порог, он написал на двери (по-русски): “Здесь живет немецкий офицер. Вход калмыкам запрещен! ” Визиты прекратились, но вскоре последовал приказ о том, чтоб всех без исключения жителей Казанки эвакуировать в Германию 10 марта 1944 года. За невыполнение — расстрел. А буквально накануне, утром 9 марта, в село вошли наши танки и освободили его. И когда вокруг грохотали пушки, мы вошли в полуразрушенную школу, прихватив из дома кто табуретку, кто скамейку, и сели за учебники.

— Как сложилась дальше судьба вашего отца?

— В 1945-м их освободили англичане, он вернулся домой. Через некоторое время его пригласили в отдел Министерства госбезопасности: надо, мол, разобраться, чем вы в Германии занимались (а их таких было человек 25). Домой не отпустили, отвезли в Горьковскую область на лесозаготовки. Сроком на шесть лет. Это называлось спецпоселением. Разрешили перевезти туда семью. Мы приехали. Там я окончил школу и собрался поступать в институт. Выбор пал на Московский нефтяной.

— Смелое решение...

— Действительно, надо было иметь большую наглость, чтобы из сельской школы — да в столичный вуз. Но ничего, все шесть экзаменов сдал на отлично. Поступил, стал учиться на геологоразведчика. Отцу в 1952-м выдали паспорт, он мог вернуться обратно на Украину, но не захотел — предпочел остаться на месте, где отбывал ссылку. Там и прожил до конца своих дней. Тем временем я окончил институт и по направлению приехал в Тюмень.

Сибириада

— Это был 1956 год, — продолжает Иван Яковлевич, — когда мы, шесть молодых людей с дипломами горных инженеров по специальности “Бурение нефтяных и газовых скважин”, ступили на сибирскую землю. Идем с вокзала, как сейчас помню, по улице Первомайской, спрашиваем, где находится “Тюменьгеология”. Никто не знает, даже милиционер. Увидели двух мужиков в спецодежде: похоже, наши, буровики. Оказалось, что не ошиблись. Они-то и подсказали, как добраться до места. Там нас встретили и сразу распределили по объектам.

“Боевое крещение” Ивана Гири произошло в Березово, где молодых специалистов проверяли на прочность. Наш герой и здесь сдавал все экзамены на отлично: помбур, по пояс мокрый в растворе, по 12 часов в сутки вкалывающий и добирающийся на барже на работу и обратно домой, чтобы едва передохнув, в пять утра все начать сначала; буровой мастер, потом инженер, мотающийся по объектам, разбросанным на расстоянии от 40 до 200 километров, летом — на попутном катере, зимой — на лошади.

— Получаешь командировку и квиток на конный двор, — вспоминает Иван Яковлевич. — Подойдешь к конюху с просьбой, чтоб запряг лошадь (я хоть и в деревне рос, но с лошадьми дела не приходилось иметь), а он в ответ: “Это уже не мои заботы, бери да запрягай! ” Что ж, запряжешь и едешь до ближайшего пункта. Переночуешь, лошадку покормишь — и дальше. Производство-то ведь не в конторе. Если что где не ладится — буровики виноваты, даже если солярку не завезли, все равно: езжайте, мол, разбирайтесь. Потом нас объединили с геофизиками, и мы стали Березовской комплексной геологоразведочной экспедицией — самодостаточной структурой, имеющей свой транспорт, флот. В то время открыли Игримское, Пунгинское, другие месторождения.

Вскоре И.Гирю направляют уже в должности главного инженера в Сартыньгинскую экспедицию, затем снова в Березовскую, вместе с которой он переезжает в Нарыкары, где становится начальником объединенной экспедиции. Спустя некоторое время, в 1965 году, он выходит с предложением о переброске ее на более перспективную, по прогнозам, территорию. Имеется в виду Уренгой. Начальник главка Юрий Эрвье соглашается, но ставит условие: прежде пробурить там пробную скважину. Со стороны “Главтюменьгеологии” обещает необходимую помощь. Подключается и “Ямалнефтегазразведка”. Совместными силами было завезено оборудование.

Иван Гиря в оперативном порядке самолетом отправляет две бригады: одну — для того, чтоб отремонтировать буровое оборудование, другую — обустраивать жилье, ремонтировать бараки, брошенные в 1953 году после пребывания там заключенных. В результате, до начала навигации, 6 июня было открыто Уренгойское газовое месторождение. Вопрос о перебазировании экспедиции решился окончательно.

В 1968 году Ивана Яковлевича назначают главным инженером треста “Ямалнефтегаз-разведка”, а в 1971-м (когда по решению ЦК КПСС тресты были упразднены) — начальником производственно-технического отдела “Главтюменьгеологии”. Неделя — в Тюмени, неделя — на буровых, только зарплата уже не “северная”, зато суточные — аж 3 руб. 50 копеек. И так работал он вплоть до ликвидации главков. Гибель отрасли воспринял с такой болью, какую испытывает человек, когда на его глазах любимому псу хладнокровно отрубают хвост по частям.

Нет-нет, да и нахлынут воспоминания о том, как начинали, как, не имея ни опыта предшественников, ни инструкций, благодаря смекалке, находчивости и профессионализму они, первопроходцы, принимали самые неординарные решения. Вот лишь один из множества примеров. На буровую лихтером (тысячетонной баржей) доставили шесть тракторов, каждый из которых весит 12 тонн. Крана нет. Как их извлечь из трюма? Идея нашлась незамедлительно, как и ее исполнители. Навезли бревен, которые выкладывали “в клетку” под трактор, поднимая его поочередно со всех четырех сторон с помощью домкрата, пока он не достигнет уровня палубы. Повозиться пришлось изрядно, но все шесть тракторов в конечном итоге благополучно съехали с палубы баржи на землю. А сколько было подобных случаев! Рассказывать можно часами...

Для России все времена сложные

— Иван Яковлевич, сейчас, по прошествии многих лет, какая-то переоценка ценностей в вас произошла?

— Я не меняю своих взглядов. Вот говорят: застойное время. Мне Эрвье не давал отпуска больше чем на месяц, хотя положено было два и даже три. Выходных практически не было. У меня застоя не было. Может, это касается тех, кто родился пенсионером? (смеется).

— А обиды на советскую власть не осталось?

— За что?

— Ну, хотя бы за то, что ваш отец подвергся многолетней проверке, находясь в ссылке?

— Вы знаете, при том, что это действительно было, ни он, ни я не испытывали никаких преследований, в том числе и со стороны определенных органов. За что мне обижаться? Образование я получил какое хотел, закончил институт с отличием — никто мне не мешал. Может быть, конечно, если б я захотел поступить в учебное заведение, относящееся к ведомству КГБ, то меня бы мандатная комиссия не пропустила. Но я выбрал свою профессию. Когда меня направили в Тюмень, то имел допуск по форме №2 к совершенно секретным работам. И после, когда встал вопрос, кто от главка станет ответственным за организацию подземных ядерных взрывов на территории Тюменской области, проводившихся в научных целях, меня назначили заместителем председателя госкомиссии. В партию я не напрашивался, напротив, мне настоятельно рекомендовали вступление в КПСС, чтобы, как мне говорили, укрепить ее ряды профессионалами.

— Хорошо. А в настоящее время вы вписались?

— Я так вам отвечу. В 70-80-е годы прошлого уже столетия всем мыслящим людям было ясно: необходимы политические и экономические реформы. Слишком забюрократизировалась система, многое доходило до абсурда. Но ломать следует осторожно, не рубить с плеча, а потом заново строить, к тому же толком не зная, что.

Китай сделал все с умом: не разрушив прежний строй, дал возможность развиваться и рыночным отношениям, при этом не отдав все в частные руки. В результате к ним идут инвестиции из той же Америки в десятки раз больше, чем в нашу страну.

Мы же знаем, как у нас произошла приватизация. Есть, конечно, случаи, когда люди сделали свой бизнес честно, с чистого листа. К примеру, мой старший сын. Его предприятие тоже частное (правда, хозяин — не он), но в свое время они взяли лицензию на Таркосалинское месторождение, от которого отказались газовики и нефтяники по причине его нерентабельности.

Сегодня на этом месте работает около двух тысяч человек, получают приличную зарплату. К тому же предприятие платит в бюджеты всех уровней порядка 3, 5 млрд. руб. налогов в год. То есть люди стали добывать конденсат, открыли производство пищевой упаковочной пленки, которого в стране не было. Они от государства ничего не получили (кроме самого месторождения), добивались всего собственным горбом: брали кредиты в банке, прочее, не получали по полгода зарплату, пока не встали на ноги. Но таких, к сожалению, меньшинство!

— Сын пошел по стопам отца?

— Да, у него и у младшего — моя специальность, только они — выпускники Тюменского индустриального института. Сейчас один из них (старший) — в Москве, зампредседателя правления нефтегазодобывающей компании “НоваТЭК”, а второй — в Тарко-Сале, начальник газового промысла в составе той же структуры. Кстати, у меня трое детей и все они — северные: первый родился в Березово, второй — в Сартынье, третья, дочь, — в Уренгое.

— Символично, как бы знаменуя своим появлением на свет ваши открытия месторождений. Но вы умолчали еще об одном члене семьи, без которого не было бы ни этих радостных минут рождения новой жизни, ни многого, может быть, другого...

— Согласен. Это моя жена. Мы встретились с ней в Березово (она по профессии техник-геофизик), вместе прошагали довольно непростой путь, без единого упрека с ее стороны за неустроенный быт, постоянные переезды — за что ей большое спасибо.

— Иван Яковлевич, вы оптимист по жизни?

— Да, конечно. Что бы в нашей стране ни происходило, я верю: пройдет некоторое время — года три-четыре, и все, что сегодня говорится, пусть с опозданием, как это часто бывает, но непременно услышится, в том числе касаемо и геологической отрасли.

Уже есть первые шаги по ее возрождению. Известный геолог Иосиф Левинзон (он работал когда-то в Уренгое, Тарко-Сале, после был замгубернатора Ямала) создал в Тюмени ассоциацию предприятий, которые в свое время входили в состав “Главтюменьгеологии” и еще сохранились. Пока она существует на чисто рыночной основе, путем вложения собственных средств. Но я вам скажу, что без участия государства геологию не возродить, так как требуются огромные вложения, какие не может позволить себе ни одна частная фирма. Думаю, в России есть умные головы, здоровые силы, которые в конечном итоге помогут отрасли восстать из пепла.

— Каково самое заветное желание юбиляра?

— Их у меня два: не болеть и сбросить килограммов 15 своего веса!

 

 

Глотова С. Иван Гиря: «Мы жили по законам военного времени» // Тюменские известия. 2008.