Социально-исторические тенденции психической деятельности

 

Интенсификация как основная социально-историческая тенденция психической деятельности. Несмотря на противоре­чивость психической деятельности человека (познавательной, трудовой, коммуникативной и т. д.), есть основание говорить о ее интенсификации, т. е. росте ее напряженности, и продук­тивности как устойчивой исторической тенденции. Об этом свидетельствует прежде всего стремительный рост творческий и предметно-производительной активности человека.

Известный американский футуролог Алвин Тоффлер предложил последние 50 тыс. лет существования человека из­мерить числом поколений, каждое продолжительностью жизни порядка 62 лет. Получилось около 800 таких поколений, из ко­торых 650 жили в пещерах. Только при жизни 70 поколений ока­залось возможным благодаря появлению письменности осуществить эффективную связь между ними.

Лишь на протяжении жизни шести последних поколений люди знакомы с печатным словом. Четыре поколения научились более или менее точно измерять время. Два поколения людей пользуют­ся электромотором. А подавляющее большинство всех матери­альных ценностей, с которыми мы имеем дело, было впервые создано на протяжении жизни лишь нынешнего поколения [13].

Интенсификация представляет собой достаточно много­гранное явление, которое может рассматриваться как с соци­ально-экономической, так и с социально-психологической стороны.

Эскалация опосредованности как социально-психологичес­кая тенденция человеческой деятельности. Другой устойчивой тенденцией психической деятельности и жизнедеятельности чело­века является эскалация (возрастание) ее опосредованности (слож­ности) как альтернативы первоначальной непосредственности.

Опосредованность психической деятельности человека имеет тенденцию к постепенному нарастанию. Такое нараста­ние и усиление эффекта функционирования данного механиз­ма можно назвать эскалацией — от французского слова escalader (взбираться). Умножение числа звеньев, опосредую­щих психическую деятельность, с неизбежностью вызвано ус­ложнением социальной жизнедеятельности, дифференциацией всего комплекса обусловливающих ее факторов. Однако даже чисто количественное увеличение числа звеньев, опосредую­щих процесс психической деятельности, открывает двоякую возможность: как значительного усиления ее эффективности, так и постепенного ее торможения, снижения ее исходного энер­гетического уровня.

Другими словами, эскалация опосредованности может иметь различные значения и последствия. Главными из них яв­ляются ее противоречивые тенденции. Если Опосредованность выступает в качестве фактора активизации, стимуляции ак­тивности, то ее нарастание будет, естественно, сопровождать­ся интенсификацией психической деятельности человека.

Такова роль длинной цепи опосредовании психической де­ятельности человека на протяжении всего процесса его исто­рического становления и развития.

Весь ход социальной жизнедеятельности представляет со­бой процесс наращивания, умножения таких отношений чело­века с природой, которые многократно опосредованы его предметной, речевой и неречевой (эмоционально-выразитель­ной) коммуникативной деятельностью.

Однако в качестве стимулятора деятельности Опосредо­ванность выступает в той мере, в какой активизация одного вида деятельности осуществляется за счет свертывания дру­гого ее вида.

Таков, например, механизм функционирования речевых сигналов, благодаря которому у предков современного чело­века ограничивалась сфера проявления инстинктов. Прогресс человеческой жизнедеятельности, предполагающий ее постоян­ную интенсификацию за счет развертывания системы опосре­дованных связей с окружающей средой, означал вместе с тем ограничение непосредственных связей человека с природой.

Та непосредственная связь с природой, которая была ра­зорвана созданием орудия труда, по мере развития производ­ства продолжает сужаться, сокращаться. Вместе с умножением и усложнением опосредованной связи происходит ослабление импульса к психической деятельности, направленной на пря­мое удовлетворение потребности. Это происходит не только по­тому, что из общего потенциала энергии, необходимой, например, для охоты и потребления пойманной дичи, часть ее теперь уходит на изготовление орудий и предметов, предназ­наченных для охоты.

По мере усложнения труда, все большего его разделения, перемещения усилий с потребления на производство средств для потребления, а в дальнейшем и средств для производства неиз­бежно удаляется цель человеческой деятельности от непосред­ственных побуждений, потребностей и импульсов, которые ее порождают. А это не может происходить без известного сниже­ния силы импульса, порождаемого потребностью.

В условиях научно-технической революции эскалация опосредованности человеческой деятельности усиливается, воз­никают новые специфические формы опосредования.

Во-первых, успехи производства в этот период оказыва­ются в большей степени, чем когда-либо, опосредованными до­стижениями науки. При этом цикл движения от изобретения, открытия до их практического внедрения в производство не­прерывно сокращается.

Во-вторых, в структуре самой производственной деятель­ности человека появляется новое звено, опосредующее связь производителя не только с предметом, но и с орудием труда (например разнообразные автоматические системы управления).

Прогрессирующее усложнение производственной деятель­ности, лавинообразный рост информации, идущей от окружа­ющей социальной среды, — все эти факторы с неизбежностью ведут к резкому повышению уровня психической напряженно­сти индивида.

До известного предела возрастание психического напря­жения является стимулятором активной деятельности челове­ка. Однако постоянный рост ритмов автоматизированного производства, потока раздражителей, функционирование средств массовой информации предъявляют такие высокие тре­бования к психике человека, которые могут привести к ее пе­регрузке, перенапряжению.

Максимальное же напряжение и длительная психическая перегрузка влекут за собой, как правило, постепенное исто­щение нервной системы, а вместе с ним и снижение тонуса личности, которое отражается не только на ее психическом, но и физическом состоянии. При неблагоприятной социальной обстановке эта тенденция выливается в широкое распростра­нение психических расстройств и сердечно-сосудистых забо­леваний, сопровождаемых психическими срывами, неврозами и подавленным настроением.

Здесь особенно наглядно видно, как из фактора стимуля­ции и интенсификации человеческой жизнедеятельности опос­редование превращается в фактор ее торможения, в фактор деформации личности.

Персонификация и деперсонификация психической деятель­ности. Наконец, третьей тенденцией является противоречивое нарастание, с одной стороны, персонификации, с другой — де-персонификации в психической жизнедеятельности человека.

Персонификация — это целый комплекс тенденций изме­нения и развития личности, который включает в себя процесс ее духовного обогащения, рост самосознания, развертывание духовного потенциала. Она проявляется и в развитии потреб­ностей личности: познавательных (потребность в познании и развитом самосознании), коммуникативных (потребность в духовном общении, понимании и признании), конструктивных (потребность в самовыражении, самоутверждении и творчес­кой деятельности).

Безусловно, этот процесс имеет своей основой освоение личностью требований социальной среды, ее включение в сис­тему социальных отношений и определяется в конечном счете характером последних.

Это значит, что персонификацию можно рассматривать как двусторонний процесс социализации индивида и индивидуали­зации личности. Обе стороны этого процесса находятся друг с другом в диалектической взаимосвязи и взаимозависимости.

Таким образом, персонификация, с одной стороны, выс­тупает в качестве инструмента социализации, т. е. освоения и присвоения личностью социального опыта, его олицетворения в жизнедеятельности данного индивида; с другой — в качестве средства самовыражения и самоутверждения личности как не­повторимой индивидуальности.

Понятие деперсонификации обозначает процесс, охваты­вающий элементы как десоциализации, так и деиндивидуализации личности и включающий в себя в качестве тенденций качественные изменения, которые могут привести к существен­ной деформации личности, к ее разрушению.

Деперсонификация может быть и результатом социали­зации индивида, если она означает освоение им системы обез­личенных, стереотипных, шаблонных норм, ценностей, символов. К ней приводит и процесс индивидуализации, если он связан с гипертрофированным самосознанием своей непов­торимости, с неадекватно завышенной системой самооценки и жизненных притязаний.

Такая гипертрофия индивидуальной исключительности не­избежно выливается в индивидуализм и эгоцентризм, а неред­ко может породить неспособность к трезвой оценке обстановки, привести к утрате навыков социальной ориентации. Следстви­ем этого, как правило, оказывается разочарованный, утратив­ший веру в себя и других, страдающий от сознания своей психической неполноценности индивид.

Источником деперсонификации могут стать и такие ме­ханизмы психической деятельности индивида, как механизм торможения и герметизации интеллектуального и эмоциональ­ного потенциала личности, который призван регулировать уро­вень психического напряжения человека в соответствии с требованиями и ожиданиями окружающих его людей.

Известно, например, что чрезмерная, но не оправданная обстановкой эмоциональная экспрессивность, проявляющаяся в излишней скорости и повышенной громкости речи, в избы­точной жестикуляции и т. д., нередко свидетельствует о неспо­собности человека к внутренней саморегуляции.

Об этом же может свидетельствовать и полный отказ от эмоциональной выразительности языковых средств и мими­ки. Отсюда значение культуры речи, мимики и пантомимики как инструментов выражения индивидуальной неповторимо­сти личности.

Очевидна противоречивость названных выше тенденций. Дальнейшая интенсификация предметно-производительной де­ятельности человека с неизбежностью наталкивается на сни­жение ее мотивации, связанное с ее усложнением, с одной стороны, и деперсонификацией, с другой.

Пределы активизации предметной деятельности: поиск альтернатив. Выход развитых стран на эффект удвоения пред­метно-вещной среды, создаваемой человеком в течение каж­дых 15 лет (по расчетам американского футуролога А. Тоффлера), уже сейчас способен поставить проблему смыс­ла и пределов дальнейшей активизации предметно-произво­дительной деятельности.

В Японии, стране самых наукоемких технологий и пере­довых рубежей научно-технического прогресса, наряду с обыч­ными издержками интенсификации психической деятельности человека в сфере производства, связанными с ростом нервно-психических расстройств, появились и не совсем обычные — рост самоубийств людей на почве переживания ими " некаче­ственности" выпускаемой продукции. Такая плата за рост про­изводительности труда, гонку за его эффективностью и качеством — продукт зашкаливающей психической интенси­фикации деятельности.

Еще в начале века могло показаться, что взяты все преде­лы интенсификации труда в связи с пуском конвейера. В филь­ме " Новые времена" Чарли Чаплин исполнял роль рабочего, завинчивающего гайки на конвейере и превратившегося в без­душный придаток машины.

Современная система эксплуатации психического потен­циала человека ушла далеко вперед. Видимо, не случайно по­этому все более модными год от года становятся поиски путей не только и даже не столько технического прогресса, сколько совершенствования психической жизнедеятельности самого человека, поиска средств реализации скрытых резервов его психики.

Об этом говорит растущая популярность как новейших активных методов регуляции и коррекции психической жизнедеятельности людей типа психологического тренинга, так и эк­страсенсов, всякого рода целителей и даже представителей ок­культизма.

Гонке как предметно-производительной, так и потреби­тельской активности все больше противопоставляются необъят­ные горизонты духовно-нравственного совершенствования человека, перспективы овладения неисчерпаемыми ресурсами его психического потенциала: от интегральной йоги [14] до выхода в неизведанные на уровне обыденного сознания новые измерения пространства и времени [15].

Многие связывают такой социально-психологический на­строй с атмосферой, характерной для переломных эпох, наблю­дающейся обычно в конце уходящего века. Последние же годы, знаменующие собой еще больший разлом в структуре истори­ческого времени, связаны со сменой не только столетий, но и тысячелетий.

Является ли растущая обращенность внимания все боль­шего числа людей к духовно-нравственным ценностям и неис­черпаемым ресурсам их психического потенциала лишь недолговечным модным поветрием на рубеже эпох или она есть знамение грядущего мира и его новой культуры, а значит, и необходимости формирования психологической готовности к этому — покажет будущее.

Однако и сейчас достаточно ясно то, что без начала ради­кального поворота внимания человека к первостепенной важ­ности развития его духовно-нравственного самосознания не может быть надежных гарантий не только его защищенности сегодня, но и перспектив на будущее.

Нельзя не согласиться с А. И. Солженицыным, который предостерегает людей об опасности недооценки этого обстоя­тельства: " Только если творчески активные силы человечества направили бы себя к поиску постепенного и действенного огра­ничения злых сторон человеческой природы, возвышению нрав­ственного самосознания — надежда дальняя есть" [16, с. 3].