Состояние исследований категории «осуществление субъективных гражданских прав».

Механизм гражданско-правового регулирования особо востребован в ситуациях, когда лица начинают воплощать в жизнь свои гражданские права и обязанности. Важно, чтобы эта деятельность субъектов соответствовала нормам гражданского права и ненормативным гражданско-правовым регуляторам. В противном случае может возникать нарушение прав и необходимость в их защите. Противоправные юридические факты, субъективные гражданские права на защиту, а также способы их реализации (способы и меры защиты) также определены в средствах механизма гражданско-правового регулирования – нормах гражданского права и частно-автономных положениях. Чтобы механизм гражданско-правового регулирования действовал эффективно, необходимо создавать такие его средства, в которых определялись бы соответствующие реальности, актуальные, востребованные составы правонарушений и способы защиты. Для этого требуется иметь четкое представление относительно деятельности по осуществлению субъективных гражданских прав и исполнению субъективных гражданских обязанностей как регулятивного, так и охранительного вида.

Вопрос об осуществлении субъективных гражданских прав является в отечественной цивилистике малоизученным и чрезвычайно сложным, несмотря на то, что к этой проблеме обращались исследователи еще в XIX в. Ю.С. Гамбаров, останавливавшийся в своем учебнике по гражданскому праву на вопросе о юридическом действии субъективных прав, называл в качестве основных исследователей вопроса ведущих немецких правоведов – Р. Йеринга, Г. Иеллинека^[410][1].

В.И. Гойман, исследуя действие права, частью которого выступает и осуществление права, отмечает, что в российском праве по этому вопросу заслуга «первопроходца» принадлежит С. А. Муромцеву, исходившему из того, что исследование правовых норм в контексте социальной жизни позволит создать истинную картину функционирования права. Учёный справедливо считал, что «ни теория, ни история права не должны подменяться описанием текстов законов. Социологическая история права, – по его мнению, – призвана показать возникновение и развитие права в его конкретной действительности»^[411][2]. Принципиально важным представляется то, что С. А. Муромцев обосновал значимость для юридической науки исследования действий. «Потребности, – отмечал он, – удовлетворяются действиями, потому действия представляют интерес и цену»^[412][3].

В работах О. В. Тарановского справедливо обращается внимание на то, что «вопрос об осуществлении права либо вовсе упускается из виду в общем учении о праве, либо рассматривается в чересчур узких пределах, чаще всего с точки зрения анализа судебных решений или же применительно к рассмотрению частных споров о праве»^[413][4]. На этом основании сделан вывод о том, что только незначительная часть юридических отношений доходит до суда, а значительная часть правового оборота совершается путем внесудебного осуществления права, что если бы большая часть юридических отношений сопровождалась спором, требованиями судебных решений, право не исполнило бы своей функции и общественная жизнь испытывала непрестанные потрясения. Принципиально важным, имеющим методологическое значение является вывод О. В. Тарановского о том, что «вся сила права в бесспорном и мирном его осуществлении»^[414][5].

Большим вкладом в развитие проблемы действия права можно назвать труды Л. И. Петражицкого, который вслед за С. А. Муромцевым обосновал существование такой отрасли правоведения, как политика права, которую он понимал как прикладную дисциплину, призванную обеспечивать реализацию потенциала права. Л. И. Петражицкий одним из первых привлек внимание правоведов к исследованию субъективной стороны действия права, стоял у истоков и развил целостную теорию обоснования психологического механизма действия права ^[415][6].

Н. А. Гредескул – ученик Л. И. Петражицкого, посвятивший этой теме докторскую диссертацию, писал, что вопрос об осуществлении права «является настоящей пустыней, или, вернее сказать, страной, куда еще почти не заглядывали глаза исследователя, и которая кажется нам пустыней по неведению. В эту неизведанную страну надо проникнуть и надо ее тщательно исследовать»^[416][7]. Предметом своего исследования Н. А. Гредескул избрал анализ субъективной стороны проблемы осуществления права или, точнее, ее идеологический аспект.

После революции проблема осуществления субъективных гражданских прав длительное время не попадала в поле зрения советских цивилистов. В.П. Грибанов в своей докторской диссертации, появившейся в 1970 году, обозначил общие подходы к этой тематике. Опубликованное недавно специальное исследование Е.В. Вавилина показывает всю противоречивость, неразработанность и, одновременно, крайнюю значимость этого участка цивилистических знаний.

В.И. Гойман связывает незначительность интереса к столь актуальной теме с социальными, политическими и правовыми факторами, сводящимися к отрицанию свободной личности, правовому и политическому нигилизму, господству понимания права исключительно как системы правовых норм^[417][8].

Следует подчеркнуть самостоятельный характер и значением категории осуществления субъективных гражданских прав, не допуская его смешения с иными правовыми явлениями. Наличие правового характера у актов осуществления субъективных гражданских прав не должно пониматься как основание для их включения в состав субъективных гражданских прав, как считал, например, Д.Д. Гримм. Он определял конкретные жизненные отношения как более или менее сложные специальные отношения существования, подразумевая под этим «идеальные типы, известные общие формы повторяющихся отношений»^[418][9]. При этом учёный разделял конкретные жизненные отношения на простые и сложные. «Простейшее жизненное отношение, – писал он, – представляет собою отношение данного субъекта к данному объекту, которое характеризуется известными актами воздействия субъекта на объект»^[419][10]. К ним он относил акты пользования, акты потребления, акты распоряжения. Сложные отношения он характеризовал как взаимные требования, предъявляемые субъектами друг к другу по поводу объекта. Отношения первого рода учёный называл коренными, а второго – вспомогательными, поскольку «отношения первого рода могут существовать помимо отношений второго рода, тогда как обратное немыслимо; это явствует из того, что характер требований, предъявляемых в данном конкретном случае одним из субъектов против другого, обуславливается характером актов пользования, потребления или распоряжения, совершаемых каждым из субъектов по отношению к объекту»^[420][11]. Переходя к определению правоотношения, Д.Д. Гримм коренные отношения включал в состав субъективного гражданского права и называл правомочиями, а вспомогательные отношения – притязаниями.^[421][12] В современной отечественной цивилистике допускается объединение субъективных гражданских прав и их осуществления в рамках состава гражданского правоотношения^[422][13].

Деятельностный подход в исследовании правоотношений, а также их идеальный характер, уже не раз отмеченный выше, предполагают чёткое разграничение субъективных гражданских прав и обязанностей, и действий по их осуществлению, исполнению. Осуществление не может быть частью субъективного права, поскольку в отличие от возможности, в которой заключается право, представляет собой действительность, хотя и правового характера. Действительность же есть реализация возможности.

Смешение действий и средств гражданско-правовой деятельности ведет к серьезным ошибкам в квалификации общественных отношений, создавая, например, условия для наделения такого правового действия как владение свойствами субъективного гражданского права, что более чем спорно и не может быть закреплено в нормах вещного права. Поэтому следует более подробно остановиться на анализе действий по осуществлению субъективных гражданских прав.