Глава девятая Почему мы не взяли Москву

 

 

С танковой группой Гудериана — «Быстрый Хайнц» и фельдмаршал Роммель — Мы переходим Березину и Днепр — Борьба с танками Т-34 — Пекло под Ельней — Печальная судьба русского мужика — «Красная капелла» не проинформировала Сталина — Триумф на Украине, 1 328 000 военнопленных — Битва под Бородино — Группа армий вязнет в болоте — Взятие Истры — Мороз

— Ракеты со сжатым воздухом (реактивные снаряды) — Мы бомбим пригороды Москвы — Приказ к отступлению — Причины поражения — Бездарность и саботаж — Нельзя выиграть вшестером против одного — Рихард Зорге знал Отта еще в Мюнхене — Странные поручители, Агнес Смедли и доктор Зеллер — Подлинная личность посла Евгена Отта — Посол помогает и скрывает шпионскую деятельность — Акты Лушкова выданы Москве — Почему Сталин мог оставить практически открытым свой фронт на Дальнем Востоке — Обменяли ли Зорге, как позднее Рудольфа Абеля? — Были ли действия, а, может, даже существование Зорге связаны с «чудом под Москвой» — Размышления об отступлении.

 

С 22 до 29 июня 1941 года мы вместе с танковой группой Гудериана прошли от Буга до Березины. Поддержку нам оказывал замечательный пехотный полк (позже дивизия)

«Великая Германия», но мы всегда шли впереди. У нас было недостаточно сил для форсирования реки: не хватало артиллерии и боеприпасов, не удавалось наладить

 

 

радиосвязь. Я получил приказ найти и привести подкрепление, дислоцирующееся в 120 километрах западнее наших позиций. Взяв с собой пять человек, я отправился в путь по компасу, так как уже заметил, что наши карты не точны, и мы хотели избежать пройденных дорог. Тем более, что на этой территории кое-где все еще оставались советские солдаты.

Я нашел наш артиллерийский дивизион. Его командир хауптштурмфюрер Иоахим Румор — один из лучших офицеров, которых я знал, — выслушав мой доклад, приказал своему подразделению немедленно выступить на восток. 3 июля один из батальонов дивизии

«Рейх» вместе с артиллерийской батареей нашего дивизиона, а еще позже — со 2-м батальоном пехоты смогли захватить плацдарм на Березине в населенном пункте Бродец, в 17 километрах южнее городка Березина. Когда «папа» Гауссер доложил об этом генералу Гудериану, «Быстрый Хайнц» поблагодарил его за подвиг.

До моего личного знакомства с генерал-полковником Гудерианом в Генеральном штабе сухопутных войск я многократно видел его на передовой в напичканной радиоаппаратурой машине разведки, а также во время разговора с командиром дивизии «Рейх». Это был человек примерно пятидесяти лет, среднего роста, невероятно живой и всегда внимательно слушающий собеседника. Его популярность в войсках затмила славу командующего группой армий «Центр» фельдмаршала фон Бока. Пожалуй, перед написанием книги «Achtung! Panzer»,108 Гудериан проштудировал и обдумал теории всех специалистов бронетанковых войск: Мартела, Фуллера, Эстьена, Лидцел Харта, а также работу австрийского генерала Эйсманнсбергера «Der Kampfwagenkrieg»109(1934). В Генеральном штабе книгу Гудериана восприняли скептически. Но когда Гитлер увидел совместные маневры и взаимодействие танков, мотопехоты и бронеавтомобилей, вооруженных тяжелыми пулеметами или 20-миллиметровыми пушками, он проникся взглядами Гудериана и фон Манштейна. Бек, Гальдер, Кейтель и Йодль не хотели верить, что русские располагают «более 10 000 танков», как утверждал Гудериан, информированный гораздо лучше Канариса. 4 августа 1941 года в Новом Борисове Гитлер сказал командующему 2-й танковой группой: «Если бы я знал, что русские действительно имеют столько танков, сколько вы описали в своей книге, то, наверное, не начинал этой войны».110

Редко случается такое, чтобы военный теоретик сам смог успешно применить свои теории на полях сражений. Гудериан оказался одним из трех или четырех немецких военачальников высшего ранга, которые открыто и до конца защищали свою точку зрения перед Гитлером.

Некоторые несправедливо сравнивали Гудериана с Роммелем. Второй был, наверное, великолепным тактиком, но никогда под его началом не было войск, превышающих четыре-пять дивизий Африканского корпуса и несколько итальянских. 111 Гудериан, под командованием которого в России находилось более тридцати дивизий, был одновременно отличным стратегом и первоклассным тактиком. Если бы в июле 1942 года Гудериан находился на месте Роммеля, был бы исход сражений под Эль-Аламейном иным? Неизвестно. Однако я уверен, что захват Александрии открыл бы нам путь к нефти, и Турция присоединилась бы к «оси». Война могла бы закончиться по-другому.

Кроме того, Африканский корпус и итальянские дивизии также стали жертвами предательства; итальянский адмирал Франко Моджери действовал столь эффективно, что

 

108 «Внимание — танки!».

109 В вольном переводе: «Война боевых машин».

110 См: Гудериан Хайнц. Воспоминания солдата. Варшава, 1958.

111 Роммель был не только командующим Африканским корпусом, с середины 1943 года до 17 июля 1944 года он командовал (сначала в Италии, а затем во Франции) группой армий «Б».

 

 

после войны был награжден союзниками. Благодаря его информации, союзникам удалось потопить 75 процентов запасов и снаряжения, предназначенных солдатам «оси». Поль Кэрелл в своей книге «Африканский корпус» утверждает, что Моджери был не единственным информатором англичан. Он пишет, что «информация первостепенной важности поступала из Берлина через Рим». «Красная» и «Черная капелла» не имели с этим ничего общего.

Главнокомандующий нашими войсками в Италии фельдмаршал Альберт Кессельринг сказал мне в 1943 году, что союзники были превосходно проинформированы о датах выхода и трассах итальяно-немецких конвоев, направляемых к берегам Северной Африки.

Более того, начальник штаба Роммеля генерал Фриц Баерлейн написал в 1959 году, что он глубоко убежден, что зимой 1941 года «планы Роммеля были выданы англичанам» (смотри книгу Кэрелла «Африканский корпус»).

Всегда трудно объяснять поражение в какой-либо кампании по причине предательства. Однако мы имеем право сказать, что с 1941 года и в Африке, и в России утечка информации сыграла огромную роль.

 

Во время наших боев в районе Березины и Днепра шли проливные дожди, и мы брели по грязи, из которой нашу технику приходилось просто в буквальном смысле вытаскивать. Починить многие машины было очень трудно или даже невозможно. Мы не знали, что нас еще ждут гораздо худшие переходы. Несмотря на грязь, ожесточенный бой и бомбардировку советской авиации, наша дивизия форсировала Днепр южнее Шклова.

3 июля передовые отряды 3-й танковой группы Гота с севера и 2-й танковой группы Гудериана с юга зажали петлю под Минском. В результате этой операции, согласно рапорту фельдмаршала фон Бока от 8 июля, было взято в плен 287 704 человек, захвачено или уничтожено 2585 танков, включая тяжелые.

Однако русская кампания не была «выиграна за четырнадцать дней», как записал в своем дневнике под датой 3 июля генерал-полковник Гальдер. Еще одна ошибка на совести историков — утверждение, что «с начала кампании русские части имели приказ держаться до конца». Наоборот, они получили приказ отступать как можно быстрее, чтобы избежать окружения, в жертву были принесены лишь некоторые части. Более 500 000 советских солдат избежало минской западни, и Гитлер знал об этом. 13 июля мы остановили отчаянные контратаки русских, а на следующий день выдвинулись в район южнее города Горки. Совместно с 10-й танковой дивизией генерала Фердинанда Шааля мы нанесли удар вдоль шоссе Смоленск — Стодолищи; после тяжелых боев 18 и 19 июля Ельня стала нашей.

Мы сражались с энтузиазмом и верой в победу. Тактическое превосходство танков, обозначенных литерой «Г» (Гудериан), было подавляющим.

Однако если бы противник смог надлежащим образом использовать танки Т-34 в заранее подготовленных массовых контратаках, нам пришлось бы туго. Немецкие противотанковые орудия, легко поражавшие танки типа Т-26 и ВТ, были бессильны против новых Т-34, которые внезапно появлялись из несжатой пшеницы и ржи. Тогда нашим солдатам приходилось атаковать их с помощью «коктейлей Молотова» — обыкновенных бутылок с бензином с зажженным запальным шнуром вместо пробки. Если бутылка попадала на стальную пластину, защищавшую двигатель, танк загорался. Также были эффективны гранаты, заброшенные в ствол орудия, или взрывчатка, размещенная на крышке люка бронебашни. «Фауст-патроны» появились значительно позже, поэтому в начале кампании некоторые русские танки сдерживала огнем прямой наводкой только наша тяжелая артиллерия.

Мы сражались на фронте длиной в тысячи километров. 24 июля наша часть выдвинулась вперед, а некоторые подразделения оказались почти в 100 километрах западнее. Ельня, расположенная на берегу реки Десны в 75 километрах на юго-восток от Смоленска, являлась одним из важнейших стратегических пунктов и крупным железнодорожным узлом. Совместно с 10-й танковой дивизией мы создали мостовой

 

 

плацдарм и расширили оборону «ежом» 112 в радиусе примерно 8 километров. Мой дивизион оказался на юго-восточном направлении.

Поль Кэрелл был прав, назвав бои за Ельню «адскими». Шесть недель недавно назначенный командующий Западным фронтом маршал Тимошенко пытался прорвать наши позиции, бросая в бой резервные дивизии под командованием будущего маршала Константина Рокоссовского. Только 30 июля па «еже», удерживаемом полком «Великая Германия» и дивизией «Рейх», потерпели неудачу тринадцать советских атак.

Наверное, это был именно тот день, когда наш командир хауптштурмфюрер Иоахим Румор, увидев Т-34 перед позициями 6-й батареи 2-го дивизиона, вскочил на мотоцикл и хладнокровно командовал, перемещаясь между нашими орудиями и танками противника. Последний из них был уничтожен снарядом из 105-миллиметрового орудия в 15 метрах от наших позиций… Очень вовремя! Этот действительно был необычный эпизод. Вскоре Румора повысили в звании до штурмбаннфюрера (майора), а я получил Железный крест II степени. В начале августа нас сменили две пехотные дивизии. Однако возможности отдохнуть не было — получен приказ занять позиции севернее «ежа», где пехота неприятеля яростно атаковала, неся при этом огромные потери. Волна за волной русские шли прямо на смерть, всегда в одно и тоже место, куда был направлен огонь наших орудий. Это было непонятно, чудовищно, просто отвратительно. Кто посылал тысячи отважных солдат на бессмысленную гибель?

Нам было понятно, что советские солдаты защищали родную землю, а мы были захватчиками. Но во имя какого общественного порядка жертвовались их жизни? То, что мы видели в деревнях и небольших городках, было достаточным, чтобы составить себе представление о «советском рае». Люди и животные жили вместе, в условиях, оскорбляющих человеческое достоинство. Севернее Кобрина я видел русский колхоз… Крестьянин являлся только бедным невольником, подобным персонажу «Мертвых душ» Гоголя. Александр Солженицын был прав, хотя обо всем, что мы видели в СССР, было сказано еще до Виктора Кравченко113и мужественного автора «Архипелага ГУЛАГ».

Нас обвиняют в том, что мы считали русских недочеловеками. Это неправда. Я привлекал к работе русских механиков из числа военнопленных — они были умны и изобретательны. Например, они сами догадались заменить рессоры наших автомобилей

«Хорх-Кюбельваген» рессорами танков Т-34. Почему я должен был обращаться с ними как с неполноценными? Я решительный антибольшевик, но никогда ничего не имел и не имею против русских.

Если, как говорят некоторые, Гитлер вначале недооценивал русских, то он совершил большую ошибку.

У рейха была более хорошая стратегия ведения войны, наши генералы лучше знали проблемы взаимодействия моторизованных дивизий и обладали лучшим воображением. Однако, начиная с рядового солдата и до командира роты, русские были равны нам. Они были мужественными, находчивыми, одаренными маскировщиками, а кроме того, ожесточенно сопротивлялись и всегда готовы были пожертвовать своей жизнью.

Если кто-то и считал русских недочеловеками, то это руководители большевиков, которые заставляли их по-скотски жить в деревнях и работать в городах. Ни один англичанин, француз или любой другой европеец не выдержал бы и меся-па на месте русского крестьянина или рабочего, забитость и темнота которых превышали все допустимые границы. Многие военнопленные не верили, что в западноевропейских городах

 

 

112 Система круговой обороны, заключающаяся в лучеобразном размещении позиций во все стороны плацдарма.

 

113 Кравченко опубликовал в Париже книгу «J’ai choisila liberte» («Я выбрал свободу»), в которой рассказал о сталинской диктатуре.

 

 

ездят трамваи; по их мнению, метро существовало только н Москве.

То, что мы увидели в центральной России и немного позже на Украине, убедило, что русский народ ждет от нас освобождения. К сожалению, люди типа Мартина Бормана или комиссара Украины Эриха Коха виноваты в абсурдной оккупационной политике. Вместо депортации жителей деревень их необходимо было освободить и обращаться с ними по-человечески. Так же считал и рейхслейтер Альфред Розенберг,114 но его благоразумное мнение встретило сопротивление. Розенберг имел балтийское происхождение, поэтому его видение нашей роли на Востоке, выраженное в «Мифе XX века», было более точным, чем философские размышления епископа цезарей Евзебия или полного добродетели Памфила.

В аду Ельни мы убедились, что сражаемся не только за Германию, но и за Европу. Солдаты были очень измотаны. У меня, как и у других, была сильная дизентерия, но я отказался от госпитализации. К счастью, в конце августа дивизию «Рейх» отвели с передовой линии фронта и отправили на отдых в окрестности Рославля — людям и технике это было очень необходимо.

В это время Гитлер принял решение, которое многим казалось спорным тогда и остается таким по сей день: наступление на Москву было внезапно прекращено. Большую часть сил направили на юг, на Киев. Это решение было принято не только с целью захвата украинского зерна и промышленного Донецкого бассейна, — пленные, взятые под Ельней, предупреждали о концентрации большого количества войск, предназначенных для защиты столицы Украины. «Военное искусство, — писал Наполеон, — заключается в достижении численного преимущества над противником в месте, которое подверглось атаке, или же в месте, которое атакуете вы». Немецкие генералы и историки, критикующие принятое в ночь с 20 на 21 августа внезапное решение Гитлера начать атаку в южном направлении и одновременно нанести удар войсками фельдмаршала фон Рундштедта на север, игнорируют деятельность «Красной капеллы». Рассмотрим этот вопрос более подробно.

12 августа «Вертер» передал «Люси» детали плана наступления большей части войск группы армий фон Бока, непосредственной целью которой была Москва. Они содержались в директиве Верховного главнокомандования вермахта № 34а, датированные тем же числом.

«Радо» тотчас же передал сообщение «Директору». Сталин, начальник штаба Красной Армии Борис Шапошников и командующий Западным фронтом Тимошенко приняли соответствующие решения. Сталин вызвал генерала Андрея Еременко и приказал ему 12 августа, подготовив оборону на московском участке, ждать там Гудериана.

18 августа начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер предложил Гитлеру нанести удар по Москве со стороны Брянска, то есть с юго-запада. Гудериан должен был создавать видимость движения на юг, после чего перегруппировать свои части и неожиданно повернуть на север через Брянск на Москву. «Директору» в Москве сразу же стал известен этот вариант. Еременко пишет в своих мемуарах под датой 24 августа:

«Товарищ Шапошников проинформировал меня, что завтра будет наступление на Брянск». Поэтому Еременко сгруппировал большую часть сил так, «чтобы сдержать удар с западного направления согласно приказу Генерального штаба».

Тем временем 21 августа Гитлер решил, не информируя Гальдера, что 2-я танковая группа Гудериана не будет атаковать Брянск и Москву, а, имея большую свободу маневра, двинется на юг с целью захвата Киева. «Люси» не знал об этом, следовательно, в Москве также ничего не было известно.

23 августа Гудериан защищал свою точку зрения, доказывая, что необходимо наступать

 

114 Альфред Розенберг был одним из главных идеологов Третьего рейха. Его книга «Миф XX века» была второй после «Моя борьба» библией национал-социалистского движения. Как рейхслейтер НСДАП, он руководил зарубежным управлением партии, был издателем главного органа НСДАП «Народный наблюдатель», ас 1941 года занимал пост министра рейха по вопросам оккупированных восточных территорий. Его планы проведения более либеральной политики в этих районах не реализовались. В Нюрнберге он был приговорен к смерти и казнен.

 

 

на Москву. «Гитлер, — пишет генерал, — разрешил мне говорить, ни разу не прервав». Однако переубедить фюрера не удалось; приказ звучал: «Киев и Украина», поэтому генерал подчинился.

Я не вижу в этом решении Гитлера «непрофессионализма и дилетантства», как написал в своей книге бывший офицер Абвера Герт Бухгейт. Именно это решение ввело в заблуждение противника. Оно позволило уничтожить пятнадцать советских армий и захватить огромную территорию с развитой промышленностью и сельским хозяйством.

Отдых дивизии «Рейх» продолжался недолго. Мы приняли участие в тяжелых боях на флангах противника восточнее Киева, которые вели части Гудериана, прибывающие с севера, и части генерала фон Клейста, перебрасываемые с юга. Результат превзошел все наши ожидания: до 15 сентября было захвачено 665 000 пленных, 884 танка и 3718 орудий. В этот же день Сталин требовал от Черчилля «20–25 дивизий, которые смогли бы высадиться в Архангельске».

Мы вели бои в районе Прилук и Ромны, где в 1708 году романтичный и смелый король Швеции Карл XII разместил свой штаб. Затем мы двинулись на север через Гомель к Рославлю и прибыли туда в конце сентября, чтобы принять участие в первой фазе операции

«Тайфун», предусматривающей захват Москвы.

Не преувеличивая, скажу, что до этого времени самым упорным и опасным противником для нас были местность и климат. Летом пыль и песок выводили из строя наши двигатели и забивали фильтры. Гудериану требовалось 600 новых двигателей, а он получил лишь половину; дивизии «Рейх» тоже не повезло. С 3 по 20 сентября шли дожди, и пыль сменилась грязью. Когда мы дошли до Десны, меня считали счастливчиком, так как я имел сотню исправных грузовиков. После тяжелых боев в попытках окружить противника на Украине, марш на север стал очередным хождением по мукам.

В начале октября мы повернули на северо-восток в направлении Юхнова и Гжацка. Было заметно, что приказы Сталина выполняются, так как в лесах, через которые двигалась колонна, уже тогда действовали партизанские отряды. Это были небольшие группы солдат, сумевших вырваться из окружения, усиленные убежавшими военнопленными. А убежать было очень легко — мы с трудом могли выделить одного солдата для охраны 500 пленных. Наши войска занимали две или три деревни из двадцати, а в остальных хозяйничали партизаны, командиры которых силой или уговорами подчиняли население.

В Гжацке мы были вынуждены воевать на два фронта: на западе с частями противника, предпринимающим усилия прорвать окружение, а на востоке с дивизиями, посланными Тимошенко для защиты «автострады» Москва — Смоленск.

Зима в тот год наступила очень рано: первый снег выпал в ночь с 6 на 7 октября. Я вспомнил, что Наполеон, форсировавший Неман 22 июня, вошел в Москву 14 сентября, а 19 октября вынужден был оставить сожженную столицу и начать вместе со 100-тысячной армией трагичное отступление.

Наблюдая за падающим снегом, придавшим утром 7 октября 1941 года грустный вид окружающему ландшафту, я ощутил мрачное предчувствие, которое, однако, сумел преодолеть благодаря своему природному оптимизму. Мы были неоспоримыми хозяевами перекрестка под Гжацком; до Москвы оставалось преодолеть приблизительно 160 километров по автостраде. «Автострада»! Это слово ассоциируется у нас с широкой мощеной или асфальтовой дорогой; в России она представляла собой широкий земляной вал, покрытый гравием.

На юге от наших позиций сражения под Вязьмой и Брянском (30 сентября — 14 октября) закончились разгромом девяти советских армий. Генералы Гудериан, Гот, фон Арним, фон Мантеффель и Модель взяли в плен 663 000 солдат, уничтожили или захватили 1242 танка и 5142 орудия. 16 октября мы атаковали под Бородино первую линию обороны Москвы.

Именно здесь 7 сентября 1812 года Наполеон победил Кутузова и генералов Багратиона, Уварова, Барклая де Толли и Раевского, открывая себе путь на Москву.

 

 

Дивизия «Рейх» вела наступление совместно с бригадой генерала Бруно фон Хауншилда, входящей в состав 10-й танковой дивизии, 7-м бронетанковым полком, батальоном 90-го полка механизированной артиллерии и 10-м мотоциклетным батальоном. Между «автострадой» и старой почтовой дорогой, расположенной немного севернее, неприятель заминировал поля, возвел заграждения из колючей проволоки, противотанковые рвы и блиндажи. Их защищали спецподразделения, вооруженные огнеметами, отличной артиллерией и «органами Сталина»; русских также поддерживала авиация. И еще один неприятный сюрприз — под Бородино нам впервые пришлось сражаться с сибиряками. Это рослые, превосходные солдаты, отлично вооруженные; они были одеты в широкие меховые тулупы и шапки, на ногах — меховые сапоги.

С нами сражалась 32-я пехотная дивизия из Владивостока мри поддержке двух новых танковых бригад, состоящих из танков Т-34 и КВ.

Из всех ожесточенных сражений, в которых мне пришлось участвовать, это, без сомнения, было самым кровопролитным. Это продолжалось два дня. Я видел, как погибли многие мои хорошие товарищи, «папа» Гауссер был тяжело ранен и потерял глаз. Однако артиллерия под командованием полковника Гельмута Вейдлинга проделала брешь в обороне противника. И нее ринулись наши штурмовые подразделения, и первая линия обороны Москвы была уничтожена. 19 октября мы вошли в Можайск; до Москвы оставалось чуть более 100 километров.

После Можайска сопротивление ослабло, и мы были убеждены, что в начале ноября войдем в Москву. Но произошла катастрофа — с воскресенья 19 октября начались проливные дожди, и группа армий «Центр» на три дня завязла в грязи. Я получил приказ вытащить грузовики, застрявшие на «автостраде». Картина была ужасная: на сотни километров растянулась колонна техники, где в три ряда стояли тысячи машин, увязшие в грязи иногда по капот. Не хватало бензина и боеприпасов. Обеспечение, в среднем 200 тонн на дивизию, доставлялось по воздуху. Были потеряны три бесценные недели и огромное количество материальных средств. В изданной в 1958 году книге «Decisive battles of the Occidental World», 115 английский генерал Д. Ф. Фуллер написал: «Москву спасло и с сопротивление русских, хотя оно было упорным, а то, что немецкая техника застряла в грязи по всему фронту».

Ценой тяжелого труда и каторжных усилий нам удалось проложить 15 километров дороги из кругляка. Несмотря на контратаки сибиряков и танков Т-34, мы форсировали реку Москву выше Рузы. Нам хотелось быть первыми на Красной площади.

Мы мечтали, чтобы побыстрее похолодало. Мороз ударил с 6 на 7 ноября. Нам доставили боеприпасы, топливо, немного продовольствия и сигарет; раненые были эвакуированы, и началась подготовка к решительному наступлению.

Мы должны были войти в Москву через Истру — этот городок был центральным бастионом второй линии обороны столицы. Мне поручили не допустить уничтожения местного водопровода и обеспечить его функционирование. Церковь в Истре осталась нетронутой — сквозь туман виднелись светящиеся купола ее колоколен. Несмотря на потери, наш боевой дух был высок. Возьмем Москву! Мы решительно двинулись на окончательный штурм. Неожиданно 19 ноября температура снизилась до -20 °C. У нас не было зимнего масла для двигателей и вооружения, двигатели заводились проблематично. Однако 26 и 27 ноября подполковник Гельмут фон дер Шевалье захватил Истру, располагая 24 танками, оставшимися от 10-й танковой дивизии, и мотоциклетным батальоном дивизии

«Рейх» хауптштурмфюрера Клингенберга (он первый вошел в Белград). Истру защищала элитарная часть — 78-я сибирская стрелковая дивизия. На следующий день советская авиация стерла город с лица земли.

Левее и немного впереди наших позиций находились Химки — московский порт,

 

 

115 В вольном переводе: «Решающие битвы западного мира».

 

 

расположенный всего лишь в восьми километрах от советской столицы. 30 ноября моторазведка 62-го саперного батальона танкового корпуса (4-й танковой армии) Гепнера без единого выстрела въехала в этот населенный пункт, вызвав панику среди жителей. Но случай не был использован, разведчики почему-то уехали назад. Время вспомнить другой очень таинственный эпизод наступления, который до сегодняшнего дня обходят молчанием все историки. Нашим ответом на сеющие страх «органы Сталина» были реактивные снаряды нового типа, образующие в районе своего взрыва зоны низкого и высокого давления.116Они были похожи на большие авиационные бомбы. По моему мнению, они были эффективны, и благодаря им сопротивление противника значительно ослабевало.

Напротив наших позиций русские разместили мощные динамики, которые использовали для очень плохо организованной пропаганды. Через несколько дней после первой атаки наших «ракет» Советы предупредили нас по радио, что если мы опять используем это оружие, то они применят отравляющие газы. Новые снаряды убрали и больше на нашем участке фронта их не использовали. Я думаю, что в других местах их также не применяли.117

2 декабря мы продолжали двигаться вперед и смогли замять Николаев, расположенный в 15 километрах от Москвы — во время ясной солнечной погоды я видел в бинокль купола московских церквей. Наши батареи обстреливали предместья столицы, однако у нас уже не было орудийных тягачей. Шевалье располагал лишь 10 боеспособными танками. Температура снизилась до -30 °C!

С 9 октября по 5 декабря дивизия «Рейх», 10-я танковая дивизия и другие части XVI танкового корпуса потеряли 7582 военнослужащих, что составляло 40 процентов их штатного личного состава. Через шесть дней, когда наши позиции были атакованы вновь прибывшими сибирскими дивизиями, наши потери превысили 75 процентов начальной численности.

В тот же день нам стало известно, что после атаки на Перл-Харбор Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам. Это известие пагубно повлияло на боевой дух некоторых моих товарищей. Мы задавались вопросом, как поведет себя наш японский союзник в отношении СССР? То, что нам приходилось постоянно воевать с новыми сибирскими частями, не предвещало ничего хорошего.

На следующий день, 12 декабря 1941 года, был отдан приказ отступить на линию Волоколамск — Можайск.

 

Почему мы не захватили Москву? Уже многие историки задавали этот вопрос и по-разному отвечали на него. Наша дивизия принадлежала к тем частям, которые вынуждены были отступить, находясь практически у цели, поэтому сегодня мне ясны причины нашего поражения.

Попробую изложить их как можно короче.

С 1938 года главнокомандующим сухопутных войск был фельдмаршал Вальтер фон Браухич, происходивший из прусской офицерской семьи и считавшийся хорошим генералом старой школы. В 1941 году ему исполнилось 60 лет, и, без сомнения, на этот пост следовало назначить более молодого человека, лучше понимавшего современные методы ведения войны, которые, согласно концепции Манштейна-Гудериана, применял Гитлер. Фельдмаршал был представителем старого Генерального штаба, и, безусловно, лучше

 

116 Снаряды «Nebelwerfer» (этим дезинформирующим названием определяли многопроводниковые пусковые установки реактивных снарядов) вызывали лопание легочных пузырьков и кровеносных сосудов. Принимая во внимание их действие, эти снаряды называли снарядами со сжатым воздухом, что не соответствовало действительности.

 

117 Пусковые установки артиллерийских реактивных снарядов «Nebelwerter» использовались до конца войны.

 

 

спланированная и организованная штабными специалистами логистика позволила бы вермахту избежать огромных потерь.

Атакованная нами страна, о чем я уже упоминал, защищалась благодаря своим болотам, топям, дождям и морозу. Наши легковые автомобили, грузовики, самоходные артиллерийские установки и танки вязли на песчаных и болотистых дорогах. После катастрофических осадков в сентябре и октябре температура снизилась до -25–40 °C, и ее не выдерживали ни люди, ни механизмы.

Как солдаты войск СС, мы не пользовались какими-либо особыми привилегиями, мы подчинялись вермахту и имели точно такое же обеспечение, как и другие солдаты. Но тем не менее уже после первых снегопадов интендантская служба нашей дивизии потребовала от тыла положенного нам зимнего обмундирования и, подобно нашим товарищам из 10-й танковой дивизии, мы получили теплую одежду уже в половине ноября. Тщательно изучив снаряжение мужественных сибиряков, взятых в плен под Бородино, мы узнали, что, например, если нет бурок, то кожаные сапоги или же сапоги с короткими голенищами не надо подковывать и, главное, они должны быть свободными, не жать ступни. Это было известно всем лыжникам, но не нашим специалистам вещевой службы. Практически все мы носили меховые сапоги, снятые с убитых русских солдат.

В конце октября 1941 года мы с изумлением заметили, что наша 5-я танковая дивизия начала получать летнюю форму для солдат и оборудование и технику песчаного цвета — изначально она формировалась для пополнения Африканского корпуса. Уже во время первых боев русские прорвали позиции 5-й дивизии, и мы вынуждены были вмешаться, чтобы спасти ситуацию.

И наши офицеры, и офицеры 5-й танковой дивизии не скрывали своего удивления, когда Геббельс обратился в ноябре 1941 года к немецкому народу с призывом посылать свои лыжи и теплую одежду немецким солдатам на Восточном фронте. Мы поняли, что обозначал этот запоздалый призыв: штаб фон Браухича не выполнил свою работу как следует, хотя операция «Барбаросса» готовилась целый год. Даже если бы нашим частям удалось войти в Москву в конце октября, зимняя одежда все равно была бы необходима. Когда мы начали отступать, я приказал раздать запасы теплой одежды, которую один офицер-интендант собрал в сарае и отказывался выдавать без приказа своего начальника, солдатам, одетым лишь в обыкновенные мундиры и легкие шинели. Интендант получил приказ сжечь эти вещи, хотя они могли спасти жизнь многим нашим товарищам из вермахта.

Зная, что зимой в России снегопады и морозы, администрация и интендантская служба сухопутных войск должны были уже с апреля работать для обеспечения солдат необходимой одеждой. Однако руководителем Управления военного хозяйства и вооружения Верховного главнокомандования вермахта был не кто иной, как генерал Георг Томас, один из заговорщиков, позднее — участник событий 20 июля 1944 года. Обязанностью Томаса, как непосредственного подчиненного фельдмаршала Кейтеля, было планирование потребностей армии во всех видах довольствия, включая автомобильную технику, вооружение, боеприпасы и так далее. Он отвечал за это совместно с Герингом (выполнявшим функцию уполномоченного по вопросам четырехлетнего плана), а также министрами вооружения и боеприпасов, Фрицем Тодтом, а позже Альбертом Шпеером. Томас сообщил в марте Верховному главнокомандованию вермахта, что 3000 орудий и боеприпасы к ним будут готовы к началу мая. По плану ОКВ они должны быть распределены и доставлены на фронт службами генерала Фридриха Ольбрихта, подчиненного командующего резервными войсками, генерала Фридриха Фромма (начальником штаба у которого был полковник фон Штауффенберг), имевшего штаб в Берлине на Бендлерштрассе. Любая неточная информация, переданная Верховному главнокомандованию вермахта службами Томаса или Ольбрихта, любая непредусмотренная задержка в производстве или поставке имели очень существенные последствия как для подготовки операций в Верховном главнокомандовании, так и для сражающихся на фронте.

Я думаю, что несмотря на грязь, мороз и бездорожье, несмотря на предательство и

 

 

бездарность некоторых начальников, неразбериху в нашей логистике и героизм русских солдат, мы захватили бы Москву в начале декабря 1941 года, если бы в бой не были введены новые сибирские части.

Группа армий «Центр» не получила в декабре в помощь ни одной дивизии. В это самое время Сталин бросил против нас 30 стрелковых дивизий, 33 бригады, 6 бронетанковых и 3 кавалерийские дивизии. 17 октября под Бородино дивизия «Рейх» сражалась с 32-й сибирской стрелковой дивизией, в декабре — с 78-й дивизией, отлично оснащенной и поддерживаемой (как и 32-я дивизия под Бородино) новой танковой дивизией. Я не говорю уже о других частях Красной Армии, сражавшихся столь же мужественно, как и сибиряки.

Добавлю, что в ноябре и декабре наша авиация, уже тогда не располагавшая достаточным количеством самолетов, не смогла эффективно атаковать Транссибирскую железнодорожную магистраль, благодаря которой сибирские дивизии прибыли на выручку столице, — а ведь Москва считалась обреченной уже в октябре, когда ее оставило правительство.

Чтобы подойти к Москве на расстояние в двадцать километров, наша дивизия вынуждена была сражаться с врагом, который уже в октябре имел трех- и даже четырехкратный перевес в живой силе и пятикратный в артиллерии (благодаря «органам Сталина»). В конце декабря это преимущество возросло еще больше, особенно по оснащению, боеприпасам и топливу.

 

Сталин имел на Дальнем Востоке огромный фронт, которому угрожала Япония — страна-участница антикоминтерновского пакта. Расстояние от Владивостока до Берингова пролива равняется почти 9000 километров, считая через Амгу и Охотск, прибавьте сюда примерно 3000 километров сухопутных границ от озера Байкал до Владивостока — на пространстве 12 000 километров Советы могли быть атакованы с юга или востока. Вспомним, что в августе 1938 года произошло серьезное столкновение между советскими и японскими войсками у озера Хасан. В мае 1939 года японская армия напала на Монгольскую Народную Республику, на помощь которой пришла Красная Армия, разгромившая японцев на реке Халхин-Гол. Японские войска оккупировали Корею и большую часть Северного Китая, на юге они приближались к Бенгальскому заливу. Стояли они также в Маньчжоу-Го, на правом берегу Амура. Города Хабаровск, Владивосток и Находка Советы могли удержать с большим трудом. 1 июля 1941 года Третий рейх, Италия, Румыния, Словакия и Хорватия признали прояпонское правительство в Нанкине.

Сорок японских дивизий стояло на границе с СССР, и они еще могли получить подкрепление. Как поведет себя Япония? Начнет ли она наступление на севере и захватит Транссибирскую железнодорожную магистраль, несмотря на подписанный 13 апреля 1941 года в Москве советско-японский договор о нейтралитете? А может, она начнет наступление на юге? Летом 1941 года Сталин не знал ответа на эти вопросы.

В этот момент на сцене появляется личность, до сих пор окутанная тайной, — советский супершпион Рихард Зорге. Он родился 4 октября 1895 года вблизи Баку; его отец

— немец, работавший инженером в одной из наших нефтяных фирм, мать — русская, Нина Кобелева (она была на шестнадцать лет моложе мужа). Зорге, доброволец в немецкой армии с 1914 года, дважды был ранен; в 1920 году закончил политическое обучение в Гамбургском университете. С 1922 года он был пропагандистом Немецкой коммунистической партии (КПД), а через два года уехал в Москву, где до 1927 года стажировался в различных спецшколах. Из агента Коминтерна он сделался специалистом IV отдела (разведки) Красной Армии. В 1929 году