Глава 8. Pierre Van Dormael – Theme Du Generique
Хотя, о чем это я? Мне не так много лет, чтобы делить свой возраст на какие-то этапы, напротив, все любят называть меня большим ребенком и то большим лишь из-за возраста, а не из-за роста. Я не обижаюсь на то что меня называют малышом и прочими кличками, соответствующими моему росту, мне даже кажется это милым. Не забивать голову в свои почти восемнадцать лет взрослыми проблемами – замечательно. Но с недавних пор на мои плечи легла большая ответственность, которая сейчас мирно посапывает где-то справа от меня. Я должен беречь его, заботиться о нем, вытащить его из этого ада, именуемого больницей. Должен помочь ему все вспомнить. Вернуть моего друга. Нет, не просто друга. Мне не хватает старого Джерарда. Моего Джерарда. Я посмотрел на него сначала украдкой, потому что боялся, что он еще не уснул. Но в ответ послышалось мирное сопение Джи. Он уперся в меня ногами в попытке их вытянуть, но я занимал слишком много места для этого. Пришлось встать с кровати и сесть рядом с ней на холодный бетонный пол. Значит, он уже точно крепко спит. Можно рассматривать его без опаски быть замеченным. Пробегаю глазами по его лицу, любуясь каждой чертой. Черт, как же он исхудал в этом месте, как впали его скулы, как побелело лицо. Волосы отрасли и спутались в клубок, который не расчешешь уже ни одной расческой. Длинные ресницы иногда подрагивали во сне, а иногда он хмурился, будто видел в своих снах что-то нехорошее. Интересно, что ему снится? Может быть, я? Хотя, Боже, что я напридумывал себе, он знает меня всего пару дней, я не могу ему сниться. Да, конечно, на самом деле он знает меня намного дольше, но скажи я ему сейчас, сколько мы с ним знакомы и что нас связывает, он, наверное, проломил бы собой стену, но убежал от меня прочь. Поэтому я молчу и сижу с ним, наслаждаясь моментом. Как же много значит для меня этот момент и этот человек, который сейчас спит, свернувшись клубочком. Я не мог смотреть на него без улыбки на лице. Я мог бы просидеть так часами, сутками, но первые лучи солнца давали понять, что скоро придется уходить. Оставить его одного. Пускай всего на несколько часов, потому что потом я снова смогу приглядывать за ним в течении дня, но сейчас мне безумно страшно оставлять его. Он беззащитен, а я единственный, кто может уберечь его от всего. Когда-то он защищал меня от любых неприятностей, а сейчас настала моя очередь оберегать его. Он в очередной раз заерзал на кровати и длинная прядка спутанных волос упала ему на лицо, щекоча нос, отчего он морщился. Я растянул губы в широкой улыбке, и, предельно аккуратно, стараясь не задеть его лицо своими холодными пальцами, легким движением убрал прядку на место. Задержав руку на его голове, я легонько провел ладонью по его волосам. Не знаю, зачем я это сделал, мне просто захотелось к нему прикоснуться. Хотя бы пока он спит. Он на автомате поддался навстречу руке, как кот, который хочет, чтобы его погладили, и мгновенно перестал морщиться, что-то довольно промычав во сне. Я убрал руку, считая продолжение действий лишним и, даже в каком-то смысле, опасным. Тяжело вздохнув, я снова принялся изучать его, стараясь запечатлеть в памяти его лицо. За своими долгими размышлениями и наблюдениями за Джерардом я и не заметил, как стал реже моргать, как начал мутнеть разум и путаться мысли, и как я, незаметно для самого себя, облокотившись о каркас железной кровати, погрузился в царство Морфея. Осознание пришло ко мне не сразу. Почему я уснул, сидя на чем-то твердом и холодном? Шея затекла и ноет от долгого нахождения в неудобном положении, а одна рука лежит где-то выше туловища и колется тысячью иголок – тоже затекла. Что происходит? С трудом открываю слипшиеся ото сна глаза и в них ударяют яркие солнечные лучи откуда-то сверху. Зрение долго фокусируется, но, спустя несколько секунд я понял, где нахожусь. Я. Заснул. В палате. Джерарда. Сколько сейчас времени? Задираю рукав халата и смотрю на циферблат, собирая мысли в кучу. Время было 8:01. Черт, черт, черт. Обход начался минуту назад, а значит скоро сюда ввалится один из вечно недовольных жизнью санитаров и будет орать о подъеме с коек. Меня же убьют, если заметят здесь. Это же запрещено. Особенно в случае с Джи. Мне ни в коем случае нельзя с ним контактировать, иначе меня выгонят отсюда в ту же минуту. Что же делать? Слышу приближающейся шаги, которые сопровождают крики «Подъем, подъем!». Вскакиваю, словно ужаленный, и, пару раз спотыкаясь и падая, вылетаю из палаты, закрывая ее с обратной стороны на ключ. Да уж, Айеро, ты сама элегантность и бесшумность. Надо вести себя естественно. Вести себя естественно. С отстраненным видом и уткнувшись взглядом в пол, быстрым шагом иду по коридору и замечаю, как другой санитар, Джоэл, вроде бы, смотрит на меня немного ошарашенно: – Айеро, ты как тут оказался вообще? – что мне ему сказать? – Я, эм, у того из девятой палаты снова был припадок, вот только от него вышел, а что? – вроде как ложь получилась вполне сносной, Джоэл не особо блещет умом, поэтому, думаю, поверит. – А че ты потрепанный такой, как будто только что проснулся? – слишком много вопросов, дорогой мой Джоэл, слишком много. – Так ведь... Смена только началась, а я как-то не выспался сегодня. – А, ну понятно, ладно, пошел я, работа не ждет. – Ага, удачи, Джоэл. Надо же, прокатило. Был бы кто-нибудь другой, а не этот простодушный дурачок, ни за что бы не поверил в тот бред, что я наговорил. Меня тут держат под особым прицелом, считают подозрительным, так что светиться мне не на пользу. Шагаю по коридору уже спокойнее, но все еще часто дыша из-за только что пережитого приступа паники. Тишину и мои частые вздохи прерывает объявление в громкоговоритель: «Фрэнк Айеро, пройдите в кабинет заведующего отделением. Повторяю, Фрэнк Айеро в кабинет заведующего отделением». И чем же я провинился, что меня сразу к начальнику отправляют? Джоэл же поверил в мои россказни, разве нет? Или этот лоб под два метра ростом с туповатым видом не так прост, как кажется? ***
Костяшками пальцев стучу в дверь, ожидая разрешения войти. В ту же секунду по ту сторону мне отвечает грубоватый женский голос, оповещая, что я могу потревожить ее персону своим присутствием. Мне конец. Открываю дверь, прохожу внутрь, и, не церемонясь, присаживаюсь на ближайший стул, не поднимая взгляда выше пола. Жду криков, скандала, заявления об отстранении от должности, чего угодно, но точно не мягкого и спокойного голоса нашей начальницы, мисс Браун: – Айеро, ты что вытворяешь? – Простите, но я не понял вопроса, – включить сейчас дурачка – лучший вариант. – Ты же прекрасно понимаешь, о чем я говорю, Фрэнк. – Мисс Браун, я понимаю, о чем вы говорите, но не понимаю, что хотите услышать от меня в ответ. – Послушай, Фрэнк, я пошла тебе навстречу, взяв тебя на работу в семнадцать вместо положенных восемнадцати лишь по старой дружбе с твоими родителями, а ты сам себе роешь яму. Вечно она упрекает меня этим, в конце концов ее никто не заставлял брать меня на работу. – Я благодарен вам за это, вы не представляете, насколько это важно для меня, но я не рою себе яму, поверьте. – Я все понимаю, но прошу тебя, не давай никому повода заподозрить тебя в чем-то, ты и так здесь в подвешенном состоянии и прекрасно знаешь правила. – Да-да, я помню, что мне запрещено разговаривать или как-либо контактировать с Джерардом и тогда я имею право быть чем-то вроде его личного санитара, я в курсе, мисс Браун. – Ты прекрасно знаешь, что Уэй – необычный пациент и почему он здесь находится. – Это ошибка! Его нахождение в этом здании чертова ошибка! Он не болен! Он здоров и вы прекрасно это знаете! – я сорвался на крик, последние слова я буквально выкрикивал на одном дыхании, поднявшись с места и крича стоя, а Браун лишь сочувственно взглянула на меня и жестом приказала сесть обратно. Я решил не противиться и плюхнулся обратно на стул. – Успокойся, Фрэнк, успокойся. Я знаю, но ничего не могу поделать и ты тоже прекрасно знаешь об этом. Я не могу выписать его, понимаешь? Как бы я ни хотела помочь и тебе и ему, я не могу. Это странно, но, не смотря на то, что я кричал на нее, ее голос оставался непоколебимым. Только взгляд стал чуть холоднее. Я знаю, что она хочет помочь, но правда не может. Я дурак, не надо было на нее срываться. – Простите меня, я сорвался. Мне нельзя было на вас повышать голос. – Тебе тяжело, я знаю. Но постарайся держаться, хорошо? Ради этой работы. Ради него. Это был самый весомый аргумент, по которому я до сих пор нахожусь здесь. Джерард. Я ни за что не оставлю его здесь одного. – Хорошо, я буду стараться, вы же знаете. – Недавно мне звонили родители Джерарда, кстати, – она сказала это как бы между прочим, а я не сразу понял смысл сказанных ею слов. Когда до меня наконец дошло, я взорвался. Весь тот комок злости и агрессии, который копился где-то глубоко во мне, взорвался, затуманивая разум слепым гневом. – Звонили? Они? Эти чудовища? И что же они могли сказать вам нового? Как прекрасно жить без одного из сыновей? – Умерь свой пыл, Айеро. Они всего лишь спросили, как Джерард поживает и нет ли улучшений. Я сказала, что нет. – Потому что он и не болен, чтобы его лечить, – я пробубнил это куда-то в пол, но уверен, что она услышала это. – Фрэнк, я не монстр – его родители монстры, но и тут я бессильна. Джерарду не нужна помощь, но отпустить его я тоже не могу. У меня будут проблемы. Ладно, иди, и запомни – к Джерарду подходить нельзя, хорошо? – Да, Мисс Браун. – Будет лучше, если он тебя забудет. Не лучше – последнее, о чем я подумал, перед тем как выйти из ее кабинета, громко хлопнув дверью.
|
