Витальные ценности

Вопрос, который, наверное, уже давно вертится на языке у читателя, заключается в следующем: а на каком, собственно, основании всем цен­ностям столь безапелляционно приписан идеальный статус? Относительно духов­ных ценностей – это более или менее понятно, но ведь есть сфера чисто виталь­ных потребностей человека с вполне объективными и материальными вещами, продуктами питания, коммунальными услугами и т.д., которые их удовлетворяют. Здесь ценны именно сами материальные вещи со своими свойствами.

Далее. Правомерно ли вообще говорить об идеальности целей и оценок в этой сфере, когда есть чисто телесно-физические (специфически материальные даже в своей бессознательности) позывы и влечения, с которыми должна считаться любая наша сознательная – идеально-оценочная, идеально-целевая и творческая – дея­тельность?

Вопрос резонный. Попробуем развеять сомнения читателя. Мы отнюдь не от­рицаем материальности и физичности носителей ценностей. Продукты питания, одежда, жилище, коммунальные услуги и вообще вся сфера бытового и производ­ственно-технического (в самом широком смысле) существования человека высту­пают именно материальными носителями ценностей, удовлетворяющими базовые витальные (или материальные) потребности человека, т.е. объективную, регуляр­но возобновляющуюся нехватку (потребу) его тела в одежде, воде, пище и т.д., а также потребность базовых структур его душевной жизни в эмоциональном теп­ле и переживании позитивных эмоций. С этих позиций справедливо разделение витальных (материальных) ценностей на витально-телесные и витально-эмоцио­нальные, хотя границы между ними сугубо относительны.

Однако приписать ценность самим материальным вещам, удовлетворяющим наши телесные потребности, равно как и сугубую «физичность», «органичность», т.е. неидеальность, нашим внутренним потребностям, было бы серьезным за­блуждением. При таком подходе проявляется типичный феномен ценностной фетишизации предметов удовлетворения витально-телесных потребностей и потребности в эмоциональных удовольствиях. Эта фетишизация служит пря­мым источником идеологии гедонизма и материального потребительства.

Еще великий Платон специально анализировал взаимоотношения между телесной потребностью, психоэмоционально проявляющейся в виде вожделе­ния (желания), и предметом этой потребности. Тут он довольно тонко подме­чает, что телесно-витальная потребность вовсе не влечет за собой требования определенных качеств предмета, ее удовлетворяющих, т.е. ценны продукты и вещи вовсе не сами по себе, а исключительно с точки зрения их способности удовлетворить нашу витальную потребность. «Если налицо большой выбор напитков, жажда принимает различные оттенки: начинают желать многого; если же это просто жажда, то – немного. Но жажда сама по себе никогда не будет вожделением к чему-нибудь другому, кроме естественного желания пить, а голод сам по себе – кроме естественного желания есть... Вожделение же к такому-то и такому-то качеству – это нечто привходящее»¹.

 

¹ Платон. Сочинения. В 4 т. Т. 3 (1). М, 1971. С. 230–231.

Иными словами, в естественном желании покушать нет и намека на объек­тивную ценность торта с кучей крема или аппетитно поджаренного ростбифа; на­личием объективной потребности в одежде нельзя обосновать ценности пышных нарядов из золотой парчи; а из естественного желания отдохнуть в лежачем по­ложении невозможно вывести ценность водяного матраца. Здесь везде работают именно «привходящие» (если использовать терминологию Платона) идеальные ценностные содержания – эстетические, культурно-ритуальные и т.д., но гораздо чаще – элементарная телесная распущенность и изнеженность (типичные виталь­ные антиценности), резюмирующиеся в тривиальном культе потребительства.

Тут не вещи удовлетворяют наши рациональные и умеренные витальные по­требности, а человек становится слугой избыточных материальных вещей и ир­рациональных телесных прихотей¹. Вещная же ориентация сознания идет рука об руку с культом получения все более острого и изощренного эмоционального удовольствия, т.е. сопровождается фетишизацией ценностного переживания, ко­торое никогда не носит самодовлеюще-субстанциального характера², а имеет – в норме – значение подкрепляющего следствия.

Платон, возможно, излишне категоричен, утверждая, что «к определенному питью относится определенная жажда, сама же по себе она не направлена ни на обильное питье, ни на малое, ни на хорошее, ни на плохое – одним словом, ни на какое качество: жажда сама по себе естественно соотносится только с питьем, как таковым»³. Думается, что на ряд объективных качеств материальных носителей ценностей рациональные (умеренные) телесно-витальные потребности, вопреки Платону, все-таки указывают. К таким качествам можно отнести: а) утилитарную полезность материальных вещей; б) необходимость безусловно высокого качества предметов и продуктов питания, удовлетворяющих наши витальные потребно­сти; б) полифункциональный характер вещей, т.е. их способность удовлетворять по возможности наибольшее число рациональных материальных потребностей. Ясно, что форма для фигурного изжаривания яичницы или мотоцикл «Ямаха» весом 300 кг с компьютерным управлением предназначены для удовлетворения иррациональных витальных потребностей и скорее могут быть квалифицированы как материальное воплощение антиценностного содержания.

Перейдем теперь к рассмотрению природы самих наших витальных влечений и желаний.

Во-первых, как мы уже видели из предыдущего изложения, их характер во­все не является целиком органически-физическим и бессознательным. Они имеют совершенно очевидное идеальное измерение, иначе попросту не были бы подвер­жены огромному влиянию высших ценностно-идеальных содержаний позитивно­го и, увы, негативного свойства. Так, известно, что творческий порыв писателя или мыслителя заставляет его порой забывать о пище; быт же и пища эстетически развитой личности резко отличаются от бытового существования человека, у ко­торого духовные потребности и цели отсутствуют. Словом, высшие ценностные

 

¹ Критике иллюзорности и разрушительности материального потребительства посвящено огромное коли­чество философских и социально-психологических работ. Отсылаем читателя к одному из лучших философских исследований этого феномена – к уже упоминавшейся работе Э. Фромма «Иметь или быть».

² За исключением особых ценностных состояний, например радости.

³ Платон. Указ. соч. С. 232.

содержания способны оказывать огромное структурирующее влияние на низшие, вплоть до их предельной минимизации – как в случае с бытием святых праведни­ков и подвижников.

Во-вторых, конкретные витальные потребности и влечения структуриро­ваны идеальными бинарными ценностными модальностями, пусть и действую­щими в подавляющем большинстве случаев совершенно бессознательно и зани­мающими нижние ряды ценностной пирамиды. В телесно-витальной сфере это универсальные оппозиции: полезное – вредное, добротное – некачественное, вкусное – не вкусное, уютное – неуютное, удобное – неудобное и т.д. В сфе­ре эмоциональной: удовольствие – неудовольствие, захватывающее – скучное, успокаивающее – раздражающее, расслабляющее – мобилизующее и т.д.¹ Ясно, что произвольность стратификации позитивных модальностей в витальной сфере совершенно естественна², оборачивание ценностных полюсов не является чем-то сугубо негативным³, а разброс в конкретных витально-эмоциональных пристра­стиях вообще бесконечен.

Если же постараться сформулировать универсальные критерии позитивных витальных ценностей, то ценным,пожалуй, следует считать все, что обеспечи­вает здоровое и гармоничное воспроизводство телесно-эмоционального «Я» как несущего основания социального и нравственного «Я» человека, а это подразумевает умеренно-разумное отношение к потребностям своей плоти и стремление избегать разрушительных эмоциональных страстей и аффектов. Именно последние больше всего препятствуют движению личности вверх по ступеням совершенствования.