СИНДРОМНЫЙ АНАЛИЗ НАРУШЕНИЙ ВЫСШИХ ПСИХИЧЕСКИХ ФУНКЦИЙ. ПРОБЛЕМА ФАКТОРОВ В НЕЙРОПСИХОЛОГИИ

Системный принцип психологического строения высших психических функций и их системная динамическая моз­говая организация приводят к тому, что при локальных пораже­ниях головного мозга (преимущественно корковых структур) нару­шается не одна какая-либо психическая функция (или психиче­ская «деятельность»), а целая совокупность функций, составля­ющих единый нейропсихологический синдром. Нейропсихологические синдромы пред­ставляют собой не случайное, а закономерное сочетание нейропсихологических симптомов (нарушений психических функций), в основе которого лежит нарушение (выпадение) определенного фактора (или факторов). Важнейшим принципом нейропсихологического изучения нарушений высших психических функций у больных с локальными поражениями мозга является синдромный анализ этих наруше­ний. Синдромный анализ (он же «факторный» или системный) основан на трех основных положениях.

1. Он предпола­гает тщательную качественную квалификацию нарушений психи­ческих функций, а не просто констатацию того, что та или иная функция нарушена. Под качественным анализом понимается определение формы нарушения психической функции. Так, напри­мер, при обнаружении у больного мнестического дефекта необхо­димо выяснить, носят ли эти нарушения модально-неспецифи­ческий характер или связаны лишь с определенной модальностью, страдает ли преимущественно звено непосредственного или отсро­ченного воспроизведения материала и т. д. Уточнение этих осо­бенностей мнестического дефекта поможет обнаружить и другие нарушения психических процессов, связанные с мнестическим общим фактором.

А. Р. Лурия писал, что «нейропсихологическое исследование никогда не должно ограничиваться простым указанием на «сни­жение той или другой формы психической деятельности. Оно всегда должно давать качественный (структурный) анализ наблю­даемого симптома, указывая какой характер носит наблюдаемый дефект и в силу каких причин (или факторов) этот дефект появляется». Качественный анализ дефекта предполагает изучение не столько результатов выполнения больными тех или других заданий, сколько особенностей процесса их выполне­ния (характера ошибок и т. д.), т. е. особенностей осуществления той или иной психической деятельности.

Необходимость качественного анализа нарушений психических функций отнюдь не является альтернативой количественному под­ходу, количественной оценке этих нарушений. А. Р. Лурия считал, что в тех случаях, где это возможно, необходимо вводить и коли­чественную меру нарушений психических процессов, что отражено, в частности, в «Схеме нейропсихологического исследования», в которой степень выраженности нейропсихологических симптомов оценивается по трехбалльной шкале («нет», «слабо», «сильно»). Качественный подход к изучению нарушений высших психи­ческих функций у больных с локальными поражениями мозга отличает советскую нейропсихологическую школу от традицион­ной западной (в основном американской) нейропсихологии, в кото­рой доминирует количественный статистический анализ дефектов по определенной строго заданной схеме.

2. Второе положение заключается в анализе и сопоставлении первичных нарушений, непосредственно связан­ных с нарушенным фактором, и вторичных расстройств, которые возникают по законам системной организации функций. Это сопо­ставление позволяет уяснить структуру нейропсихологического синдрома в целом, что в свою очередь дает основание для топи­ческого диагноза. Как указывал А. Р. Лурия, «сложная функцио­нальная система может нарушаться при самых разнообразных по своему расположению корковых поражениях, но каждый раз ее страдание носит специфический характер. Первичным в каждом случае выступает нарушение «собственной функции» пораженного участка (т. е. собственного «отправления» данного участка мозго­вого аппарата ), которая обеспечивает нормальное проте­кание определенного звена функциональной системы. Вторичным (или системным) следствием данного нарушения является распад всей функциональной системы в целом», более того, не только данной функциональной системы, но и других, которые связаны с первой (по принципу общего звена). Выявление и сопо­ставление различных нарушений высших психических функций требует специальных навыков и опыта, применения специальных сенсибилизированных проб, выявляющих, скрытые нарушения, и т. д.

3. Третье положение заключается в необходимости изучения состава не только нарушенных, но и сохранных высших психических функций. При любом ограниченном корковом очаге поражения одна группа психических функций нарушается, другие остаются сохранными. Это явление, названное Тойбером принципом «двойной диссоциации функций», непосредственно связано с системным избирательным принципом нарушения высших психических функций при локальных поражениях мозга. Так, например, при поражении теменно-затылочной области левого полушария и нарушении пространственного анализа и синтеза (как первичного фактора) возникает целый комплекс нейропсихологических симптомов, а именно: нарушения пространственной организации восприятия и движения, трудности ориентировки в пространственных координатах на рисунках, схемах, «непони­мание» часов, нарушения арифметического счета, «непонимание» логико-грамматических структур, отражающих пространственные ц «квазипространственные» отношения. Эта группа функций вклю­чает в себя пространственный фактор. В то же время другие функ­ции, такие, как узнавание и воспроизведение музыкальных мело­дий, речевой слух, мнестические процессы, остаются сохранными, поскольку эта группа функций не связана с пространственным фактором. Дифференциация нарушенных и сохранных функций – окончательный шаг к постановке топического диагноза, являющегося целью синдромного анализа нарушений психических функций. Таким образом, качественная квалификация нарушений психи­ческих процессов, выделение основного дефекта (т. е. первичных нарушений) и вторичных системных нарушений, анализ состава и не только нарушенных, но и сохранных психических функций и составляет сущность синдромного анализа, направленного на то­пическую диагностику локальных поражений головного мозга.

Синдром­ный анализ структуры нейропсихологического синдрома с выявле­нием общей причины (фактора), лежащей в основе первичных и вторичных дефектов, адресуется к определенным мозговым зонам (преимущественно коры больших полушарий), которые «ответст­венны» за данный фактор. Именно в этих мозговых зонах и нахо­дится очаг поражения. Таким образом, синдромный анализ являет также и инструментом теоретического исследования одной из важнейших проблем нейропсихологии – проблемы факторов.

Под факто­ром А. Р. Лурия понимал «собственную функцию» (modus operandi) той или иной мозговой структуры, определенный принцип (или способ) ее работы. Каждая зона мозга, входящая в функ­циональную систему, лежащую в основе той или иной психической функции, ответственна за определенный фактор. Его устранение (или патологическое изменение) приводит к нарушению работы соответствующей функциональной системы в целом. Это означает, что функциональная система может нарушаться при поражении большого числа мозговых зон, но при различных по локализациям поражениях она нарушается по-разному. Поражение той или иной мозговой структуры (звена функциональной системы) может про­являться либо в полном выпадении ее «собственной функции» (или способа ее работы), либо чаще в патологическом изменении режима ее работы (угнетении, раздражении, патологическом изменении принципа работы). Патологическое состояние различ­ных участков мозга проявляется прежде всего в изменении физио­логических закономерностей работы этой структуры, т. е. в изме­нении нервных процессов, их силы, уравновешенности, подвиж­ности, ослаблении аналитической, синтетической, следовой дея­тельности и т. д. Таким образом, под фактором понимаются те физиологические процессы, которые протекают в определенных мозговых структурах. Нарушение этих процессов локальной нейродинамики, которое не может не отражаться на работе сложных комплексных нейродинамических систем, и является непосредст­венной причиной нарушения работы всей функциональной систе­мы, обеспечивающей ту или иную психическую функцию. Эти нейродинамические физиологические изменения и есть изменения фактора. Следовательно, «фактор» – это физиологическое понятие. Введя это понятие в теоретический понятийный аппарат нейропсихологии, А. Р. Лурия преодолел присущее психоморфологическому направлению (в любой из его модификаций) непо­средственное соотнесение психического и морфологического и, в свое время, это «непосредственное наложение психологических понятий на морфологическую канву» И. П. Павлов считал основ­ной ошибкой психоморфологического направления в решении проблемы «мозг и психика». Согласно теории системной дина­мической локализации высших психических функций, с мозговым субстратом надо соотно­сить не непосредственно психические явления, а физиологические процессы, их опосредующие факторы. Именно факторы следует локализовать в определенных мозговых структурах. В этом поло­жении содержится принципиальное признание важности раскры­тия физиологических основ психической деятельности. Важно отметить, что эти физиологические основы А. Р. Лурия рассматри­вал как системные образования, объединенные в ту или иную функциональную систему, в зависимости от содержания психи­ческой деятельности и способов ее осуществления.

В зада­чу клинической нейропсихологии входит выделение факторов с помощью синдромного анализа и их характеристика на нейропсихологическом уровне. На основании синдромного анализа или изучения структуры различных нейропсихологических синдромов, возникающих при локальных поражениях мозга взрос­лого человека, можно выделить следующие типы факторов.

1. Модально-специфические факторы, связанные с работой различных анализаторных систем: зрительной, слуховой, кожно-кинестетической, двигательной. Эти факторы изучались (и продол­жают изучаться) в нейропсихологии в первую очередь. Именно они послужили основой для формирования самого понятия «фак­тор». Морфологическим субстратом этих факторов являются, прежде всего, вторичные поля коры больших полушарий, входя­щие в «ядерные зоны» корковых отделов анализаторов (И. П. Па­лов). Нарушения функций вторичных полей коры больших полу­шарий могут быть следствием как непосредственных корковых поражений, так и результатом поражений, связанных с ними подкорковых образований. Модально-специфические нарушения в зрительной, слуховой, кожно-кинестетической и двигательной сферах проявляются в виде различных гностических дефектов и дефектов праксиса (разных форм зрительных, слуховых и так­тильных агнозий, разных форм апраксий, разных сенсорных и моторных нарушений речи) и в виде различных модально-специфических мнестических нарушений (зрительной, слуховой, тактильной, двигательной памяти). Нарушения модально-специ­фических факторов лежат в основе целого ряда хорошо изученных нейропсихологических синдромов.

2. Модально-неспецифические факторы, связанные с работой неспецифических срединных структур мозга. К ним относится це­лая группа факторов, имеющих отношение к разным уровням (и разделам) неспецифической системы. Это «фактор инерт­ности – подвижности» нервных процессов, лежащий в основе синдромов поражения передних (премоторных, префронтальных) отделов мозга, обусловливающий различного рода персеверации в двигательной, гностической и интеллектуальной сферах; «фактор активации – дезактивации», нарушение которого ведет к явлени­ям адинамии, нарушениям произвольного внимания, селективного протекания всех психических процессов. К ним относится, по-види­мому, и «фактор спонтанности – аспонтанности», лежащий в ос­нове активного целесообразного поведения, направляемого целями и программами, нарушение которого ведет к дезорганизации поведения, замене целесообразных актов шаблонами и стереоти­пами. Перечисленные факторы следует соотносить, по-видимому, с различными разделами неспецифической системы.

3. Факторы, связанные с работой ассоциативных (третичных) областей коры больших полушарий. Данные факторы не относятся к какой-либо анализаторной системе, а отражают процессы взаимодействия (интеграции) разных анализаторных систем, процессы переработки уже преобразованной в коре больших полу­шарий информации. Эти факторы отражают работу двух основных комплексов третичных полей – префронтального (конвекситального) и теменно-затылочно-височного (зоны ТРО). Первый из этих комплексов связан с «фактором программирования и контроля» и различными видами психической деятельности, второй – с «фактором симультанной организации» психических процессов. Нарушения этих факторов лежат в основе самостоятельных нейропсихологических синдромов: «префронтального» (или «лоб­ного») синдрома и синдрома ТРО (и их вариантов). Действие этих факторов проявляется в самых различных видах психической деятельности. При поражении префронтальных конвекситальных отделов коры больших полушарий нарушения программирования и контроля наблюдаются как в относительно элементарных дви­гательных и сенсорных процессах, так и в сложных формах пер­цептивной, мнестической или интеллектуальной деятельности. При поражении зоны ТРО (левого полушария) нарушения симультанного анализа и синтеза проявляются в самых различных операциях (или «умственных действиях»), начиная от наглядно-образных и кончая вербально-логическими.

4. Полушарные факторы, связанные с работой левого и право­го полушарий мозга как целого. Изучение полушарных факторов началось в нейропсихологии сравнительно недавно в связи с инте­ресом к проблеме межполушарной асимметрии мозга. Данные факторы являются интегративными, характеризуя не работу отдельных зон мозга, как описанные выше регионарные факторы, а работу всего полушария в целом. Необходимость выделения таких факторов связана с хорошо установленным фактом функ­циональной неоднородности, неравнозначности левого и правого полушарий в мозговой организации высших психических функций, прежде всего, речевых. Полушарные факторы характеризуют общую стратегию (или общие принципы) работы левого и правого полушарий. Они носят характер дихотомий, различающих принци­пы работы левого и правого полушарий мозга. В современной нейропсихологии нет общепризнанной классификации этих страте­гий – дихотомий. На основании нейропсихологических данных можно выделить следующие полушарные стратегии работы (или факторы):

а) Факторы, связанные с абстрактными (вербально-логиче­скими) и конкретными (наглядно-образными) способами перера­ботки информации. Абстрактно-логическая и конкретно-образная Дихотомия, как известно, хорошо изучена и в общей психологии как два различных типа кодирования и переработки информации (в психологии восприятия, памяти, мышления). Клинические фак­ты также подтверждают самостоятельный характер этих двух основных способов обработки информации. Речевые и опосредованные речью функции преимущественно свя­заны с работой левого полушария мозга так же, как и хорошо известно участие правого полушария в анализе и синтезе нагляд­но-образной информации. Рассматривая эту дихотомию, следует избегать упрощенных представлений о том, будто бы речевые-неречевые функции «разнесены» по разным полушариям. И в рече­вых операциях может присутствовать наглядно-образный компо­нент, и в наглядно-образных операциях возможно участие вербально-логической системы. Таким образом, противопоставление специализации полушарий следует проводить не по функциям, а по способам обработки информации.

б) Фактор произвольной (непроизвольной) регуляции психи­ческой деятельности. Как известно, каждая высшая психическая функция имеет уровневую организацию. После Джексона, впервые высказавшего это положение, идея уровней была принята как в физиологии, так и в психологии. Наиболее четко выделены уров­ни произвольной и непроизвольной регуляции психических функ­ций. Клинические, экспериментально-психологические и психофи­зиологические данные указывают на то, что произвольный уровень регуляции высших психических функций связан по преимуществу с работой левого полушария (у правшей), а непроизвольный, автоматизированный – с работой правого полушария. Нейропсихологические исследования показали, что произвольная (речевая) регуляция движений и действий страдает главным образом при поражении передних отделов левого полушария. Произ­вольное запоминание и воспроизведение вербального и невербаль­ного материала нарушается преимущественно при поражении раз­личных структур левого полушария. Произвольная регу­ляция временных характеристик интеллектуальной деятельности (в виде замедленности, трудностей произвольного ускорения тем­па, персевераций и т. д.) страдает главным образом у больных с поражением левого полушария так же, как и произ­вольная регуляция эмоциональных состояний. Нарушения автоматизированного уровня реализации психических функций (например, письма) наблюдаются, как правило, у больных с пора­жением правого полушария.

в) Фактор осознанности (неосознанности) психических функций и состояний. Осознанность как способность субъекта дать отчет о собственных психических процессах и состояниях тесно связана с речевой системой, с языковыми семантическими катего­риями, что прежде всего и объясняет различное отношение левого и правого полушарий мозга к этому аспекту психической деятель­ности. Клинические нейропсихологические наблюдения свидетель­ствуют о том, что поражения правого полушария значительно чаще, чем поражения левого, сопровождаются нарушениями осоз­нания больным своего дефекта (т. е. явлениями анозогнозии). Этот феномен может проявляться в зрительной, тактильной, дви­гательной сфере в виде полного отрицания левостороннего дефекта или в виде явлений игнорирования левой половины тела и левой части зрительного и слухового пространства. Эти симптомы могут протекать на фоне общих нарушений сознания. При левосторонних поражениях мозга подобные дефекты осознания встречаются зна­чительно реже.

г) Фактор сукцессивной (симультанной) организации высших психических функций. Сукцессивность, понимаемая как последо­вательная, развернутая во времени организация психической дея­тельности, подчиненная определенной программе, в большей степени связана с работой левого полушария (у правшей). Симультанный принцип организации психических процессов (принцип гештальта) преимущественно представлен в правом полушарии. Больным с левосторонними поражениями в большей степени свойственны симптомы адинамии как в поведении, так и в различных психиче­ских функциях. Для правосторонних больных более характерны трудности объединения различных стимулов (признаков) в единое целое (зрительный образ, мелодию и т.п.). У таких больных наблюдается фрагментарность восприятия, трудности пространст­венного симультанного синтеза в наглядном плане, нарушения рисунка и другие симптомы нарушения симультанной организа­ции психических функций.

5. Факторы межполушарного взаимодействия. Данные факто­ры обеспечивают закономерности совместной работы левого и пра­вого полушарий мозга и связаны со структурами мозолистого тела и других срединных комиссур мозга. Важность этого принципа работы мозга продемонстрировали результаты исследования боль­ных с «расщепленным мозгом», показавшие, что при нарушении межполушарного взаимодействия возникает особый синдром в виде дизграфии, аномии, трудностей переноса информации и т. п. Нейропсихологическое исследование больных с поражением раз­личных отделов мозолистого тела показало, что возможны пар­циальные «синдромы расщепления» или нарушения взаимодейст­вия полушарий в передних, средних и задних отделах мозолистого тела. В детском возрасте вследствие недоразвития срединных комиссур мозга «синдромы расщепленного мозга» не возникают и поражение мозолистого тела протекает иначе, чем у взрослых.

6. Общемозговые факторы, связанные с действием различных общемозговых механизмов: кровообращения, ликворообращения, гуморальными, биохимическими процессами и т. п., т. е. с меха­низмами, обеспечивающими интегративную целостную работу всего мозга. Нарушение общемозговых факторов приводит к появлению особых нейропсихологических синдромов. Общемозговые факторы влияют на общее функциональное состояние мозга, изме­няя протекание всех видов психической деятельности. Они могут действовать как изолированно, так и в сочетании с другими, более региональными факторами. В связи с этим в нейропсихологии возникла проблема дифференциации локальных и общемозговых симптомов, которая весьма актуальна, например, при исследовании травматических поражений мозга и послеоперационных сос­тояний. Общемозговая нейропсихологическая симптома­тика характеризуется, как известно, широким спектром наруше­ний преимущественно динамических аспектов психических функ­ций, колебаниями в осуществлении различных видов психической деятельности. В некоторых случаях при нарушении общемозговык факторов обеспечения психических процессов (например, при грубом нарушении ликворообращения) возникает «вторичный лоб­ный синдром» – комплекс симптомов, в определенной мере сход­ных с симптомами поражения префронтальных отделов мозга, причины появления которого пока неясны.

7. Помимо перечисленных факторов самостоятельное значение, возможно, имеют и те факторы, которые связаны с работой глубин­ных подкорковых структур головного мозга. Успехи стереотаксической нейрохирургии открыли широкие возможности для изуче­ния роли подкорковых структур в осуществлении психических функций и особенностей «глубинных факторов». Однако синдромный анализ нарушений высших психических функций при поражении различных подкорковых структур в значительной степени еще дело будущего, хотя в литературе имеется уже описание отдельных нейропсихологических симптомов, возникающих при электрическом раздражении или деструкции того или иного подкоркового образования. Так, пока­зано, что эффекты одностороннего раздражения или разрушения некоторых глубинных структур (например, вентролатерального ядра таламуса) имеют латеральный характер, преимущественно отражаясь либо на речевых, либо на наглядно-пространственных функциях.

Все факторы, описанные в нейропсихологии, обладают общей чертой, а именно: нарушение каждого из них вследствие того или другого локального поражения мозга приводит к появлению нейропсихологического синдрома, характеризующегося определенной структурой симптомов. Факторы обладают определенной автономностью, независи­мостью; нарушение одного из них может не сказываться на других. Это означает, что они отражают работу определенных отно­сительно автономных дифференцированных мозговых систем, которые характеризуются собственными закономерностями. Разработка проблемы факторов в нейропсихологии неразрывно связана с дальнейшей разработкой теории системной динамиче­ской локализации высших психических функций, с изучением специфики тех функциональных систем, которые обеспечивают протекание сложных форм психической деятельности человека.

ВОПРОСЫ К ЭКЗАМЕНУ

1. Определение и основные направления современной нейропсихологии как прикладной отрасли психологической науки в целом.

2. Основные понятия нейропсихологии.

3. Психоморфологическое направление и концепция эквипотенцальности мозга.

4. Теория системной динамической локализации высших психических функций человека Л.С. Выготского и А.Р. Лурия.

5. Концепция о структурно-системной организации мозга как субстрате психической деятельности (О.С. Адрианова).

6. Общая структурно-функциональная модель мозга как субстрата психической деятельности (А.Р. Лурия).

7. Энергетический блок мозга (блок регуляции тонуса и бодрствования).

8. Блок приема, переработки и хранения экстероцептивной информации.

9. Блок программирования, регуляции и контроля за протеканием психической деятельности (сложных форм деятельности).

10. Функциональное взаимодействие основных блоков мозга.

11. Первичные зоны корковых концов анализаторных систем коры больших полушарий.

12. Вторичные зоны корковых концов анализаторных систем коры больших полушарий.

13. Третичные зоны корковых концов анализаторных систем коры больших полушарий.

14. Зрительный анализатор, принципы строения.

15. Сенсорные зрительные расстройства.

16. Основные виды зрительных агнозий: предметная, лицевая, оптико-пространственная, буквенная, цветовая, симультанная.

17. Звуковой анализатор, принципы строения.

18. Слуховые сенсорные расстройства.

19. Гностические слуховые расстройства.

20. Речевой слух.

21. Формы афазий, связанные с нарушением афферентных звеньев речевой системы.

22. Формы афазий, связанные с нарушением эфферентных звеньев речевой системы.

23. Псевдоафазии.

24. Кожно-кинестетический анализатор, основные принципы строения (тактильная, температурная, болевая и проприоцептивная виды чувствительности).

25. Сенсорные кожно-кинестетические расстройства.

26. Тактильные агнозии.

27. Пирамидная система.

28. Экстрапирамидная система.

29. Апраксии.

30. Синдромный анализ нарушений высших психических функций.

31. Проблема факторов в нейропсихологии.

 

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Нейропсихология: Учебник для вузов. 4-е изд. / Е.Д. Хомская. – СПб.: Питер, 2008. – 496с.: ил.

 

11. АЛЕКСАНДР РОМАНОВИЧ ЛУРИЯ (1902-1977)

КРАТКИЙ БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

Историю психологии XX столетия, наверное, лучше всего изучать по многотомному американ­скому изданию «История психологии в автобиогра­фиях». Эта уникальная серия начала выходить в те годы, когда в США еще не настолько возобладал великодержавный эго­центризм, которым за версту разит от большин­ства современных американских книг по психологии. В серии нашлось место автобиографиям многих евро­пейских ученых. Правда, наша страна оказалась пред­ставлена скромно. Единственным российским психо­логом, которому редактор серии Э. Г. Боринг предло­жил представить для публикации свою научную автобиографию, оказался Александр Романович Лурия. И это был действительно ученый с мировым именем, иностранный член Национальной академии наук США, Американской академии наук и искусств, Американ­ской академии педагогики, почетный член французско­го, британского, швейцарского, испанского психологи­ческих обществ, почетный профессор шести зарубеж­ных университетов. Его труды с 20-х гг. и до наших дней издаются на разных языках по всему миру. Лурия не ки­чился своими заслугами и титулами (ведь для настояще­го ученого звания и титулы – побочный продукт, а не самоцель). Однажды он даже возмутился, когда в одной из журнальных статей его имя поставили в один ряд с именами великих ученых Павлова и Шеррингтона. Но на самом деле нет сегодня в мире специалиста по иссле­дованиям мозга, который не изучал бы его труды. Помимо этого, Лурия внес весомый вклад в решение мно­жества психологических проблем. И для новых поколе­ний психологов будет весьма полезен и поучителен пример такого выдающегося соотечественника.

Александр Романович Лурия родился в 1902 г. в Ка­зани в семье врача. Его отец был известным специалис­том по желудочно-кишечным заболеваниям, человек строгой естественно-научной направленности, и ему впоследствии пришлось не по душе увлечение сына психологией. Как вспоминал А. Р. Лурия, он, по мнению отца, выбрал «никому не нужную, дурацкую науку». Лишь в 1937 г., когда А. Р. Лурия получил второе выс­шее образование, окончив мединститут, его отец нако­нец испытал удовлетворение судьбою сына.

1917 г. Лурия встретил 15-летним юношей, за плеча­ми у которого было шесть классов восьмилетнего курса классической гимназии. Завершив среднее образование на краткосрочных курсах, он в 1918 г. поступил в Казан­ский университет, который в ту пору распахнул двери практически всем желающим, независимо от уровня под­готовки. В университете царил хаос. Чему и как следует учить студентов, никто толком не представлял. Факуль­тет, на который поступил Лурия, назывался юридичес­ким, но вскоре был переименован в факультет общест­венных наук. В учебном плане сохранился курс римского права, наспех переименованный в «социальные основы права». К психологии Лурия пришел не сразу и, надо ска­зать, весьма извилистым путем. Вот его собственное крайне парадоксальное утверждение: «Я начал свой путь в науке с того, что получил прочное, длительное и со­вершенно безоговорочное отвращение к психологии». Как и многие молодые люди той поры, студент Лурия бредил социальным прожектерством. Он намеревался написать книгу о законах возникновения и распростра­нения идей. Этот замысел так и не был осуществлен, однако побудил Лурию обратиться к психологическим источникам, каковыми оказались труды Вундта, Титченера и Гефдинга. «Ни в этих, ни в каких других книгах по психологии тех времен и намека не было на живую личность, и скучища от них охватывала человека совер­шенно непередаваемая. И я для себя сделал вывод – вот уж наука, которой я никогда в жизни не стану зани­маться!»

Пересмотреть эту категоричную точку зрения Лу­рию заставило знакомство с трудами 3. Фрейда, кото­рыми он сильно заинтересовался. Причем настолько, что организовал психоаналитический кружок. Первое, что Лурия сделал в качестве его председателя, – заказал бланки на русском и немецком языках и на одном из них послал в Вену уведомление о создании новой орга­низации – Казанского психоаналитического кружка. Через три недели (стоял 1921 год!) пришел ответ, начи­навшийся словами: «Уважаемый господин президент...» Фрейд писал, как он рад был узнать, что его идеи под­хвачены в далекой Казани. Этот уникальный автограф по сей день хранится в архиве А. Р. Лурии.

Психоаналитическими штудиями процесс психоло­гического самообразования не закончился (как у любо­го настоящего психолога, у Лурии он длился всю жизнь). Немалый интерес вызвали у него работы В. М. Бехтере­ва, поразившие его объективным подходом к психоло­гическим проблемам. Под впечатлением от идей Бехте­рева Лурия решил основать журнал, надеясь, что Бехтерев согласится войти в редакционную коллегию. Согласием удалось заручиться, и журнал увидел свет. Вышло, прав­да, всего два номера. Ввиду отсутствия типографской бумаги журнал был напечатан на желтой оберточной, которую удалось раздобыть на местном мыловаренном заводе. (В наше «невыносимое» время психологи, и не только они, в один голос стонут, как трудно сейчас что-то создать, а тем более издать. В очередном приступе уныния пускай вспомнят про эти желтые листки обер­точной бумаги.)

В этом журнале были опубликованы статьи Лурии, в которых были описаны объективные методы изуче­ния времени реакции при утомлении (эти исследова­ния были выполнены им в Казанском институте науч­ной организации труда). Статьи привлекли внимание К. Н. Корнилова, сменившего Г. И. Челпанова на посту директора Московского психологического института, и он пригласил молодого подающего надежды исследова­теля в Москву. Именно здесь Лурия провел свое первое исследование, получившее международный резо­нанс, – создал так называемую сопряженную мотор­ную методику. В ее основе лежала идея ассоциативного эксперимента К. Г. Юнга. Предложенная Лурией моди­фикация метода была довольно простой. От испытуе­мого требовалось в ответ на предъявляемое слово отве­чать первым пришедшим на ум словом и одновременно сжимать рукой резиновую грушу. Слова предъявлялись самые разные – как нейтральные, так и такие, которые могли иметь для испытуемого особый эмоциональный подтекст. В том случае, когда стимул провоцировал ка­кие-то скрытые переживания, можно было зафиксиро­вать некоторую задержку словесной и двигательной ре­акции. Эксперимент Лурии был использован в крими­налистической практике. С его помощью удалось среди нескольких подозреваемых выявить того, кто последу­ющими следственными процедурами действительно был изобличен как преступник. Этот опыт Лурия обоб­щил в книге «Природа человеческих конфликтов», ко­торая была издана на английском языке в Нью-Йорке в 1932 г. и с той поры так и не была опубликована в нашей стране. А в США разработка этой проблемы активно продолжалась и привела в итоге к созданию детектора лжи в его современной модификации.

В Москве Лурия продолжил активную деятельность на ниве психоанализа. Он стал ученым секретарем Рус­ского психоаналитического общества, его отчеты о деятельности общества регулярно публиковались в издани­ях Международной психоаналитической ассоциации. Еще в Казани им была написана и издана малым тира­жом книга «Психоанализ в свете основных тенденций современной психологии». В Москве под патронажем симпатизировавшего психоанализу директора Госиздата О. Ю. Шмидта книгу удалось переиздать весьма со­лидным по тем временем тиражом – 500 экземпляров.

Однако постепенно увлечение фрейдистскими идея­ми сошло на нет. Попытки Лурии применить психоана­лиз в психиатрической клинике не дали ощутимых ре­зультатов. В итоге Лурия пришел к выводу о недооценке Фрейдом социального опыта и принципиальной огра­ниченности его теории.

В первые же годы пребывания в Москве Лурия стал заниматься педагогической работой. С 1923 г. он начал работать в Академии коммунистического воспитания им. Н. К. Крупской в качестве заведующего кафедрой психологии. Там было начато новое исследование, ко­торое позже было опубликовано в виде двух моногра­фий: «Речь и интеллект в развитии ребенка» (1928) и «Речь и интеллект у городского, деревенского и беспри­зорного ребенка» (1930). Это были первые публикации, в которых проявился интерес Лурии к проблеме речи, которой он впоследствии посвятил много эксперимен­тальных и теоретических работ.

В июле 1925 г. Лурия отправился в Германию вместе с отцом, который намеревался посетить несколько не­мецких клиник. Так Лурия познакомился с Куртом Левином – крупным немецким психологом, с которым у него сложились дружеские отношения. Впоследствии, в 1933 г., когда Левин возвращался в Берлин из команди­ровки в Японию и остановился в Москве, Лурия на­стойчиво уговаривал его не возвращаться в фашистскую Германию, а остаться в СССР. Прозорливый Левин внял совету лишь отчасти: домой он не вернулся, но и в Москве не остался, предпочтя направиться в США.

В 1924 г. произошло важное событие. На Втором неврологическом съезде в Ленинграде Лурия встретил­ся с Л. С. Выготским. Доклад Выготского произвел на него неизгладимое впечатление. По инициативе Лурии Выготский, живший и работавший в Гомеле (где он пре­подавал психологию в техникуме), был приглашен в Москву, в Институт психологии. Хотя Лурия был моло­же Выготского всего на пять лет и за его спиной был уже немалый опыт научной работы, он сразу и безоговороч­но признал Выготского своим учителем и руководите­лем. Правда, формально Лурия первое время был руко­водителем Выготского, который, придя в Институт, по­ступил в аспирантуру.

С именем Выготского и его учеников связано нача­ло построения новой советской психологии, непосред­ственно ориентированной на практику. Выготскому принадлежит четкое осознание «психологического кри­зиса», а также путей выхода из него. Вместо объясни­тельной, или физиологической, психологии, занимав­шейся лишь простейшими психическими явлениями, и описательной феноменологической психологии, кото­рая безуспешно пыталась описывать сложные психи­ческие процессы, не умея их объяснить, по мнению Вы­готского, следовало заново осмыслить психические про­цессы как производные от исторических (культурных) отношений, а психологию – как науку о формирова­нии и функционировании этих процессов.

В эти годы на общей теоретической основе сплоти­лась знаменитая «тройка