Наказание Долорес

 

Ужин в Большом зале стал для Гарри сущим наказанием, поскольку весть о том, что он наорал на Кхембридж, распространилась по школе с невиданной даже для Хогвартс быстротой. В результате, пока Гарри сидел между Роном и Гермионой и ел, до него отовсюду доносилось взволнованное шушуканье, причём, как ни странно, никого не волновало, что Гарри может их услышать. Наоборот, создавалось впечатление, будто его намеренно пытаются вывести из себя, чтобы он снова раскричался, – видимо, рассчитывая таким образом узнать всё из первых уст.

– Он говорит, что видел, как убили Седрика Диггори…

– Заявляет, будто дрался на дуэли с Сами‑Знаете‑Кем…

– Да брось…

– Кто в это поверит?

– Я т‑тя умоляю…

– Чего я не понимаю, – сквозь зубы процедил Гарри, откладывая нож и вилку (он не мог их удержать, руки слишком сильно дрожали), – так это почему тогда, два месяца назад, они поверили рассказу Дамблдора, а сейчас…

– А я вовсе не уверена, что они поверили, – мрачно сказала Гермиона. – Знаете что, пошли‑ка отсюда.

Она шваркнула на стол нож и вилку. Рон, тоскливо глядя на недоеденный яблочный пирог, послушно поднялся с места. Все головы в зале повернулись им вслед.

– Не уверена, что они поверили Дамблдору? Почему? – спросил Гарри Гермиону на площадке первого этажа.

– Видишь ли, ты не представляешь, как всё выглядело со стороны, – негромко ответила Гермиона. – Ты внезапно появился посреди поля с телом Седрика на руках… Но никто ведь не видел, что произошло в лабиринте… А после этого Дамблдор сообщил, что Сам‑Знаешь‑Кто вернулся, убил Седрика и дрался с тобой.

– И это истинная правда! – гневно воскликнул Гарри.

– Да, Гарри, я знаю. Может, уже хватит на меня бросаться, а? – устало сказала Гермиона. – Дело в том, что раньше, чем эта самая истинная правда успела дойти до их сознания, они разъехались на каникулы, а дома на протяжении целых двух месяцев «Прорицательская газета» внушала им, что ты ненормальный, а Дамблдор вообще выжил из ума!

Пустынными коридорами они брели к гриффиндорской башне. Дождь громко барабанил в стёкла. Гарри казалось, что первый день в школе длится уже как минимум неделю, а ведь перед тем как идти спать, нужно ещё сделать целую гору домашних заданий! Лоб над правым глазом сверлила противная, тупая боль. Перед поворотом в коридор, где висел портрет Толстой Тёти, Гарри глянул в залитое дождём окно. Во дворе было темно, и в хижине Хагрида по‑прежнему не горел свет.

– Мимбулюс мимблетония, – опередила Гермиона вопрос Толстой Тёти, портрет открылся, и они через дыру перелезли в общую гостиную.

В комнате почти никого не было, гриффиндорцы ещё не вернулись с ужина. Косолапсус, красиво развернув свёрнутое клубком тело, с громким мурлыканьем побежал им навстречу и, как только Гарри, Рон и Гермиона уселись в свои любимые кресла у камина, легко вспрыгнул Гермионе на колени, устроился там и стал похож на мохнатую рыжую подушку. Гарри в полнейшем изнеможении уставился в огонь.

– Как Дамблдор мог такое допустить? – вдруг вскричала Гермиона. Косолапсус с оскорблённым видом соскочил с её колен, а Гарри и Рон от испуга подпрыгнули на месте. Гермиона в ярости ударила кулаками по ручкам кресла, и из дыр в обивке посыпалась труха. – Как он мог взять эту женщину нам в учителя? К тому же в год экзаменов на С.О.В.У.!

– Ну, нормального учителя по защите от сил зла у нас никогда не было, – сказал Гарри. – Вы же знаете, Хагрид нам говорил: на эту работу никто не хочет идти, говорят, она проклята.

– Да, но нанимать человека, который запрещает колдовать! Чего Дамблдор хочет этим добиться?

– К тому же она хочет, чтобы мы шпионили друг за другом, – потемнел лицом Рон. – Помните, она говорила, что если кто‑то будет тревожить нас россказнями о возвращении Сами‑Знаете‑Кого, то ей хотелось бы об этом знать?

– Да и сама она здесь для того, чтобы шпионить за нами, это же очевидно, за этим Фадж её сюда и направил, – резко отозвалась Гермиона.

– Только не заводитесь, – с бессильной усталостью произнёс Гарри. – Давайте лучше… сделаем домашние задания, чтобы побыстрее отделаться…

Они сходили за лежавшими в углу рюкзаками и вернулись в кресла у камина. К этому времени народ уже начал возвращаться с ужина. Гарри старательно отворачивался от входного отверстия, но всё равно чувствовал, что все на него смотрят.

– Давайте для начала разделаемся со Снейп, – предложил Рон, окуная перо в чернильницу. – «Свойства… лунного камня… и его применение… в зельеделии…» – забормотал он, водя пером по пергаменту. – Вот. – Он подчеркнул заглавие и выжидательно уставился на Гермиону.

– Ну? Каковы свойства лунного камня и его применение в зельеделии?

Но Гермиона не слушала; она, прищурившись, глядела в дальний угол комнаты, где, окружённые первоклассниками, сидели Фред, Джордж и Ли Джордан. Первоклассники с наивным видом доставали что‑то из бумажного пакета, который протягивал им Фред, и отправляли это в рот.

– Нет уж, извините, это переходит всякие границы, – заявила Гермиона и с разъярённым видом встала. – Рон, пошли.

– А? Чего? – Рон явно старался выгадать время. – Да ну… Брось, Гермиона… Не можем же мы делать им замечания за то, что они раздают сладости.

– Ты прекрасно знаешь, что это никакие не сладости, а нуга‑носом‑кровь или… пучительные пастилки или что там ещё бывает…

– Хлопья‑в‑обморок? – тихо подсказал Гарри.

Первоклассники один за другим теряли сознание, обмякая в своих креслах, будто стукнутые по голове невидимой киянкой; кто‑то соскальзывал на пол, кто‑то перевешивался через подлокотники, при этом их языки высовывались наружу. Большинство из тех, кто находился в гостиной, со смехом наблюдали за происходящим, но Гермиона, грозно подняв плечи и твёрдо печатая шаг, направилась к Фреду с Джорджем. Те с блокнотами в руках внимательно наблюдали за детьми, пребывавшими в глубоком обмороке. Рон приподнялся с сиденья, в нерешительности повисел на руках, а потом, пробормотав: – Сама разберётся, – снова сел, постаравшись как можно глубже уйти в мягкое сиденье.

– Хватит! – свирепо сказала Гермиона близнецам, которые посмотрели на неё с некоторым удивлением.

– Пожалуй, ты права, – задумчиво кивнул Джордж, – думаю, этой дозы достаточно…

– Я вам уже говорила утром, нельзя испытывать эту дрянь на школьниках!

– Мы им платим! – возмутился Фред.

– Какая разница! Это может быть опасно!

– Фигня, – отмахнулся Фред.

– Успокойся, Гермиона, с ними всё в порядке! – заверил Ли. Он ходил от первоклассника к первокласснику, пихая в открытые рты фиолетовые пастилки.

– Точно, смотри, они приходят в себя, – сказал Джордж.

Действительно, кое‑кто уже шевелился, и по тому, до какой степени изумлялись некоторые из них, обнаружив, что лежат на полу или свешиваются с подлокотника, Гарри понял, что Фред с Джорджем не предупреждали детей о том, какое действие оказывают сладости.

– Нормально себя чувствуешь? – ласково спросил Джордж у крошечной темноволосой девочки, лежавшей у его ног.

– Ка… кажется, да, – дрожащим голосом ответила та.

– Отлично! – радостно воскликнул Фред, но уже в следующую секунду Гермиона выхватила у него из рук блокнот и бумажный пакет с хлопьями‑в‑обморок.

– Ничего НЕ отлично!

– Как это не отлично, они ведь живы, – рассердился Фред.

– Вы не имеете права так поступать! Что, если кто‑то по‑настоящему заболеет?

– Никто не заболеет, мы всё проверили на себе, а теперь просто смотрим, у всех ли одинаковая реакция…

– Если вы не прекратите, я…

– Что? Оставишь нас после уроков? – спросил Фред голосом, в котором явственно прочитывалось: «посмотрим, что у тебя получится».

– Заставишь писать предложения? – хмыкнул Фред.

Те, кто наблюдал за этой сценой, засмеялись. Гермиона выпрямилась в полный рост. Глаза её сузились, а пышные волосы, казалось, излучали электричество.

– Нет, – сказала она. Её голос дрожал от гнева. – Я напишу вашей маме.

– Ты что, с ума сошла? – ужаснулся Джордж, отшатываясь назад.

– Нет, не сошла, – сурово произнесла Гермиона. – Я не могу вам запретить экспериментировать на себе, но на первоклассниках – не позволю.

Фред и Джордж стояли как громом поражённые. Было понятно, что Гермиона нанесла им удар ниже пояса. Бросив на близнецов последний грозный взгляд, она пихнула блокнот с пакетом Фреду в руки и гордо удалилась к своему креслу у камина.

Рон так сильно вжался в сиденье, что его нос находился примерно на одном уровне с коленками.

– Благодарю за поддержку, Рон, – процедила Гермиона.

– Ты же сама прекрасно справилась, – промямлил Рон.

Гермиона несколько секунд невидяще смотрела на чистый лист пергамента, а потом раздражённо сказала:

– Нет, бесполезно, я сейчас не смогу сосредоточиться. Всё, пора спать.

Она распахнула рюкзак. Гарри был уверен, что Гермиона хочет собрать свои книжки, а она вместо этого достала два бесформенных шерстяных предмета, аккуратно разместила их на столике у камина, накидала сверху пергаментных обрывков, положила поверх всего сломанное перо и отступила на шаг назад, чтобы полюбоваться полученным эффектом.

– Чем это, во имя Мерлина, ты занимаешься? – спросил Рон. Он смотрел на Гермиону так, словно опасался за её рассудок.

– Это – шапочки для домовых эльфов, – живо отозвалась Гермиона, начиная собирать учебники. – Я связала их летом. Конечно, без колдовства я вяжу на редкость медленно, но здесь, в школе, мне, надеюсь, удастся сделать гораздо больше.

– Так ты что, разложила шапочки для домовых эльфов? – очень медленно проговорил Рон. – А сверху прикрыла их мусором?

– Да, – с вызовом ответила Гермиона, перебрасывая рюкзак через плечо.

– Так не годится, – возмутился Рон. – Ты хочешь обманом заставить их взять в руки шапочки. Освободить эльфов без их ведома. А если они этого не хотят?

– Разумеется, хотят! – уверенно возразила Гермиона, хотя лицо её при этом сильно порозовело. – Смотри, Рон, не вздумай трогать эти шапочки!

Она круто развернулась и ушла. Рон подождал, пока она скроется за дверью спальни, и решительно снял мусор с вязаных шапочек.

– Пусть хотя бы видят, что берут в руки, – сказал он. – Ладно… – он скатал пергамент с заголовком к сочинению для Снейп, – сегодня уже ничего не получится, без Гермионы мне этого нипочём не одолеть, я понятия не имею, зачем нужен лунный камень. А ты?

Гарри помотал головой и понял, что от этого боль в правом виске резко усиливается. Он подумал о немыслимо длинном сочинении по войнам с гигантами, которое нужно было написать, и в голове запульсировало. Тогда, прекрасно зная, что утром непременно пожалеет, что не написал сочинение вечером, Гарри побросал книжки в рюкзак.

– Я тоже пойду спать.

По дороге к спальне он прошёл мимо Симуса, но даже не посмотрел на него. Симус открыл рот, собираясь что‑то сказать, но Гарри лишь ускорил шаг и добрался до успокоительной тишины каменной винтовой лестницы, счастливо избежав очередной провокации.

 

* * *

 

Утро следующего дня было таким же свинцово‑дождливым, как и вчерашнее. Хагрида за завтраком по‑прежнему не было.

– Зато сегодня никакого Снейп, – утешающим тоном сказал Рон.

Гермиона широко зевнула и налила себе кофе. У неё был довольный вид, и, когда Рон спросил её, что это она такая счастливая, она ответила:

– Шапочки пропали. Видишь, эльфы всё‑таки хотят быть свободными.

– Я бы на твоём месте не был так уверен, – отмахнулся Рон. – Может, такие шапочки не считаются за одежду. По мне, они больше похожи на шерстяные мочевые пузыри.

Гермиона не разговаривала с ним всё утро.

За сдвоенным уроком заклинаний следовали сдвоенные превращения. И профессор Флитвик, и профессор Макгонаголл посвятили как минимум пятнадцать минут лекции о важности экзаменов на С.О.В.У.

– Вы должны помнить, – проскрипел крошечный профессор Флитвик с книжной стопки, на которую он всегда забирался, чтобы его было видно из‑за письменного стола, – что эти экзамены оказывают решающее влияние на всю вашу дальнейшую жизнь! Тем из вас, кто ещё не думал о будущей карьере, самое время о ней задуматься. И, чтобы вы достойно проявили себя на экзаменах, нам придётся очень много работать – больше, чем когда‑либо прежде!

Они стали повторять призывное заклятие, которое, по словам профессора Флитвика, у них непременно должны спросить на экзамене, и повторяли его больше часа, а в конце урока им задали столько, сколько никогда ещё не задавали.

На превращениях было то же самое, если не хуже.

– Вам не удастся сдать экзамены на С.О.В.У., – с мрачной суровостью изрекла профессор Макгонаголл, – без серьёзного отношения к занятиям, как теоретическим, так и практическим. Однако, при условии, что вы будете работать добросовестно и с полной отдачей, я не вижу никаких причин, которые могли бы воспрепятствовать успешному достижению вами совершенно обычного волшебного уровня. – Невилл издал тихое восклицание, выражавшее недоверие. – Да‑да, я говорю и о тебе, Лонгботом, – сказала профессор Макгонаголл. – Ведь ты всё делаешь правильно, тебе лишь не хватает уверенности. Итак… Сегодня мы начинаем изучать исчезальные заклинания. Они несколько проще созидальных, соответствующих уровню П.А.У.К., но, тем не менее, относятся к разряду наитруднейшей магии, владение которой вам предстоит продемонстрировать при сдаче экзаменов на С.О.В.У.

Профессор Макгонаголл оказалась совершенно права; Гарри счёл исчезальные заклятия невероятно сложными. Второй час сдвоенного урока подходил к концу, а улитки, на которых они с Роном тренировались, по‑прежнему оставались на месте, хотя Рон и объявил с надеждой в голосе, что, кажется, его улитка чуточку побледнела. А вот Гермиона растворила свою улитку в воздухе всего с третьей попытки, за что и получила от профессора Макгонаголл поощрение в виде десяти баллов для «Гриффиндора». Гермиона была единственной, кого освободили от домашнего задания, всем остальным велели весь вечер практиковаться и к завтрашнему дню как следует подготовиться к новой атаке на улиток.

Гарри и Рон, успевшие слегка запаниковать – объём домашних заданий стремительно нарастал – провели обеденный перерыв в библиотеке, пытаясь что‑нибудь узнать о применении лунного камня в зельеделии. Гермиона с ними не пошла – она всё ещё злилась на Рона из‑за шапочек. К началу урока по уходу за магическими существами у Гарри от напряжённых занятий опять разболелась голова.

К середине дня установилась прохладная, ветренная погода, и, когда Гарри и Рон спускались по склону холма к хижине Хагрида, на лица им падали редкие капли дождя. Профессор Грубль‑Планк ждала учеников ярдах в десяти от двери хижины. Перед ней стояли длинные деревянные козлы, заваленные обрезками веток. На подходе к козлам Гарри с Роном услышали где‑то сзади громкий взрыв хохота и, обернувшись, увидели Драко Малфоя, который шёл за ними в сопровождении своей обычной компании. Драко, очевидно, очень удачно пошутил, так как, даже подойдя к козлам, Краббе, Гойл, Панси Паркинсон и другие слизеринцы никак не могли успокоиться, давились от смеха и при этом бросали на Гарри такие взгляды, что не нужно было большого ума, чтобы догадаться, на чей счёт относилась шутка.

– Все собрались? – отрывисто бросила профессор Грубль‑Планк, когда все ученики собрались у козел. – Тогда начнём. Кто знает, что это такое?

Она показала на груду веток. Рука Гермионы сразу взметнулась вверх. Драко Малфой, за её спиной, довольно удачно передразнил Гермиону, по‑лошадиному оскалив зубы и подпрыгивая на месте от нетерпения. Панси Паркинсон завизжала от смеха, но визг очень скоро перерос в вопль ужаса, поскольку Вудесные обрезки резко встрепенулись и оказались не ветками, а маленькими, похожими на эльфеек, деревянными человечками. У них были шишковатые ручки и ножки, по два пальца‑веточки на каждой руке и забавные, плоские, будто покрытые корой личики с блестящими коричневыми глазами, напоминающими крошечных жучков.

– О‑о‑о‑о‑о! – воскликнули Парватти и Лаванда, чем сразу же ужасно раздражили Гарри. Можно подумать, Хагрид не показывал им ничего интересного! Разумеется, скучечервей занимательными не назовёшь, но зато саламандры и гиппогрифы!… Не говоря уже про взрывастых драклов.

– Девочки, пожалуйста, потише! – прикрикнула профессор Грубль‑Планк и разбросала между палочными человечками горстку чего‑то похожего на коричневый рис. Человечки немедленно набросились на еду. – Итак… Кто знает, как называются эти существа? Мисс Грэнжер?

– Лечурки, – ответила Гермиона. – Они – хранители леса, и обычно живут на деревьях, которые используются для изготовления волшебных палочек.

– Пять баллов «Гриффиндору», – объявила профессор Грубль‑Планк. – Совершенно верно, это лечурки. Они, как справедливо сказала мисс Грэнжер, обитают в основном на тех деревьях, Вудесина которых подходит для изготовления волшебных палочек. Кто знает, чем они питаются?

– Мокрицами, – быстро ответила Гермиона, и это объяснило Гарри, почему зерна, которые он принял за коричневый рис, непрерывно шевелились. – Но больше всего они любят яйца феек.

– Умница девочка, ещё пять баллов. Итак. Если вам нужна листва или Вудесина дерева, на котором обитает лечурка, то, чтобы отвлечь и успокоить его, разумно принести с собой немного мокриц. На вид лечурки неопасны, однако, если их разозлить, они могут попытаться выколоть человеку глаза – как видите, пальцы у них очень острые, и их соседство с глазным яблоком в высшей степени нежелательно. Теперь подойдите поближе, возьмите горстку мокриц и лечурку – здесь хватит по одному на троих – и подробно его рассмотрите. К концу урока каждый должен зарисовать это существо и сделать подписи под всеми частями его тела.

Ребята устремились к деревянным козлам. Гарри незаметно обошёл вокруг стола и оказался рядом с профессором Грубль‑Планк.

– А где Хагрид? – спросил он, пока все остальные выбирали лечурок.

– Тебя это не касается, – безаппеляционно заявила профессор Грубль‑Планк. Точно так же она ответила и в прошлый раз, когда Хагрид не появился на уроке. Драко Малфой, с улыбкой во весь рот, перегнулся через Гарри и схватил самого большого лечурку.

– Не исключено, – сказал он вполголоса, так, чтобы только Гарри мог его слышать, – что наша бестолковая громадина попала в большую беду.

– Не исключено, что и ты попадёшь в большую беду, если вовремя не заткнёшься, – процедил Гарри уголком рта.

– Не исключено, что бестолковая громадина ввязалась в такие дела, которые для неё слишком велики … если ты понимаешь, о чём я.

Малфой отошёл, оборачиваясь через плечо и мерзко ухмыляясь. Гарри внезапно и очень сильно затошнило. Неужели Малфой что‑то знает? А что, ведь его отец – Упивающийся Смертью… Вдруг он знает о судьбе Хагрида то, чего ещё не знают в Ордене? Гарри быстро обогнул стол и направился к Рону и Гермионе. Они сидели на корточках чуть поодаль и пытались зарисовать лечурку, который никак не хотел стоять смирно. Гарри достал перо и пергамент, опустился на корточки рядом с друзьями и шёпотом пересказал свой разговор с Малфоем.

– Если бы с Хагридом что‑то случилось, Дамблдор бы об этом знал, – сразу сказала Гермиона. – А ты своим встревоженным видом только играешь на руку Малфою! Он, наверное, уже догадался, что нам ничего толком не известно. Не надо обращать на него внимания, Гарри. На‑ка, подержи лучше лечурку, а то я никак не могу нарисовать его мордочку…

– Да, кстати, – отчётливо донёсся до них протяжный голос Малфоя, который, вместе со своими прихлебателями, находился совсем рядом, – папа буквально пару дней назад беседовал с министром, и, похоже, министерство решило наконец покончить с теми безобразиями, которые творятся в нашей магодельне. Сколько можно терпеть, что нам дают второсортное образование! Так что не беспокойтесь – если раздутый дурак снова здесь объявится, его сразу отправят паковать вещички.

– ОЙ!

Гарри так крепко сжал лечурку, что чуть не переломил бедняжку, и тот в отместку хлестнул остренькими пальчиками по его руке, оставив два длинных глубоких пореза. Гарри выронил лечурку. Тот со всех ног припустил к лесу и вскоре бесследно растворился среди корней. От этого зрелища Краббе и Гойл, и без того пребывавшие в телячем восторге по поводу неминуемого увольнения Хагрида, развеселились ещё пуще. Наконец по двору эхом разнёсся удар колокола. Гарри скатал в трубочку заляпанное кровью изображение лечурки и, с рукой, перевязанной носовым платком Гермионы, и издевательским смехом Малфоя в ушах, решительным шагом отправился на гербологию.

– Если Малфой ещё хоть раз назовёт Хагрида дураком… – сквозь зубы прошипел он.

– Гарри, лучше не ссорься с ним, не забывай, он теперь староста и может сильно осложнить тебе жизнь…

– Вот беда‑то! А так у меня жизнь легче лёгкого, – с сарказмом сказал Гарри. Рон засмеялся, а Гермиона нахмурилась. Они вяло брели через огород. Тучи с самого утра так и не могли решить, прольются они дождём или нет.

– Я хочу одного: чтобы Хагрид поскорее вернулся, – тихо проговорил Гарри, когда они подошли к теплицам. – И не вздумай говорить, что Грубль‑Планк лучше как учитель! – угрожающе добавил он.

– Я и не собиралась, – невозмутимо повела бровями Гермиона.

– Потому что она хуже и всё, – твёрдо заявил Гарри. Он прекрасно понимал, что ему только что довелось присутствовать на образцовом уроке ухода за магическими существами, и был страшно этим раздосадован.

Дверь ближайшей теплицы распахнулась, и оттуда вывалилась плотная стайка четвероклассников, среди которых была и Джинни.

– Привет, – весело поздоровалась она, проходя мимо. Спустя пару секунд, последней, в дверях показалась Луна. Её волосы были стянуты в узел на макушке, а под носом красовалось земляное пятно. При виде Гарри Луна пришла в невероятное возбуждение. Выпуклые глаза почти выкатились из орбит, и она ринулась ему навстречу. Многие из её одноклассников с любопытством обернулись, желая узнать, в чём дело. Луна набрала в лёгкие побольше воздуха и, даже не поздоровавшись, выпалила: – Я верю, что Тот‑Кто‑Не‑Должен‑Быть‑Помянут вернулся, и верю, что ты дрался с ним и сумел спастись.

– Э‑э‑э… да, – неловко ответил Гарри. В ушах у Луны вместо серёг болтались какие‑то оранжевые редиски, по крайней мере, так они выглядели. На это, конечно же, обратили внимание Лаванда с Парватти – они хихикали и показывали пальцами на уши Луны.

– Можете смеяться, – повысила голос Луна, видимо, решив, что Лаванда и Парватти смеются не над её видом, а над её словами. – Есть люди, которые не верят и в существование балабольного вотэтодавра и складкорогого стеклопа.

– И правильно делают! – нетерпеливо перебила Гермиона. – Балабольных вотэтодавров и складкорогих стеклопов не бывает.

Луна окинула её уничижительным взглядом и, гневно раскачивая редисками, зашагала прочь. Теперь уже взвыли от хохота не только Парватти с Лавандой.

– Она чуть ли не единственная, кто мне верит, обязательно было её обижать? – укорил Гарри Гермиону, когда они отправились на урок.

– Гарри, я тебя умоляю! Ты можешь найти сторонников и получше! – воскликнула Гермиона. – Джинни рассказывала мне про неё. Похоже, она верит только в то, чему нет доказательств. Впрочем, чего и ждать, если её папа – редактор «Правдобора».

Гарри вспомнил жутких крылатых коней и заверения Луны, что она тоже их видит, и настроение у него сразу упало. Неужели она врала? К счастью, он не успел погрузиться в обдумывание этого вопроса, так как к нему подошёл Эрни Макмиллан.

– Я хочу, чтобы ты знал, Поттер, – громким, далеко разносящимся голосом сказал Эрни, – на твоей стороне не одни только чокнутые. Я лично верю тебе на все сто. Вся моя семья твёрдо стоит на стороне Дамблдора, и я сам – тоже.

– Спасибо большое, Эрни, – ответил Гарри. Он удивился, но в то же время был тронут до слёз. Пусть Эрни выразился высокопарно, но зато в ушах у него не висели редиски, и поддержка такого человека была для Гарри очень ценна. Речь Эрни заставила Лаванду Браун перестать улыбаться, а поворачиваясь к Рону с Гермионой, Гарри случайно заметил, что на лице Симуса застыло странное выражение, смущённое и вызывающее одновременно.

Ни у кого не вызвало удивления, что урок профессора Спаржеллы начался с лекции о важности экзаменов на С.О.В.У. Сколько же можно об этом говорить! У Гарри и так сосало под ложечкой всякий раз, когда он вспоминал о накопившихся домашних заданиях, и засосало лишь сильнее, когда в конце урока профессор Спаржелла тоже задала на дом письменную работу. Через полтора часа усталые гриффиндорцы, источая сильный запах драконьего навоза – любимого удобрения профессора Спаржеллы – тесной толпой отправились обратно в замок. Никто особо не разговаривал; день выдался долгий и трудный.

Гарри умирал от голода, а в пять часов ему предстояло идти к Кхембридж отбывать наказание, поэтому он решил не относить вещи в гриффиндорскую башню, а идти прямо на ужин, чтобы успеть хоть немного перекусить. Однако, не успел он дойти до дверей Большого зала, как за его спиной раздался громкий и сердитый голос:

– Эй, Поттер!

– Ну что ещё? – устало пробормотал Гарри, оборачиваясь к Ангелине Джонсон, гнев которой, казалось, только‑только начинал закипать.

– Я тебе скажу, что ещё, – выпалила она, тяжёлым шагом подходя к Гарри и больно тыча пальцем ему в грудь. – Как ты умудрился заработать наказание на пять часов в пятницу?

– Что? – не понял Гарри. – А что?… Ах да! Испытания Охранников!

– Скажите, пожалуйста, вспомнил! – рявкнула Ангелина. – Разве я тебе не говорила, что хочу, чтобы присутствовала вся команда? Чтобы новый человек устраивал всех? Разве не говорила, что специально заказала время на стадионе? А ты взял и решил не присутствовать!

– Я решил не присутствовать?! – вскричал Гарри, задетый несправедливостью её слов. – Меня Кхембридж наказала! За правду о Сама‑Знаешь‑Ком!

– Ну так пойди и добейся, чтобы на пятницу она тебя отпустила, – приказала Ангелина, – как ты это сделаешь, мне всё равно. Можешь сказать, что Сам‑Знаешь‑Кто – плод твоего больного воображения! Главное, чтобы в нужное время ты был на поле!

Она круто развернулась и в ярости удалилась.

– Знаете что? – сказал Гарри Рону и Гермионе, когда они вошли в Большой зал. – Надо бы послать запрос в «Малолетстон Юнайтед» и узнать, не умер ли Вуд во время последнего сезона. Потому что его дух явно вселился в Ангелину.

– Ну и каковы, по‑твоему, шансы, что тётка Кхембридж отпустит тебя на пятницу? – скептически спросил Рон. Они в это время уже уселись за гриффиндорский стол.

– Меньше нуля, – мрачно изрёк Гарри, положил себе на тарелку телячьи котлеты и начал есть. – Но… попытка не пытка, правда? Я ей предложу отработать два дня вместо пятницы или… ну, я не знаю… что‑нибудь ещё… – Он проглотил картошку, которая была у него во рту, и добавил: – Надеюсь, сегодня она не будет держать меня очень долго. Вы понимаете, сколько нам уже задали уроков? Надо написать целых три сочинения, выучить исчезальное заклятие для Макгонаголл, найти контр‑заклятие для Флитвика, дорисовать лечурку и плюс ко всему начать идиотский дневник для Трелани!

Рон застонал и по непонятной причине посмотрел на потолок.

– И к тому же, кажется, будет дождь.

– Какое отношение это имеет к урокам? – удивлённо подняла брови Гермиона.

– Никакого, – сразу же ответил Рон, и его уши покраснели.

В пять часов Гарри попрощался с друзьями и отправился на третий этаж в кабинет Кхембридж. Он постучал в дверь и услышал в ответ сладкое и певучее: «Войдите». Гарри робко вошёл и огляделся по сторонам.

Он бывал в этом кабинете при трёх разных хозяевах. При Сверкароле Чаруальде стены комнаты были сплошь увешаны его собственными лучезарно улыбающимися портретами. При Люпине здесь стояли клетки и аквариумы с удивительными существами, представителями чёрных сил. А в дни самозванного Хмури кабинет был забит всевозможными детекторами и прочими устройствами, фиксирующими наличие в окружающем пространстве обмана и дурных помыслов.

Сейчас комната изменилась до неузнаваемости. Всё вокруг было устлано отороченными кружевом скатертями, салфетками, покрывалами. На отдельных салфеточках стояли несколько ваз с сухими цветами. На стене висела коллекция расписных тарелочек с ярко раскрашенными котятами, каждого из которых украшал бант своего цвета. Котята были настолько мерзкие, что Гарри оторопело смотрел на них до тех пор, пока профессор Кхембридж не сказала:

– Добрый вечер, мистер Поттер.

Гарри вздрогнул и повернулся к ней. Вначале он её не заметил – из‑за яркой робы с цветочным рисунком, почти сливавшейся со скатертью на столе, перед которым она стояла.

– Добрый вечер, профессор, – напряжённо поздоровался Гарри.

– Садитесь, – профессор Кхембридж показала на маленький, накрытый кружевом столик, возле которого она поставила стул с прямой спинкой. На столе лежал чистый лист пергамента, очевидно, предназначенный для Гарри.

– Э‑м, – не тронувшись с места, издал невнятный звук Гарри. – Профессор Кхембридж… Э‑э… до того, как начать, я… хотел попросить вас об… одолжении.

Она сощурила выпуклые глаза.

– Вот как?

– Да… В общем… Я – член гриффиндорской квидитчной команды. А в пятницу у нас испытания нового Охранника, и я должен был на них присутствовать. Вот я и хотел узнать… нельзя ли мне пропустить пятницу и… вместо этого… прийти в другой день…

Задолго до того, как Гарри закончил свою речь, он понял, что у него ничего не выйдет.

– Ах нет, – профессор Кхембридж растянула рот в улыбке с таким довольным видом, словно ей посчастливилось проглотить особенно вкусную муху. – Ах нет, нет, нет. Вы, мистер Поттер, наказаны за злостное распространение отвратительных слухов, с помощью которых вы пытались привлечь к себе внимание, а виновный, разумеется, не может отбывать наказание тогда, когда ему удобно. Нет, вы придёте сюда в пять часов и завтра, и послезавтра, и в пятницу тоже, и будете отбывать наказание, как запланировано. Очень хорошо, что при этом вы пропустите нечто, очень для вас важное. Так вы лучше усвоите урок, который я хочу вам преподать.

Кровь бросилась Гарри в голову, в ушах запульсировало. Стало быть, вот как? Он злостно распространяет отвратительные слухи, чтобы с их помощью привлечь к себе внимание?

Профессор Кхембридж, чуть склонив голову набок, спокойно наблюдала за ним. Казалось, она знает, о чём он думает, и ждёт, что он раскричится снова. Усилием воли Гарри отвёл от неё взгляд, бросил рюкзак на пол рядом со стулом с прямой спинкой и сел.

– Вот и славно, – сахарным голоском пропела профессор Кхембридж, – мы уже научились сдерживать свой темперамент, не так ли? А сейчас, мистер Поттер, я попрошу вас кое‑что для меня написать. Нет, не вашим пером, – добавила она, увидев, что Гарри потянулся к рюкзаку. – Я дам вам своё, особое. Прошу.

Она дала ему длинное, тонкое перо с необычайно острым кончиком.

– Я хочу, чтобы вы написали следующую фразу: «я никогда не должен лгать», – ласково произнесла Кхембридж.

– Сколько раз? – спросил Гарри с почти правдоподобной любезностью.

– О, столько, сколько потребуется, чтобы эта прописная истина дошла до вас, – промурлыкала она. – Начинайте.

Профессор Кхембридж отошла к своему столу, села и склонилась над стопкой, по всей видимости, сочинений, которые ей нужно было проверить. Гарри поднял перо и понял, чего ему недостаёт.

– Вы мне не дали чернил, – сказал он.

– О, чернила не понадобятся, – чуть насмешливо ответила профессор Кхембридж.

Острым кончиком чёрного пера Гарри прикоснулся к бумаге и начал писать: я никогда не должен лгать.

И ахнул от боли. Фраза, написанная, казалось, блестящими красными чернилами, проступила на пергаменте. Та же фраза проступила на тыльной стороне ладони Гарри, будто вырезанная скальпелем – однако, пока он в изумлении смотрел на свежий порез, кожа затянулась, оставшись совершенно гладкой, хотя и чуть покрасневшей.

Гарри обернулся к Кхембридж. Та в упор смотрела на него, распялив в улыбке жабий рот.

– Да?

– Ничего, – тихо сказал Гарри.

Он перевёл взгляд на пергамент, снова поднёс перо к бумаге, снова вывел: «я никогда не должен лгать» и снова ощутил сильнейшую боль, когда невидимый скальпель снова вырезал на его руке эти слова, которые, как и в прошлый раз, через несколько секунд исчезли.

Так оно и продолжалось: Гарри опять и опять писал «я никогда не должен лгать» – не чернилами, как он очень скоро догадался, а своей собственной кровью, – а невидимый скальпель неустанно вырезал эту сентенцию на его руке, потом кожа затягивалась, но, стоило опустить перо на пергамент, как слова появлялись вновь.

За окном кабинета сгустились сумерки. Гарри не спрашивал, когда его отпустят. И не смотрел на часы, понимая, что Кхембридж только и ждёт от него проявлений слабости. Но он не собирается доставлять ей такое удовольствие – пусть даже придётся просидеть здесь всю ночь, занимаясь резьбой по собственной руке… Когда прошла, как ему показалось, вечность, Кхембридж велела:

– Подойдите ко мне.

Гарри встал. Рука жутко саднила. Он взглянул на неё: рана затянулась, но кожа оставалась воспалённой, красной.

– Руку, – приказала Кхембридж.

Гарри протянул руку. Она взяла её и принялась трогать больное место жирными пальцами‑обрубками, сплошь унизанными старинными уродливыми кольцами. Гарри с трудом подавил дрожь отвращения.

– Ц‑ц‑ц, кажется, урок пока не слишком запечатлелся, – улыбнулась Кхембридж. – Что же, у нас ещё будет время на повторение, не так ли? Завтра вечером, в то же время. А сейчас можете идти.

Гарри ушёл, не сказав ни слова. В школе царили пустота и безмолвие; очевидно, было уже за полночь. Он медленно побрёл по коридору, а затем, завернув за угол и будучи уверен, что она больше не слышит его шагов, припустил бегом.

 

* * *

 

У Гарри не было времени поупражняться в исчезальном заклятии, он не внёс в дневник ни единого сновидения, не дорисовал лечурку и не написал сочинений. Утром ему пришлось пропустить завтрак – надо было спешно накатать хотя бы парочку снов, поскольку прорицание в тот день стояло первым уроком. Он вошёл в гостиную и крайне удивился, обнаружив за тем же занятием всклокоченного Рона. Тот, в надежде на озарение, ошалело водил глазами по сторонам.

– Что ж ты этого вчера не сделал? – спросил Гарри. Рон, которого Гарри, вернувшись ночью в спальню, застал крепко спящим, неопределённо пробормотал, что у него «были другие дела», а потом низко склонился над пергаментом и нацарапал ещё несколько слов.

– Ну и хватит с неё, – он захлопнул дневник. – Я написал, что покупал во сне новые ботинки. Надеюсь, в этом она не сможет углядеть ничего трагического.

Вдвоём, они торопливо направились в Северную башню.

– Кстати, как прошёл вечер с Кхембридж? Что она тебя заставила делать?

Гарри, мгновение поколебавшись, ответил:

– Писать.

– Ну, это не смертельно, – сказал Рон.

– Угу, – отозвался Гарри.

– Слушай! Я и забыл… Она отпустила тебя на пятницу?

– Нет, – мотнул головой Гарри.

Рон сочувственно застонал.

Для Гарри начался ещё один отвратительный день. Поскольку он не успел отработать исчезального заклятия, то на превращениях оказался хуже всех, а чтобы закончить рисунок лечурки, пришлось пропустить и обед. Между тем, профессора Макгонаголл, Грубль‑Планк и Зловестра задали новые домашние задания, выполнить которые – из‑за наказания – не было никакой надежды. В довершение ко всему, за ужином на него опять напала Ангелина Джонсон. Узнав, что он не сможет присутствовать на отборочных испытаниях, она сказала, что не в восторге от его отношения к делу и что игроки, которые рассчитывают остаться в команде, должны ставить тренировки прев