Смысл и назначение масскульта

Масскульт — прежде всего одна из самых что ни на есть базовых форм повседневности. Воспитан­ный в напряженном культе новизны, человек модерна скучает и томится в повседневности, в которой десятки и сотни поколений людей пре­восходно уживались. Вся «высокая» культура су­ществует как исключение из обыденного поряд­ка вещей, но она требует для своего восприятия и специальных усилий, и определенной подготов­ки. Масскульт — это радикальная попытка раз­нообразить повседневность, не выходя, однако, в иные измерения бытия: несмотря на все свои эксцессы и излишества, она живет в режиме самосберегания. Даже когда она растрачивает из­быток сил своих носителей (как в буйстве фана­тов на матчах), она только затем это делает, что­бы они, выбрав свой избыток, спокойно вписа­лись потом в ту же повседневность. Массовую культуру сочинили, чтобы примириться с повсе­дневностью без особых затрат ума и духа. Массовая культура всеядна, что ни попадет под руку — все в дело годится. Она страшно насыще­на ценностями и смыслами, ни единого предмета не оставляет без ценностных проекций. Это хо­рошо видно на примере рекламы, которая пре­вращает какие-нибудь сигареты, пиво, жвачку в символы таких больших вещей, как свобода, ин-

дивидуальность, освоение нового, и таким обра­зом рекламирует-то вовсе не их, а все те же стан­дартизованные до неузнаваемости новоевропей­ские ценности. Происходит «гиперсемантизация» мелких, подсобных самих по себе предметов: каждый из них разрастается до знака образа жизни, ценностной позиции. Причем такого, кото­рый касается буквально каждого: чего в массо­вой культуре нет, так это непосвященных. Массовая культура со всеми «на ты», ведь она возвращает человека в молодость. В особую

евро-американскую молодость. Она культивиру­ет ценности, по сути, подросткового типа. Ценно­сти общности — быть «как все», принадлежать к некой группе, иметь то, что имеют «другие», лю­бить то, что любят «другие», делать то, что дела­ют «другие», и одновременно — ценности само­утверждения: быть заметнее других, успешнее других... Ценности экстремального опыта, силь-

модеятельности, деревенскую завалинку или домовую церковь, не требуют массовой аудитории, повального увлечения, погони за модой. Они несует­ливы, старорежимны, органичны окружающей природе.

X. Ортега-и-Гассет в книге «Восстание масс» размышляет о том, каков человек, склонный влиться в толпу. Он должен быть выращен в школе оп­ределенного типа, обладать определенным складом мышления, жить в ато-мизированном обществе и принадлежать массовой культуре. Следователь­но, среднюю школу — кузницу кадров для массовой культуры — мы тоже обязаны зачислить в инфраструктуру массовой культуры. В ней же проис­ходит снижение среднего уровня произведений искусства или примитиви­зация их интерпретации до уровня среднего потребителя. Как и на рынке товаров, здесь все подчинено спросу. Яркий пример этого — киноискусст­во. Огромную популярность приобрели так называемые «мыльные оперы» — бесконечные сериалы с примитивными отношениями между людьми, по­верхностными психологическими оценками, сентиментальной банально­стью сюжетных ходов. Очень часто обыгрываются современные варианты сказки о Золушке, о чудесном превращении «гадкого утенка» в прекрасно­го лебедя. Полное подчинение произведения массовой культуры диктату потребителя обусловливает традиционный «happy end» вне зависимости от реалистичности и жизненности ситуации. Эти издержки компенсируются азартным действием: ни минуты экранного времени на размышления, со­зерцание, проникновение. Очень важно не дать заскучать потребителю.

ных ощущений, разнообразия: ведь при всей ее только ленивым не помянутой консервативности массовая культура жадно, ненасытно и постоян­но требует нового — новых «звезд», новых песен, новых сплетен... Культ новизны, пронизывающий масскульт, выдает в ней законнейшее дитя ново­европейской культуры с ее ценностями постоян­ного самопревосхождения, динамизма, развития. Массовая культура, разумеется, пуста, поверхно­стна, вульгарна. Она — область дурного вкуса. Она инфантилизирует своей примитивностью. Она уводит в иллюзорный мир. Она вообще апел­лирует преимущественно к чему-то не вполне человеческому в человеке, во всяком случае, не вполне достойному: к сексуальности, страхам, жажде самоутверждения, наконец — к потребно­сти в простых и ясных идеалах: вот, мол, добро в лице полицейских, а вот зло в лице гангстеров, и оно в конце фильма будет наказано. Нажимая на эти действенные рычаги, она манипулирует сво­ей аудиторией. Тиражируя клише и не будучи по определению способной к порождению чего-то по-настоящему нового, она консервативна вплоть до косности.

Массовая культура — перегной, в котором пере­превает все, что культура «высокая», отработав, выкидывает за свои пределы как не актуальное. В культурном пространстве происходит есте­ственная циркуляция если не смыслов, то форм: вначале сверху вниз — банализация и вульгари-

зация высокого, а затем и снизу вверх — новый цикл переработки. Так, выяснилось, что из пере­гноя массовой культуры много чего может выра­сти. Вот, например, знающие люди говорят, что клиповая, /WTV-шная эстетика очень много дала такому элитарному режиссеру, как Гринуэй. Се­рьезные литераторы работают в таком традици-оннейше массовом жанре, как детектив. По До­стоевскому снимается сериал, по Виктору Гюго ставится мюзикл. Все это — свидетельство от­нюдь не того, что различие между «массовым» и «высоким» будто бы исчезло. Всего-навсего при­шло время очередной раз продумать их взаимо­отношения.

Масскульт, конечно, «одноклеточный», но эта клетка непрерывно делится и порождает внутри себя дифференциации. У нее уже сейчас есть «верх» и «низ», центр и периферия, элита и мэйн-стрим. Один умный наблюдатель назвал как-то, например, «Битлов», тяжелый рок — и даже то же MTV) — «элитарной массовой культурой» в отли­чие от «поп-мэйнстрима», от массово распевае­мой попсы. Можно соглашаться или не соглашать­ся с мыслью, что именно «элитаризирующие» процессы в современном масскульте — самое ценное, что происходит сейчас в культуре вооб­ще; но что это самое в нынешней культуре актив­ное — очень вероятно.

Сокращено по источнику: Балла О. Смысл и на­значение масскульта // Знание-сила. 2004. № 1

Развитие и распространение таких средств массовой коммуникации, как кино, радио и телевидение, а также средства фиксации аудиовизуальных сообщений, разрушило закрытые миры народной и высокой культуры, из домов и салонов вывело искусство на площади и в гайд-парки. Появилось то, что можно назвать массовым характером, который заставляет миллионы людей реагировать стереотипным способом на одинаковые раздражители, чувствовать свою вовлеченность в событие, находясь за тысячи километров от него.

По мнению многих исследователей (А.К. Уледова, Г.Г. Дилигенского, А.Г. Здравомыслова, Ортеги-и-Гассета) массовое сознание имеет не рацио­нальную, а «психическую природу». Хосе Ортега-и-Гассетразвивает мысль о том, что современное общество и его культура поражены тяжелой болез­нью — засильем бездуховного, лишен­ного каких-либо стремлений человека-обывателя, навязывающего свой стиль жизни целым государствам. Он дока­зывал, что когда единичный субъект становится частью массы, он неизмен­но подпадает под власть инстинктов, страстей, темных импульсивных реак­ций. Будучи неспособным к критиче­скому мышлению, «массовый» человек бездумно усваивает «ту мешанину про­писных истин, несвязных мыслей и просто словесного мусора, что скопи­лась в нем по воле случая, и навязыва­ет ее везде и всюду, действуя по просто­те душевной, а потому без страха и уп­река».

Массовое сознание современного человека способно улавливать только смыслообразы, а не отвлеченные поня­тийные структуры, с помощью кото­рых проводится анализ. К. Юнг посвятил ряд работ психологи массового человека²⁸ и пришел к выводу, что она подчиняется мифологическим прин­ципам.

Массовое сознание никто целенаправленно не конструирует, поскольку это продукт стихийного творчества. На него можно только воздействовать или влиять. Массовое сознание по определению лишено признака классо­вой дифференциации. Его носитель может принадлежать к любому социаль­ному слою от аристократа крови до простого рабочего и даже «люмпена». Массовое сознание, будучи аморфным образованием, никого ни на что не нацеливает, никого не сплачивает, ничего не устанавливает и не намечает. В отличие от идеологии оно не выражает и не защищает интересы класса,

²⁸ Юнг К.Г. О современных мифах. М., 1994; Он же. Современность и будущее // Одайник В. Психо­логия политики. СПб., 1996. См. также работы М. Элиаде.

не служит руководством в борьбе за их обеспечение. Массовое сознание ни­когда не было и не будет системой теоретических убеждений. Оно характери­зует совокупность ценностных ориентации, мнений, воззрений, присущих большим социальным группам или анонимному большинству населения.

Неотъемлемая черта массовизации общества — уравнивание свойств ин­дивидов, оказывающихся включенными в те или иные виды массовой деятель­ности. В результате возникает феномен относительного «подобия» этих ин­дивидов как таковых, в целом, независимо от той или иной конкретной дея­тельности (массовый, или «одномерный человек» по выражению Г. Маркузе). Массовое сознание выступает кладбищем упрощенных ментальных ориенти­ров и стереотипов, в которые включаются как элементы вымысла и фантазии, так и подтверждаемые наукой взгляды, убеждения, суждения и т.д.

Массовая культура родилась в разрыве между народной культурой, кото­рая к началу XX в. — эпоху повальной машинизации материального произ­водства — начала сходить на нет, и высокой культурой, которая в то время отвернулась от простых и понятных форм классического реализма к мало­понятному даже для элиты абстракционизму и авангардизму. Можно гово­рить, что в какой-то степени пространство культуры обезлюдело. Точнее сказать, людей было много, поскольку численность населения Европы в начале XX в. катастрофически увеличилась, но искусства, доступного и по­нятного ему не было.

Индустриальные города стягивали к себе жителей многочисленных де­ревень, отрывая их от корней и фольклора, хотя потребность в жанрах на­родной культуры у них сохранилась. Именно город, изменивший образ жизни миллионов людей, должен был восполнить вакуум и дать им какую-либо замену, пусть даже в форме эрзац-культуры. Первым этапом явился городской фольклор — анекдоты, сленг, романсы и др. На втором этапе, ближе к середине XX в., в заполнение духовного вакуума включились сред­ства массовой информации, радио и телевидение. Их владельцы поняли не только свою силу, с какой они могли влиять на массовое сознание, но и эко­номическую выгоду. Рабочие и младшие клерки, недавно покинувшие фер­мы и поля, не могли сочинять, редактировать, аранжировать, петь или иг­рать на современных инструментах. За них это делали профессиональные авторы, нанятые за хорошие деньги и умеющие понимать психологию мас­сового обывателя. В эпоху конвейеров и поточных линий все приходилось делать быстро и недорого.