Глава 19. Сент-Клер следует глазами за моим взглядом к крупному куполу

— Вот оно! Вот мой план.

Сент-Клер следует глазами за моим взглядом к крупному куполу. Фиолетово-серое небо, то небо, что Париж видит каждый день с начала падения температуры, смягчает его мощь, лишая золотистого сияния, но мой интерес к этому зданию не уменьшается.

— Пантеон? — осторожно спрашивает Сент-Клер.

— Знаешь, я уже здесь три месяца, и до сих пор без понятия, что это.

Прыгаю на зебру, ведущую к гигантскому зданию.

Сент-Клер пожимает плечами.

— Это пантеон.

Останавливаюсь пристрелить его взглядом, и он толкает меня вперёд, чтобы я не стала жертвой синего туристического автобуса.

— О, точно. Пантеон. И как я сама не догадалась?

Сент-Клер глядит на меня уголком глаз и улыбается.

— Пантеон означает, что это место для могил известных персон — людей, важных для страны.

— И всё?

Я как бы разочарована. В этом месте должны были, по крайней мере, короновать несколько королей или что-то в этом роде.

Он поднимает бровь.

— Я хочу сказать, что памятники и могилы можно найти по всему городу. Что особенного именно в этом здании?

Мы поднимаемся по ступеням, и полная высота приближающихся колон ошеломляет. Я никогда не подходила так близко.

— Не знаю. Ничего, наверное. Немного второсортно, так или иначе.

— Второсортно? Ты, должно быть, шутишь.

Теперь я оскорблена. Мне нравится Пантеон. Нет, я ЛЮБЛЮ Пантеон.

— Кто здесь похоронен? — требую я ответа.

— Э-м-м. Руссо, Мария Кюри, Луи Брайль, Виктор Гюго…

— «Горбун из Нотр-Дама»?

— Тот самый. Вольтер. Дюма. Золя.

— Ничего себе. Видишь? Нельзя утверждать, что это место не впечатляет.

Я узнаю имена, даже если не знаю, что именно сделали все эти люди.

— Я не впечатлен. — Он достаёт бумажник и платит за вход. Я пытаюсь расплатиться сама — все же это я предложила придти сюда — но он настаивает.

— Счастливого Дня благодарения, — говорит он, вручая мой билет. — Давай посмотрим на пару мертвецов.

Нас приветствует невообразимое число куполов, колон и арок. Всё огромное и круглое. На стенах громадные фрески святых, воинов и ангелов. Мы прогуливаемся по мраморному залу в благоговейной тишине, за исключением моментов, когда Сент-Клер указывает на кого-то важного как Жанна д'Арк или святая Женевьева, заступницы Парижа. По словам Сент-Клера, святая Женевьева спасла город от голода. Я думаю, что она была настоящей исторической фигурой, но слишком стесняюсь, чтобы спросить. Когда я с ним, я всегда знаю, как много не знаю.

С самой высокой точки центрального купола свисает качающаяся медная сфера. Ладно, тут уж от вопроса не устоять.

— Что это?

Сент-Клер пожимает плечами и ищет табличку.

—Я в шоке. Я думала, ты всё знаешь.

Он её находит.

— Маятник Фуко. О! Конечно.

Он задирает голову в восхищении.

Табличка написана на французском, поэтому я жду объяснения. Его нет.

— Да?

Сент-Клер указывает на кольцо измерений на полу.

— Это демонстрация вращения земли. Видишь? Плоскость колебания маятника изменяется каждый час. Знаешь, это забавно, — говорит он, разглядывая потолок. — Фуко можно было обойтись и без такого огромного маятника, чтобы подтвердить свою точку зрения.

— Так по-французски.

Он улыбается.

— Ладно, давай посмотрим склеп.

— Склеп? — Я замираю. — Настоящий?

— А где, по-твоему, ещё покоятся трупы?

Кашляю.

— Точно. Конечно. Склеп. Вперёд.

— Если ты не боишься.

— У меня ведь не было проблем на кладбище?

Он напрягается, и я мертвею. Поверить не могу, что напомнила ему о Пер-Лашез. Отвлекающая тема. Быстро, мне нужна отвлекающая тема!

Выбалтываю первое, что приходит на ум:

— Давай наперегонки!

И я бегу к ближайшему входу в склеп. Топот моих ног разносится эхом по всему зданию, и к нам оборачиваются туристы.

Я-умру-от-смущения.

И затем — он опережает меня. Смеюсь от удивления и набираю скорость. Мы бежим ноздря в ноздрю, и почти достигаем цели, как перед нами выпрыгивает рассерженная охрана. Я спотыкаюсь об Сент-Клера, когда он пытается остановиться. Он ловит меня, а охрана ругает нас на французском. Мои щёки краснеют, но прежде чем я успеваю попытаться принести извинения, Сент-Клер делает это за нас. Охрана сменяет гнев на милость и отпускает нас после минуты мягкого выговора.

И снова как в Пер-Лашез. Сент-Клер чуть ли не ходит гоголем.

— Тебе всё сходит с рук.

Он смеётся. Он не спорит, потому что знает, что это правда. Но его задор угасает в тот момент, как перед нами появляется лестница. Винтовая лестница к склепу, крутая и узкая. Моё раздражение сменяется беспокойством, когда я замечаю страх в глазах Сент-Клера. Я совсем забыла о его боязни высоты.

— Знаешь... мне совсем не хочется смотреть на склеп, — говорю я.

Сент-Клер бросает на меня убийственный взгляд, и я закрываю рот. Он решительно хватается за грубую каменную стену и медленно двигается вниз. Шаг. Шаг. Шаг. Лестница не длинная, но процесс мучителен. Наконец ступеньки кончаются, и нетерпеливые туристы, точно дикое стадо, расходится по всем сторонам позади нас. Я начинаю извиняться, — так глупо было вести его сюда — но он меня опережает:

— Он больше, чем я думал. Я имею в виду склеп, — его голос напряжённый и уставший.

Сент-Клер не смотрит на меня.

Отвлекающая тема. Хорошо. Я поняла его намёк.

— Знаешь, — осторожно говорю я. — Я только что услышала, как кто-то сказал, что склеп тянется на весь район под зданием. Я представляла бесконечные катакомбы, украшенные костями, но всё не так уж плохо.

— Никаких черепов или бёдер, по крайней мере.

Фальшивый смех.

На самом деле, склеп хорошо освещён. Холодновато, но чисто, просторно и бело. Не как тюрьма. Но Сент-Клер всё равно взволнован и смущён. Я подхожу к статуе.

— Эй, посмотри! Это Вольтер?

Мы идём дальше по туннелям. Я удивлена, как всё здесь голо. Столько пустого места, комнат для будущих могил. Исследовав склеп какое-то время, Сент-Клер снова расслабляется, и мы болтаем о мелочах, вроде контрольной по математике на прошлой неделе и экстравагантной кожаной куртке, в которой последнее время ходит Стив Карвер. Мы так давно нормально не общались. Такое чувство, что всё стало как... прежде. И тут мы раздаётся скрипучий американский голос позади:

— Не ходите за ним. А то застрянем здесь на весь день.

Сент-Клер напрягается.

— Чего ему дома не сиделось, раз он боится пары пролётов.

Я начинаю оборачиваться, но Сент-Клер хватает меня за руку.

— Не надо. Он не стоит того.

Он проводит меня в следующий коридор, и я пытаюсь прочитать высеченное на стене имя, но я так сердита, что перед глазами всё расплывается. Сент-Клер ушёл в себя. Нужно что-то сделать.

Щурю глаза, пока имя не входит в фокус.

— Эмили Золя. Всего лишь вторая женщина, которую я здесь увидела. Да что такое?

Но прежде чем Сент-Клер успевает ответить, раздаётся скрипучий голос:

— Эмиль Золя. — Мы оборачиваемся и видим самодовольного парня в толстовке из Евро-Диснейленда. — А ещё он мужчина.

Моё лицо горит. Я тянусь за рукой Сент-Клера, чтобы уйти, но Сент-Клер уже подходит к американцу.

— Эмиль Золя был мужчиной, — поправляет он. — А ты грубиян. Может, уйдёшь подобру-поздорову и оставишь её в покое!

Оставишь её в покое, кое, ое!

Разносится эхо по всему склепу. Поражённый этой вспышкой Евро-Диснейленд пятится к своей визжащей жене. Все остальные смотрят на нас, открыв рты. Сент-Клер дёргает мою руку и тянет меня к лестнице. Я так нервничаю, боюсь того, что может произойти. Адреналин проносит Сент-Клера по всей спирали, но стоит его разуму понять, что только что произошло, как он резко останавливается и опасно качается.

Я поддерживаю его сзади.

— Я здесь.

Он сжимает мои пальцы мёртвой хваткой. Я осторожно веду его наверх, пока мы вновь не оказываемся под куполами, колонами и арками, открытым пространством первого этажа. Сент-Клер отпускает меня и падает на ближайшую скамейку. Он наклоняет голову, как будто его сейчас вырвет. Я жду, когда он заговорит.

Он молчит.

Сажусь рядом с ним. Это мемориал Антуана де Сент-Экзюпери, который написал «Маленького принца». Писатель погиб при крушении самолёта, и поэтому, видимо, не осталось останков для захоронения в склепе. Я слежу, как люди снимают фрески. Наблюдаю за охраной, которая накричала на нас ранее. Я не смотрю на Сент-Клера.

Наконец, он поднимает голову. Его голос спокоен.

— Пойдём искать индейку на ужин?

 

***

 

Уходят часы на исследование меню, прежде чем мы находим более-менее подходящий вариант. Поиск превращается в игру, своего рода квест, в который мы уходим с головой. Мы должны забыть человека в склепе. Мы должны забыть, что мы не дома.

Когда мы наконец находим ресторан с рекламой «американский ужин на День благодарения», то кричим от радости, а я исполняю танец победы. Метрдотель встревожен нашим энтузиазмом, но всё же усаживает за столик.

— Чудесно, — говорит Сент-Клер, когда прибывает главное блюдо. Он поднимает свой бокал с газированной водой и усмехается. — За удачные поиски подходящего ужина в День благодарения в Париже.

Я усмехается в ответ.

— За твою маму.

Его усмешка колеблется мгновение, и на смену ей приходит более нежная улыбка.

— За маму.

Мы чокаемся.

— Итак, гм, ты не должен говорить об этом, если не хочешь, но как у неё дела? — слова извергаются потоком из моего рта, прежде чем я успеваю остановить их. — Она устаёт после радиационной терапии? А хорошо питается? Я читала, что если не наносить лосьон каждый вечер, то можно пострадать от ожогов, и вот хотела спросить... — Я замолкаю, видя его выражение лица. Словно я отрастила клыки. — Прости. Я такая назойливая, я заткнусь…

— Нет, — прерывает он меня. — Дело не в этом. Просто... ты первый человек, который знает о таких деталях. Как... откуда?..

— О. Гм. Я просто волновалась и провела небольшое исследование. Понимаешь, чтобы просто... знать, — запинаюсь я.

Сент-Клер молчит с секунду.

— Спасибо.

Я смотрю на салфетку на коленях.

— Это пустяки…

— Нет, это что-то значит. Это многое значит. Когда я пытаюсь говорить с Элли об этом, она ничегошеньки не… — Он осекается, как будто сболтнул лишнее. — Так или иначе. Спасибо.

Я снова встречаю его пристальный взгляд, и он смотрит на меня в удивлении.

— Всегда пожалуйста, — говорю я.

Мы проводим оставшуюся часть ужина за разговором о его матери. И когда мы покидаем ресторан, мы продолжаем говорить о ней.

Мы идём вдоль Сены. Луна полна, лампы включены, и Сент-Клер говорит, пока ему не становится легче.

Он останавливается.

— Я не хотел…

Делаю глубокий вдох и вдыхаю приятный речной запах.

— А я рада.

Мы на улице, с которой можно свернуть, чтобы вернуться к общежитию. Сент-Клер нерешительно смотрит вдаль и признаётся:

— Давай посмотрим фильм. Я не хочу возвращаться.

Он не должен спрашивать меня дважды. Мы находим театр, в котором показывают свежачок, американскую комедию про лузера, и остаёмся на двойной сеанс. Не помню, когда я в последний раз так сильно смеялась. Сидящий рядом Сент-Клер смеялся ещё сильнее.

Мы возвращаемся в общежитие не раньше двух ночи. За стойкой пусто. У Нейта свет не горит.

— Кажется, мы одни в здании, — говорит Сент-Клер.

— Тогда никто не будет возражать, когда я сделаю это!

Я прыгаю на стол и прохаживаюсь по нему. Сент-Клер начинает громко петь, а я танцую под его песню. Под конец я театрально кланяюсь.

— Быстро! — кричит он.

— Что?

Я прыгаю от стола. Нейт здесь? Он видел?

Но Сент-Клер бежит к лестничной клетке. Он бросает дверь открытой и кричит. Мы аж подпрыгиваем от эха, а затем начинаем кричать на пределе лёгких. Божественно. Сент-Клер преследует меня до лифта, и мы поднимаемся на крышу. Он не решается подойти к краю, но смеётся, когда я пытаюсь попасть плевком в щит с рекламой дамского белья. Ветер сильный, цель не поражена, и я мчусь обратно два пролёта. Наша лестница широка и устойчива, поэтому Сент-Клер отстаёт всего на пару ступеней. Мы добегаем до его этажа.

— Ну, — говорит он.

Разговор впервые обрывается за несколько часов.

Я смотрю мимо него.

— Гм. Спокойной ночи.

— Увидимся завтра? Поздний завтрак в блинной?

— Было бы замечательно.

— Если только… — он прикусывает язык.

Если, что? Он сомневается, передумывает. Момент упущен. Я смотрю на него с вопросом, но он отворачивается.

— Ладно. — Тяжело скрыть разочарование в голосе. — Увидимся утром.

Начинаю уходить, но оглядываюсь. Он смотрит на меня. Я поднимаю руку и машу. Сент-Клер застыл, словно статуя. Толкаю дверь на свой этаж и качаю головой. Не понимаю, почему с ним то всё прекрасно, то странно. Словно мы неспособны к нормальному человеческому взаимодействию. Забудь об этом, Анна.

Дверь на лестничную площадку резко открывается.

Моё сердце останавливается.

Сент-Клер выглядит возбуждённым.

— Это был прекрасный день. Это был первый хороший день за долгое время. — Он медленно идёт ко мне. — Я не хочу, чтобы он заканчивался. Я не хочу оставаться один.

— М-м-м.

Я не могу дышать.

Он останавливается передо мной и изучает моё лицо.

— Ты не против, если я останусь у тебя? Я не хочу доставлять тебя неудобства…

—— Нет! То есть... — В голове каша. Я едва могу думать. — Да. Да, конечно, всё хорошо.

Сент-Клер замирает на мгновение, а затем кивает.

Снимаю своё ожерелье и вставляю ключ в замок. Сент-Клер ждёт позади. У меня трясутся руки, когда я открываю дверь.