УИТБИ, ЙОРКШИРСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ 6 страница

— Надеюсь, с вами все обошлось благополучно, мисс? — повернулся ко мне офицер. — Вы и в самом деле ушли далеко от дома?

— Да, я добрела до церковного кладбища, — ответила я. — С тех пор как я сюда приехала, я ходила туда почти каждый день, чтобы полюбоваться дивным видом. Не удивительно, что ноги сами понесли меня знакомой дорогой.

— Вы дошли до кладбища, так и не проснувшись?

В голосе молодого офицера послышалось легкое недоверие.

— Лунатики могут целую ночь расхаживать не просыпаясь, — не дав мне ответить, вставила миссис Вестенра. — Я-то это хорошо знаю. Мой покойный муж тоже страдал от этой болезни. Иногда мы находили его очень далеко от дома, в самых неожиданных местах. Однажды он лег спать в нашем поместье, а обнаружили его на пустоши неподалеку от Лондона.

— Чего только не бывает на свете, сударыня, — сочувственно вздохнул молодой офицер. — Мне доводилось слышать о подобных вещах. Моя бабушка говаривала, что, когда мы спим, нас зовут духи, и некоторые из нас откликаются на этот зов.

Слова свои он сопроводил растерянной улыбкой, словно сам не знал, стоит ли относиться к подобным предположениям серьезно.

— Вашей бабушке надо как-нибудь заглянуть к нам на чашку чая и побеседовать с нашим добрым другом доктором Сивардом. Он большой специалист по части сновидений. — На лице миссис Вестенра мелькнуло многозначительное выражение, которое она неизменно принимала, беседуя с Джоном Сивардом о медицинских вопросах. — Доктор утверждает, что всякого рода пугающие образы рождает та часть сознания, которая неподвластна нашему контролю. Все это, конечно, очень сложно. Если вы хотите ознакомиться с этой проблемой ближе, вам следует прочесть научные труды современных психиатров.

— Я непременно сделаю это, сударыня, — любезно откликнулся офицер, но, стоило ему перевести взгляд на Люси, на губах его мелькнула едва заметная улыбка. Легкомыслие молодости толкало его на то, чтобы произвести хорошее впечатление в первую очередь на дочь, а не на мать.

— Быть может, мы больше не будем задерживать этого милого джентльмена и воспользуемся остатком ночи для того, чтобы немного поспать? — предложила Люси.

Про себя я с облегчением отметила, что моя подруга одержала очередную победу. Ей удалось обвести вокруг пальца и собственную мать, и офицера полиции, развеяв все их подозрения.

Молодой человек без особой охоты двинулся к дверям.

— Люси, дорогая, будь добра, возьми лампу и посвети нашему гостю, — попросила миссис Вестенра. — На лестнице очень темно.

— В этом нет необходимости, сударыня, — воспротивился офицер.

Но Люси уже схватила лампу. Повернувшись, она сделала неосторожное движение, и шарф слетел с ее плеч, открыв многочисленные следы поцелуев, темнеющие на сливочно-белой коже. В ярком свете лампы эти розы любви были видны особенно отчетливо. С замиранием сердца я заметила на шее Люси отпечатки зубов, которые показались мне насмешливыми глазами чудовища.

Офицер уставился на эти отметины, открыв рот.

— Мисс, вы подверглись нападению? — наконец выдавил он из себя.

Люси поспешно опустила лампу, но миссис Вестенра тут же схватила ее и поднесла к самому лицу дочери. Взор ее был неотрывно устремлен на синяки, эти неопровержимые свидетельства мужской страсти.

Ситуация была столь неприятной, что Люси изменила ее обычная самоуверенность.

— На меня никто не нападал, — растерянно пробормотала она, закрывая шею руками.

— Но тогда откуда вот это? — спросила миссис Вестенра, протянув дрожащую руку к груди дочери.

— Мисс, если кто-то пытался причинить вам вред, вы поступаете до крайности неразумно, пытаясь его выгородить, — отчеканил молодой офицер, сразу ощутивший себя представителем власти. — У нас здесь мирный уголок, и мы вовсе не хотим, чтобы Уитби, подобно Лондону, превратился в рассадник преступности. Уверяю вас, мы сумеем найти злоумышленника и подвергнуть его наказанию. Нельзя допустить, чтобы он разгуливал по улицам, подстерегая новые жертвы. Подумайте об этом.

— Люси, объясни наконец, что случилось!

В голосе миссис Вестенра вновь послышались истерические нотки. Мне оставалось лишь радоваться тому, что Люси взяла с меня обещание молчать. Поджилки у меня тряслись от страха, но, несмотря на это, я с любопытством ожидала, как она вывернется из затруднительного положения.

Люси не обманула моих ожиданий. Вместо того чтобы вспыхнуть от стыда, она приняла горделивую позу оскорбленной добродетели, высоко вскинула голову и открыла всеобщим взорам покрытую синяками шею. Бросив на мать исполненный сожаления взгляд, она знаком попросила ее сесть.

— Мама, я хотела скрыть от тебя весь этот ужас, но, увы, мне это не удалось, — проронила она, коснувшись плеча матери. — Я боялась, потрясение будет слишком сильным и вызовет у тебя сердечный приступ. Прошу тебя, мама, призови на помощь все свое спокойствие.

Я сочла за благо отступить в тень, дабы никто не заметил поблескивающих в моих глазах огоньков любопытства. Люси приступила к рассказу. Через несколько мгновений я поняла, что душераздирающая история, которой она потчует своих слушателей, в точности воспроизводит жуткое приключение, пережитое мною на берегу Темзы. Только роль жертвы, естественно, досталась самой Люси. Она в красках описала внешность насильника, используя те самые слова и выражения, которые использовала я.

— Глаза его были налиты кровью, как у монстра! — воскликнула она, рассказывая, как насильник, возникший неведомо откуда, набросился на нее в церковном дворе.

— Я так и не поняла, человек то был или демон! — добавила она дрогнувшим голосом.

Люси рассказывала так мастерски, что по спине моей невольно бегали мурашки, когда я слушала, как беспощадный монстр, обдавая ее зловонным дыханием, принялся кусать ее грудь и шею.

Полицейский достал из кармана маленький блокнот и принялся что-то старательно записывать. Иногда он даже позволял себе прервать Люси, чтобы уточнить какую-нибудь деталь.

— Вы говорите, от него несло алкоголем? — спросил он.

— Да, наверное, — пожала плечами Люси. — Запах от него исходил такой мерзкий, что я подумала, на меня напал поднявшийся из могилы мертвец.

Глаза Люси вдохновенно блестели в свете лампы. Полицейский устроился на диване, положив блокнот на маленький столик, что позволило ему писать быстрее. От усердия он слегка покусывал пухлую верхнюю губу, над которой золотились светлые волоски, слишком редкие для того, чтобы счесть их усами. Он почти не поднимал головы от своих записей, лишь изредка позволяя себе бросить сочувственный взгляд на Люси. Чем дальше Люси углублялась в свой рассказ, тем убедительные он звучал. Похоже, она так увлеклась собственным повествованием, что сама принимала его за чистую монету.

Миссис Вестенра внимала дочери молча, словно впав в ступор. По моему разумению, любая другая мать, даже не столь нервная и впечатлительная, давно уже разразилась бы горестными восклицаниями и засыпала дочь вопросами. Однако миссис Вестенра приняла рассказ Люси с отнюдь не свойственным ей хладнокровием.

— Как же тебе удалось избавиться от этого чудовища? — довольно равнодушно осведомилась она.

— Меня спасла Мина, — ответила Люси и сделала эффектный жест в мою сторону, словно я была актрисой, дожидавшейся своей реплики.

Все взоры устремились на меня. До сей поры я скромно стояла в тени, опираясь на каминную полку, кутаясь в плед и радуясь тому, что в сегодняшнем представлении мне досталась роль почти без слов. Теперь, когда настал мой черед выступать перед публикой, я почувствовала, что язык у меня присох к небу.

Люси устремилась мне на помощь.

— Прежде чем этот маньяк успел… ну, скажем так, осуществить свое намерение, Мина забрела на кладбище и увидела нас. Она завизжала так пронзительно, что он испугался и дал деру!

Молодой офицер задал Люси еще несколько вопросов, на которые она ответила весьма невнятно, пояснив, что пережитый шок помешал ей как следует разглядеть злоумышленника. Полицейский вынужден был убрать блокнот, предупредив, однако, что в случае, если констебль не будет удовлетворен его докладом, ему придется еще раз побеседовать с жертвой преступления.

— Мы сделаем все возможное, чтобы поймать негодяя и передать его в руки правосудия, — заверил он на прощание.

Когда полицейский ушел, миссис Вестенра посоветовала мне умыться и немедленно ложиться в постель. Точнее сказать, она приказала мне сделать это, и резкий ее тон свидетельствовал о том, что приказу лучше не перечить.

— Люси вскоре присоединится к тебе, Мина, — бросила миссис Вестенра в ответ на мой недоуменный взгляд.

Я послушно отправилась в нашу спальню, вымыла лицо, руки и ноги, и, плотно задернув занавеси, дабы защитить комнату от лучей рассветного солнца, растянулась на холодных простынях. Мне казалось, я усну, едва коснувшись головой подушки, однако доносившиеся из гостиной возбужденные голоса Люси и ее матушки мешали мне забыться.

— Мама, я сказала чистую правду, — заявила Люси.

В ответ миссис Вестенра испустила сдавленный стон.

— Можешь морочить голову кому-нибудь другому, а я, слава богу, много лет была замужем! — заявила она. — И почему только молодые всегда считают себя первооткрывателями в науке страсти? Да будет тебе известно, твой отец был замечательным любовником!

Даже сквозь стену я могла различить, что в голосе миссис Вестенра звучит торжество.

Теперь настал черед Люси испустить сдавленный стон.

— Я иду спать, — заявила она, не найдя другого ответа. Заслышав в коридоре ее шаги, я повернулась к дверям спиной и притворилась спящей.

Глава 6

25 и 26 августа 1890.

 

«Маньяк, монстр или убийца?»

Люси взмахнула ежедневной газетой, на первой странице которой красовался этот заголовок, и продолжила чтение.

«Миссис Люси Вестенра, приехавшая в Уитби из Лондона, подверглась нападению некоего загадочного преступника, наружность которого, равно как и распространяемый им запах, были так отвратительны, что испуганная молодая леди приняла его за ожившего мертвеца, восставшего из могилы. Отметим, что преступление было совершено на кладбище церкви Святой Марии, которое, согласно бытующим в Уитби легендам, является излюбленным обиталищем всякого рода привидений и призраков. Насильник оставил на шее и плечах молодой леди многочисленные синяки. Причинить своей жертве более серьезный вред злоумышленнику помешала мисс Мина Мюррей, школьная учительница из Лондона, случайно оказавшаяся на кладбище».

В завершение своей статьи автор настоятельно советовал дамам не выходить из своих домов без сопровождающих.

«Желая и впредь наслаждаться спокойной и безмятежной атмосферой нашего приморского городка, мы обращаемся к нашим уважаемым читателям со словами предостережения. Помните, что Уайтчепельский мясник, в прошлом наводивший ужас на столицу, так и не был схвачен. Если, по несчастному стечению обстоятельств, это чудовище появится в наших краях, ему в самом скором времени придется выяснить, что женщины с дурной репутацией, с которыми он обычно имел дело, здесь практически отсутствуют. По этой причине жертвами преступных намерений маньяка могут стать дамы, подобно мисс Вестенра, принадлежащие к высшим кругам. Мы надеемся, что жители и гости нашего города проявят должную бдительность и осторожность».

— Интересно, кто сообщил об этом случае в газету? — спросила Люси, глядя на меня так пристально, словно у нее существовали подозрения на мой счет.

— Кейт говорит, у всех журналистов непременно есть связи в полиции, — пожала плечами я.

— Только газетной шумихи нам не хватало! — раздраженно бросила Люси. — Теперь Артур Холмвуд бросит все дела и помчится сюда. А он — последний из всех людей, кого мне хотелось бы видеть!

Понедельник прошел без всяких приключений, а во вторник утром, когда мы с Люси сидели в гостиной, в дверь постучали. Люси, каждую минуту ожидавшая прибытия своего жениха, так и подпрыгнула на стуле.

Однако то был вовсе не Холмвуд, а доктор Джон Сивард с медицинским чемоданчиком в руках. Миссис Вестенра, услышав его голос, вихрем ворвалась в гостиную.

— Я прибыл так быстро, как только смог, — заявил доктор в ответ на приветствие миссис Вестенра, встретившую его с нескрываемой радостью.

— Доктор Сивард, посмотрите только на мою девочку! — воскликнула она, хватая Люси за руку и подводя к доктору поближе. — Никогда раньше она не была такой худой и бледной. А эти синяки, на них же больно смотреть. Они успели немного побледнеть, но всякий раз, когда я их вижу, у меня сжимается сердце.

Сивард, осторожно приподняв подбородок Люси, принялся разглядывать ее шею.

— Спору нет, синяки выглядят ужасно, но я полагаю, мисс Люси пострадала не столько физически, сколько психически, — изрек он. — Так происходит со всеми жертвами насильников.

— Я не стала жертвой насильника в полном смысле слова, — напомнила Люси.

— Это не меняет дела, — покачал головой доктор. — Так или иначе, вы подверглись жестокому нападению. Теперь вы живете с ощущением нависшей над вами опасности и, сами того не желая, видите насильника в каждом мужчине. Но не волнуйтесь, я сумею вам помочь. Ваша добрая матушка уже послала телеграмму Артуру в Скарборо. Он, в свою очередь, отправил телеграмму вашему покорному слуге, настояв на том, чтобы я немедленно отправился сюда. Сам он прибудет в самом скором времени. — Доктор растянул губы в широкой улыбке. — Так что не сомневайтесь, все будет хорошо! А теперь, мисс Люси, не будете ли вы любезны прилечь на диван, чтобы я мог вас осмотреть.

Люси выглядела до крайности раздосадованной.

— В этом нет ни малейшей необходимости, так как я совершенно здорова, — непререкаемым тоном заявила она. — Не стоит тратить на меня свое драгоценное время, доктор Сивард! Полагаю, несчастные психопаты, которых вы оставили в Лондоне, с нетерпением ждут вашего возвращения.

— Люси! — прошипела миссис Вестенра. — Доктор Сивард проделал ради тебя длительный путь! Своими капризами ты обижаешь не только его, но и Артура!

Доктор Сивард вскинул руку, тактично призывая миссис Вестенра к молчанию.

— Милая мисс Люси, я прекрасно понимаю вас, — невозмутимым тоном произнес он, обернувшись к Люси. — Истерические состояния подобного рода чрезвычайно часто встречаются у женщин, переживших потрясения, сходные с тем, что пережили вы. И теперь наша главная задача — успокоить ваши нервы.

С этими словами он открыл свой саквояж, откуда вырвался лекарственный запах, такой пронзительный и едкий, что я невольно отвернулась, и принялся извлекать оттуда бутылочки с микстурами.

— Мои нервы в полном порядке! — заявила Люси, но ее дрожащий голос свидетельствовал об обратном.

Доктор Сивард, пропустив ее слова мимо ушей, попросил Хильду принести ложку и стакан.

— Джон, — обратилась к нему Люси, произнеся его имя с особой проникновенностью. — Вы знаете, за мной водится склонность к преувеличениям. Какой-то старый пьянчуга набросился на меня, когда я искала Мину, а мое буйное воображение превратило его в монстра и ожившего мертвеца. Если я и пережила легкий шок, то вполне от него оправилась. И вы поступите чрезвычайно разумно, если направите ваши заботы на мою матушку, которая и в самом деле серьезно больна.

— Не сомневайтесь, я не оставлю вашу матушку без медицинской помощи, — заверил доктор Сивард. — Несомненно, неприятное приключение, произошедшее с вами, самым удручающим образом сказалось на ее состоянии. Но я сделаю все, чтобы устранить неприятные последствия как в вашем, так и в ее случае.

Сосредоточенно сдвинув брови, доктор вылил две полные ложки какого-то лекарства в стакан, который Хильда поставила на стол, добавил воды из кувшина и размешал.

— Будьте хорошей девочкой и примите лекарство, — сказал он, вручая стакан Люси. — А потом я осмотрю вас, чтобы составить полное представление о состоянии вашего здоровья.

— Я совершенно здорова и не нуждаюсь в лечении, — отрезала Люси, выглядевшая до крайности раздосадованной. — Мне нужно лишь одно — чтобы меня оставили в покое. Прошу тебя, Мина, объясни доктору и маме, что они напрасно делают из меня истеричку.

Миссис Вестенра несколько раз упоминала, что доктор Сивард был страстно увлечен Люси, припомнила я. Иметь влюбленного мужчину в качестве лечащего врача ей совершенно ни к чему.

— Я полагаю, Люси и в самом деле оправилась после пережитого, — пришла я на помощь подруге. — Этой ночью она хорошо спала и вчера не выказывала никаких признаков нервного расстройства.

— Мина, ты что, изучала медицину? — вопросила миссис Вестенра. В голосе ее звучала откровенная враждебность.

— Разумеется, нет, — ответила я. — Но для того, чтобы понять, в каком состоянии находятся нервы близкого мне человека, не требуется специального образования.

— Если ты не доктор, сделай милость, позволь делать медицинские заключения доктору Сиварду, — заявила миссис Вестенра. — Возможно, доктор, Мину тоже будет не лишним осмотреть, — обратилась она к Джону. — Лунатизм, которым она страдает, может привести к чрезвычайно опасным последствиям. Именно простуда, полученная во время ночных блужданий, стала причиной смерти моего обожаемого супруга.

Я похолодела при мысли о том, что Джон Сивард, совсем недавно смотревший на меня с таким восхищением, станет осматривать мое обнаженное тело. Но видя, что горячие протесты Люси не возымели действия, я решила действовать иначе.

— Ценю ваше беспокойство, миссис Вестенра, но полагаю, что мой недуг не относится к числу опасных для жизни, — невозмутимо произнесла я. — Тем более подобные случаи происходили со мной всего дважды. Вернувшись в Лондон, я непременно проконсультируюсь с доктором Фармером, добрым знакомым мисс Хэдли, который наблюдает меня с детства.

На самом деле я отнюдь не была уверена, что старенький доктор Фармер до сих пор жив, но рассчитывала, что упоминание имени коллеги заставит Сиварда оставить меня в покое.

— Мисс Мина, вы, как и мисс Люси, обладаете хрупким сложением, — не унимался Сивард. — Это делает вас обеих особенно уязвимыми для всякого рода нервных расстройств. Спору нет, дюжая работница с фабрики перенесла бы инцидент, подобный тому, что выпал на долю мисс Люси, что называется, и глазом не моргнув. Что касается лунатизма, то этому недугу представители низших классов вообще не подвержены. Но для вас, нежных молодых леди, наделенных тонкой душевной организацией, подобные случаи не проходят даром.

— Люсинда, в качестве твой матери и опекуна я несу за тебя моральную ответственность, — торжественно изрекла миссис Вестенра. — Если ты действительно совершенно здорова, как утверждаешь, позволь доктору подтвердить это и успокоить мое несчастное сердце.

— Вы должны сделать это ради вашей матушки, мисс Люси, — подхватил Сивард. — Разумеется, вы не хотите, чтобы тревога о вашем здоровье вызвала у нее новый приступ грудной жабы.

— Хорошо, хорошо, если вам так необходимо осматривать и пичкать снадобьями здорового человека, я подчиняюсь! — махнула рукой Люси, схватила со стола стакан с микстурой и залпом осушила его. При этом она эффектно запрокинула голову, так что белокурые локоны рассыпались по спине. Глядя на Люси, я невольно вспомнила театральную афишу, на которой была изображена актриса, играющая леди Макбет.

— Мина, будь любезна, помоги мне раздеться и надеть халат, — ровным голосом произнесла Люси, повернувшись ко мне.

Вслед за ней я отправилась в спальню. Закрыв за собой дверь, Люси гибким движением хищницы прыгнула на кровать.

— Ты должна сходить к Моррису и сообщить ему обо всем, — одними губами прошептала она. — Скажи ему, что сегодня ночью я буду ждать его там, где он сам назначит. По-моему, время для побега настало.

— Люси, ты с ума сошла! — выдохнула я, опускаясь на кровать рядом с ней и сжимая ее руку. — Неужели ты хочешь вверить свое будущее Моррису Квинсу? Отныне вся твоя жизнь будет зависеть от него, а мужчины, как известно, непостоянны в своих чувствах.

— Мина, твои старомодные взгляды на любовь мне хорошо известны, и сейчас у меня нет ни малейшего желания их выслушивать, — бросила Люси.

Прежде чем я успела ответить, с улицы донеслись мужские голоса. Люси вскочила и подбежала к окну, я последовала его примеру. Внизу, на тротуаре, доктор Сивард оживленно спорил с рыжеволосым писателем, которого я видела в вечер кораблекрушения. Рыжеволосый сжимал в руках выпуск «Уитби Газетт» и требовал, чтобы ему позволили побеседовать с Люси.

— Это драматург и театральный режиссер из Лондона, — сообщила я.

— И что ему от меня надо? — пожала плечами Люси.

Я приложила палец к губам, призывая ее к молчанию, так как хотела расслышать происходивший внизу разговор.

— Нет, нет, к сожалению, вы никак не можете ее увидеть, — любезным, но непререкаемым тоном заявил Сивард. — Я врач и несу ответственность за здоровье своей пациентки, которая еще не оправилась от шока.

С нашего наблюдательного пункта волосы рыжего напоминали растрепанные куриные перья. Говорил он негромко, к тому же стоял к нам спиной, так что разобрать его слова нам никак не удавалось. До нас долетел лишь ответ Сиварда:

— Да, да, разумеется, мне известно, что театр ваш пользуется успехом у публики, — сказал он. — Но к состоянию моей пациентки это не имеет ни малейшего отношения. Она только что приняла успокоительное и сейчас нуждается в отдыхе.

Рыжеволосый попытался что-то возразить, но ветер отнес его слова прочь, в отличие от ответа Сиварда, который мы вновь хорошо расслышали.

— Поймите, сэр, сейчас молодой леди не до посетителей. Неужели вы действительно верите, что на нее напал восставший из гроба мертвец? Оснований для того, чтобы считать насильника Джеком Потрошителем, у нас тоже не имеется. Уверяю вас, все это не более чем домыслы газетчиков. Не сомневаюсь, вы лучше меня разбираетесь в подобных журналистских приемах, при помощи которых возбуждается интерес публики.

Рыжеволосый драматург пожал плечами. В ответ на его очередную реплику доктор Сивард достал из кармана визитную карточку и протянул своему собеседнику.

— Буду счастлив помочь вам в ваших изысканиях, — заявил он, протягивая рыжеволосому руку, которую тот горячо пожал. — Свяжитесь со мной по указанному здесь адресу, и я с удовольствием познакомлю вас с клиникой, в которой имею счастье служить.

Люси, понурив плечи, отошла от окна.

— Этот человек меня пугает, Мина, — пробормотала она. — Сразу видно, он из тех, кто привык совать свой нос во все дыры. Что, если он докопается до истины и выведет меня на чистую воду?

Люси вновь растянулась на кровати, взгляд ее затуманился поволокой. Судя по всему, лекарство начало оказывать свое действие.

— Я знаю человека, который хорошо знаком с этим рыжим, — сообщила я. — Думаю, у него я смогу выведать сведения, которые тебя успокоят. А ты должна отдохнуть, Люси. Давай я помогу тебе раздеться. После того как доктор Сивард тебя осмотрит, стоит хорошенько поспать.

— Прошу тебя, Мина, немедленно отправляйся к Моррису, — взмолилась Люси. — Скажи ему, медлить больше нельзя и сегодня ночью мы должны убежать. Скажи, что они считают меня истеричкой. А я вовсе не истеричка! Я — женщина, которая любит и не может быть рядом с любимым. Вот единственная причина того, что нервы мои действительно расстроены.

Я помогла Люси переодеться в атласный халат Цвета розового шампанского, с перламутровыми пуговицами и широким кружевным воротником. Год назад, когда я гостила у Люси, она тоже носила этот халат. Помню, как выгодно розовый атлас подчеркивал свежий румянец, игравший на ее щеках, делая сияющую кожу еще более ослепительной. Теперь эффект был обратным — в сравнении с яркой тканью щеки Люси казались еще более бледными, а багровые синяки на шее приобрели особенно зловещий вид. Взгляд ее под действием лекарства становился все более сонным, веки опускались сами собой. Она приложила руку к груди, словно желая удостовериться, что сердце ее все еще бьется. Мне не хотелось покидать подругу в столь беспомощном состоянии, но рядом были любящая мать и опытный врач, готовые окружить ее заботами.

— Постарайся как следует отдохнуть, Люси, — сказала я. — Когда ты проснешься, мир предстанет перед тобой в более радужном свете.

 

Жилище старого китобоя оказалось в точности таким, как можно было ожидать по наружности хозяина. Небольшой каменный домик, за долгие годы изрядно потрепанный непогодой, я отыскала без особого труда. От неприветливого каменистого берега дом отгораживала низкая стена, которая выглядела так, словно камни, ее составлявшие, сами прикатились сюда и сами улеглись один на другой. Сначала я постучала в дверь, затем, не дождавшись ответа, постучала в окно, облупившаяся рама которого была сплошь изъедена древесным жучком.

Дверь открыла пожилая женщина. Я догадалась, что передо мной дочь китобоя. Время согнуло ее сильнее, чем отца, так что сгорбленная ее спина напоминала вязальный крючок. Голова ее слегка дрожала, морщинистая шея напоминала шею черепахи. Я объяснила ей, что познакомилась с ее отцом во дворе старой церкви, и сегодня, напрасно прождав его там, решила узнать, в чем причина его отсутствия.

— Но он как раз там, в церковном дворе, — сказала старуха, и губы ее тронула невеселая улыбка, обнажившая редкие темные зубы. — На кладбище, которое он уже никогда не покинет. Надгробного камня пока еще нет, но мы установим его завтра.

— Мне так жаль, — пробормотала я, невольно поеживаясь под ее пристальным взглядом. — Как он умер?

— Ох, молодая леди, для такого древнего старика умереть — самое нехитрое дело, — протянула она. — Ему ведь не хватило всего десятка лет, чтобы дотянуть до столетия. Он давно ждал, когда же Господь призовет его к себе, и тот наконец о нем вспомнил. Помер он аккурат в тот вечер, когда случилось кораблекрушение. Кораблекрушений на своем веку отец повидал немало, а вот на это посмотреть не успел.

— Да, в тот вечер я вспоминала вашего отца и историю гибели судна «Эск», которую он мне рассказал, — сообщила я. — Так, значит, он уже не видел, как море играло с несчастным судном?

— Нет, в тот вечер у него было дело поважнее, чем шататься в гавани, — покачала головой старуха. — Случись кораблекрушение на день раньше, отец непременно был бы среди зевак, и можете мне поверить, он орал бы громче всех, на чем свет стоит ругая неумеху капитана.

Дочь китобоя пригласила меня войти. Оказавшись внутри, я не сразу смогла рассмотреть убогую обстановку, ибо глазам моим потребовалось время, чтобы привыкнуть к царившему в комнате полумраку. Старуха указала мне на расшатанный стул, стоявший около грубого соснового стола.

— Садитесь сюда. Здесь обычно сидел отец, — сообщила она, разливая по чашкам жидкий чай и придвигая мне блюдце, на котором лежал остывший тост, смазанный медом. — Ему было бы приятно увидеть, что вы сидите на его стуле. Он часто вспоминал вас, без конца твердил о ваших глазах, зеленых, как изумруды, и черных как смоль волосах. Говорил, скинуть бы ему несколько десятков лет, он влюбился бы в вас до беспамятства.

В ответ я лишь молча улыбнулась.

— Только теперь, увидав вас собственными глазами, я понимаю, что ему и в молодости ничего не светило бы, — продолжала старуха. — Сразу видно, вы настоящая леди, привыкли к деликатному обращению. А от отца всю жизнь разило рыбой, даже тогда, когда щеки его были гладкими, а мускулы крепкими.

Я заметила на каминной полке трубку старого китобоя, и глаза мои невольно увлажнились слезами. Мысль о том, что я никогда больше не увижу старика, доставила мне пронзительную боль.

— Надеюсь, перед смертью он не страдал, — со вздохом сказала я.

— В тот день он улегся в постель сразу после завтрака и не захотел вставать даже к обеду, — сообщила дочь китобоя. — Но когда разыгрался шторм, он сразу шмыгнул на улицу. Я пошла за ним и увидела, что он стоит у ограды, любуется на волны и что-то бормочет себе под нос. А когда я попыталась уговорить его вернуться в дом, он сказал, что друзья, погибшие в морской пучине, зовут его на тот свет. Видно, ему и в самом деле слышались их голоса, потому что он называл их по именам.

— Да, судя по его рассказам, он часто воображал подобные вещи, — заметила я.

— Воображал? Воображение тут ни при чем, мисс. Море и в самом деле приносит нам голоса умерших. Если бы вам хоть раз довелось их услышать, вы бы поняли, они так же реальны, как этот стол.

Старуха с размаху стукнула ладонью по столу, так что чашки жалобно задребезжали.

— Сразу видно, вы приезжая и не знаете, что творится в этом городе! — заявила дочь китобоя. — Еще когда я была совсем маленькой, отец по ночам водил меня в аббатство, и мы слышали плач Констанции. Конечно, моей матери, упокой Господь ее душу, такие прогулки не слишком нравились.

— Плач Констанции? — удивленно переспросила я. — Ваш отец никогда не упоминал о ней. Он рассказывал мне только о святой Хильде.

Я вспомнила солнечный день, когда жара помешала мне дослушать историю старого китобоя.

Старуха некоторое время хранила молчание, вертя в руках чашку. Ее короткие искривленные пальцы с бугристыми суставами напоминали когти хищной птицы.

— Констанция из Беверли была недостойной монахиней, которая, уступив дьявольскому искушению, нарушила обет, принесенный Богу, — наконец произнесла она. — Какой-то французский рыцарь, повеса, погубивший многих женщин, ввел ее в грех. В наказание Констанцию живой закопали в землю у монастырских стен. Иногда по ночам можно услышать, как она стонет и рыдает, пытаясь освободиться. Но святая Хильда не позволяет ей сделать этого, дабы женщины, которых манит путь греха, знали, что их ожидает печальный конец.