Армянские традиции: другой слой

 

Конечно, традиции у армянского народа были всегда. Просто не всегда они реализовывались, в трудные времена пребывали в «законсервированном» состоянии. Армянин может совсем забыть армянские традиции, но когда появится возможность, они всплывают из подсознания, демонстрируя вдруг такое богатство, что создается впечатление, что за ним стоят годы и годы расцвета и благополучия…

40-50 годы — сталинская эпоха. Убожество, в котором пребывала национальная культура было таково, что легче сказать — ее не было вовсе.

Разве не удивительно, что ереванцы даже не ведали о существовании танца, который будут потом называть просто «Армянский танец»?

В 60-ые годы произошло удивительное. Армяне оказались обладателями сотен старинных и новых армянских песен, танцев, совсем не похожих на песни и танцы соседних народов, не говоря уже о собственном стиле во всех областях деятельности: в архитектуре, живописи, музыке, кино.

Музыка обрела совершенно определенное, четко опознаваемое звучание. Бытовые танцы — приобрели очень характерный рисунок, который отразился даже на походке, пантомимике людей. Механизм этого культурного феномена, между тем, не был скрыт от глаз. В основе его лежал именно тот «культурный энтузиазм» ереванцев 60-х, которые в процессе адаптации к городской жизни вовсю искали, восстанавливали, а то и сочиняли «старинные армянские традиции».

В этом процессе сыграла роль та часть интеллигенции, которая занималась действительной историей и этнографией. Подобно тому, как «поэт в России больше, чем поэт», в Армении — историк больше, чем историк! Внимание к работе историков и этнографов в 60-е годы в Ереване можно сравнить с переживаниями массы болельщиков за горячо любимую команду. Факты, отвоеванные историками у времени мгновенно становились «народным знанием», так аккуратно встраивались в мозаику народной жизни, как будто неприкосновенно лежали в ней веками.

Благодаря «культурному энтузиазму» под пристальным вниманием общества оказались композиторы, художники и поэты.

Не таланты черпали вдохновение от народа — народ искал и находил в трудах своей интеллигенции близкие себе черты.

Стихи, оперы и эстрадные песни тех лет отличались богатым языком, мелодичностью, что оказалось настолько приятным людям, что некоторые из них тут же объявили народными, и это звание они подтвердили долгими годами своей популярности.

Ажиотажным спросом пользовались сборники песен, ставшие потом каноническими «Толстый ергаран (песенник)» и три малоформатных. В песенники вошли и сельские песни Восточной Армении, и городские романсы Западной, и «советская песня», и эстрадные песни, и гусанские (бардовские).

Обычно старые песни помнит старшее поколение. В Армении 60-х песенник брали с собой на разные торжества, поскольку известных всем песен до сих имелось очень мало, и старшее поколение (собравшееся из разных краев) не могло тут помочь. Поэтому пели по книжке, пока лучшее из вошедшего в песенники не выучили наизусть.

Армяне очень быстро забыли, что «народные» песни «Пастух в горах загрустил» и «Вода течет из-под тучи» были из оперы «Ануш»…

Танцы балета «Гаянэ» поставили разделительную черту в народных стилях: если «Армянский танец» стал «главным» танцем армян, то «Курдский танец» (известный как «Танец с саблями») и «Грузинский танец» подсказали признаки «не нашего» танца.

Балетный танец, отразившись еще раз в хореографии танцевального ансамбля «Мак», повлиял на характер движений в народном танце. Творческая находка Государственного ансамбля песни и танца Армении — танец «Берд пар» также вскоре стал народным танцем. Это не значит, что такого танца не было в историческом прошлом. Несомненно, одно — его не было в обороте, его вернули народу профессиональные хореографы.

Армения 60-х не делала отличий между эстрадной и народной песней, живописью и декоративно-прикладным искусством. Каждая песня, каждая картина были пока из ряда «штучных» явлений, и подобно первым полетам космонавтов, пока не успели слиться в непрерывную череду.