Октября 1969 года. Со вчерашнего вечера стоим на подступах к Бресту

Со вчерашнего вечера стоим на подступах к Бресту. Предстоит перезагрузка и дорога по нашей земле.

Последний вечер в Германии был исключительно тёплым. На небе выступили россыпи по-осеннему ярких звёзд.

Тронулись ночью. Некоторым машинам пришлось крепиться в темноте.

Начальство что-то не рассчитало с количеством вагонов, пришлось ютиться в тесноте, но, вроде, утряслось.

Польшу окутал густой непроглядный туман. Он так и не отступил за все двое суток пути по этой стране. Пейзаж унылый, бесконечные поля, разбитые на небольшие полоски. Правда, эти обработанные полоски создают впечатление аккуратности, но не впечатляют величием, как наши поля. Одинокие деревья пустынными странниками возвышаются над равнинной землёй. Людей мало.

Не могут умеренно топить в вагоне. Дорвутся до угля, так устроят такую жару, что некуда деться.

Проснулся среди ночи мокрый. Стоим. Вокруг вагонов поляки. Делают бизнес, продают галстуки, зеркальца с обнажёнными красавицами. Всё носит кустарный характер. По манере вести дело чувствуется, что дельцы не один эшелон обработали.

В каждой семье не без урода. Эти попрошайки оставили неприятное впечатление о Польше.

Но наши то не очень клюют на эти побрякушки. Впрочем, не без уродов и у нас.

Вернусь к Германии. Обратно ехали несколько иной дорогой. Проезжали Берлин, но всё происходило ночью. Мы проспали.

Обстановка в вагонах нервозная. Дорога надоела. А чёртова грязь лезет во все щели. Накатался я на паровозах. Грязно до такой степени, что противно собственное тело.

В следующем вагоне баян. Там повеселее.

Мечтал спать без передыху, но сон пропал. Не могу заснуть ни днём, ни ночью. Отлежал все бока. Прошедшую ночь немного забывался, так приходили беспокойные сны, в которых я всё делал не так, как нужно, и как хотел бы. Было чувство потерянности, как тогда – перед армией. Но все почему-то не обнаруживали ещё во мне этой потерянности. Чего-то от меня ждали и даже возносили, а у меня не хватало воли остановить всех их. Я отплачивал им дурным настроением и капризами. Но больше всего страдала Валя. Когда я опомнился, она ушла, а я никак не мог найти её…

Последние поляки сказали нам до свиданья.

Проехали нейтральную зону, Буг. Теперь на своей земле.

Только-что прошла проверка.

В Белоруссии тоже тепло. На сей раз проверяли документы у каждого. В прошлый-то раз нас только посчитали.

Долго рассматривали мой военный билет. В военкомате печать поставили так, что на фотографии её не видно. Пришлось сличать с комсомольскими документами, а на моей фотографии на память о границе остались две пары чёрточек – метки пограничника.

Мне по-настоящему становится страшно по мере приближения к дому. Вбил себе в голову, что что-то случилось с Валей. Снятся дурные беспокойные сны. Всякую случившуюся мелочь возвожу в разряд предзнаменования и приметы.

Приеду – буду бояться сразу позвонить.

Меня, верю, письма в части ждут.

Живём пока без газет. Ничего не знаем про космонавтов. Предполагаем, что кто-то уже сел.

После последнего успеха в космосе заметно повысился престиж страны в наших же глазах. Теперь всё чаще одёргивают тех, кто умаляет наши успехи перед успехами американцев.

Основные доводы заключаются в том. Что у американцев полёт на Луну есть результат аккордного скачка, после которого выдыхаешься. Мы же планомерно и уверенно работаем в космосе.

Так оно и есть, хотя и американцы молодцы.

Я совсем отошёл от своей сержантской работы, совсем гражданские настроения.

Стоим в Бресте у перегрузочной платформы. Перерубили крепления. Состава под перегрузку нет, а этот не разгружаем. Настраиваемся на ночлег.

Тепло. Так тепло, что, не боясь простудиться, разделись по пояс и капитально вымылся под колонкой. Хорошо, как давно не было.

Вспоминаю свои поездки на юг. Каких-то неполных двое суток путешествия в нормальных человеческих вагонах были мне невтерпёж, а тут время мерю неделями и транспортируюсь в телятнике… Человек ко многому может притерпеться!

Не успели пересечь границу, как сразу окунулись в русскую атмосферу: стояли напротив дома, где вовсю разгорелось гуляние, и, видимо, водка рекой лилась, судя по выходившим.

Наши начальнички не очень, предполагаю, будут нас беспокоить. Теперь они не просохнут и опомнятся где-нибудь у Москвы.

Домой не терпится.