Окрашивают они цветы

 

Мы вышли на поляну. Как тарелка с холодцом, вдали засверкала зеркальная гладь реки – да уж, с водоёмами в этих местах проблем нет. В воде мы увидели нимфу и замерли. Она делала неторопливые гребки перед собой. Извиваясь телом, разрезала воду. Солнце билось об её извивающееся тело и отбрасывало тень на песчаное дно.

Тень была такая же тонкая, как и она, и похожа на ползущую по дну анаконду. Нимфа была абсолютно голая

Мы наблюдали за ней из-за веток, боясь пошевелиться.

Откуда здесь это божество? Река, сама чистая, прозрачная, и та восхищается её наготой. Водяные кувшинки внимают аромат её прикосновения.

Дриада!!! Лепестки твои сёстры. Всплеск эмоций с каждым всплеском воды. Губы купальщицы касались воды, и мы купались в этих поцелуях. Не знаю, сколько мы тонули в этом молчании, но время неумолимо.

До магазина «Товары повседневного спроса» мы шли молча. Я вспоминал каждое движение купальщицы. Думаю Лёшка думал о том же.

Мы вышли на околицу деревни. Пейзаж природы был мёртвый. Оживляли картину серые клубы дыма из покосившейся трубы, напоминающей пизанскую башню в масштабе 1:30. Самогонный аппарат работал без передыху Без права на остывание.

На пороге дежурили две старухи. Две ровесницы Гапона.

Две ожившие иллюстрации сказок братьев Гримм.

Две «гаи»-шницы. Две зазывающие сирены.

Но мы сегодня мимо самогона. Мы за водкой…

… Трепыхание мухи на липучей ленте под потолком сельмага вызывало больше жалости, чем обратный путь.

В этой затуманенной замкнутости мы потеряли бдительность и, выйдя на пересечённую дорогу, сразу не увидели, как из-за поворота выехала машина полковника Спиридонова. Как несовершенна география!!!

Как совершенно время – мы, отмотав 40 лет назад, рвану-ли к опушке леса затаренные провиантом опознанными партизанами. Лазутчик получился из меня неважнецкий, даром что предки служили в разведке.

Дорога назад была сердцебиенней, ногохрустящей и потней.

Купальщица стояла на берегу реки и плакала, как ива, сложив ручки-веточки. Она была тоненькая, как берёзка в новолуние. Стройное деревце друидов лило слёзы, оплакивая наш залёт…

Урочные лета на Руси — срок, в течение которого барин мог возбудить иск о возвращении им беглых крестьян. Мы бежали с Лёхой, как некогда бежали от барина Димитрий и Авдотья Поносовы.

Воспользовавшись помещичьим правом урочных лет к урочному часу нашего возвращения, нас обложили вдоль всего периметра. Деваться было некуда, мы оказались в положении банды Михалкова из «Свой среди чужих» - Если нас прижмут к реке, то всем нам будет крышка. Прижали. Как говорят в таких случаях финны: «перкееюйлеколааайме», что в переводе означает «вовремя вернувшееся съебавшимся не считается».

Устроившие на нас с Лёшкой облаву гансы, так не считали, и эйфория самовольной свободы сменилась гнетущим чувством наказания. Нам связали руки и закрыли в разных секретных аппаратных учебного отделения в штабе. Руки связаны, ласты надуты: начались занудные допросы: кто, куда, зачем. Ковыряясь в носу мизинцем промямлить: «Мы больше не будем» - не прокатит, потому мы с Лёшкой на бегу договорились, что бухла не было, мол, хотели искупаться и заблудились.

Допросы были нескончаемые: от задушевных разговоров до угроз дисбатом. Тупицы в портупеях пронырливо с изворотливой зигзагой манипулировали кнутами и пряниками. Спиридонов визжал, что он нас видел, выходящими из сельмага, и нет смысла отпираться. Цирульский убаюкивал: если мы покажем, где спрятали вино, дабы не допустить пьянки в роте, закроет ход дела.

Но особенно прессовал особист Знаменщиков – профессионал, хуля. В переоборудованном под одиночную камеру помещении, он вёл допрос, слова летели, будто говно попало в вентилятор:

- В этом убежище уёбище. Тебе осталось недолго, скоро пристанешь к пристанищу. Знаешь, Игнатов, люди гниют с головы – бляди с влагалища. А тебя товарищ сдал.

«Не сдадим Москву товарищи!!!» отчеканил я лозунг и пояс-нил источник: Печатный орган Красная Звезда от 5.12. 1941г

 

…Капитан Знаменщиков, несмотря на флаговое сходство фамилий, в отличие от капитана Знаменского из сериала «Следствие ведут знатоки», был огромного роста и могучего телосложения. У него была большая задница, чтоб живот не перевешивал. Стягивая стяг, всем своим грозным видом он напоминал адмирала Чухнина, подавившего восстание на крейсере Очаков.

А я был идейный лейтенант Шмидт, желавший споить свою матросскую команду.

Как и подобает великанам, капитан вёл себя так, будто на нём держались Вооружённые силы страны. Казалось, уйди он из рядов и развалится армия. Его любимой поговоркой была «отряд не заметил потери бойца».

Этим он выражал полное неприятие «потерянного бойца», незначимость и никчёмность его в рядах Советской Армии.

- Нет смысла отпираться, Дудников тебя сдал, всё рассказал, как на духу. К тому же ты был организатором этого самохода.