Пердеть 2 разаНаутро жена прапорщика Дрокова бубнила и причитала, как все жёны после ночной мужниной гулянки. Платон у мойки скоблил воскресную щетину. Кот СС-20 тёрся щекой о ногу. Головная боль забивала вчерашний стыд.
Дракон каждый выходной выпивал 5 бутылок водки. С утра выпивал 3 бутылки. Куда девались остальные две, он не помнил. Опять вспомнился сосед дядя Коля - в моменты запоя он говорил: «Единственные 8 бутылок самогона подогревают до 15.00, после чего с последним сигналом точного времени растворяются в пустотах радиоэфира». Также и Дроков - он каждый выходной выпивал 5 бутылок водки. С утра выпивал 3 бутылки. Куда девались остальные две – он не помнил никогда. Так было и в эту субботу. А в воскресение он разругался с женой Татьяной из-за отказа ехать на дачу. Его колотило от похмелья и нервного срыва. Как только Таня уехала, Платон включил добродушие и утюг. Погладив рукой кошку и утюгом рубашку, он достал из кобуры загашник в 300 рублей, которые откладывал на катушечный стереомагнитофон Нота 203-1
…Каждую субботу Платон пил. В субботу безудержное веселье и безумие. Безумие, хотя надо было задуматься. Безумие и безудержное веселье к вечеру, а утром, сдержанное уныние, переходящее в обдумывание, пусть и запоздавшее. В субботу вечером у него получалось стремление к несовершенству, утром он стремился к совершенству. И у него не получалось. Так и сейчас. Всё по схеме. Организм требовал похмелки. Всё по схеме. Всё, да не совсем. Платон решил изменить жизнь. Не в пьянке, а в культуре пития. Платон покормил кота СС-20, и пошёл в ресторан, взяв с собой 300 рублей. Первую сотню положил в левый карман, вторую сотню – в правый, а третью не помнил куда. Его сосед замполит Мухин был откомандирован начальством на повышение квалификации в Прикарпатс-кий военный округ и Дракон шёл облагораживаться в одиночестве. Он шёл, прихрамывая, и кланялся в знак благодарности всем встречным церквям и воробьям. Сверху от подбородка что-то болело, снизу от подбородка не хватало слюны. Ветер дул со всех сторон, вытряхивая душу из одежды, или он не дул ниоткуда, было уже не понять. Уже было плевать. Но плевать было нечем. Хотелось пить. Но и пить было нечего. Душа требовала водки. Водки требовал весь организм. Все в России любят водку. Один Платон её терпеть не мог. Ему просто хотелось пить Хотелось больше радоваться выходным и меньше изны-вать в будни. Не дойдя до ресторана, Платон автоматически свернул в забегаловку. Ноги сами принесли, как лошадь-водовоз по заученному годами маршруту. Платон мрачно выпил 3 стакана подряд и вышел. Кишащая толпа улицы поглотила идущего сумрачного Платона, проглотившего 3 стакана. Толпа галдела, кружила, мелькала одинаковыми лицами. Всё кружилось и Дрокову захотелось вырвать. Не получилось. Получилось вырвать из толпы едва знакомого Знакомого. Шапочно-фуражечное знакомство с неким капитаном, имени которого он не помнил, и где его видел тоже. А может, он его и не видел вовсе. Это было неважно. - Выпьем? – прохрипел Дракон, теребя за ремни портупеи незнакомого Знакомого - ну, так, чтоб солнышко пораньше встало. …………… Старший прапорщик Дроков в трезвом состоянии был патологически жадным. Жадным и трусливым. Но алчность в нём превалировала над боязнью: служа старшиной, он воровал всё, что нужно и, в основном, что не нужно. Взять хотя бы простыни, которые он возил в конотопскую прачечную. На даче у него был целый склад простыней и тёмно синих солдатских трусов. Больше, чем в самой части. Но это не мешало ему с каждой поездки снова и снова привозить спизженное бельё. Как видите, в армии задолго до Сердюкова совершались хищения.
……………. - Выпьем? – прохрипел Дракон, теребя за щёки знакомого Незнакомца - ну, так, чтоб солнышко попозже село. После водки его щедрость приобретала катастрофические размеры и превращалась в порок, который заключался в отсутствии жадности. - Вообще-то, я водку не пью, но сейчас так и быть выпью, - сдался щекастый в портупее. ( Знакомая ситуация, правда? Всегда, когда мы в денежно-раздавательном настроении, то все делают нам одолжение). - Как раз сегодня у меня день рождения. 40 лет. 40 лет = 40 градусов. Так что можно и по водочке, - арифметически вычислил именинник. - А разве 40 лет отмечают? - А як вже ж!!! Сам, поди, будешь праздновать. - Мне уже было, - Платон с кавалергардской щедростью налил под ободок. - Впереди много праздников. За предстоящее 666-летие - вампирски пошутил халявщик, пытаясь не пропустить гусарское великодушие. Они чокнулись. На закуску было полтора анекдота про Штирлица. Занюхав бородой анекдота, Дракон разгоря-чился: - Давай закажем горячее. Ты обратил внимание, как я люблю горячее? – Да, особенно «Пшеничную»………. ……………… Всю ночь Дрокову снился один и тот же сон – они стоят за столиком: - Давай закажем острое, - сострил Дракон, - Ты обратил внимание, как я люблю острое? – Да, особенно «Столичную». Потом они переносились на кладбище и отмечали 666 лет со дня рождения. Потом вновь за столик, где Дроков решает подсластить путешествие: - Давай закажем сладкое. Ты обратил внимание, как я люблю сладкое? – Да, особенно «Посольскую». ………….. Утром Платон подпрыгнул на кровати, мгновенно обольясь потом. Судорожно обшарил карманы – пусто. В глазах потемнело и поплыло. На мозги нужен корсет, иначе они растекутся. А может поставить на мозги клизму? Он поплёлся к рукомойнику. Татьяна бубнила и причитала, как все жёны после мужниной гулянки. Головная боль забивала вчерашний стыд. В душе была пустота, как и в его карманах. Кот СС-20 тёрся небритой щекой о небритую ногу. Брысь!!! #
Стрелка неумолимо наматывала круги. Наконец, ворота КПП пошатнулись и с натужным скрипом начали медленно открываться. Я увидел наш «ГАЗ-66» и выдохнул с облегчением человека, у которого в последнюю секунду раскрылся парашют. А может от этого выдоха, и наполнился купол. Мы с Лёшкой запрыгали, закричали, замахали руками, как два Робинзона на необитаемом острове. Внутри разрывался вулкан радости. Вулкан Эйяфьядлайёкюдль. Даже мрачное лицо прапорщика не омрачило радости. Я был готов его расцеловать. Чесссслово.
- За мной, - буркнул Дракон. От него несло шипром и перегаром. В канцелярии гауптвахты, Дроков получил надлежащие документы о нашем освобождении из-под ареста. Мы стояли на пороге губы. К нам подошла масштабная личность, товарищ Михаил Петрович: -Если спросят у ясеня, какого вересня песнею косною распри становятся, то покажете записку об аресте и скажите, так, мол, и так, Михаил Петрович… - он даже напоследок хотел донести весь могущественный диапазон своей персоны. - Михаил Петрович, - мне захотелось пожать ему руку. Искренне. Сработал стокгольмский синдром, когда находясь в неволе узник проникаются симпатией к своему заточителю. – Может Юрьевич? – ехидно припомнил Петрович. – Не люблю Лермонтова – расквитался я. - Бывай, Мартынов, - он хлопнул меня двумя ладонями по плечам. Клубы цементной пыли взлетели с обоих погон Мы запрыгнули в «Газ-66» (не хватало одной шестёрки, чтобы кунг и Дроков были ровесниками). Фура-дура, кунг-молодец. Итак, мы запрыгнули в «молодца», как в спальный вагон и рухнули на тюки с простынями. Моя одежда воняла капустным рассолом и цементом. Ерунда, Дракон отстирает. Леха из-под головы достаёт простынь и показывает мне коричневое пятно.
|
