Стоматологический факультет, 2 курс 9 страница

Секундой позже, она снова сконцентрирована на мне, ее глаза ждут, чтобы я сделал ход.

- Там бы ни осталось никого из нас. Никого, и никого, чтобы вспомнил, кто мы такие и откуда появились. Просто кучка мертвых бойцов.

- Я тут не при чем, - отвечаю я с улыбочкой на губах, - не я создавал тебя. Пошла ты на хер!

Медленно встаю, мой взгляд прикован к ней.

- Ну и что? - бросаю я. - Ты собираешься убить меня, потому что я сильнее заинтересован в своем выживании, чем в выживании тупой бабы, которая сбежала?

Потому что по своей природе ты уродец, которому не следовало бы существовать?

- Нет, потому что ты столь горд, что смог выжить, - отвечает она, - Ты ведь последний герой, да? Неприкасаемый, бесчувственный герой Кейдж. Вот ты кто, да? Ты думаешь, что переживешь Полковника. Но ты этого не заслужил, верно? Ты ничего для этого не сделал, ты даже просрал свой последний шанс.

- Никогда не претендовал на что-то другое, - рассержено отвечаю я, - да ради Императора, просто грохни меня и хватит.

- Ориель рассказал мне о тебе, - безапелляционно заявляет она, - Ты запятнан злом. Так что я сделаю тебе одолжение.

- Ориель гребаный пустомеля! - ухмыляюсь я. - Ты в курсе, что он читает мысли?

- На самом деле, он просто может позволит людям читать свои, - говорит она, - в противном случае он никогда бы не разрешил мне вернуться в "Последний шанс", если бы знал, что я собираюсь тебя убить.

- А может и знал, меня бы это не удивило, - отвечаю я, скрещивая руки, - он ведь не любит подчищать за собой, не так ли?

- Не, он не знал, - уверенно отвечает она, - вот поэтому он послал Охебса. Он тут, чтобы присматривать за тобой, чтобы порча не одержала над тобой верх.

- Пристрелишь ты меня, или нет, с меня хватит, - отвечаю я, глядя ей прямо в глаза.

- Я не буду стрелять, - говорит она, хватает лазган за дуло и откидывает за себя.

- Так какого гребаного хрена ты тут разглагольствовала? - хихикаю я.

- Я убью тебя голыми руками, - отвечает она.

ЛОРИ хрустит костяшками пальцев и улыбается.

- Ты хороша, но все таки тебе нужно было пристрелить меня, - со смехом отвечаю я.

Потирая челюсть я отступаю, черт, ее первый удар словно молния, тут я вспоминаю, что она вытворяла в Коританоруме.

У нее просто смертоносно работают руки и ноги.

Под следующий удар я подныриваю, и обнаруживаю, что это трюк, так мысок ее правого ботинка врезается мне в подбородок. Моя голова откидывается назад, и я снова падаю на задницу.

Все, это уже не весело.

Он позволяет мне встать, и я кидаюсь на нее. Делаю быструю связку левой-правой-левой, которую она отбивает предплечьями, резко разворачивается и проводит подсечку по коленям.

Падаю на землю.

Она молчит, просто стоит и ждет, пока я поднимусь.

Да сучка насмехается надо мной!

Она думает, что сможет меня убить, что заставит меня ощутить боль.

Все, больше не сдерживаюсь. Это я ее научу, что такое боль.

Сжав пальцы на подобие когтей, целюсь ей в лицо, но вместо этого хватаю ее за руку, которую она выставляет в блоке.

Согнув ее в сторону, я дергаю, выворачивая руку из плечевого сустава.

Ее пронзительный вопль в моих ушах звучит сладкой музыкой.

Она пытается ударить меня рукой, я блокирую, отбиваю ее руку в сторону, и бью сжатыми пальцами ей в живот, чуть ниже ребер.

Задыхаясь, она падает.

Пинаю ее в лицо, разбиваю нос.

Ее руки шлепаются на пол, на фоне бледной кожи кровь пылает красным.

От этого зрелища по коже бегут мурашки.

Наклонившись вперед, я хватаю ее за волосы, за месяц без стрижки они стали длиннее, подтаскиваю ее голову ближе.

Мои пальцы нащупывают ее глаза, и я загоняю их глубоко в глазницы.

Думаю остановиться, но вид ярко-красных узоров на ее бледной плоти поднимает внутри меня приятную волну.

Вот для этого я существую.

Оставив ее стонать на земле, я встал и бреду по комнате, останавливаюсь, чтобы выудить из-под машин свой отброшенный нож.

Я прижимаю лезвие к щеке, оно холодное.

Возвращаюсь к ней, пока она пытается уползти. Хватаю ее за ногу и тащу обратно, она сопротивляется, пытается меня пнуть, ее здоровая рука взбивает воздух.

Слышу, как воздух со свистом заходит в ее легкие.

Мне нужно их увидеть.

КОГДА все заканчивается, облизываю лезвие. Кровь гораздо солонее, чем я помню.

ОЩУЩАЮ во рту привкус крови и прихожу в себя, память возвращается, и я припоминаю драку с Лори.

Дезориентированный, резко открываю глаза.

Мои руки в крови, а нож лежит рядом со мной.

Я сижу, прижавшись спиной к механизму, и замечаю торчащие из-за угла ботинки.

Но совсем уверен, что я там увижу, но встаю, ощущая головокружение. Опираясь о механизм, я, шатаясь, захожу за угол, стараясь не обращать внимание на прострелы в голове.

Там рваное, кровавое месиво, практически не идентифицируемое. За исключением пучка белых волос на скальпе.

Меня выворачивает.

 

Беглец.

Глава семнадцатая.

Царство владыки.

Я бегу.

Это единственное, что я могу сделать.

Мне все равно, к чему это приведет.

Я сгибаюсь, поворачиваю и ползу по вентиляционной шахте, с плеском несусь вдоль труб канализации, просто пытаясь удрать как можно дальше.

Убеждаю себя, что это ради безопасности остальных, что во мне есть что-то неконтролируемое.

Хотя знаю, что на самом деле я спасаю свою шкуру.

Когда остальные выяснят что произошло, они точно меня убьют.

Возможно, я это заслужил, но не собираюсь ждать, когда это произойдет.

Я наслаждался каждым мгновением. Каждым касанием, каждым криком, каждым визгом, каждой каплей крови и желчи.

Это было подобно симфонии ощущений.

Я дрожу, и пока подныриваю под витки кабеля и втискиваюсь между фильтрационными резервуарами, в моем разуме появляются картинки.

Хочется утопиться в болоте индустриальных отходов подулья.

Часами я бегу, в одном и том же направлении, не обращаю внимание на писк крыс и порхание тварей над головой в темноте.

Тут и там я пробегаю мимо освещенных секций, моргающие светосферы отбрасывают болезненный желтый свет на пересечение туннелей или входы в канализацию.

Уже давно я отбросил свой рюкзак, вместе ним нельзя было протиснуться в люк обслуживания.

Я взял только батончики рациона, которым смог пристроить в подсумки на поясе, и золотые монеты, взятые из запасов Инквизиции в кузне Инфернус.

Мой стремительный бег ведет меня то вверх, то вниз, через колодцы и водостоки, покрытые водорослями, по шатающимся веревочным мосткам из дерева, мимо костров, и прочь от неясного гомона голосов.

Останавливаюсь, пока ползу по вентиляционной шахте.

Она оканчивается решеткой, и через ячейки я вижу впереди ярко освещенное открытое пространство.

Похоже какой-то внешний двор.

Бросаю взгляд вправо, там огромные ворота из листов стали с тяжелыми заклепками.

Снаружи кучка орков, в руках у них пушки большого калибра, так же там несколько человек в красных фуражках с автоганами и лазганами.

Я с первой попытки нашел фон Страба.

Это явно главный вход в его дворец.

Совершенно не понятно, почему силы Империума не нашли его после месяцев поисков.

Возможно он лучше спрятан, чем кажется.

Но это последнее место, где бы я хотел очутиться, у границ крепости человека, которого меня послали убить.

Но это отлично.

Фон Страб предоставит мне убежище.

Он защитит меня от Полковника и остальных.

Все что мне нужно - предупредить его, показать свои хорошие намерения.

Я не хочу его убивать, не сейчас.

Теперь он мой спаситель.

Пинком вышибаю решетку, та громко лязгает по полу.

Бежит охрана, позади громыхают рычащие и хрюкающие орки.

Откидываю свой лазган и поднимаю руки вверх.

- Ты кто? - спрашивает один из охранников, молодой человек с остроконечной черной бородкой, на его щеке красуется татуировка кинжала. - Ты что здесь делаешь?

- Мне нужно увидеть владыку, - говорю я, опуская руки, - у меня важные известия.

- Можешь рассказать мне, - отвечает охранник.

- Нет, это слишком важно, - отвечаю я, - мне нужно лично встретиться с фон Страбом.

Я не из улья.

- Я вижу, что ты извне, - отвечает мужчина, через плечо глядя на ворота, - сейчас комендантский час, я не могу никого впустить, особенно незнакомца не из улья.

Я подхожу ближе, в моих глаза решимость.

- Это важно, - говорю я ему, искренне и медленно, - владыка может погибнуть, если мы сейчас же не пропустите меня. Теперь ты не можешь меня игнорировать, только не со свидетелями, которые видели и слышали меня.

Мужчина нервно переминается.

Он смотрит на своих компаньонов, но те в ответ только жмут плечами и качают головой.

Орки смотрят озадаченно, возможно они не поняли всего сказанного.

Они смотрят на мужчину, с которым я разговаривал, ожидая приказа забить меня в кровавое месиво.

Кидаю перед ним на землю свой нож.

Мгновение с тоской вспоминаю ощущения, когда острое лезвие полосует белую кожу Лори.

Припоминаю, как я вырезаю изящные красные узоры на полотне ее обнаженного тела.

- Я безоружен, - говорю я, возвращаясь к насущному, - можете обыскать меня.

- Так и сделаю, - отвечает охранник.

- Так значит, вы меня пропустите? - спрашиваю я.

- Если владыка разозлится, ты умрешь первым, - с кислой миной вещает тот, - давай, за мной.

Он разворачивается и вся группа охраны шествует к воротам.

Один из них подобрал мой нож и лазган.

Теперь за воротами я замечаю вышку, построенную сбоку от белой мраморной колонны, которая тянется к потолку.

Жерла трех тяжелых орудий торчат из бойниц, вырезанных в листах металла.

Глава охраны подает сигнал в башню, и я слышу, как отзываются приглушенные голоса.

Вскоре, со скрежетом металла о металл, ворота открываются.

Мужчина хватает меня за руку и ведет внутрь.

Ворота с лязгом закрываются за моей спиной, вижу, как двое бойцов опускают на место толстый железный брусок.

Нас четверо на широкой площади, обрамленной мраморными колоннами и усеянной битыми и рухнувшими столбами и статуями.

На полу треснутая каменная плитка, меж ней растет густой красный мох.

На дальнем конце вверх уходят мраморные ступеньки.

Далее высокие двойные двери, вырезанные из древесины.

На них Имперский орел, ныне обожженный и разрубленный, захватчики древнего кафедрального собора стерли символы Императора.

Вдоль каменной стены стоят безголовые бюсты святых, непристойные рисунки покрывают фрески мгновений великого триумфа из далекого прошлого.

На столбах чадящие факела и в отбрасываемых ими тенях, я вижу движение.

Я слышу хрюканье и грубые, лающие слова.

Еще орки.

Охранник ведет меня вверх по ступенькам и открывает небольшую служебную дверь, проталкивает меня внутрь, после чего заходит следом.

Изнутри кафедральный собор разрушен и осквернен. Гобелены сорваны со стен и сожжены, разноцветные мозаичные окна разбиты.

Факела в подсвечниках окунают все в красные цвета.

Слева к нам подходят еще четыре человека.

На них тоже красные фуражки, и импровизированная униформа, собранная с различных имперских полков.
- Раздевайся, - говорит бородатый.

Снимаю головной шарф, кидаю его на землю, вслед летят лохмотья, взятые у торговцев инструментами.

Пока они роются в одежде, стою обнаженный.

Они находят рационы, затем выгребают из подсумков золотые монеты.

- Ну и что тут у нас? - спрашивает мужчина в белой тунике.

- Дары для преданных солдат Армии Освобождения, - говорю я.

Мгновение они смотрят на меня с подозрением, затем поддаются алчности.

Они пересчитывают монеты и делят меж собой, прячут их по карманам и подсумкам.

- Хорошо, одевайся, - говорит бородатый.

Когда дело сделано, он ведет меня меж скамеек, на которых спят бойцы, везде на замерших телах серые одеяла.

Некоторые с кашлем и хрипом просыпаются, и смотрят, как мы идем по проходу к перевернутому алтарю у дальнего конца зала.

- Сюда, - говорит он, указываю на винтовую лестницу, что уходит вправо.

На полпути ступеньки переходит в металлическую лестницу, та ведет к дыре в крыше.

Потолок увит металлическими и деревянными балками.

В камне и штукатурке трещины - свидетельство огромного веса, который разрушает кафедральный собор.

Вот что значит жить в подулье.

Дома одного поколения становятся сточными ямами и подвалами для следующих.

А затем поверх строят еще один ярус, потом еще один и еще один.

Тысячелетия улей растет, его фундамент - щебень от нижних зданий, он растет до тех пор, пока его могучая башня не взметнется к небесам.

Лестница приводит нас в маленькую, пустую комнату, с единственной дверью.

Идя за охранником, я прохожу через дверь в узкий коридор, уставленный разорванными и измазанными портретами.

В конце галереи мы проходим еще одну дверь и спускаемся по небольшому пролету.

Мы идем еще несколько минут, иногда проходим бездействующее оборудование факторий, иногда возвращаемся к шпилями кафедрального собора.

Лестницы вверх, ступеньки вниз, лабиринт.

Задумываюсь, может быть, он преднамеренно выбрал длинный маршрут, чтобы дезориентировать меня.

Если так, то это превосходно сработало, ни малейшей идеи, где я нахожусь.

Он останавливает меня в маленькой комнатушке с толстым красным ковром на полу, запачканным и истоптанным множеством ботинок.

Вдоль стены низенькая кушетка, со столиком перед ней.

На столе хрустальный графин и стакан.

- Садись, - говорит он, указываю на кушетку.

Делаю, как велено.

Он наливает из графина в стакан и протягивает его мне.

- Очень вежливо с вашей стороны, - говорю я, принюхиваясь к жидкости. Она ничем не пахнет.

- Это вода, - объясняет он, - владыка настаивает, чтобы посетителей напоили перед входом.

- Весьма любезно, - отвечаю я, не прикасаясь к воде.

Она может быть отравленной или в нее могли что-нибудь подсыпать.

Охранник видит мой недоверчивый взгляд, раздраженно вздыхает, выхватывает из моих рук стакан и делает глоток.

- В ней ничего нет, ты за кого нас держишь? За варваров что ли? - спрашивает он.

Все еще не убежденный, я делаю маленький глоток.

Чистая, безвкусная, не похожа на пенистую жижу, которую я хлебал с тех пор, как сел на корабль год назад.

- Да, она действительно свежая, - с улыбкой произносит мужчина, видя мое выражение лица.

- Владыка приказал наполнить несколько резервуаров перед... перед его незапланированным переездом.

Мы умудрились протащить сюда один.

Он почти уже пуст, выпили большую часть.

Я благодарно киваю, и делаю еще один глоток, пока охранник осторожно стучится в дверь и затем заходит.

С щелчком дверь за ним закрывается, и я слышу приглушенные переговоры.

Внезапно раздается резкий хлопок пистолета, и что-то падает на пол.

Секунду спустя дверь открывается и выходит другой человек, в его руке все еще дымящийся старомодный револьвер.

Этот выглядит сердитым, в его серых глазах сталь.

По подбородку идет шрам, а его седеющие черные волосы зализаны назад.

На нем длинная фиолетовая мантия из вельвета, все картину портит кожаный ремень с кобурой.

Встаю, чтобы поприветствовать его.

- Я Сориус фон Спенк, - отвечает он, едва склонив голову, - канцлер Императора фон Страба.

- Бывший лейтенант Кейдж Имперского 13-ого Штрафного Легиона, - говорю я, натянуто склоняя голову, сжав руки по швам, на манер некоторых офицеров, которых видел когда-то.

- Штрафной Легион? - спрашивает фон Спенк, склонив голову набок и изучая меня. - Как интересно.

- Я могу увидеть фон Страба? - спрашиваю я. - Дело не терпит отлагательств.

- Вскоре вы увидитесь с Императором, - говорит он, подчеркивая новый, само провозглашенный титул фон Страба, - пожалуйста, допейте воду.

Стоим в тишине, я притворяюсь, что изучаю вестибюль, а фон Спенк, нахмурившись, осматривает меня с ног до головы.

После долгого изучения, он убирает револьвер в кобуру.

Мучительное ожидание, которое заняло всего лишь несколько минут, но показалось мне вечностью, за дверь раздается звоночек.

Фон Спенк открывает ее, и я прохожу внутрь, практически спотыкаюсь о тело бородатого охранника, лежащее прямо за дверью, из дырки в его лбу сочится кровь.

- Извиняюсь за беспорядок, - бормочет фон Спенк, положив мне руку на плечо и подгоняя вперед, при этом закрывая дверь свободной, - Император очень не любит, когда его беспокоят в это время.

Стены короткого широкого зала увешаны темно-красными гобеленами, свисающими с перекладин. И только со второго взгляда я замечаю, что перекладины выполнены из переплетенных друг с другом костей.

Ковер под ногами, некогда белый, теперь запачкан грязью, кровью и еще черт знает чем.

На другой стороне двойные двери, и я заворожен тем, что подсвечники заменены маленькими нижними челюстями.

Поднимаю взгляд и вижу, что канделябр сделан из сплавленных ребер, а по характерному запаху понимаю, из чьего жира выполнены свечи.

У дальнего конца, на стуле из темного дерева, вырезанного в форме трона, восседает фон Страб.

Кроме него и нас в комнате больше никого нет.

У него массивное телосложение, его челюсть трясется, пока он подсаживается вперед, чтобы уставиться в меня своим свиным глазом.

Второй заменен на искусственную линзу, из его бледной, узорчатой плоти торчит металл и стекло.

Он сидит, сложив руки на коленях, я полагаю, он считает это королевской позой.

В целом весь эффект подпорчен тем фактом, что так называемый Император одет в неряшливую бежевую пижаму и остроконечный колпак, заканчивающийся кисточкой.

- Нижайше вас приветствую, ваше превосходительство, - говорит фон Спенк и низко кланяется, - мои искренние извинения за это вторжение. Могу я представить вам лейтенанта Кейджа, посланника снаружи.

Фон Страб поднимает руку и подзывает меня.

Он говорит тихо, в его голосе слышится сила и высокомерие.

- Дай-ка на тебя взглянуть, - говорит он, наклоняясь вперед.

Стою перед ним, сдав руки за спиной, и терпеливо жду.

Что-то беззвучно бормоча, он рассматривает меня с ног до головы.

Ворчит и откидывается обратно.

- Да ты уродлив, да, лейтенант? - молвит он.

- Кейдж, - автоматически отвечаю я.

- А? Что? - спрашивает фон Страб.

- Зовите меня просто Кейдж, ваше превосходительство, - говорю я, - и да, мои черты лица столь же грубы, как и моя прошлая жизнь.

- Что ж, Кейдж, не томи меня, - говорит владыка, - что ты хочешь?

- Меня послали убить вас, - говорю я.

В ужасе фон Страб подскакивает, рядом со мной мгновенно оказывается фон Спенк, его револьвер упирается мне в правый висок.

- Не двигайся, душегуб, - произносит фон Спенк. Я вздыхаю.

- Явно, что я не собираюсь этого делать, - говорю я, не сводя глаз с фон Страба, - я здесь, чтобы предупредить вас.

Фон Страб немного оттаивает, но смотрит на меня с подозрением.

Он машет рукой фон Спенку, тот опускает пистолет, хотя я замечаю, что он не убирает его в кобуру.

- Ты предупреждаешь меня о том, что тебя послали убить меня, - говорит владыка.

- Остальная команда все еще в подулье, и они хотят или убить вас, или похитить, - отвечаю я.

И затем, будто бы это все объясняет, я говорю:
- Нас послала Инквизиция!

- Ты говоришь, Инквизиция? - произносит фон Страб.

Он смеется, мягкий булькающий звук.
- Что ж, я совсем не удивлен, а, фон Спенк?

- Нет, ваше превосходительство, - отвечает канцлер-телохранитель, - полагаю, что это они в ответе за предыдущие покушения на вашу жизнь.

- Конечно они, - говорю я, - они считают, что судьба Армагеддона лежит в ваших руках.

Вы для них угроза.

- Эта твоя команда, расскажи о них! - говорит фон Страб.

Я рассказываю им все.

Все о штрафниках "Последнего Шанса", Полковнике, нашем путешествии сюда и прибытии.

Объясняю насчет Дерфлана Кирка и туннелей.

Но лучшее храню напоследок.

- И даже если мы не преуспеем, вы все равно обречены, - говорю я, - боевая баржа космодесанта на орбите готова сравнять с землей весь Херон.

Фон Страб принимает это кивком.

Он кладет локти на подлокотники трона и подпирает пальцами подбородок.

- Вы не удивлены? - спрашиваю я.

- Конечно же нет, - отвечает владыка, - все, что ты сказал - правда.

Моя великая Армия Освобождения быстро становится силой, с которой нужно считаться.

Ты знаешь, почему они до сих пор не нашли меня?

Из-за дезертиров, вроде тебя.

Я всегда на шаг впереди.

Награда за верность мне велика, и я уверен, ты вскоре это поймешь.

У меня десять тысяч обученных солдат, местных и других, и в десятки раз больше вспомогательных подразделений.

Улей снова будет наш!

- С моей помощью вы сможете остановить Полковника! - говорю я, делая шаг вперед.

Фон Спенк напрягается, но я не обращаю внимание.

- Но вы ничего не сможете сделать с боевой баржей.

Меньше чем через две недели, не будет улья, чтобы его повторно занять!

- Позволь мне об этом беспокоиться, Кейдж, - говорит фон Страб.

Он улыбается и кивает.

- Мне кажется, ты мне нравишься Кейдж. Думаю пока что оставить тебя в живых!

- Пока что? - спрашиваю я, поднимая бровь.

- Пока что, - отвечает он, - и будь за это благодарен.

Теперь же я должен удалиться. Чертовски устал.

На сегодня фон Спенк подыщет тебе подходящую комнату, и утром я с тобой еще раз встречусь.

Ах, да, и помойте его фон Спенк, он воняет так же, как и выглядит.

- Да, ваше превосходительство, - еще раз кланяясь, отвечает фон Спенк, - я уверен, мы сможем разместить нашего гостя.

Он уводит меня в дверь слева, и мы проходим через несколько комнат, в каждое такие же жуткие украшения, что и в зале аудиенций.

Трофейная комната, среди приземистых черепов крыс-мутантов, торчат головы рептилий и других существ, включая человеческие черепа и полуразложившиеся головы.

- Предки Императора всегда занимались охотой, - объясняет фон Спенк, замечая как мой взгляд ложится на искаженное женское лицо.

В ее пустых глазницах копошатся личинки, отчего ее щеки дергаются, в неком подобии жизни.

- Он не позволил обстоятельствам встать на пути семейной традиции, и делает, что может.

Пройдя через несколько комнат, фон Спенк приводит меня в пустой каменный коридор, стены покрыты слизью и плесенью.

Деревянные ступеньки ведут в маленький подвал, повсюду двери.

Фон Спенк открывает одну из них, и пихает меня внутрь.

Стукаюсь головой о низкий потолок, и вижу перед собой пустую комнату, не более двух квадратных метров.

- Конечно же фон Страб... - начинаю я, разворачиваясь к фон Спенку.

Он бьет меня по голове рукояткой пистолета.

 

Глава восемнадцатая.

Безумный суд.

Прихожу в себя, голова ноет от боли.

Подношу руку ко лбу, там красуется шишка размером с яйцо, шелушится кровь.

Темно, из-под двери передо мной сочится узкая полоска света.

Встаю и впечатываюсь макушкой в потолок.

Пригнувшись, я ползу по холодному, твердому полу, шаря рукой перед собой.

Нащупываю деревянную поверхность двери, пройдясь влево и вправо рукой, понимаю, что оказался в камере, чуть шире, чем распростертые руки.

Где я?

И еще главнее вопрос, как я сюда попал?

Пытаюсь сконцентрироваться, несмотря на отдающую в виски боль, отчаянно пытаюсь вспомнить.

Вздрагиваю, когда вспоминаю Лори, пытаюсь понять, что случилось дальше.

Воспоминания обрываются в вентиляционной шахте, когда я смотрю на врата в дворец фон Страба.

После этого все в тумане. Решаюсь постучать в дверь, но отбрасываю эту мысль.

По моему опыту, если кто-то запихнул тебя в камеру, то намереваются продержать тебя там, пока сами не будут готовы тебя выпустить.

Если будешь суетиться, то, скорее всего, просто продлишь свое заточение.

Держа это в голове, облокачиваюсь спиной на стену, прижимаю колени к груди и пытаюсь подумать.

Бессмысленно, я ни черта не помню.

Я не знаю, где я, и хочу ли отсюда выбраться, или что ожидает меня за дверью.

И как много раз происходило в моей жизни, у меня остается только один выход.

Мне нужно сидеть и ждать того, что произойдет дальше.

Ждать приходиться недолго.

Вскоре раздается скрежет ключа в замке и дверь открывается внутрь, через нее сочится тусклый свет.

В дверях стоит мужчина в выцветшей пурпурной робе с оружейным ремнем на талии.

- Давай, нужно помыться перед посещением Императора, - говорит он, отходя в сторону, - посмотрим, понравишься ли ты ему этим утром.

Кажется, лучше ничего не говорить.

Потому что, что бы я ни сказал, это втянет меня в большие неприятности.

А если буду вести себя спокойно, и пройду через все, что не угрожает жизни, то может быть смогу отсюда безболезненно выбраться.

Только надеюсь, что в дальнейшем это не окажется просто испытанием.

МЕНЯ ВЫВОДЯТ из камеры, поднимаемся по ступенькам и поворачиваем к душевым.

Вода обжигающе холодна, но мне все равно.

У меня впервые есть возможность смыть грязь пепельных пустошей, труб и сажу подулья из своих волос и из-под ногтей.

Я осознаю насколько я грязен, глядя на черную воду, которая утекает в сток.

Я не из тех, кто боится испачкаться, но приятно быть не измазюканным в дерьме хотя бы иногда.

Мои лохмотья поменяли на одежды из черного шелка, в некоторых местах залатанную, с белым ремнем. Она воздушная и легкая, и мне в ней несколько странно, по сравнению с целой жизнью в боевом облачении и сжатой униформе.

Последним водружаю на голову красную фуражку.

- Император одобрит, я уверен, - произносит мужчина со шрамом, оглядывая меня сверху донизу, затем наклоняется вперед, чтобы поправить воротник, - давай за мной.

Он ведет меня через комнаты, украшенные останками людей.

Кости, зловонные органы и гниющие черепушки украшают рамки портретов, канделябры, двери и мебель.

Вонь стоит невыносимая, сглатываю комок.

Пытаюсь задержать дыхание, но вскоре все же дышу, предпочтительно ртом.

Только теперь пробую тошнотворный воздух на вкус.

Мы наконец-то заходим в забитый народом зал, наполненный мужчинами и женщинами всех возрастов. На некоторых простые одежды, как у меня, на других кричащая офицерская униформа.

Через толпу проносится мальчишка с потускневшими серебряными подносами, предлагая всем местные деликатесы.

Мой эскорт растворяется в толпе, и один из служек подходит ко мне и чуть ли не тычет подносом.

На нем пирамидка маленьких коричневых шариков, обрамленных полосками мяса.

- Это что? - спрашиваю я, указываю на маленькие, серые кусочки плоти.

- Легкие песчаной крысы, - щебечет тот, - прожаренные до хрустящей корочки. Говорят достаточно горькие.

- А это? - спрашиваю я, пальцем подцепляя один из шариков, похожий на катышек экскрементов с опилками.

- Тушеный кернакл с подливкой из несладкого свежего грязекорня, - отвечает юный официант.

- Кернакл? - переспрашиваю я.

Малец вздыхает и несмотря на то, что он вдове младше меня, смотрит с превосходством.

- Чресла пхундры, - снисходительным тоном сообщает он.

- Чресла? - снова переспрашиваю, роняю кусочек обратно на тарелку и вытираю жир о белую рубашку юнца. - Ты имеешь в виду яйца? Должно быть редкий деликатес.

- У них их шесть.

Для людей с развитым вкусом, - отвечает мальчишка.

Поддразнивая меня он печально качает головой, разворачивается и растворяется в толпе, в поисках кого-либо с более развитым вкусом, чем у меня.

Толпа сплетничает и передвигается туда-сюда, но вскоре из дальнего конца зала слышится шелест.

Плечами раздвигаю людей, получаю по пути несколько тычков в ребра, но все же пролезаю вперед.

Вижу лысого толстого мужика в серой шинели окаймленной красными нитями.

На поясе у него длинный парадный меч, а из кожаной кобуры торчит инкрустированная драгоценными камнями рукоятка пистолета.

Если он хоть раз попытается из него выстрелить, то разорвет себе ладонь на лоскуты.

Его правый глаз заменен механическим имплантом, линзы сияют энергией.

В кармашке шинели подвернут платок, заляпанный темно-красным.

У его плеча появляется мужчина, который вывел меня из камеры, он выдергивает платок, и уголком промакивает пару капелек на губах своего хозяина.

- Благодарю, фон Спек, - произносит мужчина, и когда начинает ковылять вперед, толпа перед ним расходится.

Он видит меня, и я вздрагиваю, стараясь не привлекать внимание. Но он марширует прямо ко мне, и внезапно я оказываюсь прямо перед ним.

- Рад, что ты прошел, Кейдж, - говорит он, и мое сердце начинает учащенно биться.

Фраг его, откуда он знает мое имя?

Какого хрена со мной произошло?

- Полагаю новые одеяния вам по вкусу.