Саввина книга, л.70 . Остромирово Евангелие, л.118б.

По фонетической гипотезе А. А. Шахматова, отвердение происходит после падения редуцированных. Морфологической гипотезы придерживаются Ф. Ф. Фортунатов, С. П. Обнорский, П. С. Кузнецов: опираясь на отстутствие во многих русских диалектах в этих формах конечного *тъ, они предполагают его утрату еще в праславянский период; позднее к формам присоединяется древнее указательное местоимение *tъ.[14] П. С. Кузнецов допускает, что это окончание сложилось в результате перекрещивания двух факторов: фонетического — отвердения его перед твердым согласным звуком рядом стоящего слова и морфологического — смены окончания глагола под влиянием указательного местоимения тъ.

Как уточняют К. В. Горшкова и Г. А. Хабургаев, возможно, без *tъ форма выражала значение неопределенности, например в Приписке к Остромирову Евангелию ДА ИЖЕ ГОРАЗНѢЕ СЕГО НАПИШЕ ‘кто-то напишет’. Поскольку категория определенности/неопределенности не закрепилась в языке, -ТЪ стал показателем 3-го лица.

П. Я. Черных видит причину отвердения конечного звука омонимией с формой инфинитива (ГОВОРИТЬ), однако необходимо указать, что в период существования флексии 3-го л. ед. ч. -ТЬ инфинитив имел суффикс -ТИ.

Совершенно другую позицию занимает Н. Д. Русинов, определяющий экстралингвистические причины отвердения флексии. Это отвердение происходит в северновеликорусском наречии, территория локализации которого граничит с финно-угорскими языками мери, муромы, мари, где глаголы 3-го л. оканчиваются твердым *тъ. Южновеликорусские наречия, под влиянием пограничных с ними мордовских языков, где в этих формах мягкий *т’ъ, получают этот вариант. Таким образом, по Н. Д. Русинову, причиной процесса становится влияние финно-угорского субстрата.[15]

 

– В 1-м л. мн. ч. наиболее частотен вариант флексии -МЪ, однако в памятниках письменности отмечаются, хотя и немногочисленные, варианты -МО/-МЫ/-МЕ. Не допуская возможность превращения Ъ в слабой позиции в гласные полного образования и учитывая функционирование в других славянских языках как нормативных вариантов сербск. -мо, чешск. -ме, польск. -мы, историки языка считают вероятным существование в праславянском языке всех этих вариантов. Позднее они дифференцировались по диалектам, легшим в основу южнославянских, западнославянских и восточнославянских языков. В 1-м лице единственного числа настоящего времени сохранилось окончание -м только в двух глаголах: ем в значении настоящего времени и дам в значении будущего времени, с отвердением конечного м после отпадения в слабой позиции ь, а также в производных словах: съем, создам.[16]

- Изменения в настоящем времени глагола вызваны частично явлениями аналогии — переход е в о: несёте, ведёте под влиянием других форм; частично — причинами фонетического характера: отвердение звука ш во 2-м лице единственного числа настоящего и будущего простого времени.

 

4.3 История форм будущего времени

Вопрос о том, насколько в древнерусском языке эпохи древнейших памятников оформилось будущее время, представляет некоторую сложность.[17]

В исходной системе древнерусского языка, кроме синкретической формы настоящего / будущего времени, из которой развились формы простого будущего, что было связано со становлением видовых отношений в истории русского языка, были две формы сложного будущего времени. Одна из них может считаться действительно аналитической формой, служащей для обозначения такого будущего действия, которое относится ко времени ранее другого будущего действия (так называемое преждебудущее). Она образовывалась сочетанием личных форм будущего времени глагола быти с причастием прошедшего времени на -л-, изменявшимся по родам и числам.

Тем самым, для выражения значения действия, которое произойдет в будущем, использовались:

1) синтетические конструкции, совпадающие с формами настоящего времени;

2) аналитические конструкции со вспомогательными глаголами, определяемые как сложное будущее абсолютное и сложное будущее относительное.

Сложное будущее абсолютное (по терминологии традиционных европейских грамматик, будущее I) представляло собой сочетание инфинитива и вспомогательного глагола в форме настоящего / будущего простого ХОЧЮ, НАЧЬНУ/ПОЧЬНУ, ИМАМЬ, БУДУ, причем форма с БУДУ в древнерусских текстах наименее употребительна.

По семантике форма сложного будущего абсолютного отличается от простого будущего менее тесной связью с моментом речи и наличием модальных оттенков, передаваемых вспомогательным глаголом: ХОЧУ – оттенок желательности, ИМАМЬ – обладания, НАЧЬНУ – начинательности[18], например: