ЗНАК И СИМВОЛ

Задачей семиотического процесса является совмещение не только модели мира, но и пространственно-временных характеристик отправителя и получателя сообщения. Читая «Исповедь» св. Августина, мы совмещаемся с его прос­транственно-временным континуумом. Отложив в сторону книгу, мы вновь оказываемся в своем пространственно-вре­менном континууме.

Г.Г. Почепцов. Семиотика

Для простого коммуникативного процесса, индивиду­ального речевого акта характерно изначальное совпадение пространства-времени отправителя и получателя. В качес­тве примера можно привести бытовой разговор. Для про­цесса семиотического свойства характерна пространствен­но-временная оторванность отправителя от получателя. Человечество, освоив письменность, стало эксплуатировать именно этот процесс в наибольшей степени. Основным ста­ло опосредованное, а не прямое общение.

Запись, стенограмма, протокол — все это выработанные цивилизацией формы фиксации данного процесса. До по­явления письменности этой же цели служила опора на сви­детеля события, использовалась клятва, божба, для того, чтобы участник события впоследствии не мог изменить свои свидетельства. И сегодня при засилье письменной фиксации мы все равно имеем реликтовые остатки инсти­тута свидетелей: они встречаются в юридической форме, как это имеет место при заключении брака, или в ритуаль­ной, как, например, при вручении диплома.

Фиксация может быть направлена как на визуальное, так и на аудиальное восприятие. П. Флоренский различал по принципу зрительной или слуховой ориентации соответс­твенно католицизм и протестантизм, в православии он ви­дел гармоническое объединение той и другой ориентации (подробнее о дальнейшем разграничении зрительной/слухо­вой ориентации см. [254]).

Процесс общения мы можем разбить на три основные составляющие: коммуникативную, семиотическую и симво­лическую. В случае коммуникативного процесса централь­ным является передача содержания, в случае семиотическо­го—к содержанию добавляется и форма, в которую оно воплощено, причем они оба становятся обоюдоважными. Подчеркнем обязательность именно двух сторон, поскольку со времен русской формальной школы бытует разграниче­ние следующего свойства: «Речь, в которой присутствует ус­тановка на выражение, называется художественной, в отли­чие от обиходной, практической, где этой установки нет» [171, с. 9]. Мы же считаем, что для семиотического процес­са характерна двойная установка: и на форму, и на содержа-

Основы семиотики

ние. В процессе же символическом играет роль ориентация и на форму, и на содержание, и на самих получателя/отпра­вителя. Разграничивая знак от символа, Н.С. Мусхелишви-ли и Ю.А. Шрейдер подчеркивают: «Знак часто выступает как заменитель (субститут) обозначаемого... Но каждый раз граница между знаком и означаемым, субститутом и субсти-туируемым проводится достаточно четко... В случае символа аналогичная граница размывается и в пределе исчезает сов­сем, ибо адекватное восприятие символа есть придание соз­нанию той самой направленности, на которую этот символ указывает» [127, с. 64]. Без подключения человеческого фак­тора символ невозможен. Поэтому, например, анализ сим­вола, проведенный П. Сорокиным, страдает из-за попытки «объективизированного» взгляда на этот субъект, только со стороны наблюдателя, но не со стороны участников.

Фетишизация, проводимая как отрицательная характе­ристика у П. Сорокина, не является таковой, если мы взгля­нем на нее не с позиции знака, а с позиции символа. В этом случае она сразу становится естественной и, как следствие, положительной характеристикой. Символ является принци­пиально расширяющимся, а не замкнутым знаком. Это рас­ширение может идти в сторону абсолютного начала, как это имеет место у П. Флоренского, который в качестве характе­ристики символа рассматривает то, что за ним стоит гораздо больший объем. «Символ — такого рода существо, энергия которого растворена с энергией другого, высшего существа, поэтому можно утверждать, — хотя это и могло бы показать­ся парадоксальным, — что символ есть такая реальность, ко­торая больше себя самой» [185, с. 329—330, 287, 293].

Все это говорит об ином объекте и об ином инструмен­тарии, характерном для анализа символа. «Символика не может анализироваться в рамках семиологии, так как она не располагает свойствами языков и кодов», — пишет Ж. Мо-лино [249, р. 114] (перев. В. Мейзерского). Это не значит, что она не системна. Язык и код образно можно охаракте­ризовать как горизонтальную системность, это как бы сис­темность однородных явлений. Символика более индивиду­альна, ее мы можем обозначить в качестве вертикальной системности, где и один в поле воин, что отнюдь не исклю­чает, а даже предполагает существование и других.

Г.Г. Почепцов. Семиотика

Это, вероятно, связано с тем, что человечество использу­ет две фундаментальные системы коммуникации: одна из них тяготеет к передаче информации, другая — к передаче иерархии (ценностей). При этом вербальные структуры ста­ли базовыми для передачи информации, невербальные — иерархии. Поскольку передача информации более изучена, остановимся на передаче иерархии. Именно этому служат типы одежды, прически, поэтому на улицах воздвигают па­мятники. Вспомним, как выглядел, например, типичный номенклатурный кабинет (портрет на стене, собрание сочи­нений под стеклом, телефоны на столе и т.д.). Символ кроме знаковости передает иерархию. Знак выполняет основную роль в передаче информации, хотя и обладает определенными характеристиками символа. Человеческое общество сильно диверсифицировано. Ф. Хайек даже пишет, что «в культуре, сформированной групповой селекцией, установление эга­литаризма должно привести к прекращению дальнейшей эволюции. Большинство, конечно, не держится эгалита­ристских взглядов. Они возникают в условиях неограничен­ной демократии, когда правительству надо заручиться под­держкой самых низов» [190, с. 253].

Вероятно, мы сейчас попадаем в ситуацию, вслед за С. Трубецким удачно подчеркнутую В. Зеньковским в «Основах христианской философии», когда он разбирает мир платоновских идей. Наши символы и знаки становятся в нашем рассмотрении самодовлеющими единицами, когда они как бы замкнуты на себя. Кто же является субъектом знаков и символов, ведь получая черты вещности, они пере­ходят в разряд самосуществования. В. Зеньковский пишет, что «лишь учение о том, что идеи суть мысли Божий, что су­бъектом идей является Бог, освобождает учение об идеях от момента овеществления» [66, с. 127]. Продолжая подобный подход, единицу-слово мы можем сделать принадлежностью тварного бьггия, знак определяет собою соборное бытие, а символы лучше рассматривать в качестве приближения к сфере абсолютного бытия. И все это вмещается в единой сфере сознания. Однако и тут мы сталкиваемся с ограниче­нием возможности вхождения во все уровни нашего созна­ния. Как прекрасно пишет П. Адо в книге о Плотине:

Основы семиотики

«Мы можем подниматься до духовной жизни лишь путем постоянного движения вверх-вниз между отдельными уров­нями нашего внутреннего напряжения. Обращая свое вни­мание вовнутрь, мы должны быть готовы испытать единс­тво Духа, затем опуститься на уровень сознания, чтобы узнать, что именно наше "я" находится там, и вновь утра­тить сознание, чтобы обрести свое подлинное "я" в Боге. Точнее, в момент экстаза надо смириться с тем, что осоз­наешь себя лишь смутно» [4, с. 30].

Возможно построение коммуникации, которое исходит из абсолютного начала. В этом случае элементарной комму­никативной единицей становятся символы. Замена слов символами даст речь максимально афористичную, частично не понятную для обыденного сознания. С точки зрения стандарта, это нечто вроде «мнимостей в геометрии» П. Фло­ренского — мнимости в коммуникации. Знак, преодолевая себя в иной системе координат, становится символом. Но переход знак — символ не может носить всеохватывающий характер, поскольку перед нами две разные системы. Обрат­ная перекодировка из символа в знак делает рутинным, за­земленным исходно возвышенное сообщение. Знак меняет процесс коммуникации, символ меняет самого человека. Возникновение этих новых единиц и служит вехами разви­тия человечества. При этом мы находимся не только в пос-лезнаковом, но и в послесимволическом отрезке цивилиза­ции. Если список знаков ограничен, но в принципе он может расширяться, то список символов, наоборот, сужает­ся с нашим движением вперед. Мы черпаем символы прин­ципиально из прошлого периода. Ю.М. Лотман пишет:

«В символе всегда есть что-то архаическое. Каждая культу­ра нуждается в пласте текстов, выполняющих функции ар­хаики. Сгущение символов здесь особенно заметно. Такое восприятие символов не случайно: стержневая группа их, действительно, имеет глубоко архаическую природу и восхо­дит к дописьменной эпохе, когда определенные (и, как пра­вило, элементарные в начертательном отношении) знаки представляли собой свернутые мнемонические программы текстов и сюжетов, хранившихся в устной памяти коллекти­ва» [111, с. 11].

136______________________ Г.Г. Почепцов. Семиотика

Тем самым мы вновь вернулись к исходной зрительно-слуховой ориентации.

Таким образом, человеческому общению свойственна се-миотжностъ, под которой мы понимаем непрямой путь пе­редачи информации. Естественный язык не подлежит в этом плане семиотическому изучению, поскольку он явля­ется системой прямой передачи. С другой стороны, он во­обще не является системой передачи, а скорее системой фиксации информации в целях последующей передачи. Се­миотическими являются определенные изменения законо­мерностей, заложенных в языке.

Например, в рамках языковой передачи информации речь идет об общении истинном — о соответствии языковых референтов неязыковым денотатам. Но литература, этикет, ложь, ирония, являясь непременным спутником человечес­кой цивилизации, а отнюдь не случайным исключением из нее, ни в коей мере не выполняют этого требования.

Или иной пример. В рамках языка знание кода первич­но, лишь на базе этого знания порождается и понимается текст, который в этом плане является вторичным. Но кино­текст, как и любой другой художественный текст, порожда­ет свой код постфактум. В этом случае первичен текст, код же становится вторичным.

Язык в аспекте передачи информации иной, чем язык в аспекте фиксации информации. Де Соссюр был прав, огра­ничивая лингвистику языком. Ибо речь (которая социаль­но, этикетно нормирована) уже подчинена закономернос­тям иного, неязыкового порядка, что в свою очередь имеет именно семиотическую ценность.

Представим рассмотренные различия в таблице, куда до­бавим несовпадение значений автора и читателя, с которы­ми мы имеем дело в языках культуры.

 

 

структура	обязательная характеристика
истинность	код до текста	значение автора= I значение читателя
семиотическая	—	—	—
языковая	+	+	+

Основы семиотики

В этой же области лежит расхождение между единицами элементарного порядка. Дяя структурной (традиционной) семиотики, выросшей из исследования языка, — это знак. Для социальной семиотики (Кресс, Ходж) — это сообщение или высказывание.

Причем нельзя признать имеющей объяснительную силу идею первоначального этапа тартуско-московской семиоти­ческой школы о том, что первичная моделирующая систе­ма (т.е. язык) предопределяет структурность вторичной мо­делирующей системы (т.е. литературы, театра, кино и пр.), поскольку базируется на языке. Ведь живопись, балет и т.д. не опираются на язык в такой же степени, однако подчиня­ются однотипным закономерностям. Все это говорит о том, что данные структурные закономерности вытекают не из языка, а являются отражением особенностей функциониро­вания нашего мозга, нашего сознания. Вот где лежит еди­ный источник, разграничивающий хаос и систему. Для это­го не требуется никаких осознанных усилий, все это может проходить вне воли человека. Как заметил Ф. Хайек, «чело­век цивилизовался в значительной степени вне своей воли» [190, с. 247]. В другом месте он отмечает:

«Поведение, необходимое дяя поддержания жизни ма­ленькой группы охотников и собирателей, в корне отлично от поведения, которого ждут от человека в открытом, осно­ванном на обмене обществе. Но если на приобретение и ге­нетическое закрепление первого типа поведения у челове­чества уже ушли сотни тысяч лет, то для появления второго типа поведения необходимым условием стало не только за­учивание новых правил, но и подавление с помощью неко­торых из них инстинктивных реакций, более не соответству­ющих открытому обществу. Поддерживает эти новые правила отнюдь не сознание того, что они более эффектив­ны. Наша экономическая система не является результатом работы нашего интеллекта: его возможности недостаточны для этого. Мы натолкнулись на нее, и она увлекла нас на не­вообразимую высоту...» [190, с. 241—242].

В языковой структуре целью является ускоренная пере­дачи информации. В семиотической — запаздывающая. Де­тектив невозможен в языковой модели, поскольку тогда требуется раскрытие имени убийцы уже на первой страни-

Г.Г. Почепцов. Семиотика

це. Здесь важна не сумма, а результат, основным становит­ся сам процесс передачи.

Стандартная языковая ситуация знает, кто отправитель, кто получатель. Семиотическая ситуация может скрывать это, может совершать замену истинного автора на анимато­ра текста, т.е. семиотическая ситуация представляет собой отступление от базовой коммуникативной схемы. Поэтому, наверное, не совсем точным является базовое представле­ние о семиотике как о науке о коммуникации. Семиотично лишь нарушение определенных норм, характерных дяя обыденного языкового общения. Почему неинтересен све­тофор, часто используемый в качестве примера в учебных пособиях по семиотике? Там нет отступлений, которые, ко­нечно, лишили его простоты. В то же самое время большое число неучебных трудов посвящено текстам культуры, кото­рые как раз построены на нарушении параметров, нормаль­ных с точки зрения естественной коммуникаций.

Увеличение разрыва в пространстве и времени заставля­ет отправителя и получателя увеличивать длину текста (сходно действует и иерархический разрыв), поскольку тор­мозится ответная реакция одного из участников. Исчезно­вение визуального подтверждения разговора (при этом один рассказывает другому, что тот не видит своими глазами) увеличивает его семиотичность, которая теперь не может быть подтверждена реальностью. Мы должны поверить ли­бо автору, либо своей собственной модели мира.

Аналогично действует любое изменение стандартной си­туации разговора. «Уберите микрофон», «Не будем при сви­детелях» — это тип коммуникации, которая не стремится к распространению. Любопытно сравнить воздействие свиде­телей на влюбленных, которым приходится замолкать, и на спортсменов, которые свои лучшие результаты, как уста­новлено в социальной психологии, показывают как раз при наличии болельщиков.

Информация, направленная на передачу результата, стремится к сжатию, та же, которая передает процесс, стре­мится к расширению. В результате образуются разные рече­вые жанры:

Основы семиотики

 

 

характерные черты	сжатие	расширение \
газетная заметка	роман |
следование реальности	обязательно	необязательно
временной разрыв между реальным событием и его вербальным описанием	важен	не важен |
общественно	значимое событие	незначимое событие
противоречивые версии одного события	не может быть	может быть
о событиях будущего	не может	может |
привлечь к суду за искажение	можно	нельзя
событие сильнее вербального текста	да	нет
требуется дальнейшее отслеживание события	да	:нет_______ 1

В качестве подраздела социальной семиотики можно вы­делить политическую семиотику, где происходит реализа­ция общих идей на конкретном политическом материале.

Возьмем к примеру цветовую символику. Уже при рож­дении человека розовый и голубой цвета используются как символы для девочек/мальчиков. Затем красный (а это — вариант розового), как подсказали Ходж и Кресс, постоян­но используется женщиной. И губная помада, и цвет ног­тей, и румяна — все они в качестве основного заявляют красный цвет.

Мы наблюдали борьбу за цвет флага во время становле­ния украинской государственности. Это пример ограничен­ной системы, поскольку цветовые визуальные системы не имеют большого числа вариантов. При этом накал страстей становится еще больше, поскольку семиотические различия утрированно велики. Например, когда поднимался красно-черный флаг УПА, всегда звучал голос председательствую­щего: «Кто поднял? Уберите. Это провокация».

Можем отметить целую серию подобных закономерностей:

140 _______ Г.Г. Почепцов. Семиотика

1) Чем ограниченнее система, тем сильнее идет процесс фетишизации, поскольку значение каждого символа возрас­тает. Вспомним борьбу за снятие памятников Ленину. Даже в апреле 1992 года депутаты российского парламента требо­вали восстановить старое убранство зала.

2) Масштабная фетишизация (символизация) одновре­менно порождает минифетиши. Она носит максимально системный характер, происходит проникновение данного символа во все возможные сферы. К примеру: красный флаг — красный галстук — значок — красная скатерть — красный уголок.

3) Символизация стремится к распространению на дру­гие уровни. Предыдущий вариант распространения был как бы горизонтальным распространением, а есть и вертикаль­ное. Американский флаг есть в каждой американской шко­ле и перед многими частными домами. Бюст Ленина мы стремились установить в любой точке пространства.

4) Возможна фетишизация пространства и времени.
Например: залп «Авроры» как открывающий новую эру че­
ловечества. Пространственная фетишизация: Москва, Мав­
золей.

5) Перемены в пространстве могут давать такую же фе­тишизацию, как и перемены во времени. Если во времени — это переход ребенок-взрослый, который маркируется пас­портом (вспомним «краснокожую паспортину» и пр.), то переход пространственный может иметь такие же семиоти­ческие свойства. Например: хадж в мусульманской религии, «прочане» и «чумаки» в рамках украинской модели мира.

6) Фетишизация возможна даже в данной точке прос­транства, ср.: символику левого и правого [170]. Причем на­ше политическое деление отличается от западного, где на­ши левые партии считаются правыми, и наоборот.

7) Фетишизация прослеживается и при сопротивлении возврату старой символики, ср. яростное неприятие гимна Александрова-Михалкова в российских СМИ.

Каковы же общие выводы из предложенного рассмотре­ния? Знак и символ являются центральными событиями че­ловеческого бытия. Именно наличие их сделало человека че­ловеком, а примитивное общество — цивилизацией. Смена

Основы семиотики

исторической системы, которую мы сегодня проходим, в первую очередь отражается на смене символов. И основные усилия этого периода носят вербальный характер: перед на­ми проходит борьба со старыми символами и борьба за но­вые символы (подробнее см.: [144, 145]). Интересно, что при этом вновь возникает безальтернативная модель. Символы разных систем не могут сосуществовать. Демократические символы с таким же упорством ведут борьбу с символами со­циалистическими, как это было в предыдущий период с ни­ми самими. Это говорит о том, что в основе символа лежит единственность. Знак же носит более системный характер.