СЕМИОТИЧЕСКИЕ ОБЪЕКТЫ КАК ЯВЛЕНИЯ СФЕРЫ ДОСУГА

Определяющей чертой современной цивилизации, как показал Ф. Хайек, стало понятие свободы:

«Человек развился не в условиях свободы. Член маленькой группы, принадлежность к которой равносильна для него выживанию, может быть кем угодно — только не свободным существом. Свобода — артефакт цивилизации, избавивший человека от оков малой группы, внезапным настроениям ко­торой вынужден подчиняться даже ее лидер. Свобода сдела­лась возможной благодаря постепенной эволюции дисцип­лины цивилизации, которая есть в то же время дисциплина свободы» [190, с. 240-241].

Мы же остановимся на другой стороне явления свободы — leisure, свободное время, ничегонеделанье (в дальнейшем, Л-сфера). Некоторые исследователи связывают этот про­цесс с молчанием [251; 252], понимая под ним противопо­ложность активной деятельной жизни. Но в Л-сфере также есть действия, они просто иные. Для Л-сферы характерно то, что действия, которые там происходят, делаются ради них самих. Чтение книг ради подготовки к экзамену — не Л-сфера, но чтение книг ради удовольствия — Л-сфера [219]. То есть перед нами (с точки зрения внешнего мира) полностью автономная деятельность, поскольку она зам-

Г.Г. Почепцов. Семиотика

кнута сама на себя. В этом плане она сходна с ритуалом, ко­торый также направлен вовнутрь. Но в отличие от ритуала, где положительные эмоции черпаются в строгом его выпол­нении, Л-сфера разрешает любые варианты импровизации, любые варианты своего собственного решения проблемы времени [204].

Здесь перед нами откроется иная иерархия основных форм поведения. Центральные образцы поведения в мире могут быть второстепенными для Л-сферы, и наоборот. В Л-сфере основные позиции может занять, к примеру, игро­вая деятельность. Поведение человека в его раннем возрас­те, возможно, отражает смену этих моделей поведения в ис­тории человечества. Ребенок играет с куклами до того, как сядет за учебники. Так и человеческая цивилизация вырос­ла, постепенно вытесняя игровые функции, характерные сегодня для Л-сферы. Й. Хейзинга находит точку смены этих моделей в XIX веке [243].

Таким образом, перед нами иной, параллельный основно­му мир. Он принципиально закрыт от вмешательства дру­гих и принадлежит всецело самой личности — «leisure воз­вращает нас в наше собственное время», —- пишет М. Дэвис [229, р. 111]. Попытки государства войти в него, регулиро­вать его наталкиваются на наши внутренние преграды. Здесь мы четко воздвигаем границы нашей privacy...

Задачей нашего рассмотрения будет показать то, что ха­рактеристики объектов семиотики, возможно, не являются самостоятельными, а отражают характеристики этой парал­лельной Л-сферы. Они создаются в соответствии с теми требованиями, которые выдвигает к своим объектам Л-сфе­ра. Тогда окажется, что то, что мы принимаем и анализиру­ем как явления семиотического порядка, на самом деле ока­зываются явлениями Л-порядка. И если это окажется так, то это в какой-то мере потребует от нас смены направлений нашего поиска, смены каких-то составляющих нашего се­миотического инструментария. Л-сфера выступит при этом как первичный феномен, а объекты семиотики — как фе­номены вторичные.

Что характерно для поведения человека в Л-сфере? Во-первых, свободное включение — это принципиально личное

Основы семиотики

решение (о чтении книги и т.д.). Ощущение этой свободы очень важно. В учебниках по изобретательству даже пишет­ся, что идеи возникают при наличии подобного свободного «зазора». В мозге, постоянно загруженном конкретными за­дачами, ничего не появляется. Как обратное явление отме­тим, что для борьбы со слухами рекомендуется загружать, к примеру, воинские подразделения конкретной работой [261]. Во-вторых, перед нами не только пассивное участие, как кажется на первый взгляд. Очень большой объем Л-сферы связан с активной работой — вышивание, игра в шахматы, гадание на картах — все это вполне активные действия. Не меньший объем и у пассивного участия: от смотрения телевизора до прослушивания «романов» в тюрь­ме. В-третьих, это принципиальная непересекаемость с внешним миром. Даже при чтении книг или во время прос­мотра фильма получатель информации, попадая в Л-мир, понимает, что это не есть реальность. Спасает ситуацию то, что он полностью погружается в Л-мир, поскольку, как ус­тановлено психологами, нам трудно воспринимать действи­тельность многоканально. Мы воспринимаем ее через один канал, а переключаясь на другой, мы уходим из первого.

Какие свойства семиообъектов признает реальными се­миотика? Тартуско-московская школа активно подчеркива­ла двойственный характер семиообъекта, который часто ре­ализуется в повышенном уровне неоднозначности, характерном для всех языков культуры (см., к примеру [112]). К сожалению, мы не знаем, насколько действитель­но не совпадают прочтения у разных людей. Но можно признать, что несовпадение читателей приводит к индиви­дуальному фактору дополнительности, накладывающемуся на художественное произведение. К примеру, мальчики и девочки возьмут из «Трех мушкетеров» разные линии в ка­честве наиболее привлекательных. Точно так же теория коммуникации разграничивает людей по полу, возрасту, принадлежности к социальным, религиозным группам, по разной степени воздействия на них [219]. Как угодить всем этим разным группам? Семиообъект принципиально мно­гослоен, что создает возможность разнопланового вхожде­ния в него, тем самым обеспечивая элементы импровизаци-

Г.Г. Почепцов. Семиотика

онности, нетрафаретности, которые ищет человек, устав­ший от своих серых будней. Столь же неоднозначен объект дискурс-гаданий — там неоднородность закладывается, что­бы более точно «угодить» заказчику, который скорее допол­нит туманное предсказание своими собственными догадка­ми и предположениями [239].

Объект Л-сферы обладает индивидуальным временем и пространством. Время в нем течет по своим собственным законам. Вспомним частые высказывания типа «заигрались и не заметили, как время прошло». Время в Л-сфере может соответствовать совсем иным временным измерениям в фи­зическом мире. К примеру, рождение и смерть героя дол­жны уложиться в гораздо меньший объем времени физичес­кого порядка. Время художественное более спрессовано по сравнению со временем реальным. Следовательно, опери­рование с художественным временем всегда выгодно — ты выигрываешь время, «проживая» за физически малый отре­зок времени целую жизнь героя. Ю.А. Шрейдер связывает этот парадокс с реализацией большого числа моментов вы­бора, к примеру, в детективе или игре в карты, чем это мо­жет произойти с человеком в реальности [205].

Реальное время выступает только в качестве границы, в рамках которой расположено Л-время. Скажем, футбол — интересный или неинтересный в аспекте своего времени — продолжается в рамках отведенных ему двух таймов по 45 минут.

Л-время замкнуто на начало, на точку отсчета, оно отно­сится к внутреннему пользованию. «Раньше начнем, боль­ше поиграем», — говорят дети, назначая время празднова­ния своего дня рождения пораньше. Внутреннее время романа, пьесы также замкнуто на начало, из которого вы­водится и к которому, как бы на ином уровне, вновь при­ходит.

Структура реального мира — конечна. Все объекты его жестко ограничены во времени и пространстве. Л-сфера ие имеет своего внутреннего конца. Игра в футбол могла бы продолжаться бесконечно, не будь она ограничена таймами. Игра в куклы прерывается лишь отходом ко сну. Конеч­ность Л-мира приносит контакт с внешним миром, иеобхо-

Основы семиотики

димость укладываться в его временные рамки. Для книги бесконечность реализуется возможностью повторного проч­тения. Семиообъекты в этом плане принципиально беско­нечны. В ряде случаев это может быть цикличное время, а не линейное, каким является время внешнее. Цикличность позволяет прерывать, к примеру, чтение, потом вновь прис­тупать к нему, когда будет свободное время, или желание вновь перечитать данную книгу.

Отсюда следует семиозакон — задержка времени в худо­жественной литературе, она реализована не только Прус­том, ее можно обнаружить в любом художественном произ­ведении. Армейский приказ видит своей целью конечное невербальное исполнение, поэтому в нем перформативный ха­рактер выступает на первое место. Художественный текст замкнут в своем собственном вербальном пространстве. По­этому перформативность для художественного текста (типа паломничества в определенные места после прочтения «Бедной Лизы» Карамзина) не является его характерной чертой, а скорее исключением. Правилом для него являет­ся как бы «обратная перформативность»: массовое невер­бальное действие в подключении к данному типу текста. Перед нами все время проходит волна такого массового прочтения/просматривания («Унесенные ветром», «Скар-летт», «Рабыня Изаура», «Богатые тоже плачут» и т.д.).

Еще одной особенностью семиообъекта, отмеченной тартуско-московской школой, была его принципиальная устроенность в соответствии с вербальными законами. По этой причине представители данной школы первоначально даже именовали эти типы объектов вторичными моделирую­щими системами, относя к первичной язык.

Семиообъекты действительно вторичны, но первичным моментом при этом выступает исходная составляющая — Л-сфера. Эта вторичность опирается на свойства течения времени и изменения пространства в Л-сфере. Основным свойством, которое приводилось как довод представителями тартуско-московской школы, было наличие кода. Но, во-первых, он предварителен (то есть существует до порождения текста) только в структурах естественного языка, а в худо­жественных языках он вторичен и возникает после самого

Г.Г. Почепцов. Семиотика

текста, после ею прочтения или просмотра. Во-вторых, мы можем увидеть сходную структурность и в невербальных объектах Л-сферы. Возьмем, к примеру, вышивание как процесс и вышивку как результат. Они явно обладают сво­им кодом, своей грамматикой. Вряд ли влияние собственно языка может быть столь решающим на невербальную сферу. Еще одним доводом тартуско-московской школы служило наличие более мощной структурности в языке, которая яко­бы продиктовывала эту свою сильную структурность в более слабые образования, которые начинали строиться по подо­бию языка. Посмотрим на возможность такого процесса пристальнее.

Если код (грамматика), скажем, в фильме возникает пос­ле его просмотра (или же в процессе просмотра), то это принципиально иной код. Если подобный код столь тексто-во зависим, то тогда подобных кодов возникает слишком много. Если он не зависим внешне (от языка), то тогда он за­висим внутренне и формируется, находясь в Л-пространстве и времени. Следовательно, скорее можно говорить, что мы просто берем определенные свойства Л-пространства и вре­мени и выдаем их за свойства данного фильма, поскольку это формирование происходит принципиально в Л-время.

Ф. Хайек отметил, что все институты человечества, включая язык, сформировались совершенно спонтанно, вне сознательной воли самого человека [190]. Тем более это ка­сается Л-сферы, для которой как раз характерна сосредото­ченность. Та степень рациональности, которую мы пыта­лись найти, обусловлена скорее влиянием самой Л-сферы на объекты, которые в ней «обитают». Именно они форми­руются под влиянием тех особых требований, которые нак­ладывает на них Л-сфера. Для наиболее адекватного удов­летворения ей, этим объектам приходилось выстраиваться в соответствии с ее законами. Мы не можем требовать соот­ветствия этим законам (код, грамматика и т.д.), скажем, от молотка как явления рабочей сферы. Кстати, любой возни­кающий подобный объект Л-сферы с точки зрения сферы рабочей явно выглдцит лишним, он как бы возникает «с жиру». Взглянем хотя бы на моду. Здесь существует инте­ресный механизм распространения, основанный на жела-

Основы семиотики

нии повторить, но повторить первым. Это удивительный, внутренне противоречивый, парадоксальный механизм пов­торить, но первым. Обратный процесс отмечен в воспоми­наниях Валентинова (меньшевик, активно работавший в первые годы советской власти). Он продолжал носить коте­лок, и таких, как он, в Москве обнаружилось только трое. Здесь котелок работает уже как анти-мода, как принципи­альное нежелание следовать новой моде. Ведь как справед­ливо отмечали В. Живов и Б. Успенский: «Немецкий каф­тан на немце не значит ничего, но немецкий кафтан на русском превращается в символ его приверженности евро­пейской культуре» [64, с. 72].

Замкнутость Л-сферы, ее отграниченносгь позволяет вво­дить свои собственные нормировки по всем параметрам. К примеру, Р. Барт очень детально описывает одежду, еду, по­ведение, даже позы в рамках мира де Сада. Все эти характе­ристики, с одной стороны, выводимы из эротической нап­равленности построенного мира. С другой, — благодаря этому они носят в сильной степени системный характер. Вот как Ролан Барт описывает один из элементов этого мира:

«Садическая "сцена" — это одновременно и упорядочен­ная оргия, и культурный эпизод, имеющий нечто от мифо­логической живописи, от оперного финала и от номера из программы "Фоли-Бержер". Одежда в таком случае сделана обычно из блестящих и легких материй (газ, тафта) с преоб­ладанием розового цвета (по крайней мере, у юных поддан­ных): таковы характерные костюмы, в которых по вечерам облачаются в Силлинге четверки (азиатский, испанский, ту­рецкий, греческий костюмы) и старухи (костюм сестры ми­лосердия, костюм феи, костюм волшебницы, костюм вдо­вы). За вычетом этих знаков, садическая одежда "функциональна", приспособлена к нуждам сладострастия. раздевание должно происходить мгновенно» [20, с. 189].

Своя нормировка — тоже принципиальная особенность Л-сферы, и она же один в один соответствует особенностям семиосферы. Овладение Л-временем — мечта не только от­дельного человека, но и государства, особенно тоталитарно­го. Оно все время пытается включиться в управление Л-сфе-рой. Это и определение тематики произведений искусства, и

Г.Г. Почепцов. Семиотика

подразделение на героев/врагов, и узко утилитарная органи­зация свободного времени в виде кружков, спортивно-мас­совой работы, подчиненной лозунгу «Готов к труду и оборо­не». На партийных съездах поднимался вопрос о недостаточности политмассовой работы по месту жительс­тва. Государство пыталось занять активные позиции в этой сфере, справедливо ощущая, что из-за неконтролируемости в ней могут содержаться зачатки непокорности. Вспомните: разговоры на кухне как явление! Именно в Л-сферах хра­нился огонь будущих изменений. Л-сфера несла в себе принципиально иные оценки событий внешнего для нее мира, чем те, которые давались средствами массовой комму­никации. Эту закономерность хорошо выразил Е. Шварц в образе начальника тайной полиции, который выходил на улицы подслушивать, но в сапогах со шпорами, поскольку в противном случае такого наслушаешься, что потом ночь не спишь. Тоталитарное государство все время стремилось раз­рушить Л-сферу, ввода туда дополнительных участников — обязательный третий во время прогулок в заокеанских пор­тах наших моряков или туристов и т.д. Государство почему-то считало, что именно наличие третьего, а не второго воз­вращает такой мини-ячейке принципиально советский вид.

Мы снова вернулись к вопросу о важности Л-сферы как для гражданина, так и для государства.

Ю.М. Лотман называл культуру коллективной памятью и видел в явлениях культуры наложение нескольких языков (полиглотизм культуры) [111]. Л-сфера как параллельная рабочей несет такую изначальную двойственность в себе. Все порожденное в ее рамках несет в себе печать сразу двух миров. И в человеке попеременно побеждает то один из них, то другой. Человек не стал бы тем, кем он есть, без участия обеих сфер. Его сделали не только труд, но и Л-сфера. Все попытки тоталитарного государства лишить че­ловека Л-сферы потерпели фиаско. Л-сфера продолжала порождать свои устные тексты (анекдоты, слухи, воспоми­нания), тем самым побеждая тоталитаризм.

Л-сфера важна для нас также следующим: это естествен­ный контекст, в котором происходит восприятие любой коммуникации, включая рекламную и политическую. Есть

Основы семиотики

определенная несогласованность в адресанте и адресате в этом смысле, например, новости читает человек в галстуке, а слушает его человек в пижаме. Один находится в рабочей сфере, другой — в Л-сфере. Политическая коммуникация пытается уменьшить это несовпадение, заставляя политика вести себя на манер актера, выстраивая политическое тор­жество по типу эстрадного. На уровне коммуникации про­исходит явное сужение объема рабочей сферы в пользу Л-сферы.