Глава 5. Финал акции подробно расписывать не стану: там все было по Фединому сценарию, без сюрпризов
Финал акции подробно расписывать не стану: там все было по Фединому сценарию, без сюрпризов. Единственный экспромт – легионеры зачем-то подожгли тачку, которой закупорили большой пролом, а в остальном все прошло по плану. Федя с юнгами убыли пешим порядком, вместе с остальными бойцами. А нам с Ленкой через пролом уже ходу не было, пришлось давать крюк – объезжать возле рынка. Когда мы повернули на шоссе, ведущее к детсаду, мимо проскочила еще одна колонна, в пять машин. Колонна целеустремленно рулила к общаге (или скорее к гаражам – к общаге там теперь не проехать), причем гнали они как ошпаренные. Поздно, братцы. К моменту нашего появления на эвакопункте три микроавтобуса уже убыли. Шустрые товарищи! Руденко выезжал на последнем микроавтобусе, Усольцев следовал в замыкании, на своей машине, намереваясь контролировать весь процесс эвакуации и подобрать комиссара в конечном пункте. Федя ругался с медиками – задержались именно из-за них. У нас было двое раненых: первому две пули попали в бронежилет, второй получил сквозное ранение в плечо. Второго медики брались лечить сами, а первого требовали отвезти в больницу, причем как можно быстрее – у него были сломаны ребра и что-то там неправильно с легким. Вот это самое легкое их больше всего и беспокоило. Пока Федя с медиками выяснили отношения, я успел перекинуться с Руденко парой слов: – Передай нашему общему знакомому: я только что видел типа, которого они ищут. – Не понял? – удивился Руденко. – А ты вроде бы все время с нами был – когда успел? – Ну... В общем, он там стоял сзади и все снимал. – Опять не понял... Он был так близко, что ты сумел его рассмотреть? – Эмм... – я почувствовал, что щеки мои наливаются непрошеным багрянцем. – Ну да, он сзади был, метрах в двадцати... – И все снимал? – Угу. – А ты куда смотрел?! – Эээ... Понимаешь... Там же все быстро было – ну, вся массовка буквально несколько минут заняла... Потом, там стрельба была – я отвлекся... – Ну, Димон, ты даешь. Ну ты... Вот это косяк! – Да, я... Я понимаю... – А главное – вот ведь некстати! – В смысле? – Да не хотелось бы посвящать... Это ведь мы сами, так сказать, волюнтаризм... – Ну так и не посвящай! Если такие проблемы – давай забудем об этом. – Да нет, дело настолько важное, что тут уже все нюансы побоку... Ладно, я скажу. Только будь готов: он непременно захочет встретиться. – Это ты меня пугаешь, что ли? – Да нет, просто предупреждаю. А похоже, что пугает! И, знаете, ведь есть чем. Там такой тип, что с ним надо либо дружить, либо – никак. А встречаться по поводу вот такой залепухи – ну просто жуть как не хочется... – Ну... Захочет – пожалуйста. Всегда ра... Кхм... рады... Тут Феде позвонил Паша Седов: ну все, допрыгались, по вашей акции объявлена общегородская операция. – Все, хорош болтать, надо валить по-быстрому, – Федя бодро наморщил лоб и выдал компромисс: – В больницу вы его сдадите, но не прямо сейчас и не здесь, а у себя. Типа того: играли в футбол, со всего маху треснулся об штангу. Так пойдет? – Это плохой вариант, – неодобрительно заметил Коля Уваров. – Но это все же вариант. – Ну все тогда, грузитесь да погнали... * * * Проводив легионеров до границы района, мы немного постояли, дождались доклада Усольцева о благополучном завершении эвакуации, заехали на рынок за зеркалом (Ленка настояла – сказала, что без зеркала нас могут притормозить, а нам сейчас это совсем не нужно) и направились к спортклубу «Газават». У «Газавата» собралась толпа. Много машин – среди них несколько милицейских, – много народу, возможно, под сотню, по понятным причинам мы не стали подъезжать ближе и считать джигитов по головам. – Логичнее сейчас всем ехать в общагу, помощь оказывать, – заметил я. – Чего они здесь тусуются? – Наверное, вторичные поисковые мероприятия, – предположил Федя. – Будут ходить по дворам, опрашивать публику – кто что видел, и так далее. Чего мы забыли у вражьего клуба? Не чего, а кого – Леху, нашего шпиона номер один. Он так и торчал тут неподалеку, дисциплинированно ожидая разрешения покинуть «пост». – Если не слабо садиться в тачку, где куча «паленых» стволов и экипаж, которой в любой момент могут «принять», – добро пожаловать на борт! Леха, обмирая от страха и восторга, втиснулся на заднее сиденье. Да уж, кое-кого отсюда «принять» не помешало бы: хорошо, что мы все стройные, вчетвером на заднем сиденье, скажу я вам, ну просто крайне некомфортно. Оставив «Газават» за кормой, мы доехали до первого попавшегося пустынного сквера и остановились. Юнги вышли размять ноги, а мы передали Лехе отснятый материал. Пока Леха «перекачивал» кино, Федя провел краткий инструктаж: – Значит, так. Обрати внимание на «завал» автоматчика. Если все в кадре, но не видно, кто стрелял, оставь. Пусть будет понятно – за что. А то начнется сейчас: «Проклятые «скины» убили мирного студента»! – Хорошо. А если видно? – Я это не снимала, – призналась Ленка. – Как стрелять начали, за машиной спряталась. – Ты спряталась после выстрелов, – резонно заметил Федя. – То есть момент, когда была выпущена очередь, мог попасть в кадр. – Это очень просто проверить – сейчас отмотаем и посмотрим. – Нет, сейчас некогда. Это уже дома. Так что, Леха, в любом случае, прежде чем выкладывать в Сеть, как следует все посмотри. Ты понял, да? – Понял, понял... – Леха, ты какой-то весь в эйфории! Не забудь: все лишнее надо будет обрезать. – Ну да, конечно, поучите меня работать с роликами! – Леха, мы на тебя надеемся. Не подведи. – Обязательно... Передав материал, мы высадили Леху недалеко от его квартала и на прощание напутствовали: – Сиди дома, слушай ящик, будь бдителен. Если что – сразу звони. – Понял... Кстати, у вас слева краска ободрана. – В курсе. – Ну все, пошел я... Леха, не чуя под собой ног, летящей походкой устремился в ближайшую подворотню. Взгляд у нашего шпиона был затуманенный, подбородок гордо вздет, и вообще, весь его триумфальный вид сообщал миру: – Мы сделали ЭТО!!! – Ну, плятт... – Федя неодобрительно помотал головой. – Прям детство какое-то... Не дай бог, если когда-нибудь возьмут его – сразу ведь расколют. До самой гузки... Мы замотали трофейные стволы, припрятали подальше и поехали прочь. Все, можно отправляться домой. Акция завершена, потери минимальные. Если бы не вот этот джигит-автоматчик, вообще можно было бы сказать: славно поработали. Джигит-автоматчик немного все смазал. Теперь на нас еще один труп. И, пожалуй, самое главное: теперь Борман будет в бегах вполне обоснованно, а не просто по факту братской сопричастности... * * * Доехали до поворота на МКАД, встали у светофора, смотрим – на той стороне скучает Филин. Улыбается и лениво этак крутит ручкой: мол, разворачивайтесь, козлята. – За-гре-бись... – тихо пробурчал Федя. – Уж думал, никогда больше его не увидим... – Останавливаться нельзя, – Ленка показала на знак. – Что делать? – Давай по кругу и обратно. Видишь, он так и показывает. Мы поехали разворачиваться, по дороге обсудили некоторые превратности судьбы. – Как, вообще, он понял, что мы здесь поедем? – Подозреваю, что он знает, где мы живем. – Откуда?! – Спроси чего полегче. – Сюрприз, да? – Ленка не поняла причину нашего уныния. – Да нет, Саня же сказал. Просто... – Что? – Да нет, ничего... Просто не ожидали, что это будет так скоро. «Непременно захочет встретиться» – это ведь понятие растяжимое. Через три-четыре дня, через неделю, месяц, может быть, вообще, после амнистии, или еще лучше – в другой инкарнации, но только не через полчаса после такой акции. В данный момент нам больше всего хотелось спокойствия и неги. Общаться с ТАКИМИ типами нам не хотелось вовсе. Подъехали, встали. Мы с Федей вышли. Здороваться с нами за руку Филин не стал. Ну да, эту манеру мы запомнили, так что даже и не тянули свои недостойные ручонки. – Он вас видел? – А Саня не сказал? – По телефону? – А, ну да... Да, видел и снимал. – И никто ему не помешал? – Так получилось... Все были заняты... Там стреляли... – Ясно. Как далеко стоял, как уехал? – В каком плане? – К машине вашей подходил, терся рядом? – Нет, не до того было. В спешке удрал. Я с револьвером был, так что... – А вы снимали? – Да, разумеется. Ленка все сняла, от и до. – Это хорошо, – Филин заглянул в салон: – Мне нужна камера. – Да, конечно... – Ленка, против обыкновения – безропотно, отдала камеру, позволив себе лишь краткое напоминание: – Аккуратнее, дорогая штуковина. – Понял. Посмотрим, покажем, вернем, – Филин забрал камеру и проинструктировал Ленку: – Мы прокатимся в одно место, а вы с пацанами поезжайте домой. За вами поедут люди, посмотрят, нет ли хвоста. Возле Нижней Махмудовки остановитесь, подождете. Постоите там минут десять, если все нормально, поедете домой. – А если ненормально? – Если ненормально, мы тебе позвоним, скажем, что делать. Федя, у тебя есть ее телефон? – Естественно. – Хорошо. В общем, если никто тебе не звонит, значит, все в порядке. Постоите у Нижней Махмудовки и спокойно отправляетесь домой. Все, езжайте. Отправив Ленку с юнгами, мы прогулялись по переходу, зашли в какой-то двор и сели в до боли знакомый «Паджеро». Здравствуй, милая зверушка, давно не виделись. Вот на этом месте сидел человек, которого уже нет в живых. Интересно, сколько за это время тут сиживало людей, которые уже никогда и ни на чем не поедут? Между делом мы с Федей как-то упустили из виду, что нас никто и не спросил, хотим мы «прокатиться в одно место» или нет. Как-то мы не обратили внимания на этот вопрос, а теперь уже и неловко его задавать. Филин скачал кино на свой ноутбук, отдал Феде камеру и, глянув на часы, стал смотреть запись. Мы тоже приняли участие в просмотре. Сами понимаете, до сего момента все как-то недосуг было. – Там в самом конце, – подсказал я. Филин мое замечание проигнорировал. Он сосредоточенно смотрел запись: на праздное любопытство это было не похоже – судя по всему, наша акция его озадачила и совсем не обрадовала. Пока не добрались до конца, я все пытался припомнить: поворачивалась Ленка назад или нет. Удалось ей заснять Яныча или он так и остался за кадром? А если удалось: как получился – хорошо, четко или мельком, смазанно? Яныч не получился никак: объектив почти все время был направлен на массовку. В те короткие мгновения, что Ленка сидела за капотом, камера была направлена назад и вниз, так что в объектив попали только ноги Яныча и фрагмент его автомобиля. – Ну... Видать, не судьба, – спокойно констатировал Филин, закрывая ноутбук. – У нас теперь есть машина, – заметил я. – Марка, цвет... – Номер? – Гхм-кхм... – вот же оболтус, ведь даже номер не удосужился запомнить, не до того было. – Нет, номера нет, но... – Машина – это ничего не значит, – покачал головой Филин. – После встречи с вами он ее обязательно поменяет. Кстати, вам тоже надо поменять транспорт. – В смысле? – Избавиться, выкинуть, взять новую – это уж на ваше усмотрение. – А зачем? – Он же все снимал. Перекраска и номера – это не поможет, вас сейчас будут искать не чайники, а спецы. – Ну, не знаю, – усомнился Федя. – Номера у нас были не родные. А «Фольксвагенов» в Москве и области – выше крыши. Так что замучаются искать. – Смотрите сами, – Филин пожал плечами. – Это ваше дело. Но я бы поменял. Причем как можно быстрее. – А почему, вообще, нас теперь будут искать спецы? – прицепился я к слову. – Что изменилось? – Долго объяснять. Да и желания нет. – А если коротко? – Да подставились вы с этой своей тупой акцией. И мало того, что сами – еще и кучу народу подставили. – Ну, не знаю, – опять усомнился Федя. – По-моему, все прошло гладко, едва ли не на пять баллов. Если бы не этот автоматчик – вообще, по такой акции можно методичку писать. – Не буду вас разубеждать, – Филин пожал плечами – типа я не спец по работе с кретинами, увольте. – Думаю, в течение недели сами все увидите и прочувствуете. А может, и раньше – это уже будет от вас зависеть. После этого Филин в подробностях расспросил про Яныча: как себя вел и что делал. Я рассказал все как было. – В общем, все понятно... А кто на униформу деньги давал? – Униформу? – Более полсотни бойцов в одинаковых толстовках и шапочках – это уже униформа. – А кто легионерам дает деньги? – встречно поинтересовался Федя. – Никто. Каждый сам себе все покупает. – А я думал, кто-то спонсирует... Не, это студенты скинулись. Пол-лимона собрали – чтоб, типа того, освободиться от кавказдючьего ига. – Надо же... – Филина, похоже, это обстоятельство изрядно удивило. – Как интересно... Нищие студенты... Скажите... А зачем вы это делаете? – В смысле? – Ну, понятно, студенты пошли на этот шаг от отчаяния. А вы? Зачем вы влезли в эту акцию? Какая вам от этого польза? Мы с Федей переглянулись и задумались. Знаете, вот так с ходу ответить не получилось. Вроде бы мотивов море, но, как ни странно, ни одного утилитарного. То есть как ни крути, нам от этой акции никакой пользы нет – а лишь один вред и осложнения. – Польза здесь глубоко вторична, – наконец, нашелся я. – В данном случае генеральный мотив сугубо идеологический, он лежит вне рамок конструктивного мышления... – Ты мне баки не забивай, – перебил меня Филин. – Ты попросту скажи. Вы же парни неглупые, как-то все планировали, рассчитывали на какой-то результат. Ну и что вы видели в итоге? – Мы создали прецедент, – гордо подбоченился я. – Показали всей стране пример, как можно с этим бороться... – Пример? Глупость это, а не пример. Толку от такой борьбы ни на грамм, а жертв будет – немерено. – Ну почему же… – Да потому что! Дурной ваш пример. Не так надо. – А как? – Ну... Не знаю. Но не так. – То есть, ты нас порицаешь, но сам ответить на этот вопрос не можешь, правильно я понял? Замечательная позиция! – Я не собираюсь на него отвечать. У меня другие заботы. – Видишь, как все просто. Тебя это не касается. Их это не касается. Никого это не касается. Поэтому мы решаем свои проблемы сами – вот такими методами. – Да ни хрена вы их не решаете, – Филин досадливо поморщился – полемика по этому вопросу в его планы явно не входила. – Вы только создаете еще большие проблемы. Лучше бы каким-нибудь делом занялись. – Каким?! – Наукой. Искусством. Бизнесом. Ну – мало ли... Короче, сферами, в которых вы можете достигнуть успехов и реально влиять на ситуацию в стране. Я не только вас имею в виду – а всех, кто бреет черепа и бегает по подворотням за нерусями с метелками... Ы-ы! И это нам говорит матерый диверсант, который сам организует всякого рода сомнительные акции, а между делом пытает и убивает людей. Я сейчас со смеху помру... – Ладно, все, хорош дискутировать, – Филин категоричным жестом упредил мой следующий выпад. – В подготовке акции участвовал кто-нибудь посторонний? Мы слегка призадумались. Леха у нас отнюдь не посторонний, так что... – Вопрос не праздный, – поторопил нас Филин. – Да нет, вроде бы только все свои... – Ирина, – напомнил Федя. – Это кто? – насторожился Филин. – Журналистка, – точно, про Ирину я даже и не подумал, как-то не посчитал ее за постороннюю. – Кто такая, чей человек, до какой стадии участвовала? – напористо уточнил Филин. – Что знает про «Легион»? А, ну да – мы его интересуем постольку-поскольку. Его больше судьба «Легиона» волнует. – Да вообще ничего не знает, – успокоил я нашего дознавателя. – Мы при ней так, в общих чертах – Леха идею обрисовал, и все. Все детали прорабатывали самостоятельно. – Это Ленкина подруга, – добавил Федя. – Они учились вместе. Короче, свой человек. – Это она у вас интервью брала? – А ты что, видел? – Думаю, его уже все видели. – Да, это она. – Понятно. Ничего, бойкая девчонка. На вид вроде бы нормальная, не скажешь сразу, что больная на всю голову. – Откуда такой вывод?! – Ну так это ж надо додуматься – взять у вас интервью и вывесить его в Сети! – Тут не так все просто, как кажется. Там свои резоны, так что... – Меня эти резоны не интересуют. Вы скажите другое: она знает, что вы собирались штурмовать общагу? – Да, знает. – Понятно... – Филин покрутил головой и укоризненно подытожил: – Ну что вам сказать? Подставили вы девку. – Типун тебе на язык! – неожиданно слаженным хором выдали мы с Федей. – Ух ты... – удивился Филин. – Здорово получилось. Откуда такая реакция? – Помнишь девчат из «китайского» дома? – Эмм... – Ты сказал тогда «угробили девок». В смысле, зря мы с ними миндальничали, надо было грубо и быстро... – Да, помню. – Убили их... Повисла минутная пауза. Филина, похоже, это известие расстроило: взгляд его потемнел и словно бы налился свинцом. – Когда решался вопрос «а на фига оно нам надо», вот этот факт сыграл немаловажную роль. Как видишь, он тоже лежит вне сферы конструктивного мышления, все сугубо на эмоциях... – Понятно... – Ну вот, это по вопросу «откуда такая реакция». Мы узнаем об этом буквально вчера, вспоминаем твое предсказание, а теперь ты говоришь «подставили девку». – Ребята... Ну, я не Кассандра... «Предсказание»... Просто я давно работаю с этими особями, знаю, на что они способны. Вполне логично было предположить, чем это кончится. Поэтому так и сказал. А вы, вообще, чем думали, когда при журналистке начали обсуждать эту тему? – Слушай, может, ее эвакуировать, пока не поздно? – встрепенулся Федя. – А пусть это решают те, у кого голова побольше, – Филин достал телефон. – Посидите, я пообщаюсь. Филин вышел, закрыл дверцу и, отойдя от машины метров на пятнадцать, принялся с кем-то говорить по телефону. Отговорив, он вернулся на место и завел двигатель. – Мы куда-то едем? – Ага. Тут недалеко. – А зачем? – Обедать. Заодно и поболтаете кое с кем, как раз по вашей теме... * * * Минут через двадцать мы подъехали к гольф-клубу «Руины Империи», что располагается на Ельцинских прудах. Каменный трехметровый забор, огороженная парковка, камеры наблюдения, застекленная будка, охрана: посторонних, насколько я понял, сюда не пускают. – Оставьте стволы в машине, – порекомендовал Филин. – Думаешь, не стоит... – Да, не стоит. – А как тут насчет... – Да не попрут здесь ваше «железо», можете не волноваться. – Ну, ладно. Мы оставили оружие, Филин взял ноутбук, пошли к будке. Нас с Федей «прозвонили», Филин так прошел. Свой парень. Интересно... Доводилось бывать в «Руинах»? Если нет, не переживайте, ничего не потеряли: по телевизору я видел клубы и получше. Лужайки, дорожки, ландшафтный дизайн, чугунные фонари стилизованы под старину, двухэтажный каменный дом в староанглийском стиле, повсюду крепкие дубы, то ли грамотно пересаженные, то ли по недосмотру не спиленные в эпоху прежних властителей. На крыльце охрана. Хлопцы на вид не особо здоровые, в костюмчиках, скорее интеллигентные, чем страшные. Даже удивительно. Филину кивнули, на нас посмотрели внимательно, цепко, оценивающе. В холле подчеркнутая простота: дерево, камень, никаких излишеств, на стенах фото, вымпелы, дипломы, прямо по центру стенд с кубками. Товарищ в костюме, с гарнитурой в ухе, проводил нас в просторный кабинет с видом на пруд и отдельным выходом на террасу. Огромный камин из грубого камня, никакой тебе полировки-облицовки, старый телевизор, старый же радиоприемник, огромный дубовый стол, под стать ему стулья, как чуть позже выяснилось – тяжеленные, словно из железа. Диван дерматиновый, неподъемный – наверное, такие же были в кабинетах ВЧК. В общем, все было нарочито старое и тяжелое, а если бы меня попросили обозначить царивший здесь стиль, я, ни секунды не сомневаясь, сказал бы так: а-ля Чугунный Феликс. Помимо входной и балконной, в кабинете были еще две двери, а у распахнутого окна стоял второй стол – по-видимому, кофейный или десертный. За этим столом сидели двое и оживленно о чем-то спорили. Одного я сразу узнал: это Роман Петрович Калашников, очень известный политик, бизнесмен, меценат и барин – одним словом, большой человек. В народе популярен по причине нарочитой русскости, дико патриотичен, прозвище – РПК, причем читается с равным успехом в трех ипостасях: ФИО, Русский Патриот Калашников и Русский Проект Калашникова. На вид – точно такой же, как в телевизоре: большой, шумный, а сейчас, вдобавок ко всему еще и слегка хмельной. Мы с Федей от неожиданности слегка припухли: никогда не доводилось бывать в одной компании с людьми такого ранга. Наше появление было воспринято как нечто вполне ординарное – примерно так, как если бы мы сюда ходили обедать ежедневно. – Привет, молодежь! – РПК подарил нам широченную улыбку. – Мойте руки, быстро за стол. А собеседник РПК – сухощавый седой мужчина за пятьдесят – осмотрел нас взыскательно и строго, как бы предупреждая суровым взглядом: радушие – это хорошо, но ерничать не надо, знайте место. Да знаем мы, знаем. Мы сюда, между прочим, не по своей воле приехали и в друзья никому набиваться не собираемся. Филин поставил ноутбук на второй стол и кивнул на одну из дверей. За дверью примостился санузел – тоже просторный и нарочито старый, выдержанный в общем стиле: латунные краны с крестовидными «барашками», латунные же раковины и – раритет, старый сливной бачок на высоте двух метров. С цепочкой. Пока мыли руки, я, воспользовавшись моментом, подсказал Филину: – Мы подставляем большого человека. – И куда это вы его подставляете? – Ну как... Мы в розыске, так что он может быть скомпрометирован. Мне кажется, стоит ему об этом сказать... Филин хмыкнул, вытер руки, вышел и заявил – при открытой двери: – Вот сам об этом и скажи. – О чем это вы? – РПК отреагировал так, словно мы были тут уже давным-давно, вполне обыденно, по-свойски. – Боится вас скомпрометировать, – дисциплинированно доложил Филин. Сволочь! Сдал, глазом не моргнул. – Да не бойся, так ходи, – разрешил РПК. – Я кого попало к себе не приглашаю. С первым встречным не общаюсь. Я прекрасно знаю, что вы в розыске. И вообще, я про вас все знаю... Мы с Федей в замешательстве переглянулись. Как говорит один мой технический приятель, три тысячи вольт мне во все разъемы, если я хотя бы даже отдаленно догадываюсь, что происходит! Такой большой человек – какое ему дело до нас, мелких негодяев, по его меркам? – Садитесь обедать, – пригласил РПК. – Заодно и пообщаемся. Мы с Федей слегка замялись: правильно ли будет принять приглашение? Может, сказать, что мы сыты, быстро ответить на вопросы и удрать отсюда? – Давайте, давайте – без церемоний! – верно истолковал наше смущение РПК. – У нас тут такой борщ – просто ахнете! Мастера готовили. Все по древнехохлятской технологии! Да и ладно, раз приглашают, почему бы и нет? Мы сели обедать. Кастрюля с борщом, соленые огурцы, маринованные грибочки, квашеная капуста с клюквой, мясо вареное в большой чашке, с мослами, ржаные мелкие сухари, черный хлеб, сметана, водка, граненые рюмки, зелень. Я бы так сказал: все здесь было нарочито простецки, по-народному. Народность эта выпирала буквально изо всех щелей. Из кастрюли торчал половник, каждый сам себе наливал сколько хотел. А температура борща была выверена до градуса. Не обжигающий, не остывший – а просто горячий. Массивная кастрюля стояла на горячем керамическом круге, проводов я не заметил и невольно подивился такой странной инновации. В гармонии с общим стилем здесь была бы уместнее печная конфорка или даже простая электроплитка, типа тех, что стоят в подсобках у хлопкоробов. А вот этот белоснежный кружок – он как-то выбивался из строя, диссонировал с прочими атрибутами нарочитой простоты и, как мне показалось, низводил на нет всю эту благодатную сермяжность. И вообще, между нами говоря, обед у РПК не удался. Нам хотелось простецки «вмазать» и расслабиться – после такой акции это было бы очень кстати. Но у нас сформировался – вроде бы сам собой, под влиянием обстоятельств и факторов – определенный изгойский кодекс. В части, касающейся спиртного, этот кодекс предписывает следующее: принимать только «дома» (в безопасном месте), когда кто-то трезвый стоит на дежурстве и в ближайшие несколько часов не ожидается никаких осложнений обстановки. Эти люди нам чужие, мы и Филину-то не доверяем – с опаской относимся, поскольку есть все основания подозревать, что они нами пользуются, не сообразуясь при этом с нашими интересами. Мы не дома. Домой нам еще добраться надо, а в дороге может всякое случиться. Поэтому пить не стали. А борщ, который так нахваливал РПК, без водки оказался так себе: пародия на те борщи, к которым нас приучила тетя Галя, – гусячья мать. Огурцы, грибы и капуста были в тон борщу – какие-то насквозь магазинные, без «изюминки». Под невкусный борщ и на фоне псевдонародного антуража меня слегка пробило на философию. Надо же, такой великий человек, глыба и вершитель, а вынужден пробавляться контрафактным дрянным борщом и казенными соленьями. Ну и за что, спрашивается, боролись? Зачем нужны деньги, власть и общественное признание, если ты не можешь себе позволить того, что доступно заурядной учительской семье, которая прозябает в провинциальном химгородке?! Все-таки есть вещи, которые не купишь за деньги. Например, домашний борщ. Вот это – просто красный суп с капустой. Он разве что съедобен, не более того. И вообще, при ближайшем рассмотрении ясно, что не все так гладко в жизни титанов, как это кажется на первый взгляд. Борщ в полдень?! (Сейчас только двенадцать часов.) Да еще и под водку? Это что, вот такое типично светское утро или неизбежная жертва старательно культивируемому имиджу народника? А если опустить все нюансы, выглядит все так, будто барин только что проснулся, с крепкого бодуна, смертельно захотелось пожрать горяченького – вот и дал команду: а изобразите-ка мне борща... Пока мы обедали, Седой с РПК посмотрели нашу запись. Седой обращался с ноутбуком по-хозяйски, будто это его «комп» и он знает, где что тут «лежит». Они с РПК спокойно обсуждали события, запечатленные в нашем ролике, словно смотрели забавное кино про каких-то ушастых сказочных зверьков, и периодически обращались к Филину за комментариями. Складывалось такое впечатление, что это он снимал кино, а мы здесь совершенно ни при чем – нас почему-то никто ни разу ни о чем не спросил. Это было не то чтобы обидно, но как-то нехорошо и вообще свысока: будто мы нашкодившие детишки, а они все из себя такие мудрые взрослые, которые сейчас разбирают сугубо дитячий проступок и обдумывают, как с этими детишками поступить: просто поставить в угол или отшлепать ремешком. Филин к Седому и РПК обращался на «вы», без подобострастия и нарочитого пиетета, но к обоим по-разному. К РПК – индифферентно, обезличенно, как просто к большому и старшему. А вот к Седому – мне так показалось – как к капитану корабля, от которого зависит не просто успех плавания, но и жизнь всех членов экипажа: с искренним уважением и вполне подчиненно. Видно было, что они знакомы очень давно и понимают друг друга не просто с полуслова, но даже где-то на уровне незначительных жестов: когда Филин начал комментировать очередной фрагмент записи по просьбе РПК, Седой ладонью шевельнул, не глядя, Филин уловил этот жест и тотчас же остановился. Разок даже прозвучало – из уст Филина: «дядь Толь» – представляете, такое обращение со стороны этого матерого диверсанта? Хотя не ручаюсь, может, я и ослышался. В оценке ролика и самой акции наши хозяева разошлись. РПК воспринял все восторженно и весьма оптимистично. Он откровенно и шумно радовался, буквально брызгая во все стороны вибрирующей патетикой: – Ну вот же! Вот оно! Вот... Пока мы тут головы ломаем наверху, козни какие-то строим, подковерной возней страдаем, они снизу – молодежь – все сами решают! Попросту, размашисто и напористо, самостоятельно, результативно! Они борются! Нет, вы представляете?! Скинулись нищие студенты! Наняли героев! Да когда такое было, а?! Это же перелом в сознании. Народ готов, он созрел! Наша молодежь сама делает то, что мы боимся сделать! Это разрушение стереотипов! Это ведь какое событие, а? Это же первая такая акция! – И последняя, – в тон добавил Седой. – Во всех отношениях... Седой был настроен скептически: как я понял, ни кино, ни сама акция ему не понравились. По этому поводу они с РПК слегка сцепились – опять же, по-свойски, дружески, но при этом вполне принципиально. – Да это же прецедент! – рычал РПК. – Это надо приветствовать! Поддерживать! Это наше будущее! – Я не против явления как такового, – очень спокойно и взвешенно возражал Седой. – Акция беспрецедентная, согласен. И не по пользе, не по размаху – по сути. Она самостоятельна. Без вмешательства верхов, без органов, без нажима – молодежь проявила инициативу. То есть вопрос действительно назрел. Акция уникальна. Но! Поскольку она была организована именно спонтанно, без соответствующего обеспечения и подготовки, последствия будут самыми плачевными. – Да ну тебя! Какие последствия?! – Во-первых, удачных повторов «на местах» ожидать не приходится. Здесь у нас во главе был офицер запаса с опытом боевой работы, и так получилось, что на одном направлении пересеклись «Легион» и «Трибунал» – соответственно, опытные же конспираторы и экстремисты. И, заметьте, никто ничего такого не ожидал. Сработал эффект внезапности. Все, что будет после этого в других городах и весях, будут организовывать по сути глупые дети, так что не следует ожидать от них ничего, кроме отчаянной самодеятельности, провалов и бездарной резни с кучей ненужных жертв. – Да ты, как всегда, драматизируешь! У нас в народе тихо живут и ждут своего часа тысячи таких офицеров! В каждом городе найдутся люди, готовые действовать решительно и дерзко, с учетом всех региональных и местечковых особенностей! – Во-вторых, на каждую такую акцию непременно будет «откат», – Седой неторопливо, с какой-то даже снисходительной ленцой продолжал гнуть свою линию. – Вот эти ваши «кавказдюки» начнут повсеместно «отъезжать» на славянах, причем непременно с перегибами, в некоторых случаях следует ожидать явного террора. Власти, со своей стороны, обязательно устроят репрессии. И получится так, что студентов этих бедных накажут буквально со всех сторон – и снизу, и сверху. Показательно и жестоко. – Ну, это мы еще посмотрим! – В общем, вреда от нее – акции этой вашей – будет на порядок больше, чем пользы. Единственная ее ценность – в самом деле, это прецедент. Не было такого раньше: чтобы всеми угнетаемые бедные студенты скинулись на маленькую революцию. И чтобы во главе этой мини-революции встали так называемые «народные герои», которым нечего терять. Просто так совпало все – вот она и вышла вся из себя такая уникальная, ваша акция. А по сути она – вредная. Толку от нее никакого не будет. Но так как она единственная в своем роде, то этим, несомненно, запомнится. – Да ну тебя! – РПК импульсивно взмахнул лапищами. – Ты, как всегда, сгущаешь краски. Да, нюансы есть – куда же без них, но в целом все получилось здорово! – Ну-ну, посмотрим... – Седой снисходительно усмехнулся. – А теперь – о последствиях лично для вас, герои... Да, вот это «герои» было сказано не то чтобы с издевкой, а как-то с сожалением и скрытой досадой – как о типах, которых назначили на хорошую работу, и они не просто не оправдали надежд, но еще и накосячили так, что ни одна комиссия теперь не разберется. – Сначала про подачу информации... Вы этому вашему «Народному Ополчению» уже отдали запись? Ой, счастье-то какое! Впервые за все это время большие дядьки обратились к нам лично, не удовольствовавшись услугами Филина-комментатора. Я хотел было удивиться осведомленности Седого, но вовремя вспомнил про легионеров-стукачей и передумал. – Да. Сразу отдали, после акции. – То есть она уже в Сети? – Ну, не знаю... А что? – Надо бы там кое-что отредактировать. – Что именно? – Вас. – То есть... – То есть, чтобы вас вообще не было в кадре. Ну, это ты, голубчик, залупил, если будет позволено так выразиться. Это будет не то чтобы просто, а буквально очень непросто. Ленка, как обычно, снимала нас охотно и много, мы регулярно в кадре. И это немудрено, мы – ее персональный проект. – Эмм... – А зачем? – удивился РПК. – Для чего все затевалось? Кто устроил? Почему надо прятаться от своей славы? Глупости говоришь! Пусть будут, это же хорошо! – Да нет, это плохо, – покачал головой Седой. – Я не об общей ситуации, статусе «народных героев», культивируемом имидже – а конкретно об этой акции. По-хорошему, надо бы их до упора отредактировать. Но, подозреваю, уже поздно. Вы можете позвонить этому человеку? – Да, сейчас... Я позвонил Лехе и поинтересовался, как там поживает наша запись. Оказывается, запись не просто поживает, а уже вовсю размножается, и процесс этот пребывает в той необратимо-триумфальной стадии, когда создатели чудовища могут только сидеть в сторонке и растерянно хлопать глазенками, наблюдая за его бесчинствами. – Да, уже поздно, – подтвердил я. – Лежит на десятках ресурсов, уже скачала куча народу, очень многие посмотрели, уже вовсю ажиотаж, обсуждают и так далее. Ну, вы, наверное, знаете – он же там не один, у них все РСС этим занимается... – Шустрый этот ваш парень, – неодобрительно заметил Седой. – Ну что ж... Значит, теперь вами будут плотно заниматься соответствующие ведомства. – Нас и до этого искали, так что... – Да нет, до этого вы просто на стендах висели, – Седой, не удержавшись, хмыкнул. – «Искали»... Вот теперь – да, будут искать. И плюс к ведомствам – у вас теперь появится целая куча доброжелателей из числа родственников пострадавших. Да, я в курсе, для вас это не так страшно: родственники вас тоже искали. Теперь их будет на порядок больше. Но знаете – это не самое печальное. – А что самое печальное? – заинтересовался РПК. – Печальное... – Седой «отмотал» запись до того момента, где были видны ноги у «BMW»... Печальное... Значит, говоришь, это Яныч? – Да, конечно – это он. – Ну, тебе виднее. А нам – не очень, как-то он здесь не получился. Точно, есть такое дело. Получились только ноги. Мне в очередной раз покраснеть? Нет, не буду. Я вам ничего не должен, так что – увольте. – Так вот, думаю, вы у него получились на все сто, – констатировал Седой. – Если он какое-то время находился там с камерой, вы у него – во всех ракурсах. Хотя, хватило бы и того, что вы просто пересеклись. – Что вы имеете в виду? – Мы тут следили за вашей дикой активностью. И не только мы. У вас полно сочувствующих, считай, все славяне за вами наблюдают. Это «Народное Ополчение» все ваши похождения вешает в Сеть и подробно освещает, плюс Елена ваша Троянская, регулярно отмечается – в общем, вы жутко популярны, с чем я вас совсем не поздравляю. Так вот, хлопцы, вы постоянно топчетесь на лужайке Яныча и тех, кто за ним стоит. А с этой акцией так нарисовались – что просто дальше некуда. Мой прогноз: вас будут стирать. В кратчайшие сроки. – Это как? – Да просто убьют, – расшифровал Федя. – Верно. Если раньше вас терпели ввиду незначительности ваших шалостей, то эта последняя акция – ваш приговор. – Пусть сначала найдут, – угрюмо пробурчал Федя. – Нас многие хотят убить. Но мы пока что живы. И в ближайшем будущем помирать не планируем. – Вот это я одобряю! – возрадовался РПК. – Вот это я называю – бойцовский характер! Только не надо говорить, что это дилетантский апломб: их, в самом деле, уже несколько месяцев ищут всякие родственные моджахеды, со всем напряжением сил, и все безрезультатно! Значит – что? – Значит, их до сего момента искали дилетанты, – спокойно парировал Седой. – Со всем напряжением. А эти напрягаться не будут: вы к ним сами прибежите. – Это как понимать? – удивился я. – Он
|