FAQ ПО ОДЕЖДЕ

 

 

Бьется сердце, скорость набирает,

Килогерцы сердце разрывают

<…>

Мир огромный открывает двери

Чистый, добрый – я ему не верю

 

Просто такая сильная любовь

Ты еще не знаешь

 

гр. «Звери»

 

— Родной мой… Родной мой… Цветочек… Миленький… Маленький… Родной… Ну, родненький… Ты же это… Ты же не оставишь меня? Я столько сделал для того, чтобы ты жил… Я так оберегал тебя… Миленький… Родной мой… Цветочек… Маленький… — шептал Том, заглядывая в открытые глаза. Он сидел перед ним на коленях, все порывался дотронуться до рук, до тела, до лица, но в последний момент отдергивал руки, боясь, что, если и они почувствуют то, что видят глаза, он уничтожит все вокруг и себя в том числе. Он тяжело дышал, словно ему не хватает воздуха. Сердце стучалось в ушах гулко и беспокойно. Он дрожал. Голос срывался. Из глаз лились слезы. Он хотел схватить его и начать трясти, требовать, чтобы Цветочек прекратил придуриваться и издеваться над ним. Он хотел ударить его по лицу, на котором застыла улыбка, чтобы он не смел улыбаться так обреченно. Он задыхался. Он запрокинул голову назад и разрыдался, вцепившись зубами в собственную руку. Он прокусил кожу. Он кричал. Он тряс его за плечи и умолял вернуться. Он смотрел в его глаза, целовал губы и протяжно выл, рыдал, не замечая ничего вокруг. Он не знал, что едва не погиб, что Георг в последний момент остановил меч герцога над его головой. Он не видел, как друг ожесточенно защищает его. Не знал, что Густав сжался в дверях на коленях, схватившись за волосы, и проклинает себя за то, что не настоял, не уберег. Не видел, как в соседнем зале сражаются люди его отца с охраной герцога. Он видел только улыбку брата. И застывшие глаза, смотрящие в даль. Он плакал. Плакал отчаянно, навзрыд. Обнимал его, прижимал к себе, целовал и плакал.

Когда первое потрясение немного прошло, Том обвел зал злым взглядом, пытаясь найти виноватых в гибели брата. Георг сражается с милордом. Густав молится у дверей. Нашел время. В соседнем зале бой.

— Унгина!!! — заорал он. Жгучая обида разрывала душу. — УНГИНА!!! Унгина… — жалобно всхлипнул, склоняясь над Биллом. — Ты же обещала… Ты же сказала, что защитишь его… Ты же мне обещала… Он в безопасности, говорила… Ты обещала… — он опять разревелся. — Помоги мне, баба Унгина…

Очень тонкий звук уловило ухо.

Звук стремительно нарастал. Становился все сильнее. Все мощнее. Казалось, что мозг взорвется изнутри от этого кошмарного гула. Том зажмурился, закрыв уши.

— Ты звал меня? — раздалось в голове.

Он вздрогнул. В дверях стояла Унгина. Что-то не так. Том еще даже не успел понять, что именно не так. Потом заметил, что все вокруг замерло. Вот Георг в развороте с занесенным мечом. Волосы остановились. Густав какой-то странный. Люди с мечами замерли в другом зале. И только он может шевелиться.

— Помоги! — кинулся он к ней, вцепился в подол платья, в щиколотки. — Помоги! Спаси его! Заклинаю! Всё, что хочешь проси! Что угодно! Я все за него отдам! Тебе нужна чья-то жизнь? Возьми мою. Я отрекусь от всего. Мне ничего не надо. Я отдам тебе всё, что у меня есть. Я отдам тебе свою жизнь, свое тело, свою душу, только верни его. Ты ведь можешь!

— Том, всё так, как должно быть. Ты убил тирана, человека, который уничтожит и разрушит твою страну. Пришло твое время. Время рассвета, величия, правосудия. Всё на своих местах.

— Нет… — попятился от нее Том. — НЕТ!!! Он не будет тираном! Он хороший! Он честный и благородный! Он умный! Он любит свою страну! Он гордится ею и никогда не причинит ей вреда! Я знаю! Я его брат! Он же… — Слезы опять потекли из глаз. — Он же… Цветочек… Он… Верни его. Ну, пожалуйста, ну что тебе стоит? Верни его. Возьми мою жизнь взамен его. Пусть только он живет… Я все ведь сделал для того, чтобы он жил. Я как мог защищал его и оберегал. Я подстроил его гибель. Я летел сюда, потому что знал, они могут успеть. Я как мог отводил от него беду. Верни его. Это не честно! Если надо кому-то умереть, пусть умру я, только верни.

— Даже если он будет тираном?

— Да.

— Даже если он уничтожит страну и прославится как самый кровожадный правитель?

— Да.

— Ты обречешь свой народ, которому суждено будет погибнуть, на вечные муки ради него?

— Да. Я верю в него.

— Но пророчество…

— Пророчество — это то, что мы делаем сами. Я люблю его. Я не буду жить без него.

— Что ты дашь мне взамен?

— Мою жизнь.

Унгина улыбнулась.

— Будь по твоему.

Она хлопнула в ладоши. И снова в ушах загудело так, что казалось, голова взорвется изнутри. Том зажмурился.

…Сильный удар по больному плечу. Том взвыл и отлетел в сторону, роняя меч. Дядя подбежал к оружию первым — отшвырнул его в противоположный конец зала. Том перекатился в другую сторону и вскочил. Такое чувство, что это уже было с ним. Достал из голенища метательный нож. Сейчас дверь в зал приоткроется. Короткий и резкий замах. Дверь… В последний момент он развернулся и отправил нож по совершенно другой траектории, краем глаза уловив почти незаметное движение руки милорда. Острая боль пронзила грудь с левой стороны. Жизнь за тебя отдам — мелькнуло в сознании. Он пошатнулся. Услышал вопль Билла. Увидел его перепуганные глаза. И упал. Ты только живи — с улыбкой…

Билл орал так, словно криком хотел убить все живое. Он застыл на месте. И кричал. Кричал, вцепившись в лицо руками, сквозь пальцы глядя на лежащее на полу тело брата. Кричал, пока не сорвал голос. Где-то далеко он услышал голос Георга. Его кто-то швырнул на пол. Рядом упал чей-то нож. Над ним сражались. Билл на четвереньках отполз в сторону и кинулся к Тому. Перевернул его на спину. Заскулил, падая на грудь. Ему показалось, что сердце бьется. Он отвесил ему несколько пощечин.

— Ты только живи, — прошептал, разрывая на груди котту и камизу. — Слышишь, живи!

Он начал вдувать сквозь приоткрытые губы воздух и нажимать на грудь, как вычитал в одной умной книге, в которой писали, что так можно заставить сердце биться.

— Живи! Живи! Живи! — повторял как молитву, руками ломая от усердия ребра. — Ты только живи!

Он приложил ухо к груди, и ему все равно казалось, что сердце бьется. Оно не может не биться. Оно обязано биться. Оно не имеет права не биться!

— Живи! — провыл он шепотом, бессильно падая на него. — Ты только живи!

Он опять ударил ему по щекам. Приподнял веко.

Размазал по лицу слезы и вновь начал вдувать воздух в рот. Целовать губы, щеки, повторяя как в бреду:

— Ну, пожалуйста, живи. Живи, заклинаю тебя! Живи, черт тебя дери! Я же не смогу без тебя! Ты мне нужен! Живи! Ты только живи!

Билл вскочил на ноги, гордо вскинул голову и побежал в соседний зал. Этого не будет! Том будет жить! Чертово пророчество! Он будет жить! Многоликий монарх — это они с Томом. Билл к чертям собачьим поломает им все пророчество! Иначе он тут камня на камне не оставит! Том будет жить!

Не обращая ни на кого внимания, принц подлетел к Густаву и схватил его за плечи:

— Где тетя Унгина? — зашипел в лицо.

Густав резко развернул его одной рукой и швырнул на пол, отбиваясь от заклинания ведьмы. Махнул куда-то в сторону.

— Унгина! — как только смог громко прохрипел Билл. — Тетя Унгина! — Топнул ногой. — Тетя Унгина! Вы здесь! Пожалуйста, тетя Унгина! Вы ведь здесь!

Громкий хлопок над самой макушкой. Цветочек даже не испугался, лишь чуть голову в плечи втянул. Закрутился, пытаясь увидеть колдунью. Все вокруг замерло. Густав с вытянутыми руками. Брунгильда как будто защищается. Между ними в воздухе завис кинжал — летит в ведьму. Воины вдалеке. Георг с дядей. Том на полу у окна. Унгина рядом с ним.

— Вы дали мне пророчество. Я прочитал его. Там двуликий монарх взойдет на престол. «Пророчества древние вышли в подмогу — помощь от друга, примкнувшего к Богу». Знахари испокон веков считались посланниками Божьими. Я прошу вашей помощи! Двуликий монарх должен взойти на престол. Двуликий. Два лица. Два одинаковых лица. Или, если монарх должен быть один, то по праву наследования им может быть только Томас. Он старший. Он сильнее. Он умнее. Он мудрее. Только он может быть монархом. Верните его. Пожалуйста. Вы ведь можете. Я знаю, вы все можете. Вы можете останавливать время и менять события. Отец мне рассказывал. Вы можете.

— Пророчество — это то, что мы делаем сами. Томас погиб. Теперь все в твоих руках. Власть, слава, богатство, почести. Теперь ты можешь жить и ничего не бояться. Ты же знаешь, что Томас был рожден убийцей. Он должен был убить тебя, для того, чтобы самому стать королем.

— Но он не убил! Он защитил меня. Он спас мою жизнь. Он спас жизнь вашего правнука. Он все сделал для того, чтобы мы, я, Георг и ваш правнук Густав, жили. Разве этого не достаточно? Мне ничего не надо без него. Я не буду править один. Я откажусь от всего. Я люблю его и не буду жить без него. Если монарх нужен только один, то возьмите мою жизнь взамен его. Я все равно без него не буду жить. Вы ведь можете его спасти. Спасите его. Возьмите мою жизнь, но спасите его.

— К чему мне твоя жизнь…

— Что угодно просите.

— Мне ничего не надо.

— Тетя Унгина, я люблю его. Он — моя семья, мой брат, мой друг. Я на все пойду ради него. Я солнце достану с неба. Я погашу луну. Я отдам душу Дьяволу, если он пообещает мне, что брат будет жить. Помогите мне, спасите Тома. Он моя семья… Мой самый близкий человек.

— Вильгельм, твой брат убийца, он убьет тебя.

— Я уеду, и он больше никогда меня не увидит. Я буду счастлив только от одной мысли, что он жив. А если по-другому нельзя, то пусть убивает. Лишь бы он жил. Я отдам свою жизнь за него.

— Он разорит королевство. Он сын грубого военного. Он бедняк. Он уничтожит все то, что сделал твой отец. Ты должен думать о королевстве, о народе, а не о своем любовнике. Если он останется жив, то это будет крах всего вашего рода.

— Да. Я хочу, чтобы он жил.

— Он будет тем, кто разрушит тонкий мир во всем мире, начнется хаос. Он обречет мир на вечные войны. Тебе это надо?

— Да. Пусть все исчезнет, но я хочу, чтобы он жил!

— Вильгельм, ты говоришь, как простолюдин… Неужели ты не понимаешь, что в мир придет разрушитель равного которому не будет на протяжении всей истории вашего королевства, убийца, братоубийца. И ты хочешь, чтобы я его спасла, обрекла мир на мучения?

— Да. Я хочу. Том не такой. Я в него верю. Я знаю его. Я люблю его.

— Ты же видел пророчество…

— Там нет страницы. Нет самой важной страницы. А значит все ваши пророчества в отношении нас с братом неверные. И Том все может изменить. Он будет стараться сделать так, чтобы ни одно ваше слово не сбылось. Я в него верю. Я поговорю с Томом, и мы вместе придумаем, как избежать беды. Пророчество пророчеством, но только он сам может его изменить. Хотя бы попытаться исправить плохое. Дайте ему шанс. Один только шанс! И он все исправит. Он будет самым лучшим королем, я уверен. Я знаю, так и будет. Он может изменить любое пророчество, если сильно захочет. Он очень сильный, он сможет. Я в него верю.

— Что ж, мальчик, надеюсь, ты сделал правильный выбор, и я в вас не ошиблась. Будь по твоему. Живите.

Она щелкнула пальцами, и на Билла обрушилась какая-то подозрительная темнота.

…Билл не стал ждать, пока друзья разделаются со старухой. Прошмыгнул мимо них, прижимаясь к стене. Остановился перед дверью. В голове крутилась какая-то навязчивая мысль, что он сейчас совершит ошибку. Помедлил. Сердце бешено стучит в груди. Так сильно, что больно глотать. Принц приоткрыл дверь и аккуратно заглянул в зал. Что-то звякнуло о каменный пол. Дядя стоял к нему спиной. Разогнулся. На полу валялся меч Тома. Совсем недалеко от него. Надо лишь бесшумно проскользнуть за спиной дяди. Цветочек нагнулся так низко, как только мог, и тенью скользнул в зал, краем глаза замечая, как герцог странно разворачивается, прогибаясь назад в спине. В ту же секунду в дверь воткнулся нож Тома. Принц часто заморгал — а ведь если бы он не присел, то брат бы убил его! Но об этом он подумает позже, сейчас важно схватить меч Тома.

— А что здесь за мышка бегает, а? — схватил его за шкирку милорд и поставил на ноги. — Или это крысы? — приставил кинжал к горлу. — Ба, Цветочек, ты ли это, дружок?

— Не трогай его! — завопил Том. Он еле-еле держался на ногах.

Билл, памятуя о собственной неуязвимости, извернулся и двинул дяде коленом в пах. Рука разжалась. Он дернулся к Тому. Брат стоял около окна, бледный, тяжело дышал. Едва Цветочек добрался до него, Том вцепился здоровой рукой ему в плечо и прижал к себе. Зарылся носом в грязные волосы, всхлипнул. Билл тоже растрогался, прослезился. Обнял брата крепко-крепко, словно кто-то пытается его отнять.

— Смотри, Георг, как лев сражается. Волосы рыжие, красиво в солнечных лучах отливают, — улыбнулся Том.

Цветочек обернулся. Да, с дядей сражался теперь Георг. Что-то тихо говорил ему насмешливо, в лязге металла не слышно ничего. Тот отвечал и рубил, не жалея. Парень уворачивался, выгибался, приседал и отскакивал от него. Он был гибкий, очень мужественный, изящный. Действительно похож на молодого льва.

— «Когда луна завершит свой большой цикл, Молодой Лев победит старого На поле боя во время одиночной дуэли», — процитировал Цветочек.

И словно в подтверждение его слов, друг сделал молниеносный выпад. Дядя захрипел и упал.

— Слава Богу, — проворчал Том, провисая на руке брата. Цветочек подхватил его за талию и помог перебраться в кресло. — Мог бы поживее, — сказал громче подходящему к ним Георгу, пытаясь улыбнуться. — Позер.

— Я с тобой потом поговорю, — буркнул тот, старательно пряча улыбку. — Ты кабана зачем забрал самого большого, вредитель?

— Ты думаешь, я выбирал? Схватил первого попавшегося.

Они обменялись рукопожатием.

— Пойду гляну, чего там наш колдун все руками разводит. Эх, что бы вы делали без меня, мелочь венценосная?

Билл осторожно забрался в кресло к брату и пристроился на подлокотнике, подложив под попу (которая, между прочим, все это время гадко болела) подушечку. Обнял его за шею. Том расслабленно откинул голову ему на плечо.

— Прости меня, — сказал тихо, утыкаясь носом в бок.

— Не прощу. У меня до сих пор задница болит, — шепнул ему на ухо Цветочек, нежно целуя в макушку. — Как ты мог меня бросить? Нас чуть чудища не сожрали, а ты…

Том вздохнул и прижался к нему плотнее. Потерся носом.

— Я не брошу тебя больше, обещаю.

Они сидели тихонечко, молча, прижимаясь друг к другу. У каждого в голове уйма мыслей, которые мешаются, проносятся, перепутываются. Кажется, что котенок поиграл с бабушкиными клубками, превратив все разумное в разноцветный комок шерсти. Хочется сказать так много, хочется услышать так много. Хочется вместе помолчать. Том положил голову ему на колени, осторожно пристроил руку, подобрал ноги. Билл бережно перебирал его волосы, кончиком пальца водил по ушной раковине, по скуле, по шее. Они вместе. Теперь вместе навсегда. И никто не посмеет разрушить их союз.

— Научишь меня сражаться?

Том кивнул.

— А плавать?

Опять кивок.

— А…

— Научу, всему научу, — поцеловал его пальчик. — А ты меня читать?

— Обязательно.

Сжал его руку. Поцеловал ладонь.

И опять тишина. Только два сердца стучат в унисон. Только две улыбки тронули губы. Только глаза блаженно закрыты. И пальцы скользят по коже друг друга.

— Тетя Унгина! — отшатнулся Билл в сторону, заметив, что колдуны входят в зал.

Задремавший Том дернулся, зашикал, болезненно морщась, оберегая руку.

— Баба Унгина, — улыбнулся сонно, посмотрел на женщину с безграничной благодарностью. Поднялся, чтобы поприветствовать. Покачнулся, рухнул в кресло, Билл едва успел подхватить.

— Том, Том, Том, — засуетился, забегал. — Тебе плохо, Том? Тетя Унгина! Том! — Схватил с подоконника бокал с вином. — Вот, выпей пару глотков, будет легче!

Том поднял на него удивленные глаза, потом еще раз посмотрел на рубиновую жидкость в красивом бокале и захохотал. Густав двумя пальчиками притянул руку Билла к лицу и принюхался.

— Ты спятил? Там яд, — с осуждением глянул на Цветочка.

— Как яд? — вытаращил он глаза.

— Нет, вы представляете, он меня уже отравить решил! — ржал Том. — Хорош брат! Дяде Генриху убить не позволил, с Рихардом чуть из-за меня не подрался. Я думал, он меня любит, а он меня сам на тот свет отправить решил.

— Это не я! Он тут стоял! — возмутился Цветочек.

— Да ладно, — с серьезной миной произнес Густав. — Ты специально.

Принц хотел возмутиться, доказать, что это не он, что бокал стоял тут давно и он просто сглупил, когда заметил, как по плечу друга ползет огромный мохнатый паук. Цветочек видел таких в книгах и знал, что они очень ядовиты, а значит жизнь Густава в опасности. Громко вскрикнув, он одним махом скинул насекомое на пол, выплеснул на него отравленное вино и долбанул бокалом для пущей надежности. Ведун только и успел, что охнуть.

— Ты что сделал?! — взвился Густав.

— Он ядовитый. Один его укус и тебя никто не сможет спасти, — нравоучительным тоном сообщил Цветочек. — Их в дальних странах специально подсаживали в постель, чтобы незаметно убить какого-нибудь вельможу.

— Бабушка! — растерянно повернулся к Унгине парень. — Бабушка…

— До чего ж дурная голова. И явно рукам покоя не дает, — вздохнула колдунья.

— Он же… Он же… — чуть не плакал Густав.

— А я ведь ей говорила, что примет она смерть от цветка. Сказала, держись подальше от замка и с цветами поосторожнее, думала, ей горшок на голову упадет. Давно еще. Когда мы девчонками были. И точно — круглое от цветочка.

Том хохотал уже так, что подвывал и дрыгал ножками, размазывая слезы по лицу.

— Вы о ком? — прищурился Билл.

— О Брунгильде… — Унгина посмотрела на опешившего принца, хихикнула и добавила: — Покойнице…

— Я хотел поучиться заклятия на ней снимать… Боже, какой же ты идиот! Такого просто не бывает! Билл! Ты угробил мою сумку со снадобьями, которые я хотел показать бабушке, специально для нее вез, берег, хранил. Ты убил Брунгильду! Да, черт побери, будет от тебя польза какая-нибудь хоть когда-нибудь, а? Или с тебя только разрушения?

— Не кипятись, — прорыдал из кресла Том. — Правильно сделал. Если бы я знал, что эта мохнатая многоножка — она, то оторвал бы ей все ножки, выдернул бы все волоски, и еще чего-нибудь придумал бы за все те мучения, на которые она меня обрекла. Это она меня похитила, она меня чуть у реки не убила, она мне не дала сбежать сегодня. Так что хорошо, что ее Цветочек прибил. Гуманная моя ромашка.

Принц насупился и отвернулся.

Том потянулся, схватил его за подол котты и дернул на себя. Билл осторожно пристроил больную попу на подлокотнике. Но сидел ко всем спиной. Обиделся. Лишь рука брата на колене лежит, пальцы легко щекочут бедро, пока никто не видит.

— Баба Унгина, а что там за пророчество такое? Меня дядя с ним достал…

— Том, там мы немного победили! — ворвался в зал возбужденный Георг. — Вы б народу спасибо сказали, покажитесь хоть.

— Я выйду, — привстал Цветочек. — Тому плохо. Ему бы в постель и лекаря.

— Ничего. Густав мне сейчас еще варева своего даст, и буду как новенький.

— Не будешь, — Билл сильно покраснел. — Его настойка была в сумке, а сумку я скормил змею ужасному… Густав же сказал…

— Как скормил? — у Тома даже лицо вытянулось. — Ты же… Подожди! Так ты ее не потерял и не утопил?

— Нет, он ее фигне одной скормил — виверн называется. Бутерброд сделал из нашего костра и сумки Густава, — рассмеялся Георг. — Фигня не заценила такого угощения и померла. Так он еще, изверг, над бедным животным поглумился, глаз выколол. Представляешь? А все Цветооооочек, нееееженка, безобидный.

— Цветочек? — не верил своим ушам Том.

— Ага, Цветочек. Чего это у вас на полу такое странное разлито?

— Да Цветочек только что Брунгильду убил. Ее баба Унгина в паука обратила, а он его раз и бокалом по голове с отравленным вином.

— Цветочек? — закатился Георг, а вместе с ним и остальные.

— Хватит ржать! — окончательно обиделся Билл.

Том обнял его со спины. Подтолкнул к дверям. Сам ухватился за плечо — слабость сильная, не дойдет без его помощи. Брат улыбнулся мягко, поддержал за талию.

— Да здравствует король! — дружный и нестройный хор голосов обрушился на них, едва они вышли из главного зала.

— Спасибо, — улыбался Билл. — Спасибо, что были с моим отцом. Спасибо, что поддержали нас с братом. Это мой брат. Мой старший брат-близнец Том. Кронпринц. Ваш король. Томас I.

— А это мой брат. Мой младший брат-близнец Билл. Ваш король. Вильгельм III, — улыбнулся Том. — И мы, звучит несколько непривычно, но мы говорим вам спасибо. Мой отец… — он поискал глазами в толпе родственников. — И мои братья, Ульрих, Яков, Ральф, мои молочные братья, спасибо вам тоже, что откликнулись и не бросили меня в беде. Нас.

— Ваше величество, к коронации все готово, — вышел вперед Ханс Эверт. — Мы ждем только вас. Распоряжайтесь.

— Давайте сначала дела, как запланировано, а потом праздник. В общем, будем веселиться. Все приглашены, — радостно махал рукой Билл. — А кто вместо Себастьяна теперь? Август?

— Да, я, ваше величество, — показался из толпы первый помощник их бывшего главного лакея.

— Приготовьте нам комнаты, одежды, всё, что надо для коронации.

— Воды теплой нагрейте, чтобы ополоснуться, — поддакнул Том.

— Все готово, ваше величество. Вода уже греется.

— Тогда все свободны.

Они вернулись в зал. Билл посадил Тома на диванчик, сам сел рядом. Георг и Густав пододвинули к ним кресла, усадили бабушку. Все приготовились слушать.

— Там страницы не было. Я пытался прочесть, но не смог. Не понял.

— А сейчас понимаешь?

— Нет, — честно признался парень.

Унгина щелкнула пальцами, и у Билла в руках появилась та самая книга, которую он забыл в замке на болотах.

— Читай.

Цветочек привычными движениями пролистал страницы, нашел нужное место.

Еще один щелчок и откуда ни возьмись в воздухе появилась недостающая страница. Она мягко опустилась на раскрытую книгу и «приросла» к корешку в переплете.

— Но здесь же ничего нет, — озадаченно произнес Билл.

Неожиданно книга вспыхнула золотистым огнем. Начали проступать буквы. Буквы переплетались в слова. Слова рассыпались предложениями. Ребята, как завороженные смотрели на чудесное превращение пустоты белого листа в пророчество.

— Читай.

— Божественное величие. Благодать снисходит на него, — начал медленно читать Цветочек. — Из множества Ветвей он выбирает ту, что станет жезлом, Его взволнованный голос дрожит над рукавами рек. И ноги человека, и край звезды он равно омывает волной.

— Вашему отцу пришлось сделать непростой выбор между вами. Еще сложнее ему было отдать своего старшего сына на воспитание слуге. Король знал, что не сможет до поры до времени видеть тебя, Том. Но он пошел на это.

— И он отдал Тома около реки? — обрадовался своей догадке Георг.

Унгина кивнула. Взглядом приказала читать дальше.

— То, что скрывалось долгие года и считалось потерянным, будет найдено.

— Это про Тома, — снова улыбнулся Георг. — Все понятно.

— Губитель Земли! Как ты будешь бояться! Ведь Ангелы рождены, чтоб с тобой рассчитаться.

— Милорд очень переживал, что вы родились, — кивнул Густав.

— Когда перевернутся носилки вихря, И станут друг против друга те, кто закутан плащом, Придут поздно, когда казнь будет совершена, Преодолев встречные ветры, письма, посланные ранее… Тут говорится о смерти отца, о том, что Том попытается меня убить, и мы опоздаем с ребятами… Герцог убьет Тома. Мы прошли через все препятствия и невзгоды, но все равно опоздали, да?

— Дальше.

— Зверь в театре ставит спектакль, Изобретатель возвеличен самим собой.

— Это дядя, — мстительно нахмурился Том.

— Когда луна завершит свой большой цикл, Молодой Лев победит старого На поле боя во время одиночной дуэли…

— Это ты, Георг! — заулыбался Том. — Как ты сражался! Как лев! Красиво!

Парень поднялся, изящно поклонился и тряхнул рыжей гривой.

— Пророчества древние вышли в подмогу — Помощь от Друга, примкнувшего к Богу. Это про вас, тетя Унгина. Про вас и про Густава. Вы же нам помогли. — Билл робко улыбнулся, продолжил чтение: — Но только если Свет сумеет найти свой путь, Если победит он в душе ночь…

Близнецы переглянулись. Промолчали. Ты только живи, — ясно прозвучало в сознании.

— …Двуликий Монарх взойдет на престол. Но прежде чем осуществится преобразование Империи, Случится это чудесное происшествие. Когда цветы увянут, мир уменьшится.

— Цветы увяли. Осень. Это будет осенью. Ну то есть сейчас! — от нетерпения Георг заерзал в кресле

— Ангелы те, как верные Духа сыны, Пьянея от счастья, Завету верны.

— Обещаю, — пристально посмотрел Том в глаза брату.

— Клянусь, — на полном серьезе ответил Билл.

— Ну вот и славно, — поднялась Унгина. — Надеюсь, что я в вас не ошиблась. Я пятнадцать лет вас холила и лелеяла, оберегала от всех бед. Теперь ваш черед заботиться друг о друге и продолжать дело вашего отца. А мне можно и отдохнуть.

— Подождите! — подскочил Георг. — Как это отдохнуть? А для меня сделайте какое-нибудь пророчество. Я тоже хочу, как они! Заветам верны… Пьянея от счастья…

— А что бы ты хотел прочитать в своем пророчестве? — улыбнулась колдунья.

— Ну, — он на мгновение задумался. — Я хотел бы знать, суждено ли мне быть великим полководцем? Много ли битв я выиграю? Принесу ли я какую-нибудь пользу? Все ли у меня будет хорошо?

Унгина изящно взмахнула рукой и протянула ему чистый лист бумаги и перо. Георг непонимающе повертел все это в руках. Никаких чудес не происходило.

— Впиши свое пророчество сюда и следуй ему. Хочешь быть полководцем? Будь им. Хочешь выигрывать битвы? Выигрывай! Пророчество — это то, что мы делаем сами для себя. Мы вольны распоряжаться своей судьбой, строить ее так, как мы того хотим. Главное, очень сильно захотеть. Ты можешь всё. Ты можешь изменить мир вокруг себя. Просто поверь в это. Ты всесильный!

— Я… не знаю… — замялся Георг.

— Ты же видел, страницы не хватало.

— Я напишу, — вдруг приободрился он. — Обязательно напишу. Вы правы. Я — всесильный.

— Дети мои, до коронации два часа. Вам надо переодеться и привести себя в порядок. Займитесь делом, хватит уже болтать.

Ребята разбрелись кто куда. Георг побежал домой, чтобы пригласить родителей. Унгина куда-то ушла по делам, обещала к полудню вернуться. Густав остался в замке. Билл отвел его в комнату, которую отец приготовил еще для Тома и которая с тех пор стояла нетронутой. Показал гардеробную, велел выбрать любой наряд, какой понравится. Густав кивнул, и, едва за другом закрылась дверь, прилег «ровно на одну секундочку» и провалился в глубокий спокойный сон.

Когда Цветочек вернулся в свою комнату, Том лежал на его кровати на спине с закрытыми глазами. Билл улыбнулся. Лицо брата расслабилось. Хмурой складки между бровями больше нет. Уголки губ все еще опущены. Казалось, что ему не пятнадцать, а все тридцать — такое уставшее, изможденное лицо странника, который только что вернулся домой после ужасно трудного пути. Билл очень осторожно залез на кровать, пристроился у него под боком, положив голову на плечо.

— Устал? — спросил он, улыбнувшись тому, что брат обнял в ответ.

— Ты себе не представляешь как, — хрипло прошептал.

— Всё хорошо, — погладил его Билл. Медленно потянулся к губам. Том ответил. Впустил его язык в рот, мягко помусолил губы. — Я очень скучал по тебе.

— Я тоже чуть с ума не сошел, когда понял, что произошло. Он еще задрал меня с этим чертовым пророчеством — убей да убей… Войны будут, стране разорения, тиран придет. А я даже не знал, что такое тиран. Какой, думаю, из тебя тиран, какие войны, ты и мухи не обидишь, безобиднее ромашки, цветочек одним словом. А он все равно — убей его и всё тут. Потом, когда отец погиб, он сказал, что время тирана пришло, и я должен тебя остановить. Называл меня миссией. Сказал, что если не я, то он сам убьет тебя. Я согласился. Ну то есть я и до этого не отказывался, соглашался с ним постоянно, поддакивал, делал вид, что на его стороне, а сам только и ждал момента, когда удрать можно будет. Но он так обложил меня… Я шагу ступить не мог без охраны. Думал, что приеду, заберу тебя, а там вместе решим, как от Рихарда удрать и дядю из нашего замка выставить. А он, видишь, Георга и Густава в «помощь» мне прислал. Рихард сказал, что если дернусь куда, они из них все жилы вытянут, кишки выпустят так, чтобы жили подольше да мучались посильнее… Я всю дорогу думал, как всех друзей сберечь и дядю обмануть…

— А если бы ты погиб, что было бы со мной?

— Я бы остался в твоей памяти. Ты стал бы королем. Правил бы так, как мечтал. Да я и не думал, что выживу. Знал, что из замка живым уже не выйду, но главное, что я сохранил твою жизнь, жизнь друзей, что у нашего народа будет хороший монарх… А я? Я жил бы в твоей памяти. Совсем недолго. Я хотел, чтобы ты меня ненавидел и не скучал по мне. Я хотел, чтобы ты улыбался. Просто помнил обо мне, не важно что — хорошее или плохое, и улыбался. Я боялся, что после моей смерти ты будешь грустить. А я очень хотел, чтобы ты улыбался.

Билл приподнялся на локтях, завис над ним. Погладил кончиками пальцев по лицу. Поцеловал.

— Хочешь, отменим коронацию сегодня? Будем спать. Ты устал очень. Тебе надо отдохнуть.

— Нет, я буду спать, а ты пойдешь на коронацию. В конце концов, зря что ли я лошадь загнал?

— Нет, или мы пойдем на коронацию, или будем спать. Зря что ли я страдал пятнадцать лет?

— Я не хочу быть королем. Ну какой из меня король? Неуч деревенский. Я даже читать не умею. Дядя-то мне совсем другое пророчество читал, не такое, как ты.

— Ты самый лучший. А из меня какой? Сам сказал — цветочек беззащитный, ромашка.

— Во, хорошие короли из нас получатся! Один — чучело необразованное, второй — цветочек. Так и будут все говорить — чучело с цветочком.

Они рассмеялись. Билл смотрел на него, любовался каждой черточкой, каждой родинкой. Наклонился и лизнул в нос, как когда-то хотел. Том захихикал. Обнял его. Губы в губы. Поцелуй долгий, вкусный. Нежнее спелой малины. Слаще тутовника. Такой, что дышать не хочется, хочется умереть от удовольствия.

— Пойдем вымоемся. Там вода, наверное, уже готова, — взволнованно зашептал Цветочек ему в рот. Рука по хозяйски ласкает возбужденную плоть сквозь тонкую ткань.

Том кивнул и притянул брата обратно. Младшенький. Любимый. Самый лучший человечек на свете. Братик.

Сидя в большой деревянной ванне вдвоем, они снова болтали. Вспоминали, как было плохо друг без друга, страшно и тоскливо, делились снами и переживаниями, с удивлением поняв, что даже сны у них были общие. Это было необыкновенно. Потом Билл взял мыльный раствор и принялся мыть Тома, как когда-то его мыла кормилица. Он массировал его плечи и шею, щекотал живот и бока, разминал ноги. Том откинулся на спинку и блаженно закрыл глаза. Было удивительно хорошо и приятно. Потом Том мыл его тело, а Цветочек выгибался, подставляя то один бок, то другой. Они целовались, терлись друг о друга, ласкались. Они рухнули в воду и чуть не захлебнулись, захохотав. И Билл отдавал себя всего, дарил ласку за тот раз и за этот. Если бы он мог сейчас подарить ему целый мир, то сделал бы это всенепременно. Он бы осыпал его нежностью из звезд, он бы укутал его в теплые облака, он бы накрыл его пледом из солнечных лучей. Он бы сам ему светил, если бы мог.

— У меня есть масло, — смущенно сообщил принц, когда они накупались и довольные развалились голышом на кровати. — От него тело вкусно пахнет и кожа такая гладкая становится. Давай я тебя им натру.

Том с улыбкой сморщился и продемонстрировал свою полную покорность. Цветочек с готовностью притащил бутылочку. Уселся на брата сверху, вылил немного на грудь и принялся растирать. Том жмурился от удовольствия, поглядывал на него сквозь чуть приоткрытые ресницы. Билл спускался все ниже и ниже, бесстыже елозя попой по полувозбужденному члену. Том вопросительно посмотрел на брата.

— Ну, глупо как-то будет, — замялся он. — И ты ведь толком ничего не понял в прошлый раз, и я ни туда, ни сюда…

— Так ведь болит же, — напомнил Том.

— Подумаешь, болит. Все равно же уже болит.

— Билл…

— Пожалуйста. Я хочу. Пусть болит. Это же твое…

— Подождем, пока перестанет болеть.

— Я сейчас хочу.

— Куда ты спешишь? Я никуда не денусь.

— Я хочу. Сейчас. Перед коронацией. Чтобы быть… понимаешь… эээ… Чтобы быть мужчиной. Это важно для меня.

— Я не умею. Я просто не знаю, что и как.

— Как получится.

Билл потянулся к губам. Руки ласкали член. Том вздохнул, перевернул его на спину. Он растягивал его очень долго и очень тщательно. Он случайно наткнулся на что-то внутри, отчего брат выгнулся и застонал. Том осторожно ласкал бугорок, с наслаждением наблюдая, как Цветочек постанывает, поддается навстречу бедрами, насаживается на пальцы. Он развернул его, подложил под поясницу подушку, а ноги закинул на плечи. Нужно что-то, чтобы было хорошее скольжение. Масло…Он еще раз намазал его и себя маслом. Попробовал войти. Мышцы снова сжались. Том наклонился и принялся целовать его. Немного расслабились. Легкий толчок. Поцелуй. Толчок. Поцелуй.

— Больно? Больно? Больно? — то и дело спрашивал он.

Билл морщился, качал головой, кусал губы и старался расслабиться, впустить его в себя, почувствовать. Том аккуратно придерживал его яички, медленно и осторожно толкался вперед, постоянно спрашивая только об одном — не больно ли, все время целуя его, отвлекая, лаская. Когда Цветочек наконец-то расслабился и позволил ему нормально двигаться, Том постарался найти тот самый волшебный бугорок. Брат стонал, извивался, кусался и царапался под ним, потеряв всякий контроль над собой. Том хитро улыбался и дразнил его, ласкал член. Он дал ему кончить. Только потом кончил сам. Упал рядом, мокрый, довольный, самый счастливый человек на свете. Билл поцеловал его. Улыбается. Вытирает кончиком пальца пот со лба. Прижимается всем телом. Что-то говорит, но Том не особо понимает — перед глазами круги, сердце бешено стучит в груди и дикая слабость во всем теле. Веки, словно чугуном налиты. Закрываются.

— Я совсем немножечко еще полежу, ладно, — зевнул Том, поудобнее устраиваясь у Билла под боком. — А потом… мы… ну…

— Спи, — обнял его Цветочек, поцеловал в лоб. На лице сияет счастливая улыбка.

— Немножечко… совсем, — бормотал он все тише и тише.

— Я люблю тебя.

— А?

— Ничего.

— Ага…

— Спи.

— Я тебя тоже.

Дыхание становилось спокойным и глубоким. Билл постарался поймать вдох, чтобы выдохнуть вместе, прикрыл глаза и прижал его к себе еще больше. Вдох-выдох. Тук-тук. Вдох-выдох. В унисон. Вдох-выдох. Как одно целое. Вдох-выдох.

 

 

Москва

 

25 февраля — 5 мая 2009 г.

 

[1] Клафтер (нем. Klafter) — мера длины, принадлежащая, по происхождению, к числу так называемых натуральных мер и соответствующая старорусской маховой сажени. Примерно равен 2,5 м.

FAQ ПО ОДЕЖДЕ