Цель и вектор социально-экономических преобразований
Пропагандистский имидж коммунизма известен всем: общество, в котором люди пользуются материальными и духовными благами по потребностям. Но подлинная суть советского коммунизма, который назывался социализмом, потому что не мог предложить благ по потребностям, определялась отношениями собственности, а не распределения. Никто из большевистских вождей не ставил целью проложить в стране молочные реки с кисельными берегами. Целью их была ликвидация частной собственности на средства производства, замена ее, выражаясь языком пропаганды, «общенародной» или «колхозно-кооперативной» формами собственности. На самом же деле частную собственность должна была заменить собственность советского государства. У этого государства еще не было адекватного ему экономического фундамента. Оно лишило людей политической свободы, но не смогло поработить их экономически. Коммунистическая партия в гражданской войне преодолела сопротивление крупных собственников, но экспроприируемая собственность буржуазии и помещиков была использована по-разному. Большевистские вожди заклеймили как «анархо-синдикализм» попытки рабочих коллективов приватизировать предприятия. Фабрики и заводы были объявлены общенародной собственностью и перешли в распоряжение государства. Государство назвало рабочий класс гегемоном революции и дало ему, надо признать, широкие права в управлении производством. Но оно стало вершителем его судьбы. Рабочий класс остался пролетариатом. Земля также была объявлена общенародной собственностью. Но крестьяне помешали превращению помещичьих имений в государственные предприятия и приватизировали их на уравнительных основаниях. Первые социально-экономические преобразования советской власти не приблизили, а отдалили крестьян от «государства-коммуны». Пока они оставались экономически независимыми, власть имущие в Кремле не могли реализовать поставленных целей. Мы не поймем причин проявленного властью фанатизма в попытках коллективизировать крестьянство, если не ответим на вопрос, каковы были долговременные цели Кремля. И «Апрельских тезисах» долговременными целями В. Ленин назвал создание «государства-коммуны» и Коммунистического интернационала. После завоевания власти началась вакханалия «экспроприации экспроприаторов», но большевики наладили строжайший учет конфискуемых ценностей — золота, алмазов, валюты. Потом ленинские эмиссары разбежались по Европе с чемоданами этого добра, чтобы создать местную сеть Коминтерна. Когда закончилась мировая война, в Европе прошла масштабная демобилизация. Тем временем в советской России продолжалась война, и численность Красной армии постоянно росла, достигнув в 1920 году 5-миллионной отметки. Большевикам казалось, что наступило время войти в Европу. «Мы должны штыками пощупать — не созрела ли социальная революция пролетариата в Польше?» — говорил Ленин на IX Всероссийской партконференции в сентябре 1920 года. Не вышло… Вследствие крестьянского сопротивления продовольственной разверстке и неграмотных шагов в налаживании управления национализированной промышленностью экономика впала в кому. В советских учебниках это явление назвали хозяйственной разрухой, вызванной империалистической и гражданской войнами. После провала попыток установить советскую власть в Венгрии, Германии и Польше вожди партии поняли, что ожидается длительный период мирного развития. Следовало создавать промышленность, которая не уступала бы промышленности великих держав Европы, дабы заменить примитивный штык танками и самолетами. В 1920 году Ленин инициировал разработку и утверждение государственного плана электрификации России (ГОЭЛРО), то есть восстановления и строительства промышленности и транспорта, основанных на наиболее современной энергетической базе — электричестве. План ГОЭЛРО провалился из-за отсутствия средств, но впоследствии были разработаны сталинские пятилетки, которые требовали еще больших ресурсов. Долгое время нам рассказывали, что В. Ленин имел детально разработанный план коммунистического строительства, который последовательно воплощался в жизнь. В действительности же такого плана не существовало. В 1921 году Ленин прекратил втягивать крестьянство в коммунистический эксперимент, как ему тогда казалось — временно. В 1923 году он написал свою знаменитую статью «О кооперации», в которой он в замаскированной форме предложил отказаться от коллективизации крестьянских хозяйств и построить отношения между городом и деревней на принципах «кооперативного социализма». В отличие от колхозов всех форм — коммун, артелей и товариществ в совместной обработки земли (которые различались степенью коллективизации собственности), сельскохозяйственная кооперация оставляла всю собственность в руках крестьянина. Такая кооперация успешно развивалась и до революции, крестьяне с энтузиазмом включились в нее. Предложение создать «строй цивилизованных кооператоров», которое было высказано в этой статье Ленина, противоречило ноем его прежним требованиям провести коллективизацию крестьянских хозяйств. «Кооперативный социализм» не вписывался в курс на создание «государства-коммуны», и поэтому вождь партии продиктовал стенографистке (в этой же статье) знаменательную фразу: «Мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм». Можно сделать вывод, что на пороге смерти Ленин понял страшную цену социально-экономических преобразований коммунистического типа в мелкокрестьянской стране. Однако компартийно-советская номенклатура не собиралась отказываться от неограниченной власти над обществом и сплотилась вокруг Сталина. Новый вождь преодолел оппозицию Николая Бухарина и его единомышленников, после чего повел партию прежним ленинским курсом. Сталин сакрализовал статью «О кооперации», но растолковал кооперативное строительство как начальный этап коллективизации крестьянских хозяйств. В теоретическом арсенале большевиков появился оксиморон — удивительное соединение несоединяемых понятий: «колхозно-кооперативная форма собственности». На XIV съезде ВКП(б) в декабре 1925 года был утвержден курс на индустриализацию страны. Сразу возникла проблема средств на капитальное строительство. «Всесоюзный староста» М. Калинин заявил: нужно снять с себя последнюю рубаху, чтобы построить Днепрогэс! «Последнюю рубаху» собирались снять с крестьян. Государство не могло заставить крестьян-собственников продавать ему хлеб по невыгодным ценам, и поэтому взяло курс на уничтожение этой категории производителей. Превращение их в колхозников решало проблему. Колхозники, так же, как рабочие, не имели отношения к реализации продукции, которую производили. У подконтрольных государству колхозников можно было забирать хлеб по любым ценам. Мели наложить вектор коммунистических преобразований на вектор нормального развития, то возникает интересная картина. Осуществляемая в рамках первого коммунистического штурма попытка насаждения коммун в украинском селе провалилась, и Ленин вынужден был поставить выполнение программы индустриализации страны в постоянную зависимость от реквизиций крестьянского хлеба. Одобренный VIII Всероссийским съездом советов в декабре 1920 года план ГОЭЛРО должен был выполняться за счет продразверстки. Надеясь на то, что советская власть сможет создать хлебный фонд в 300 млн. пудов, Ленин на съезде заметил, что без такого фонда невозможно подходить к задачам электрификации России. Этот съезд одобрил также законопроект «О мерах укрепления и развития крестьянского хозяйства». Каждое крестьянское хозяйство должно было получать обязательное задание по засеву полей. Ленин заявил на съезде: «Сущность законопроекта в том, чтобы сейчас прийти к практическим мерам помощи крестьянскому единоличному хозяйству, которое преобладает, такой помощи, которая состояла бы не только в поощрении, но и в принуждении». Результаты трех лет индустриализации (1926–1928) не удовлетворили Кремль. Утверждая наиболее напряженный по темпам вариант первого пятилетнего плана, Сталин одновременно начал сплошную коллективизацию сельского хозяйства. Колхозы обеспечивали несравненно большее изъятие создаваемого в сельском хозяйстве национального дохода, чем могли дать прямые и косвенные налоги с хозяйств экономически независимых от государства крестьян-собственников. Вектор общественно-политического развития в странах Европы направлялся от феодально-крепостнических форм организации труда к рыночным, которые обеспечивали демократическое построение общества. Вектор коммунистической организации труда, несмотря на все заявления о социальной справедливости и высшем типе демократизма по сравнению с буржуазным, направлялся в противоположном направлении — к принудительному труду.
2. «Ликвидация кулачества как класса»
Капитальное строительство в промышленности согласовывалось с наличными ресурсами только в первый год индустриализации. В дальнейшем его объемы увеличивались за счет ввода в оборот денег, не обеспеченных товарами. Шаткое рыночное равновесие, которое было достижением восстановительного периода, нарушилось. В стране, где «командные высоты» экономики контролировались государством, цены оставались более или менее стабильными. Рыночное неравновесие проявлялось в форме товарного дефицита. Промтовары сразу исчезали из продажи, потому что спрос превышал предложение. Попытки государства сдержать инфляционный рост цен на сельскохозяйственные товары приводили к тому, что крестьяне отказывались везти их на рынок. Эти явления получили в советской историографии название «кризиса нэпа». Мол, новая экономическая политика уже исчерпала заложенные в ней возможности, правительство закономерно переходило к политике индустриализации и связанной с нею сплошной коллективизации сельского хозяйства. Фактически же «кризис нэпа», который в наибольшей степени проявлялся как хлебозаготовительный кризис, был следствием просчитанной политики руководителей государства, которые избрали своей генеральной линией курс на форсированную индустриализацию. Дефицит хлеба помогал компартийным комитетам готовить общественную поддержку для уже запланированного погрома крестьян-собственников. Компартийные комитеты актуализировали проблему «кулацкой опасности». После завершения уравнительного раздела земли понятие «кулак» перестало употребляться в законодательстве и в пропаганде. Как оказалось, ненадолго. Для проведения коллективизации следовало расколоть крестьянство по имущественному (а в пропаганде — по социально-классовому) признаку, противопоставить бедняков и середняков бедняцкого происхождения зажиточной верхушке крестьянства. В январе 1928 года Сталин выехал в Сибирь (как и все другие члены политбюро ЦК — для усиления хлебозаготовок в регионах). Выступая перед партработниками, он изложил такую программу их действий: потребовать от кулаков немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам; в случае отказа — применить чрезвычайные меры и конфисковать излишки. Понуждение крестьян «сдавать излишки» по низким государственным ценам создавало ситуацию хлебозаготовительного кризиса. В провале хлебозаготовок обвинялось не все крестьянство, а только «кулаки». Крестьяне не желали продавать хлеб по заниженным ценам, а Сталин говорил о кулаках, которые не хотели сдавать хлеб. «Продавать» и «сдавать»»— это лексика разных эпох и разных экономических политик. В ситуации искусственно созданного кризиса хлебозаготовок становилось возможным осуществить экспроприацию крестьянской собственности под прикрытием коллективизации. К слову, причинно-следственную связь между этими государственными акциями в минуту откровенности подтвердил нарком торговли СССР Анастас Микоян. В июне 1929 года он заявил в Москве: «Я боюсь, что мое заявление будет сочтено еретическим, но убежден, что если бы не было хлебных затруднений, вопрос о мощных колхозах и машинно-тракторных станциях не был бы именно сейчас поставлен с такой мощью, размахом и широтой». В напечатанной 7 ноября 1929 года статье «Год великого перелома» Сталин утверждал, что в колхозы крестьяне пошли «целыми селами, волостями, районами, даже округами». Это был блеф, но он сыграл свою роль. У местных начальников создавалось впечатление отставания от соседей, ведь сами они имели жалкий процент коллективизации. Пленум ЦК создал комиссию под руководством наркома земледелия СССР Я. Яковлева, которая рекомендовала перейти в районах сплошной коллективизации к политике «ликвидации кулачества как класса». В этой формулировке, а также в тезисе о кулачестве как последнем и наиболее многочисленном эксплуататорском классе, которые вскоре начали пропагандироваться в советских газетах, полностью игнорировались социальные результаты «черного передела», который в Украине был проведен в 1920–1923 годах. Впервые этот вывод комиссии Яковлева прозвучал в речи Сталина на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 года. Кого считать кулаком? Что делать с кулаками, кому и в какие сроки? На эти вопросы давало ответ постановление политбюро ЦК ВКП(б), принятое по рекомендациям специальной комиссии под председательством В. Молотова 30 января 1930 года. С целью предупреждения сопротивления сплошной коллективизации чекисты должны были разделить богатую часть крестьянства на три категории — кулацкий актив (подлежал заключению в концлагерь или немедленной физической ликвидации), другие элементы кулацкого актива (подлежали высылке в отдаленные местности), всех других кулаков (после конфискации основной части средств производства им разрешалось селиться за пределами колхозных массивов). Число ликвидированных хозяйств трех категорий должно было составлять от 3 до 5 процентов общего количества хозяйств. За четыре месяца, с февраля по май, подлежали аресту 60 тыс. человек (в том числе по Украине —15 тыс.), а выселению —150 тыс. человек (в том числе по Украине — от 30 до 35 тыс.). Количество хозяйств третьей категории не определялось. Такими были стимулирующие средства для развертывания «колхозного движения» (по терминологии советских учебников). Угроза раскулачивания подействовала на крестьян парализующим образом. Одновременно она предоставляла неограниченную власть над земляками небольшой кучке местных начальников, которые составляли списки раскулачиваемых в определенном проценте к общему количеству жителей. Вместе взятое, это создавало в деревне ужасную ситуацию. Здесь невозможно оперировать конкретными фактами, но хотя бы один следует привести. По сообщениям органов ГПУ, председатель Краснооктябрьского сельсовета Верхнетепловского района в Донецком крае Феодосий Нечаев «вечерами в нетрезвом состоянии вызывал в сельсовет женщин и насиловал их, предупреждая: «Если хоть словом кому-нибудь обмолвишься, то вместе с семьей зашлю на Север, как кулачку». Однажды Нечаев и счетовод сельсовета М. Гулевский пришли к единоличнику Степанищеву и начали требовать: «Ставь бутылку водки и жарь яичницу, иначе будет плохо». Потом Нечаев, угрожая Степанищеву отзывом зятя из армии, раскулачиванием и высылкой на Север, на глазах у отца изнасиловал дочь — жену красноармейца». В сообщении ГПУ указывалось: «Благодаря угрозам Нечаева дело не получило огласки».
3. «Головокружение от успехов»
Кремлевским вершителям крестьянской судьбы казалось, что они смогут провести коллективизацию по полной программе. Такой программой, как и в 1919 году, была коммуна. Учитывая предыдущий опыт, «подползание» к коммуне осуществлялось постепенно, через вовлечение крестьян сначала в низшие формы коллективов. Когда крестьянину удавалось навязать товарищество совместной обработки земли, с ним начинали работать в направлении изменения статуса ТСОЗа на артельный. Крестьян, уже вовлеченных в артельную форму хозяйствования, толкали дальше — в коммуну. Сталин не собирался ограничиваться даже коммунизацией, то есть полной ликвидацией частной собственности на средства производства. Он считал, что «колхозно-кооперативная» форма собственности должна перерасти в ближайшем будущем в государственную собственность. Колхозы должны были стать совхозами. В январе-феврале 1930 года развернулись эксперименты с укрупнением новообразованных колхозов. На Херсонщине возник аграрно-индустриальный комбинат площадью в 160 тыс. гектаров. Кампания раскулачивания лишала крестьян воли к сопротивлению и заставляла их включаться в «колхозное движение». Здесь инициаторы сплошной коллективизации все рассчитали правильно. Почему же в первые месяцы 1930 года руководители партии и государства вдруг почувствовали, что советская власть стоит на краю гибели? Пока составлялись списки на раскулачивание, каждый крестьянин готов был написать заявление о вступлении в колхоз, чтобы спасти свое хозяйство. Когда оказалось, что от них требуют отдать в колхоз последнюю корову и даже мелкий скот и птицу, крестьяне начали отчаянно сопротивляться. Вооруженных выступлений наблюдалось не так много, потому что чекисты предусмотрительно выкачали из села все оружие, которое оставалось от военных времен. Но выступления против власти, несмотря на неорганизованность и стихийность, становились все более опасными. 26 февраля 1930 года в ЦК ВКП(б) пришла паническая телеграмма из Харькова от П. Любченко и Г. Петровского. Украинские руководители сообщали о массовых волнениях в пограничном Плужнянском районе. В следующие дни подобные сообщения начали поступать из других регионов, но Сталина особенно взволновало положение на украинско-польском пограничье. Опросом 28 февраля в протокол заседания политбюро ЦК от 5 марта было внесено решение об уточнении Примерного устава сельскохозяйственной артели. Новую редакцию устава требовалось напечатать в газетах 2 марта, одновременно с разъяснительной статьей Сталина. Новая редакция устава четко формулировала, в отличие от старой, что именно нужно обобществлять при образовании колхоза. Колхозникам предоставлялось право держать корову, мелкий скот и приусадебный участок. В статье Сталина «Головокружение от успехов» без всяких оговорок утверждалось: «Артель является основным звеном колхозного движения». При этом насаждение колхозов силой Сталин называл нарушением партийных директив. Надо взвесить, от чего Сталин декларировал отказ. Основным звеном организации сельскохозяйственного труда становилась артельная форма колхозов. Хотя в последующие десятилетия никогда не упоминалось о наличии частной собственности в руках колхозника (приусадебный участок, корова, мелкий скот и птица), эта собственность функционировала под названием личной, а «нелегальным» считался только термин «частная собственность». Вместо коммуны в деревне утверждалась крестьянская артель — «двуликий Янус». Одним обличьем она обращалась к экономике, которая работала по директивному плану, а другим — к рыночной экономике, то ость к живому производству, которое существовало благодаря естественной заинтересованности производителя. Артельная форма колхоза требовала образования свободного рынка, на котором цены формировались по закону спроса и предложения. Она требовала наличия товарно-денежных отношений, причем не только в ограниченной сфере сельскохозяйственного производства, но и во всей экономике. В своей знаменитой статье Сталин объявил курс на коммунизацию крестьянства левацким искажением линии партии и обвинил в этом местных работников. Однако для посторонних наблюдателей было ясно, что коммунизация была линией Кремля, и эта линия базировалась на определенных теоретических представлениях. В реферате о советской аграрной политике, который в начале 1934 года подготовило польское посольство в Москве, читаем: «В первой, горячечной фазе коллективизации частная собственность запрещалась почти полностью, что проявилось в форсировании объединений типа коммун с общим жильем, кухнями и коллективизированным скотом, даже мелким. Постепенно отступая от этой теоретической концепции, крестьянам возвращали собственность на дома, огороды, мелкий скот, и, наконец, на коров». Польские аналитики слишком оптимистично оценивали способность руководителей советского государства отойти от коммунистической концепции, на которой базировалась идея сплошной коллективизации. Сначала отступление к артели считалось временным. В резолюции XVI съезда ВКП(б), который работал в июне-июле 1930 года, подчеркивалось, что на данной стадии основной формой колхоза является сельскохозяйственная артель, но высказывалось предположение о том, что «колхозное движение может подниматься к высшей форме — к коммуне — в соответствии с повышением технической базы, ростом колхозных кадров и культурного уровня колхозников». Однако Сталин больше не решался посягнуть на приусадебный участок, хотя случалось, облагал налогами произведенную на нем продукцию. До конца жизни генсек был убежден, что действовавшая программа РКП(б) 1919 года рано или поздно будет реализована полностью. «Чтобы поднять колхозную собственность до уровня общенародной собственности, — писал он в 1952 году, — надо исключить излишки колхозного производства из системы товарного обращения и ввести их в систему продуктообмена между государственной промышленностью и колхозами». Рыночное обличье колхозного строя смягчало диспропорции советской экономики, которые были органически свойственны плановому регулированию. Оно сигнализировало плановикам, где и когда нужно принять меры, во избежание трудностей с реализацией продукции, «отовариванием» денежной заработной платы и тому подобное. Рядом со свободным выбором места труда, которое было предоставлено рабочему классу без усилий со стороны последнего, крестьяне в 1930 году отвоевали себе приусадебный участок с коровой и мелким скотом. Эти два инородных для коммунистической экономики элемента сделали возможным ее длительное функционирование. Она всегда оставалась неэффективной, но давала возможность Кремлю использовать колоссальный мобилизационный ресурс, которым владела в силу самой своей природы.
|