ОГОЛОШЕННЯ

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 707

В «Призраках ночи» Равеля три части. Джейс сыграл первую, встал из‑за инструмента, вышел на кухню, снял со стены телефон и сделал единственный звонок. Затем вновь вернулся к пианино и «Призракам ночи».

Когда третья часть произведения подходила к концу, на лужайке перед домом заплясал луч прожектора. Через пару секунд он погас, но Джейс уже встал и потянулся за курткой.

Бесшумно закрыв за собой входную дверь, он спустился с крыльца. На лужайке его ждал мотоцикл – странная машина, похожая на живой огранизм. Выхлопные трубы напоминали вздутые вены, погасшая фара тускло поблескивала, как глаз циклопа. Мотор глухо рокотал. Мотоциклист в коричневой кожаной куртке вопросительно смотрел на Джейса прищуренными глазами из‑под спадающих на лоб кудрей. Острые клыки обнажились в улыбке. Разумеется, ни мотоцикл, ни его хозяин не принадлежали к живым, пусть даже таковыми казались, – их обоих питала энергия демонов, сила ночи.

– Рафаэль, – произнес Джейс вместо приветствия.

– Я пригнал машину, – ответил вампир. – Как ты и просил.

– Вижу.

– Мне очень любопытно, для чего нефилиму демонический мотоцикл, – продолжал Рафаэль. – Вряд ли Конклав это одобрил бы. Кроме того, по слухам, один такой у тебя уже есть.

– Да, есть, – признал Джейс, придирчиво осматривая мотоцикл со всех сторон. – Вот только он сейчас на крыше Института, и мне туда не добраться.

Вампир усмехнулся:

– Надо же, теперь дорога в Институт закрыта для нас обоих.

– А что, вы, кровососы, до сих пор числитесь в розыске?

Рафаэль сплюнул:

– Нас обвиняют в убийствах, которых мы не совершали. Оборотня, фейри и даже мага! Я же сказал им, что мы не пьем кровь магов – она горькая и очень плохо сказывается на самочувствии.

– Ты объяснил это Маризе?

– Ну да, как же! – Глаза вампира сверкнули. – Я бы не смог поговорить с ней, даже если бы захотел. Сейчас все решения принимает Инквизитор, все вопросы и требования проходят через нее. Очень плохая ситуация, друг, очень плохая.

– Кому ты рассказываешь! – вздохнул Джейс. – И я тебе не друг. Я согласился не ставить Конклав в известность о том, что вы сделали с Саймоном, лишь потому, что мне пригодится твоя помощь, а вовсе не потому, что ты мне нравишься.

Рафаэль широко улыбнулся, сверкнув в темноте белыми зубами.

– Я тебе нравлюсь, – сообщил он утвердительно и добавил, склонив голову набок: – Странно… Я думал, что немилость Конклава собьет с тебя спесь. Но утрата статуса любимчика ничуть на тебе не сказалась.

– Стабильность – признак мастерства, – ответил Джейс. – Так ты собираешься отдавать мне мотоцикл? До рассвета всего несколько часов.

Рафаэль грациозно соскользнул с седла; на шее у него сверкнула золотая цепь.

– Насколько я понимаю, до дома ты меня не подбросишь?

– Нет, – ответил Джейс. – Но ты можешь поспать в подвале, если боишься не успеть до света.

Рафаэль хмыкнул. От Джейса он отличался меньшим ростом и миниатюрным сложением, но достаточно было взглянуть вампиру в глаза, чтобы понять, что он намного старше.

– Так мы в расчете за Саймона, нефилим?

Джейс завел мотоцикл и развернул его к реке:

– Едва ли мы когда‑то будем в расчете, кровосос. Но будем считать, что начало положено.

С реки дул пронизывающий ветер, и Джейс сразу замерз. Холод проникал под тонкую куртку и джинсы тысячей ледяных иголок. Хорошо хоть руки были защищены кожаными перчатками.

В лунном свете мир утратил все краски. Река стала цвета стали, небо – сизым, как голубиное крыло, а горизонт темнел, как проведенная черной тушью линия. Над Вильямсбургским и Манхэттенским мостами мерцали огоньки; в воздухе пахло снегом, хотя до зимы оставалось еще несколько месяцев.

В прошлый раз за спиной у Джейса сидела Клэри и обнимала его, вцепившись в куртку маленькими пальцами. Тогда он не чувствовал холода…

Заложив крутой вираж, Джейс помчался над водой, глядя на собственную тень на поверхности. Выровняв курс, он наконец увидел то, что искал, – черный корабль без единого опознавательного знака и без единого фонаря. Его нос рассекал воду, как узкое лезвие. Корабль напоминал акулу – изящную, быструю, смертельно опасную.

Джейс сбавил скорость и стал осторожно снижаться – легко и бесшумно, как осенний лист на ветру. Он не чувствовал, что падает; напротив, казалось, что корабль сам приближается к нему, поднимаясь на волне. Колеса коснулись палубы, и мотоцикл остановился. Глушить мотор не пришлось – его рев перешел в мягкий рокот и наконец совсем затих, как только Джейс соскочил с седла. При этом вид у мотоцикла был такой же недовольный, как у собаки, хозяин которой ушел, приказав ей ожидать.

Джейс улыбнулся:

– Я за тобой вернусь. Только прогуляюсь по кораблю.

Простор для прогулок открывался довольно внушительный. Джейс стоял на левой стороне широкой палубы. Все вокруг покрывала черная краска – доски палубы, металлические перила, даже стекла иллюминаторов. Корабль оказался неожиданно большим – длиной с футбольное поле, а может, и больше. Джейсу еще не случалось видеть ничего подобного. Слишком большой для яхты, слишком маленький для военного корабля, да еще и абсолютно черный от носа до кормы. Интересно, где отец его достал…

Оставив мотоцикл на месте, Джейс не спеша стал обходить палубу. Облака разошлись, и теперь на небе сияли необыкновенно яркие звезды. Оба берега реки переливались городскими огнями, и Джейс шел словно по узкому коридору, освещенному с двух сторон. Каждый шаг гулко отдавался в тишине. Вдруг пришла мысль, что Валентина тут может не оказаться. Корабль выглядел совершенно заброшенным.

Река шрамом пролегала между Манхэттеном и Лонг‑Айлендом. По ней бежали частые волны с серебряными бурунчиками, и дул сильный ветер – такой, который бывает только над водой. Джейс раскинул руки, и ветер тут же расправил куртку за его спиной, швырнул волосы в лицо и до слез обжег глаза.

Их особняк в Идрисе стоял у самого озера. Отец научил мальчика ходить под парусом, научил языку воды и ветра, показал, как держаться на воде и использовать воздушные потоки. Он говорил, что ходить под парусом должен уметь каждый человек. Отец вообще очень редко говорил «каждый человек», а не «каждый Сумеречный охотник», – и сказал тогда так, желая напомнить: кем бы ты ни был, ты принадлежишь к человеческой расе.

Смаргивая выступившие от ветра слезы, Джейс отвернулся от корабельного носа и увидел между двумя черными иллюминаторами дверь. Он быстрым шагом подошел к ней и подергал ручку. Заперто. Достав стило, он бегло начертал на металле несколько открывающих рун, и с возмущенным визгом петель дверь распахнулась, подняв облако ржавой пыли. Джейс пригнул голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, вошел внутрь и попал в полутемный колодец под железной лестницей. Пахнуло ржавчиной и запустением. Дверь за спиной захлопнулась с оглушительным металлическим звоном, и все погрузилось во тьму.

Джейс выругался и полез в карман за ведьминым огнем. Замерзшие пальцы в перчатках не хотели слушаться. Ему показалось, что внутри корабля еще холоднее, чем на палубе. Воздух обжигал, как лед. Джейс наконец нащупал рунный камень и вытащил его из кармана. Руки дрожали, причем не только от озноба. Джейса переполнял необъяснимый страх, от которого натянулся каждый нерв, а волосы на шее встали дыбом.

Ведьмин огонь вспыхнул в воздетой руке, и от его яркого света глаза начали слезиться еще сильней. Сквозь радужную пелену Джейс увидел перед собой хрупкую девушку, прижимающую руки к груди. Ее рыжие волосы были как пятно яркой краски на черном металле.

Рука с ведьминым огнем затряслась так сильно, что лучи света заплясали по лестничному колодцу, как стая перепуганных светлячков.

– Клэри?

Она обратила к Джейсу белое как мел лицо с дрожащими губами, и вопрос замер у него на языке. Что она здесь делает? Как оказалась на корабле? С Клэри что‑то не так!.. Грудь Джейса сжало в тисках страха – страха более сильного, чем он когда‑либо испытывал за себя. Как только он шагнул к Клэри, она протянула руки ему навстречу. Ее пальцы обагряла кровь. Кровь заливала белое платье, как алый фартук.

Клэри пошатнулась и стала падать; Джейс подхватил ее одной рукой, чуть не выронив из другой ведьмин огонь. Он чувствовал биение ее сердца, знакомое прикосновение волос к подбородку. Только запах от нее исходил совсем чужой – вместо аромата цветочного мыла и чистого хлопка от Клэри сейчас пахло железом и кровью. Ее голова запрокинулась назад, глаза вкатились, сердце билось все медленней и медленней, пока наконец…

– Нет! – закричал Джейс, сильно встряхивая Клэри за плечи так, что ее голова безвольно приникла к его груди. – Очнись!

Он снова встряхнул ее, и ресницы Клэри затрепетали. От облегчения Джейса прошиб холодный пот. Но когда она открыла глаза, они были не зелеными, а мутно‑белыми и горели слепящим светом, как фары на ночной дороге. Джейс успел подумать, что уже видел где‑то эти глаза, а потом тьма накрыла его с головой, и наступила тишина.

В темноте мерцали яркие светящиеся точки – дыры, пробитые в черной стене. Джейс закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Он лежал на ледяной железной поверхности; холод проникал сквозь одежду и промораживал до костей. Джейс стал считать про себя от ста до одного в обратном порядке, пока дыхание не успокоилось. Тогда он снова открыл глаза. Вокруг по‑прежнему была тьма, но теперь она превратилась в знакомое ночное небо, усыпанное звездами. Джейс лежал лицом вверх на палубе в тени Бруклинского моста, нависшего над корабельным носом, как серая гора из камня и металла.

Застонав, Джейс приподнялся на локтях… и замер. Над ним нависала тень, имевшая явно человеческие очертания.

– Ты основательно ударился головой, – произнес голос, преследовавший его в кошмарах. – Как себя чувствуешь?

Джейс с усилием приподнялся и сел, тут же пожалев об этом, потому что желудок немедленно взбунтовался. Не стошнило лишь потому, что за последние часов десять Джейс ничего не ел. Рот наполнился отвратительным вкусом желчи.

– Паршиво, – ответил Джейс отцу.

Валентин улыбнулся. Он восседал на стопке сложенных пустых картонок в аккуратном сером костюме и галстуке с таким непринужденным видом, будто сидел за письменным столом из красного дерева в своем особняке в Идрисе.

– У меня к тебе еще один вполне ожидаемый вопрос. Как ты меня нашел?

– Один из твоих раумов раскололся на допросе, – сообщил Джейс. – Ты сам когда‑то показал мне, где у них сердце. Стоило приставить к нему клинок, и демон любезно согласился поделиться всем, что знает. Раумы, конечно, не отличаются сообразительностью, но у этого хватило мозгов объяснить мне, что он явился с корабля на реке. Я посмотрел и увидел тень на воде. Демон также сообщил, что прислал его именно ты, но это мне и так было известно.

– Ясно. – Валентин, похоже, прятал улыбку. – В следующий раз предупреждай, когда соберешься меня навестить. Это позволит избежать неприятностей с охраной.

– Охраной? – Джейс прислонился к железным перилам и полной грудью вдохнул чистый холодный воздух. – Ты про демонов? Призвал их с помощью Меча?

– Не буду отрицать, – сказал Валентин. – Люциан уничтожил мою армию Отреченных, и я не имел ни времени, ни желания создавать новую. Теперь, когда у меня есть Меч смерти, я могу призвать на свою сторону солдат получше.

Джейс подумал о Клэри, истекающей кровью у него на руках, и приложил ладонь ко лбу. Кожа стала холодной там, где касалась перил.

– Там на лестнице ведь была не Клэри? – спросил он.

– Клэри? – повторил Валентин с некоторым удивлением. – Так ты видел Клэри?

– А что такого? – произнес Джейс как можно более ровным голосом.

Он довольно спокойно относился к секретам – как к своим, так и к чужим, – однако понимал, что сможет жить со своими чувствами к Клэри, только если не будет в них копаться. А Валентин всегда во всем копается, изучает, анализирует и решает, какую извлечь для себя выгоду. Этим он напоминал королеву Летнего двора – холодную, недобрую, расчетливую.

– На лестнице тебя встретил Аграмон, – сказал Валентин. – Демон страха. Он принимает форму того, чего человек боится более всего на свете, и питается страхом. Насытившись, он убивает жертву – если, конечно, она еще жива. Как правило, человек успевает прежде умереть от ужаса. Так что мои поздравления, ты держался молодцом.

– Аграмон? – переспросил Джейс в изумлении. – Высший демон? Как ты до него добрался?

– Призвал один очень юный и самонадеянный маг. Больше всего глупый мальчишка боялся, что демон вырвется из пентаграммы и убьет его. Именно так и произошло.

– Так, значит, вот как он умер… – пробормотал Джейс.

– О чем ты?

. – Мага звали Илия, ему было шестнадцать. Впрочем, тебе все это известно. Ты использовал его для ритуала обращения меча.

Валентин расхохотался:

– Да ты, я смотрю, времени зря не терял. Значит, ты уже в курсе, зачем я прислал демонов к дому Люциана.

– Ты прислал их за Майей, – ответил Джейс. – Она дитя оборотней. Тебе нужна ее кровь.

– Вообще‑то, я прислал древаков, желая узнать, что делает Люциан. Одного из них он убил, но второй вернулся и доложил о присутствии молодой особи ликантропа…

– …и ты прислал раумов за ней. – Джейс вдруг почувствовал невероятную усталость. – Майя дорога Люку, а ты не упустишь случая навредить ему. – Он помолчал и добавил спокойным тоном: – Это очень подло, даже для тебя.

На секунду в глазах Валентина вспыхнула ярость, потом он запрокинул голову и расхохотался:

– Я восхищаюсь твоим упрямством! Просто моя копия. – Он встал и протянул Джейсу руку: – Пойдем, я хочу тебе кое‑что показать.

Джейс хотел оттолкнуть предложенную руку, но рассудил, что едва ли сможет подняться без посторонней помощи, кроме того, не следовало злить отца раньше времени. Что бы Валентин ни говорил о своем восхищении упрямством, он не терпел непослушания.

Ладонь отца была сухой и прохладной, а прикосновение – неожиданно ободряющим. Как только Джейс встал на ноги, Валентин отпустил его и вытащил из кармана стило.

– Позволь исцелить тебя, – сказал он.

Джейс отвел его руку – после секундного колебания, наверняка не укрывшегося от глаз Валентина.

– Мне не нужна твоя помощь.

– Как знаешь.

Валентин убрал стило и пошел по палубе. Джейс припустил трусцой, чтобы его догнать. Он хорошо знал отца: тот не будет оглядываться, не сомневаясь, что сын идет за ним следом.

Действительно, Валентин уже начал что‑то говорить, заложив руки за спину и шагая вперед с безмятежной грацией, необычной для человека столь внушительной комплекции. Он слегка наклонился вперед, как будто шел против сильного встречного ветра.

– …насколько я помню, ты знаком с поэмой «Потерянный рай» Джона Мильтона? – услышал Джейс.

– В общих чертах. Ты заставил меня прочесть ее десять или пятнадцать раз. Лучше быть Владыкой Ада, чем слугою Неба, и все такое.

– Non serviam, – промолвил Валентин. – «Я не буду служить». Этот девиз написал на своем знамени Люцифер, когда повел воинство мятежных ангелов против несправедливой власти.

– И что ты хочешь сказать? Что выбрал сторону дьявола?

– Некоторые считают, что Мильтон сам был на стороне дьявола, – произнес Валентин. – По‑крайней мере, Сатана у него вышел гораздо более интересной фигурой, чем Бог.

Они почти дошли до носа корабля. Валентин перегнулся через перила, Джейс встал рядом с ним. Корабль миновал мосты и теперь шел в сторону открытой воды между Стейтен‑Айлендом и Манхэттеном. Отражения неоновых вывесок ведьмиными огнями плясали на воде. Небо припорошила алмазная пыль, и река хранила свои тайны под гладкой черной поверхностью, на которой тут и там всплескивал серебристый хвост – то ли рыбий, то ли русалочий. Джейс пытался думать об этом городе как о своем, но ничего не выходило. Родными для него по‑прежнему были хрустальные башни Аликанте, а не высокие небоскребы Манхэттена.

– Зачем ты явился сюда, Джонатан? – спросил Валентин после паузы. – Я думал, что после увиденного в Городе костей ты воспылал ко мне ненавистью. Признаться, я уже оставил надежду увидеть тебя рядом с собой.

Под мнимым спокойствием и сдержанностью его тона явственно слышалось что‑то незнакомое – если не уязвимость, то по меньшей мере искреннее любопытство. Валентин совсем не ожидал, что Джейс может удивить его.

– Королева Летнего двора велела задать тебе один вопрос, – сказал Джейс, глядя на воду. – Чья кровь течет в моих жилах?

На лице Валентина отразилось сильнейшее удивление, как рукой снявшее все другие эмоции с его лица.

– Ты говорил с королевой?

Джейс ничего не ответил.

– Ну что ж, просьба вполне в духе дивного народца. Все, что они говорят, имеет скрытый подтекст. Если королева снова спросит тебя, можешь сказать ей, что в твоих жилах течет кровь Ангела.

– Как и у любого нефилима, – разочарованно протянул Джейс. Он действительно ожидал услышать что‑то новое. – Ты ведь не стал бы лгать королеве Летнего двора?

– Нет, – резко бросил Валентин. – А ты не стал бы искать меня только затем, чтобы задать глупый вопрос. Зачем ты пришел на самом деле, Джонатан?

– Захотелось поговорить с кем‑нибудь, – сказал Джейс. Он владел своим голосом не так хорошо, как отец, поэтому в его словах ясно слышалась боль, словно кровь лилась из открытой раны. – Лайтвудам от меня теперь одни неприятности. Люк наверняка меня ненавидит. Инквизитор желает моей смерти. Я чем‑то обидел Алека, и не имею ни малейшего представления чем именно.

– А сестра? – спросил Валентин. – Как твои отношения с Клариссой?

Почему ты всегда все портишь?!

– Она тоже от меня не в восторге… – Джейс подумал и добавил: – В Городе костей ты обмолвился, что тебе не представилось возможности сказать мне правду. Знай, я не верю тебе. Но я подумал, что по крайней мере надо дать тебе шанс все объяснить.

– У тебя есть на это право, Джонатан. – В голосе Валентина слышались такие чуждые ему нотки смирения, что Джейс вздрогнул. – Ты наверняка хочешь задать мне очень много вопросов.

– Зачем ты убил Безмолвных братьев? Зачем украл Меч смерти? Чего ты добиваешься? Почему тебе было мало одной Чаши?

Джейс замолчал, прежде чем с языка сорвались другие вопросы. Почему ты покинул меня во второй раз? Почему сказал, что я больше тебе не сын, а потом вновь вернулся за мной?

– Ты знаешь, чего я добиваюсь? Конклав прогнил насквозь. Его нужно уничтожить и создать заново. Идрис должен освободиться от влияния дегенеративных рас, а угроза нападения демонов на этот мир должна быть полностью устранена.

– Да‑да, кстати о демонах… – Джейс оглянулся, словно ожидая увидеть у себя за спиной черную тень Аграмона. – Я думал, ты ненавидишь демонов, а они, значит, теперь тебе служат? Пожиратель, древаки, Аграмон – впечатляющий штат прислуги. Охрана, дворецкий, личный повар… Наверняка еще кто‑нибудь есть.

– Демоны мне не друзья, – ответил Валентин, барабаня пальцами по перилам. – Я всегда останусь нефилимом, что бы я ни думал о бесполезности Завета и несправедливости Закона. Истинному патриоту порой необходимо превратиться в отступника и отказаться от своего места в обществе из любви к родной земле. За мои убеждения меня объявили врагом, изгнали из Идриса, заставили скрываться. Но я всегда буду нефилимом. Я не смог бы изменить кровь в своих жилах, Даже если бы захотел. А я не хочу.

Зато я хочу, подумал Джейс, вспомнив о Клэри.

И все же он понимал, что лжет себе. Он бы не смог отказаться от охоты, от жизни, полной адреналина, от уверенности в своей силе и быстроте реакции. Он воин – и не может быть никем другим.

– А ты хочешь? – спросил Валентин.

Джейс быстро отвел взгляд, надеясь, что Валентин не успел по глазам прочитать его мысли. Они жили вдвоем так долго, что успели прекрасно изучить друг друга. Когда‑то Джейс знал лицо отца в мельчайших деталях – лучше своего собственного. Валентин был единственным человеком, от которого Джейс не мог скрыть свои чувства. Ну, может быть, первым человеком, потому что иногда Джейсу казалось, что Клэри тоже видит его насквозь.

– Нет, не хочу.

– Останешься нефилимом навсегда?

– Я останусь тем, кого ты из меня сделал.

– Хорошо, – заключил Валентин. – Именно это я и хотел услышать. – Он прислонился спиной к перилам и поднял лицо к ночному небу. – Это война. Вопрос в том – на чьей ты стороне?

– Я полагал, что все мы на одной стороне – против демонов.

– Не все так просто. Неужели ты считаешь, что я стал бы бороться с Конклавом, если бы думал, что он действует в интересах этого мира и делает все возможное для его защиты? Ради чего тогда, во имя Ангела, стал бы я бунтовать?

Ради власти, подумал Джейс, однако промолчал. Он уже не знал, что ему говорить и чему верить.

– Если Конклав будет продолжать действовать в том же духе, демоны почувствуют слабину и нанесут удар. Конклав, поглощенный заигрыванием с дегенеративными расами, не сможет дать отпор. Демоны уничтожат все, не оставят в нашем мире камня на камне.

Дегенеративные расы… Знакомые слова. Они напоминали Джейсу об Идрисе и поэтому почти не резали слух. Перед глазами вдруг всплыло неясное воспоминание из далекого детства – жаркое солнце, свежескошенная лужайка, огромная широкоплечая фигура отца, который склоняется над ним, совсем маленьким, подхватывает на руки и несет к дому. Прошло много лет, но Джейс прекрасно помнил, как пахла трава, как сияли светлые волосы вокруг головы отца, будто нимб, и как хорошо и спокойно ему было в сильных родных руках.

– Я не считаю, что Люк принадлежит к дегенеративной расе, – сказал он, сделав над собой усилие.

– Люциан – особый случай. Он родился нефилимом, – бесстрастно произнес Валентин. – Я говорю сейчас не о конкретных представителях нежити, Джонатан. Я говорю о судьбе всего живого. Нефилимы избраны Ангелом неслучайно. Мы ближе всех стоим к богам, мы лучшие дети этого мира, и наше предназначение – спасти его, чего бы это нам ни стоило.

Джейс оперся на перила локтями. Дул пронизывающий ветер, и кончики пальцев онемели. Но мысли его уносились туда, где зеленели холмы, плескалась голубая вода и солнце золотило теплые камни особняка Вэйландов.

– Сатана тоже сказал Адаму и Еве, что они станут равны богам. Они послушали его – и были изгнаны из райского сада.

Повисло молчание, а потом Валентин расхохотался:

– Затем ты и нужен, Джонатан. Чтобы не дать мне впасть в грех гордыни.

– Гордыня не единственный грех. – Джейс выпрямился и посмотрел на отца. – Ты не ответил на мой вопрос о демонах. Чем ты можешь оправдать то, что призвал их на свою сторону? Ты намерен выставить их против Конклава?

– Разумеется, – ответил Валентин убежденно, без малейшего колебания, ни на секунду не усомнившись, не побежит ли Джейс сообщать о его замыслах Конклаву. Джейса потрясло то, насколько отец уверен в успехе. – Конклав не внемлет доводам разума, он понимает лишь силу. Сначала я пытался создать армию Отреченных; затем с помощью Чаши я мог бы собрать армию новых нефилимов. Однако на это нужны годы, которых у меня нет. Меч дает мне власть над демонами. Они сделают все, что я им прикажу. А когда я добьюсь всего, что запланировал, я прикажу им уничтожить самих себя.

Голос отца звучал совершенно бесстрастно. Джейс до боли стиснул руки на перилах:

– Ты не можешь перебить нефилимов, которые будут тебе противостоять. Это убийство.

– Когда Конклав поймет, какая сила противостоит ему, он сдастся. Они не пойдут на верную гибель. Кроме того, в Конклаве есть те, кто поддерживает меня. – В этих словах не было ни доли высокомерия, лишь спокойная уверенность. – Они еще заявят о себе, когда придет время.

– Думаю, ты недооцениваешь Конклав, – сказал Джейс, стараясь говорить уверенно. – По‑моему, ты не понимаешь, как сильно они тебя ненавидят.

– Ненависть – ничто по сравнению с жаждой жизни. – Рука Валентина легла на рукоять меча в поясных ножнах. – Не надо верить мне на слово. Сейчас ты все увидишь своими глазами.

Он вытащил меч и вручил его сыну. Джейс уже видел Мэллертах на стене в зале Говорящих Звезд в Городе молчания. Он также видел его рукоять, торчащую из ножен за плечом Валентина. Но он никогда не видел легендарный Меч вблизи. Меч Ангела. Тяжелый, темный, тускло блестящий. Свет будто проходил сквозь него, словно Меч был соткан из воды. На его рукояти огненной розой цвела искра света. У Джейса пересохло во рту.

– Красивый.

– Возьми его, – сказал Валентин, протягивая сыну Меч так, как сам всегда учил, – рукоятью вперед.

В свете звезд лезвие отбрасывало черные отблески. Джейс колебался:

– Не надо…

– Возьми! – Валентин вложил рукоять ему в ладонь.

Как только пальцы Джейса сомкнулись на рукояти, по Мечу прокатилась волна яркого света. Джейс покосился на отца, но лицо Валентина ничего не выражало.

Руку пронзила странная боль, поднявшаяся к груди. Не то чтобы Меч был тяжел – вовсе нет. Просто он хотел утащить Джейса вниз, сквозь палубу корабля, сквозь зеленую морскую воду, сквозь саму хрупкую земную кору. Дыхание перехватило. Джейс задрал голову и огляделся.

На ночное небо будто набросили сияющую золотую сеть, и звезды мерцали сквозь ее ячейки, как шляпки блестящих гвоздей, забитых в темный небесный купол. Джейс на мгновение застыл, пораженный красотой. А потом небесный купол раскололся, как стекло, и вместе с осколками из дыры посыпались уродливые темные фигуры – кривые, горбатые, клыкастые и вообще безлицые. Целый легион, и все они испускали чудовищный беззвучный вой, выжигающий сознание. Под ледяным ветром скакали шестиногие лошади, выбивая копытами кровавые искры из железной палубы, а на их спинах восседали совершенно неописуемые твари. В небе парили безглазые существа с кожистыми крыльями, вереща и плюясь ядовитой зеленой слизью.

Не в силах справиться с тошнотой, Джейс перегнулся через перила, все еще сжимая Меч в руке. Внизу вода кишела демонами, как адское варево. Какие‑то твари с налитыми кровью глазищами и острыми плавниками отчаянно отбивались от скользких черных щупалец; десятиногий водяной паук вонзал челюсти в бьющийся хвост русалки, и та жалобно вопила. Глаза паука хищно мерцали кроваво‑красными бусинами.

Меч выпал из руки и со звоном упал на палубу. Ужасающее видение тут же исчезло. Ночь снова была тиха и спокойна. Вцепившись в перила, Джейс смотрел вниз, на морские волны, и не видел там ничего, кроме белых барашков от ветра…

– Что это? – прошептал он. – Это все демоны, которых ты призвал?

– Нет, – ответил Валентин, убирая Мэллертах в ножны. – Это демоны, которых Меч собрал на границе этого мира. Я привел корабль именно сюда потому, что здесь тонка грань между мирами. Ты видел мою армию, которая ждет, когда я поведу ее в бой. – Он посмотрел на Джейса с мрачной решимостью и спросил: – По‑прежнему думаешь, что Конклав откажется капитулировать?

Джейс закрыл глаза:

– Найдутся те, кто откажется. Например, Лайтвуды.

– Так убеди их. Если примешь мою сторону, я обещаю тебе, что Лайтвуды не пострадают.

Тьма под веками Джейса окрасилась красным. Он видел пепелище дома, в котором вырос, обугленные кости бабушки и дедушки, которых он так и не встретил, и лица дорогих ему людей – Алека, Изабель, Макса, Клэри…

– Я уже причинил им так много зла… С ними больше ничего не должно случиться. Ничего!

– Конечно, – сказал Валентин. – Я понимаю.

И Джейс вдруг с удивлением осознал, что отец действительно понимает сейчас его чувства, как никто другой не мог бы понять.

– Ты думаешь, что виноват во всех бедах, постигших твою семью и друзей, – продолжал Валентин.

– Я действительно в них виноват.

– Ты прав.

Этих слов Джейс никак не ожидал. Удивление смешалось в нем с ужасом и облегчением от того, что отец с ним согласен.

– Да?

– Разумеется, ты причинил им вред ненамеренно. Но мы с тобой одинаковы – мы отравляем и губим все, к чему испытываем любовь. И тому есть причина.

– Какая же?

Валентин посмотрел на небо:

– Наше предназначение – служить высшей цели, не отвлекаясь ни на какие соблазны. Забыв о служении цели, мы несем справедливую кару.

– Кару, которая обрушивается на тех, кого мы любим? Не слишком ли жестоко по отношению к близким?

– Судьба никогда не бывает справедлива. Нет смысла пытаться плыть против течения, которое явно сильнее тебя, – так точно утонешь и потопишь всех, кто рядом. Но если будешь плыть по течению, ты выживешь.

– А Клэри?

– С твоей сестрой ничего не случится, если ты будешь на моей стороне. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы защитить ее. Я увезу ее в Идрис, где ей ничто не угрожает. Обещаю.

– Алек? Изабель? Макс?

– Я обещаю защиту и детям Лайтвудов.

– А Люк? – спросил Джейс тихо.

Валентин помедлил:

– Я обещаю защиту всем твоим друзьям. Почему ты не веришь мне, Джонатан?

Джейс не мог произнести ни слова. В его душе осенний холод боролся с воспоминаниями о лете.

– Ты принял решение?

Джейс не видел лица Валентина, но понял, что этот вопрос будет последним. Тогда он открыл глаза. Свет звезд вспыхнул так ярко, что все вокруг попросту исчезло.

– Да, отец. Я принял решение.