Повседневный мир исследуется ц описывается в исто-
рии, этнографии, культурологии, социологии и философии.
Особый пласт специфического изучения повседневности
представляют собой бытопнсательская литература и изобра-
зительное искусство, выбирающее в качестве объекта изо-
бражения, бытовые сценки обыденной жизни.
Историческая наука, восстанавливающая хронологический
событийный ряд предшествующих периодов жизни общества,
неизбежно обращается к характеристикам повседневности, к
описанию конкретной эмпирии, той «плота! и крови», из ко-
торой складываются любые события, в том числе исторически
значимые и судьбоносные. Правда, та самая «смыслообразую-
щая> > активность широких масс, в конечном счете и созидаю-
щая данную культуру в ее истории, далеко не всегда попада-
ла в сферу внимания историков. В этом отношении новое сло-
во принадлежало исторической школе, сложившейся вокруг
журнала «Анналы», организованного в 1929 г. Марком Бло-
ком и Люсьеном Февром. Особенность данного направления
состоит в том, что его сторонники изучали сознание не только
выдающихся личностей, оставивших след в истории, но и
массовое, присущее так называемому «безмолвствующему
большинству» общества. При этом «...подобное исследование
не является самоцелью и почти целиком подчинено выясне-
нию важной роли этого сознания в функционировании обще-
ственной системы в целом»*. Активная роль человека в созда-
нии повседневности и истории стала главной темой у авторов
«Анналов».
Исследователь, объединивший в себе историка, этнографа
и культуролога, прямо обращается к вопросам, как создается
в повседневности данная культура? чем живут и дышут сози-
дающие ее люди? каковы их нравы, обычаи, воззрения, чая-
ния и привычки, страхи и идеалы? При этом акцент может
делаться либо на материальной стороне обыденности, на
«мире вещей», составляющих социальное пространство, пита-
ющих человека, образующих тот интерьер, на фоне которого
развертывается жизнь, либо на менталыюсти, системе взгля-
дов и переживаний. Ярким примером анализа предметного
мира являются работы Фернана Броделя «Материальная ци-
вилизация, экономика и капитализм XV — XVII вв.», первая
из которых называется «Структуры повседневности: возмож-
* Бессмертный Ю. Л. «Анналы». Переломный этап? //Однсссй.
1091. С. 8.
ное н невозможное» (Ф. Бродель — сподвижник М. Блока, в
40-х гг.— один из директоров журнала «Анналы»). Главы
«Структур повседневности» называются: «Хлеб насущный»,
«Излишнее и обычное: пища и напитки», «Излишнее и обыч-
ное: жилище, одежда и мода», «Деньга», «Города» и др. В
ином ракурсе освещается повседневность средневековья в
книгах А. Я. Гуревича. Так, его работа «Категории средневе-
ковой культуры» включает описание и анализ пространствен-
ных и темпоральных представлений человека средневековья,
его взглядов на богатство и труд, освещает особенности мора-
ли и правосознания.
Ставя себе вполне конкретную и ограниченную исследова-
тельскую задачу, настоящий культуролог самой логикой из-
бранного предмета подвигается к тому, чтобы охватить в сво-
ем анализе повседневную жизнь как целое, со всеми ее слож^-
нымн хитросплетениями. Ученому приходится вникать в те
детали, установки и негласные латентные договоренности, ко-
торые существуют между членами данного общества и восп-
ринимаются ими как нечто само собой разумеющееся. Обы-
денный мир - мир привычек, стереотипов, житейских ак-
сиом, в нем велика сфера твыгввореиного (того, что^ вообще
не нуждается в выговаривашпг, в оформлении словом).
Важно уяснить скрытые мотивы предпочтений и пережи-
ваний, не понятные человеку иной культуры. Об этом пишет
известный этнограф и этнолог Маргарет Мид в книге, посвя-
щенной исследованию психологии девушек-подростков при-
митивных народов·: «Я углубилась в изучение девушек в этом
обществе. Я проводила большую часть времени с ними. Я еа< -
мым тщательным образом изучила дог> гашнюю обстановку, в
которой жили эти девушки-подростки. Я тратила больше вре-
мени па игры детей, чем на советы старейшин. Говоря на их
языке, питаясь их нищей, сидя на полу, покрытом галькой,
босая к скрести» нога, я делала все, чтобы сгладить разницу
между нами, сблизиться и понять всех девушек из трех ма-
леньких деревень, расположенных на берегу маленького- ост-
рова Тау в архипелаге Мануа*. ·
И историк, в большинстве случаев не обладающий воз-
можностью прямого контакта с людьми изучаемой эпохи, и
культуролог-этнограф, вступающий в прямое общение со
своими «подопечными», ставят своей задачей описать по-
вседневный мир своей или чужой культуры максимально
объективно, хотя сознание самого исследователя неизбежно
вмешивается в реконструкцию процесса. Влияние этого со-
* Мид М. Культура и мир детства. М., 1988. С. 93.
знания следует мягко нивелировать. Культуролог и историк
имеют право на свою позицию при интерпретации картины
обыденности, но само создание такой картины предполагает
некую методологию, помогающую свести к минимуму влия-
ние индивидуальности исследователя.
Проблемами соотнесения сознания исследователя и со-
знания обычных людей, генерирующего ежеминутно смыс-
ловые структуры повседневности, занята феноменологиче-
ская социология: Ее интересует, совпадает ли понятийный
аппарат обычной социологии, изучающей реалии повседнев-
ности, с теми представлениями, которые характерны для
массового сознания. К примеру, какой смысл вкладывает в
слово «элита» или «лидер» обыденное сознание, и какое —
социология? Не создает ли наука свой отдельный мир, ни-
чем не напоминающий ту самую повседневность, которую
она берется изучать?
Обычная социология, как эмпирическая, так и теорети-
ческая, вместе с историей и культурологией стремится дать
максимально объективную картину повседневности, пред-
ставить жизнь в четких определениях, поддающихся коли-
чественной обработке, пригодных для практического опери-
рования с данными, так, как если бы найденные наукой ха-
рактеристики повседневного мира были материальными,
твердыми предметами. Феноменологическая социология,
напротив, стремится развенчать представление о повседнев-
ности как сфере «четких определений». Она показывает,
что все реалии обыденной жизни непрерывно создаются и
пересоздаются. Очевидно, можно проследить и то, как
именно это происходит, как становится, возникает то или
иное представление, характерное для массового сознания и
составляющее одну из реалий повседневности. Сложность
положения социолога заключается в том, что сам он как бы
старается выйти за пределы процесса создания смысловых
образований, найти позицию вне их, сыграть роль сторонне-
го наблюдателя. В ряде случаев такой подход возможен, но
в отношении фундаментальных социально-нравственных
или политических представлений совершить это оказывает-
ся крайне затруднительным.
Особое место в изучении повседневной реальности занима-
ет философия. В отличие от социальных наук и культуроло-
гии она не претендует на максимальную объективность, не
стремится полностью вырваться за рамки установок повсед-
невного сознания, а создает свою версию, или, вернее, свои
разнообразные версии, модели того человеческого мира, в ко-
тором мы живем. Эти модели сосуществуют друг с другом,
дополняют друг друга, вступают в противоречия, образуют
синтез. Современные авторы, толкующие проблемы смысла и
цели жизни, значения смерти, важности дружбы и т. д. могут
свободно вести полемику или приходить к согласию не толь-
ко со своими современниками, но и с философами далекого
прошлого: с Платоном, Августином, Гегелем.
Высказывая суждения о повседневности и связанных с
ней вопросам, философ ие обязан скрывать свое личност-
ное кредо, напротив, он говорит лпчно от себя, даже если
его представления претендуют на универсальность.
Философ не ограничен рассмотрением конкретного перио-
да истории, локальной культурой или узкими пластом значе-
ний, которые он взялся изучать. Поле его творческого поиска
— вся история культуры. Здесь юэможны самые разнообраз-
ные аналогии, Невероятные сопоставления, свободное переме-
щение из глубин истории в сегодняшний день и обратно.
Наконец, размышляя о проблемах повседневности (т. е. о
человеческой жизни!), даже самый категоричный философ
как бы вкладывает в свой текст приглашение к диалогу. Фи-
лософский текст принципиально открыт для полемики, в нем
больше вопросов, чем ответов, больше загадок, чем разгадок.
Сфера интересов философов широка и многообразна. В
ряде своих разделов философия далека от обыденной дей-
ствительности, изучая те пласты реальности, которые, об-
разно говоря, ' «приподняты» над повседневной жизнью.
Так, онтология — теория бытия, взятого в широком смысле
слова. Гносеология — теория познания — сосредоточивает
свое внимание на тонких механизмах постижения мира и
конструирования его образов. Методология призвана обслу-
живать теоретическое познание и, соответственно, занята
исключительно познавательными процедурами. Логика как
часть философского знания выясняет специфику законов
мышления. Социальная философия и философия истории
анализируют устройство общественного организма и фунда-
ментальные законы исторического процесса (или же его
принципиальную «беззаконность»).-Что же именно привле-
кает философию в эмпирическом повседневном мире?
Думается, это прежде всего проблемы, которые принято
называть экзистенциальными, ибо они тесно связаны с пе-
реживанием человеком собственного пребывания в мире,
своего бытийствования: как жить? зачем жить? стоит ли во-
обще жить? существует ли Другая жизнь, ждущая нас после
смерти? что значит жить счастливо? Именно экзистенци-
альные проблемы, повседневно, решаемые людьми на уров-
не обыденного сознания и живого переживания, становятся
в философии предметом специальной рефлексии, професси-
онального размышления. Рассмотрим подробнее, каков
круг экзистенциальных вопросов, кто обращался к ним в
истории философии, на каком языке обсуждается экзистен-
циальная проблематика.
