Профессор Милованов-Миловидов. Профессор улыбнулся своим мыслям

Профессор улыбнулся своим мыслям. С прокуратурой у него были в разные годы разные отношения, а вот с Егором Патрикеевым всегда хорошие…

Серия преступлений, связанных с историческими рубинами, привлекла к себе особое внимание – мало того, к этой тайне ищет подступы Егор…

Нет сомнений, что Валентин Темин из МУРа и его толковые помощники докопаются до самой сути: отвлечь внимание следствия от исторических рубинов подставами – оружием наполеоновской эпохи, убийствами коллекционеров и т. д. – не удастся. Сценарии акций явно пишет силовик, а не драматург.

Все эти преступления – 12 убийств с ограблениями, 23 кражи, одно разбойное нападение и два случая замены рубинов «фальшаками» в экспозициях музеев, объединены какой-то тайной. Пытается ли ее разгадать Егор? Наверняка. А Осинский? Скорее всего. Осинскому он не помощник. А с Егором лучше работать в паре.

Сам Милованов-Миловидов, когда еще читал курс лекций по истории русской живописи в Сорбонне, снял ксерокопии с очень аккуратно сделанного факсимильного издания пророческих катренов Нострадамуса. Десять лет Юрий Федорович бился над переводами, специально изучив для этого древнееврейский и старофранцузский. Арабский и латынь он прилично знал и раньше.

Как далеко мог продвинуться Егор? Будучи профессиональным поэтом-переводчиком – достаточно далеко. Полгода назад он был в командировке в Париже, по его словам, сумел выкроить пару дней и поработал в Библиотеке Сорбонны. Он также рассказывал, что бывал в квартале Феррейру. Осмотрел подвал, где Нострадам выпускал свой знаменитый альманах с пророческими катренами… Егор многое знает, интуитивно ощущает совпадения деталей и фактов…

Нострадамус боялся обвинения в ереси и сознательно наполнял свои стихи труднодоступными для понимания образами, виртуозно, не нарушая размеров и стиля, соединял греческие, латинские, арабские и древнееврейские слова, добавлял слова на провансальском языке, чтобы совсем затруднить перевод и даже записывал катрены справа налево. Среди катренов изредка попадаются незашифрованные, но они не ведут к разгадке кода…

Перед профессором Миловановым-Миловидовым была копия «Книги пророчеств» Нострадамуса 1557 года – ее четвертое, дополненное издание, включающее семь центурий по сто стихов.

Наверняка Егор Патрикеев, как и он сам, обнаружил намек на десять катренов, содержащих упоминание рубинов. Хотя у самого Нострадамуса говорится:

Собрать ты должен пять моих катренов,

В которых упомянуты рубины,

Но полную получишь ты картину,

Постигнув – время жизни неизменно.

Его ты можешь лишь остановить.

В тот самый миг, когда летит комета,

Узнаешь то, что лишь могло бы быть.

Что не свершилось – зря о том не сетуй…

 

Видимо, поначалу тайна была изложена в пяти катренах, но позднее, в издании 1558 года, после смерти автора, были опубликованы отдельные катрены о рубинах, из одиннадцатой и двенадцатой центурий (не подряд, он и тут намудрил).

Итак: поначалу он разгадал катрены, в которых фигурировали некий ковш и розовый рубин. Далее, в другом катрене, сказано: «таких камней всего на свете пять». Размеры – «с мизинец». Скорее всего – 60 каратов. Камень обладает свойством подолгу сохранять тепло.

Надо будет посмотреть, есть ли упоминания, соответствующие этому описанию. После чего найти сами рубины…

Осинский, похоже, уже приступил к поискам.

Но зачем? Что дает обладание этими пятью розовыми рубинами по 60 каратов их владельцу? Власть над миром? Огромную силу? Здоровье?

Скорее всего ключевое слово – «комета».

Но какая комета?

В русских источниках эпохи Иоанна Грозного упоминается комета Фелица, которая, пролетая в опасной близости от Земли раз в четыре года, будит таинственные и сверхъестественные свойства драгоценных камней. Свойства разные. У бриллиантов – одни, у изумрудов – другие, у рубинов – третьи.

Юрий Федорович с трудом встал. После нескольких часов работы поясницу ломило неимоверно.

Он раскрыл отмеченные закладками страницы нескольких фолиантов. Про Фелицу там было. Но информация какая-то невнятная. Да и интуиция подсказывала, что речь идет не о ней, или не только о ней.

Он нажал кнопку громкоговорящей связи на аппарате возле кресла для отдыха. Хмыкнул, услышав тонкий, почти девичий голос известного астронома, профессора Феклистова. Сказал:

– Привет, Миша. Про здоровье и новости не спрашиваю – знаю, бережешь себя. Скажи ты мне, старый товарищ, есть ли на земной орбите планета с несколько меньшей, чем у Земли, массой, которая раз в четыре года проходит довольно близко от Земли?

– Есть.

– А поподробнее можешь?

– Могу. О ней писал еще ученик Пифагора, Филолай. Но я, еще не зная малоизвестных работ этого греческого ученого, пришел к тому же выводу, исходя из отклонений Венеры и Марса в их движении по орбитам. Эта планета к твоим искусствам прямого отношения не имеет…

– А косвенное?

– Смотря откуда смотреть.

– Давай со стороны Солнца.

– Ха, ты попал в точку. Видишь ли, дружище, этот двойник Земли «прячется» за солнцем, и потому мы его не можем видеть.

– И даже ты его не видел?

– Я особая статья, я же, прежде всего, математик.

– И что? Не вижу связи.

– Сейчас увидишь. Я предположил, что в редкие часы, когда Глория…

– Какая Глория?

– Такое имя дали этой планете. Так вот, когда она чуть выглядывает из-за протуберанцев светила, ее можно видеть. И я ее видел.

– Ты ее первым из астрономов видел?

– Увы, нет. Еще в середине XVIII века ее видели директор Парижской обсерватории Джандоменико Кассири и английский астроном Джеймс Шорт…

– А ранее, скажем, в XVI веке, ее никто не мог видеть?

– Может быть, кто-то из астрономов ее и видел, но записей об этом великом событии не оставил. Хотя, вряд ли… Телескопы в XVI веке были послабее, чем в ХVIII.

– А предсказать ее существование ранее XVIII века было возможно?

Ну, предсказания – удел астрологов, а не астрономов. Нострадамусов там всяких…

– Но ты ведь сам предсказываешь существование планет…

– Я не предсказываю, а прихожу к выводу на основе строгих математических расчетов.

– И что же показывают твои расчеты относительно жизни на этой планете?

– Ты попал в точку: жизнь там есть. Или, вернее – может быть.

– С этого места поподробнее.

– Ты все равно не поймешь.

– A ты попроще, народ хочет знать. Не гордись своей высоколобостью в сравнении со всякими там искусствоведами.

– Видишь ли, сегодня мы уже точно знаем: физико-химические условия на Глории идентичны земным – орбита одна и та же.

– Значит, она не может раз в четыре года срываться с орбиты и пролетать в опасной близости от Земли?

– Это полная чушь.

– Жалко…

– Не огорчайся. Теми свойствами, о которых ты говоришь, обладает комета Фелиция. Не планета, а комета. Это, видишь ли, разные вещи.

– А Фелиция обладает какими-нибудь необычными свойствами – например, способностью воздействовать на события, судьбы людей, усиливать скрытые свойства драгоценных камней?

– Далась тебе эта Фелиция… Хотя… В чем-то ты, как ни странно, прав. Астрохимики отмечали молекулярные изменения в некоторых минералах в периоды наибольшего приближения кометы к Земле.

– В каких минералах?

– Ну, во всяком случае, есть данные об изменениях в таких твердых минералах, как корунды.

– То есть рубины?

– Ну, и рубины…

– Что за изменения?

– У них резко возрастала энергетика, повышалась, как ни странно, температура…

– Скажи, а не изучалось ли воздействие этих минералов на людей?

– Насколько я знаю, нет.

– А могло ли наличие определенного количества этих корундов в одном месте, когда комета была ближе всего к Земле, хотя бы чисто теоретически, замедлить или ускорить ход времени?

– Это сфера влияния Господа. Ты обратился не по адресу. Хотя, знаешь… У того же малоизвестного ученика Пифагора Филолая есть такая строка: «И планета приблизилась. И время остановилось». Но обычно астрономы воспринимают ее как некую литературную вольность. Других источников, подтверждающих факт остановки времени каждые четыре года, не обнаружено. Наука – штука точная, поэтические образы в расчет не берет.

Профессор Милованов-Миловидов знал как минимум двух людей, которые были не только незаурядными учеными, но и отличными поэтами. Во всяком случае, поэтами-переводчиками с достойной репутацией: Егора Патрикеева и Жана де Лефлера, профессора из Сорбонны.

Профессор оказался дома, хотя, судя по недовольному сиплому голосу, телефонному звонку был не рад.

– Здравствуй, Жан, – как ни в чем не бывало заговорил Милованов-Миловидов, выжав из своего голоса максимум непринужденности и человеческой теплоты.

– Салют, Юрий, – уже теплее и приветливее ответил Жан де Лефлер. – Чем обязан?

– Как себя чувствуешь после путешествия? Не простудился на севере?

– Разве Бретань и Нормандия – это север? – ничуть не удивился осведомленности приятеля профессор Сорбонны.

– Ну, север Франции… Как с погодой? Повезло?

– Немного сыро, но я люблю такую погоду.

– Почти как английская… А в Лондоне? Кажется, август в этом году там выдался солнечный.

– Да, в Лондоне с погодой повезло…

– Какие-нибудь лондонские достопримечательности, кроме особняка моего друга Осинского, посетил?

– Зачем? Музеи всегда одни и те же…

– Значит, специально ездил к моему другу?

– Ну, знаешь, он сделал такое предложение, от каких не отказываются. И потом, – после паузы добавил он, – это ведь всего-навсего обычная работа…

– Перевод десяти катренов Нострадамуса?

– Да, – даже не пытаясь удивиться осведомленности собеседника, согласился Жан.

– Считаешь, что пять миллионов новых франков – хорошая цена?

– Конечно, особенно если учесть, что к этому добавляется миллион фунтов стерлингов.

– А это за что?

– Неужели не знаешь?

– Нет.

– Тогда догадайся…

– Разгадка пентаграммы и всех этих фокусов с планетами и созвездиями…

– Я не сомневался, что ты угадаешь. Эти загадки специалисты не трогали.

– He скажи. Мы с Егором Патрикеевым… Помнишь его?

– Он читал курс лекций «Портреты русских художников в контексте истории». Вскоре после тебя, году в 1997-м… На отделении истории искусства… Что же Егор?

– Мы с ним бьемся над этими загадками не первый год. Причем, обрати внимание, к лучшим в мире толкователям и переводчикам катренов Нострадамуса – Жану де Лефлеру и Жоржу де Шоймеру – за консультациями пока не обращались.

– И зря…

– Таких денег, как у Осинского, нет.

– Вам бы я и бесплатно помог. И Жорж, наверное…

– Так помоги.

– Вы же и так все отгадали…

– Не все. Кое-что хотел бы уточнить.

– Например?

– «Пронзит комета розовый рубин —

Сам выбирай из прошлого страницу:

Ты можешь в год далекий провалиться,

Но тот рубин быть должен не один».

– Что ж тут непонятного?

– Какая комета? Фелица?

– Естественно.

– Как она пронзит рубин?

– При прохождении кометы в максимальной близости от Земли ее свет должен пройти сквозь крупный, в 60 каратов, розовый рубин.

– А что значит «рубин быть должен не один»?

– К моменту появления кометы нужно выстроить целую композицию из рубинов.

– И в какой год можно будет «провалиться»?

– Это не смог рассчитать ни Шоймер, ни сам Мишель Нострадамус. У него сказано намеком, в общих чертах:

«Здесь, изложив твою задачу кратко,

Я дал тебе лишь Ариадны нить.

Но, разложив рубины по порядку,

Сумеет время бег остановить».

 

– Знаешь, Жан, я того же мнения. Больше скажу: ключ к разгадке – пентаграмма.

– Ты гений, Юра. Я полагал, что до этого, кроме меня, никто в этом столетии не дойдет. Жорж приотстал… Как ты перевел этот катрен?

«Я тайну оплатил великой данью,

Отдав здоровье, жизнь родного сына.

Вход в пентаграмму – тайна мирозданья:

Пять составляющих ведут к пяти рубинам».

 

– Мишель имел в виду смерть сына, который попытался пойти по стопам отца… Он предсказал, что во время осады городка, в котором жил, будет сожжено пять зданий. Но ни одно здание во время штурма не пострадало. Тогда незадачливый предсказатель сам поджег пять домов, его схватили и сожгли… Печальная история, в которой Мишель увидел разгадку мучившей его загадки: нужно именно пять рубинов, чтобы некое чудо произошло. Но сколько рубинов должно быть размещено на пентаграмме, я пока не знаю.

– Узнаешь – позвони… У меня чисто академический интерес.

– Понимаю, понимаю. Обнимаю, друг, привет Ларе…

Милованов-Миловидов положил трубку на рычаги аппарата.

Ему было стыдно. Он уже неделю назад отгадал другой шифр, спрятанный в одном из катренов:

«Переверни рубины пентаграммы —

В тебя упрутся дьявола рога.

Так избежать помогут страшной драмы

Рубины, что вместит моя строка.

 

Действительно, в перевернутом виде пентаграмма имеет два рога. Профессору условия «задачки» показались элементарными.

Он еще раз пересчитал количество букв в строке Мишеля Нострадамуса. Его знаний арабского и иврита хватало, чтобы переводить стихи, но считать буквы в словах на этих языках – сущая мука. И потом – должно ли количество рубинов быть определенным, чтобы «чудо» произошло? Тогда какую строку взять за первооснову? Одна строка содержала 25 знаков, другая – 23.

– А ведь ошибка порядка двух-трех знаков может стоить путешественникам во времени промаха на один-два века.

Юрий Федорович давно догадался, что Нострадамус зашифровал код и оговорил все условия: луч кометы должен пройти сквозь розовый рубин; рубинов – розовых и алых – должно быть определенное количество. Он допускал возможность телепортации во времени на глубину в пять веков. Причем в обе стороны – как в прошлое, так и в будущее. А ведь может быть и так, что, регулируя количество и размеры рубинов, можно регулировать дальность передвижений во времени…

Пентаграмма разгадана уже несколькими людьми. Но дальше пошел он один. Никто до него не обратил внимания на скромный катрен из 12-й центурии, опубликованный после смерти Мишеля в 1568 году:

Созвездие, что схоже с диким зверем,

Таит разгадку – форму для камней.

Тому, кто этим строкам не поверит,

Не удлинить число прожитых дней.

 

Созвездие Большой Медведицы – вот о каком «ковше» шла речь в другом катрене. Итак, пять розовых рубинов, не менее 23 алых, расположить в форме созвездия Большой Медведицы. И ждать пролета кометы.

Если его расчеты верны – это прорыв. Прорыв во времени.

Но почему этим, не жалея денег, так заинтересовался беглец-олигарх? Может быть, он хочет бежать от российского правосудия в четвертое измерение?