Глава 25.3. Государственная пошлина 20 страница

Натуралистические определения «нормальности»

За последние несколько месяцев были опубликованы два подхода к «нормаль­ности», заслуживающие серьезного внимания. Авторами обоих являются представи­тели социальных наук: психолог из Соединенных Штатов и социолог из Англии. Их цель состоит в том, чтобы вывести понятие нормальности (в ценностном смысле) из условий человеческого существования (в натуралистическом смысле). Оба ищут свои нравственные императивы в биологии и психологии, а не непосредственно в теории ценностей. По сути, они отважно ищут «должное» (цель, к которой должны стре­миться учителя, консультанты и терапевты) в «сущем» (природе человека). Многие философы утверждали, что это невозможно. Но прежде чем выносить окончательное суждение, посмотрим, каких успехов они добились.

Э. Дж. Шобен спрашивает: «Каковы основные различия между человеком и бо­лее низкоорганизованными животными?»1. Не претендуя на то, что его ответ являет­ся исчерпывающим, он сосредоточивается на двух типично человеческих качествах, выдвигая также выходящее за пределы психологии положение, что человек должен максимально их развивать. Первым из этих качеств является способность человека

1 Shoben E. J., Jr. Toward a concept of the normal personality // American Psychologist. 1957. Vol. 12. P. 183-189.

Личность нормальная и аномальная 37

пользоваться связным языком (символизация). Из этого преимущества перед живот­ными Шобен выводит некоторые специфические приметы нормальности. С помощью языка символов, например, человек может отложить получение удовольствий, помня об отдаленной цели, далекой награде, задаче, которая может быть выполнена, воз­можно, в конце жизненного пути, а может быть — не выполнена никогда. С помо­щью символического языка человек может представить свое будущее гораздо более радужным, чем настоящее. Кроме того, он может разработать сложную систему со­циальных понятий, на которой строятся его всевозможные связи с другими людьми, далеко выходящие за пределы жестких симбиотических ритуалов, присущих, скажем, общественным насекомым.

Второе отличительное человеческое качество связано с продолжительным пе­риодом детства у людей. Зависимость, базовое доверие, симпатия и альтруизм чрез­вычайно важны для выживания человека, в отличие от низших животных.

Сводя воедино два эти качества, Шобен выводит из них свою концепцию нормальности. Он называет ее «моделью интегративного приспособления». По его мнению, нормального человека отличает чувство личной ответственности, ибо от­ветственность — это характерная способность, проистекающая из умозрительного символического образа будущего, отсрочки удовлетворения и способности вести себя в соответствии с собственными понятиями о наилучших принципах поведения. Аналогичным образом, в определение нормы входит и социальная ответственность, ибо все эти символические способности могут взаимодействовать с уникальным фактором доверия или альтруизма. Тесно связан с ними критерий демократического общественного интереса, выводимый и из символизации, и из доверия. Точно так же, путем того же натуралистического анализа выводятся обладание идеалами и не­обходимость самоконтроля. Шобен справедливо указывает, что чувство вины являет­ся неизбежным следствием неудачных попыток человека жить по специфическим человеческим образцам, и поэтому в нашу концепцию нормальности мы должны включить как вину, так и пути искупления.

Каждый психолог, стремящийся делать как можно меньше допущений и при­держиваться эмпирических доказательств, а также склоняющийся к натурализму биологической науки, высоко оценит и будет приветствовать усилия Шобена. Тем не менее я предвижу, что наши друзья-философы постараются озадачить нас неко­торыми неудобными вопросами. Разве не является специфической человеческой спо­собностью, — спросят они, — собственническое стремление матери постоянно дер­жать своего ребенка на привязи? Свойственно ли какому-либо животному столь разрушительное поведение? Аналогичным образом, не чисто ли человеческое свой­ство — фанатичная верность своей социальной группе, ведущая к предрассудкам, презрению и вражде? Не бывает ли, что бремя символизации, социальной ответ­ственности и вины приводит человека к депрессии и самоубийству? Самоубийство, наряду с другими разрушительными паттернами поведения, является чисто челове­ческим свойством. Философ, задающий эти вопросы, придет к выводу о том, что нельзя вывести должное из человеческой природы как она есть. То, что специфично для человека, не всегда хорошо.

Посмотрим на вторую попытку сформулировать натуралистический критерий нормальности. Пол Халмос начинает свою недавно вышедшую книгу «О мере чело­века»2 с вопроса: «Каковы минимальные условия выживания?». Если они известны,

2 Halmos P. Towards a measure of man: the frontiers of normal adjustment. London: Routledge & Kegan Paul, 1957.

38 Статьи разных лет

то мы можем заявить, что любые ситуации, не достигающие этого уровня, ведут к аномалиям и подталкивают к смерти и разрушению. Халмос называет этот критерий «анормой» и считает, что мы в состоянии ее определить, даже если не можем дать определение нормальности, поскольку люди в целом легче сходятся в определении, что плохо для человека (поскольку все смертные подвластны главному императиву выживания), нежели в том, что для него хорошо.

Потребность выживания Халмос разделяет на потребность роста и потребность социальной сплоченности. Эти два принципа являются универсальными условиями жизни вообще, не только жизни человека. «Рост» означает автономию и процесс индивидуализации. «Сплоченность» является основным условием социальной взаимо­зависимости, включающей, по крайней мере у людей, исходное доверие, гетероно­мию, отношения полов и создание семьи.

Халмос полагает, что, взяв перечень условий, вредящих росту и сплоченнос­ти, мы можем определить «анорму». Для начала он упоминает первые и самые глав­ные недостатки в воспитании ребенка: «постоянное или периодическое прерывание физической близости матери и ребенка» или «эмоциональное отвержение» ребенка его матерью представляют собой условия, наносящие ущерб выживанию отдельного лица и группы. По его собственной терминологии, этот первый критерий аномалии заключается в «препятствии превращению сплоченности в любовь». Большая часть аномалий выводится им из нарушений принципа сплоченности, в результате чего ребенок становится излишне требовательным и навязчивым. Здесь заметно сходство с такими современными мыслителями, как Боулби, Эриксон и Маслоу.

Автор продолжает свой перечень «аномального» указанием на синдромы, при­знаваемые психиатрами. Например, считается аномальным (неблагоприятным для выживания), если поведение повторяется без учета ситуации и остается неизмен­ным, несмотря на его последствия; если достижения человека постоянно несораз­мерны его возможностям; если психосексуальные фрустрации препятствуют и росту и сплоченности.

Стоит подчеркнуть, что две основные функции — роста и сплоченности, — выделенные Халмосом, время от времени встречаются в психологической литерату­ре. Бергсон, Юнг и Энгъял принадлежат к числу авторов, согласных с тем, что нор­мальность предполагает баланс между индивидуализацией и социализацией, между автономией и гетерономией. Судя по всему, в этом вопросе согласие налицо. По­звольте процитировать одного из основателей Межамериканского психологического общества, недавняя кончина которого опечалила всех нас. Вернер Вульф пишет: «Когда индивид чрезмерно отождествляет себя с группой, он теряет свое достоин­ство. С другой стороны, полная неспособность идентифицироваться с ней ведет к тому, что окружение, среда теряет свою ценность для индивида. В обоих крайних случаях динамическая взаимосвязь между индивидом и его окружением нарушается. Человека, ведущего себя подобным образом, называют "невротиком". В нормальной группе каждый участник сохраняет свою индивидуальность, но также принимает на себя и роль члена группы»3.

Хотя нет особых разногласий по поводу необходимости сохранения нормальной личностью продуктивного баланса между индивидуальным ростом и слиянием с об­ществом, у нас по-прежнему нет четкого критерия для определения того, когда эти факторы удачно сбалансированы, а когда — нет. Я опасаюсь также, что философы бу­дут качать головами, знакомясь с взглядами Халмоса. Они спросят: «Откуда вам изве-

WolffW. The threshold of the abnormal. N. Y.: Hermitage House, 1950. P. 131 f.

Личность нормальная и аномальная 39

стно, что выживание — это хорошо?» Затем: «Почему все люди должны в равной сте­пени пользоваться благами роста и сплоченности?». И наконец: «Как определить опти­мальный баланс между сплоченностью и ростом у отдельно взятой личности?».

Сам Халмос особенно озабочен отношениями между аномальностью и твор­чеством. Еще Ницше заявлял: «Говорю вам: человек должен иметь хаос внутри себя, чтобы иметь возможность произвести на свет танцующую звезду». Разве многие дос­тойные музыкальные, литературные и даже научные произведения не черпали свое вдохновение из некоего психологического хаоса, а вовсе не из равновесия? Я ду­маю, что здесь Халмос дает правильный ответ, подчеркивая нетождественность творчества и нормальности. В целом нормальная личность будет творческой, но если ценные творения создаются людьми, отклоняющимися от нормы выживания, то этот факт можно принять и оценить только по шкале творчества, а не по шкале нормальности.

Дисбаланс и рост

В нынешние времена экзистенциализма я ощущаю, что психологов все меньше и меньше удовлетворяет понятие адаптации, и, соответственно, понятия «редукции напряжения», «восстановления равновесия» и «гомеостаза». Встает вопрос, является ли человек, наслаждающийся этими процессами, на самом деле человеком. Нам известно: рост происходит не вследствие гомеостаза, а вследствие определенного рода «транси-стаза»; сплоченность — это вопрос сохранения человеческих отношений в движении, а не просто в состоянии устойчивого равновесия. Стабильность не может быть крите­рием нормальности, поскольку стабильность заводит эволюцию в тупик, отрицая как рост, так и сплоченность. Фрейд писал однажды Флиссу, что, по его мнению, «уме­ренные невзгоды необходимы для интенсивной работы».

В этой связи интересно одно исследование, вдохновленное Карлом Роджер­сом. У группы пациентов перед лечением наблюдалась нулевая корреляция между их образом Я и образом идеального Я. После лечения значение корреляции равнялось +0,34, — показатель невысокий, но приближающийся к коэффициенту +0,58, ко­торым характеризовалась группа здоровых людей, не подвергавшихся лечению. Ви­димо, величина этой корреляции служит мерой удовлетворенности или неудовлет­воренности нормальных людей собственной личностью4. Другими словами, нулевая корреляция между реальным и идеальным Я слишком низка для нормы; она ведет к таким страданиям, что страждущий нуждается в терапии. В то же время нормальные люди также отнюдь не идеально приспособлены к самим себе. Всегда существует разрыв между реальным и идеальным Я, между текущим существованием и устрем­лением к лучшему. С другой стороны, слишком большая удовлетворенность собствен­ным реальным Я означает патологию. Наивысший из полученных коэффициентов (+0,90) был отмечен у человека явно патологического склада. Корреляции, прибли­жающиеся к 1, можно ожидать только у самодовольных психопатов, в частности, параноидных шизофреников.

Поэтому, каким бы ни оказалось наше определение нормальности, оно долж­но учитывать продуктивные дисбалансы как внутри личности, так и между челове­ком и обществом.

4 Цит. по: Hall С, Lindzey G. Theories of personality. N. Y.: John Wiley, 1957. P. 492-496. <Pyc. пер.: Холл К. С, Линдсей Г. Теории личности. М.: КСП+, 1997.>

40 Статьи разных лет

Подходы к проблеме здоровья

Подход, милый сердцу психолога, иллюстрирует работа Ф. Бэррона. Он пред­ложил другим людям дать определения нормальности, или, в его терминах, «здо­ровья» (soundness), а затем попытался вывести из них, что же представляет собой «здоровый» человек. Преподаватели старших курсов Калифорнийского университета назвали большое число людей, которых они считали здоровыми, и некоторых, ко­торых они оценивали противоположным образом. При тестировании и эксперимен­тировании с двумя этими группами людей (причем их принадлежность к одной или другой группе не была известна исследователям) выявились некоторые весьма су­щественные различия5. Во-первых, более здоровые люди имели более реалистичес­кое восприятие; их не смущали искажения или тенденциозный контекст в сенсор­ном поле. Кроме того, по спискам личных качеств этим людям часто приписывали такие черты как целеустремленность, настойчивость, адаптируемость, хороший харак­тер. По Миннесотскому многомерному личностному опроснику (MMPI) они полу­чили высокие баллы по шкалам самообладания, уверенности в себе, объективности и мужественности. Их самопознание было превосходным, как и физическое здоровье. Наконец, все они были выходцами из семей, где было мало ссор или их не было во­обще — факт, подтверждающий тезисы Халмоса.

В отношении здоровья большинство авторов далеки от профессионального кон­сенсуса. Они просто дидактически перечисляют признаки нормальности, или здоро­вья, или зрелости, или продуктивности так, как они их представляют. В результате появляются бесчисленные списки. Возможно, простейший из них — список Фрейда, который пишет, что здоровый человек будет способен любить и работать. Одной из наиболее проработанных является схема Маслоу, в которой среди прочих присутству­ют следующие качества: эффективное восприятие реальности, философский юмор, спонтанность, беспристрастность и принятие себя и других. Подобные списки не со­всем произвольны, поскольку авторы основывают их на широком клиническом опы­те (как Фрейд) или на биографическом анализе (как Маслоу)6.

В настоящее время имеется такое множество списков подобного рода, что воз­можен новый подход: сравнение самих этих весьма интересных списков. Время от времени я даю такое задание своим студентам, и хотя получаются все мыслимые группировки и перегруппировки, тем не менее встречаются повторяющиеся темы, которые появляются почти во всех списках. Если бы я должен был попытаться вы­полнить это задание сам, то, вероятно, начал бы со своего собственного списка из трех критериев, опубликованного 20 лет назад. Однако теперь я бы его расширил7.

Вот три критерия, названные мной изначально:

1) Расширение «Я» — способность интересоваться не только своим телом и своим материальным достоянием. Этот критерий, как я полагаю, охватывает те при­знаки, которые Фромм приписывает продуктивному человеку.

2) Самообъективация, включающая способность связывать чувственный тон сиюминутного переживания с прошлым опытом при том, что последний действи-

5 Barron F. Personal soundness in university graduate students (Publications of Personnel Assessment Research, № 1). Berkeley: California University Press, 1954.

6 Mas low A. H. Motivation and personality. N. Y.: Harper, 1954. Ch. 12. <Pyc. пер.: Маслоу А. Г. Мотивация и личность. СПб.: Евразия, 1999. >

7 Allport G. W. Personality: a psychological interpretation. N. Y.: Holt, 1937. Ch. 8.

Личность нормальная и аномальная 41

тельно определяет качество первого. Самообъективация также включает в себя чув­ство юмора, демонстрирующее нам, что наш общий жизненный горизонт слишком широк, чтобы уложиться в нашу сегодняшнюю ограниченность.

3) Единая жизненная философия — которая может быть, а может и не быть религиозной, но в любом случае она должна образовывать осмысленный и ответ­ственный контекст для основных видов жизнедеятельности.

К этому списку я бы добавил сейчас:

4) Способность к теплому, глубинному отношению личности к окружаю­щим — если хотите, некую «экстраверсию либидо» или некое «чувство общности».

5) Наличие реалистических навыков, способностей и восприятий, позволяю­щих справиться с практическими жизненными проблемами.

6) Сострадание ко всем живым существам, включающее в себя уважение к от­дельным людям и предрасположенность к такой совместной деятельности, которая улучшит людскую участь.

Я знаю, что психоаналитики неравнодушны к критерию «силы эго»: нормаль­ная личность обладает сильным эго, а аномальная — слабым. Но я считаю эту фор­мулировку неверной и склонен полагать, что шесть моих более детальных критери­ев успешнее определяют то, что обозначается расплывчатым термином «сила эго».

Слабость всех списков, включая мой собственный, заключается в том, что на­стойчивые вопросы философа по-прежнему остаются без ответа. Откуда психолог зна­ет, что эти качества образуют нормальность, что это хорошие качества, и что все люди должны обладать ими? Прежде чем я попытаюсь дать ответ, хотя бы частичный, нашему раздраженному коллеге-философу, позвольте мне обратить внимание на еще один психологический подход.

Континуальность симптома и дискретность проиесса

Обратимся к нетрадиционному анализу проблемы непрерывности—прерывно­сти. Является ли аномалия всего лишь преувеличенным нормальным состоянием? Существует ли непрерывный континуум между здоровьем и болезнью? Безусловно, да — так считал Фрейд. Он разработал свою систему в первую очередь как теорию невроза. Но Фрейд и его последователи стали рассматривать свои формулировки в качестве универсальной, всеобъясняющей психологической теории. Нормален чело­век или нет — зависит от того, насколько успешно он может организовать свои вза­имоотношения. Кроме того, прежний энтузиазм психологов в отношении кривой нормального распределения помогал отстоять теорию неразрывности. Самым веским доказательством в защиту этой точки зрения является наличие пограничных случаев. В описательном смысле обязательно существует непрерывность. Мы встречаемся с мягким неврозом, пограничной шизофренией, гипоманией и личностями паранои­дального, циклоидного, эпилептоидного склада. При использовании шкал и опрос­ников разрывов не бывает; тестовые баллы распределены на континууме.

Тем не менее — и я буду настаивать на этой точке зрения — этот континуум относится только к симптомам, внешним проявлениям. Процессы (или «механизмы»), лежащие в основе этих проявлений, не являются континуальными. Существует, на­пример, оппозиция противостояния миру с его проблемами (что, в сущности, бла­готворно) и ухода, бегства от реальности (что, в сущности, неблаготворно). Край­няя степень ухода и бегства образует психоз. Но вы можете спросить, не склонны

42 Статьи разных лет

ли мы все в определенной степени к бегству? Да, мы делаем это, и более того, эс­капизм может обеспечить не только восстановление сил, но и иметь определенную конструктивную пользу, как например в умеренных грезах. Но тем не менее про­цесс бегства может быть безвредным только в том случае, если доминирующим про­цессом является противостояние. Сам по себе эскапизм означает бедствие. У психо­пата этот процесс является преобладающим; у нормального человека, напротив, преобладает противостояние.

Следуя этой линии рассуждений, мы можем перечислить другие процессы — те, которые неизбежно порождают аномалии, и те, которые производят нормаль­ность. В первом списке перечислены катаболические функции. Я назову:

• Бегство или уход (включая фантазии).

• Вытеснение или диссоциацию.

• Другие «механизмы защиты», включая рационализацию, реактивные образо­вания, проекцию, смещение.

• Импульсивность (неконтролируемую).

• Ограничение мышления конкретным уровнем.

• Застревание личности на недоразвитом уровне.

• Все формы ригидности.

Этот перечень неполон, но упомянутые процессы, по моему мнению, явля­ются по сути катаболическими — в той же степени, что и механизмы заболеваний, приводящие к диабету, туберкулезу, увеличению щитовидной железы или раку. Че­ловек, испытывающий воздействие этих механизмов лишь в незначительной степе­ни, может оказаться нормальным, но это возможно только в том случае, если пре­обладают «анаболические» механизмы. Среди последних я бы назвал:

• Контакт с реальностью (или, если угодно, «проверка реальности»).

• Доступность знаний осознанию.

• Самопознание, с присущим ему чувством юмора.

• Интегрирующая деятельность нервной системы.

• Способность мыслить абстрактно.

• Непрерывная индивидуация (без прерванного или заторможенного развития).

• Функциональная автономия мотивов.

• Толерантность к фрустрациям.

Я понимаю, что все то, что я назвал процессами или механизмами, не все­гда логически стыкуется. Но эти перечни служат обоснованию моей точки зрения, заключающейся в том, что нормальность обусловлена преобладанием одного набора принципов, а аномальность — преобладанием другого. Причем тот факт, что все нормальные люди время от времени страдают катаболическими процессами, не ме­няет сути. Нормальная жизнь отличается преобладанием анаболических функций; аномальная жизнь — преобладанием катаболических функций.

Заключение

Есть ли у нас возможность свести воедино все эти расходящиеся нити и за­нять определенную позицию, уместную для психологии в наши дни? Попытаемся это сделать.

Личность нормальная и аномальная 43

Во-первых, я считаю, что мы должны выразить глубокое почтение этике и с благодарностью признать, что сама по себе психология не в состоянии решить про­блему нормальности. Ни один психолог не преуспел в ответе на вопрос, почему че­ловеку следует стремиться к доброму здравию, а не к болезни; почему нормальность должна быть целью для всех людей, а не для некоторых. Точно так же психологи не могут объяснить, почему выдающееся творение может иметь ценность даже в том случае, если сам его создатель по всем тестам является ненормальным человеком. Ре­шения этой и множества других головоломок лежат вне сферы компетенции психо­логии. То, что представители этики расходятся во мнениях, также верно; но мы с ра­достью предоставим им свободу и будем поощрять продолжение их усилий.

В то же время направления исследований и анализа, рассмотренные в настоя­щей работе, жизненно важны для философских поисков. В конце концов, именно психологи непосредственно имеют дело с людьми в клинике, в учебных заведениях, на производстве и в научных учреждениях. Именно они собирают факты, относящи­еся к норме и аномалиям, и пытаются сплести из них свои собственные норматив­ные положения. Факт и нравственный императив связаны теснее, чем могут думать те, кто традиционно пишет о проблемах этики. Среди фактов, которые может предло­жить психология, выделим следующие:

Исследования рассказали нам многое о природе человеческих потребностей и мотивов, как сознательных, так и бессознательных. Полезно объединить эти потреб­ности в широкие категории роста и сплоченности. Многое известно о патологиях, которые являются результатом фрустрации и нарушения баланса потребностей. Было бы абсурдным, если бы философы, занимающиеся вопросами морали, сочиняли императивы, полностью обходя эти данные.

Нам многое известно об условиях детства, формирующих склонности к пра­вонарушениям, предрассудкам и психическим расстройствам. Философу-моралисту предстоит большая работа по изложению своих императивов на языке педагогики. Например, я могу предложить рассмотреть и сформулировать под углом зрения вос­питания детей абстрактный императив «уважение к людям».

Благодаря сравнительным исследованиям человека и животных нам известно многое о мотивах, свойственных и тем и другим, но помимо этого, как показал Шобен, нам известно и о качествах, являющихся чисто человеческими. Философам следует уделить внимание этим данным.

Хотя я еще не упоминал об этом, психология совместно с культурной антро­пологией располагает достаточно ясной картиной роли культуры в создании и опре­делении отклонений от нормы. Нам известно о возникновении психозов и неврозов в различных популяциях; мы знаем, какие условия считаются аномальными для одних культур и в то же время нормальными для других. Кроме того, нам известны, с опре­деленной степенью точности, те условия, которые считаются аномальными во всех культурах. Эти факторы имеют прямое отношение к размышлениям специалистов в области этики.

Вслед за Халмосом мы можем сказать, что биологам, психологам и социоло­гам известно многое об условиях индивидуального и группового выживания. Хотя сами по себе эти факты ничего не говорят нам о том, почему мы должны выжить, они, тем не менее, снабжают конкретными данными философа, считающего воз­можным разгадать эту загадку.

Еще более важной, на мой взгляд, является эмпирическая работа по достиже­нию согласия, которое в настоящее время возможно. Мы уже упоминали метод Бэр-

44 Статьи разных лет

рона для определения свойств людей, считающихся «здоровыми» в отличие от тех людей, которые считаются «нездоровыми». Хотя вряд ли философ воспримет как адекватное определение здоровья, высказанное университетским профессором, од­нако ему было бы полезно учесть мнения, отличные от его собственного.

Другой тип консенсуса достигается в результате изучения списков, подготов­ленных вдумчивыми исследователями. Эти авторы пытаются на основе обширного опыта сделать все, что в их силах, чтобы суммировать требования, предъявляемые к нормальности, здоровью или зрелости так, как они их видят. Изучая подобные спис­ки, мы поражаемся как их различиям в словесных формулировках, так и глубинному сходству их смысла, которое никому до сих пор не удалось еще сформулировать над­лежащим образом. В этом случае философ вновь может столкнуться с проблемой кон­сенсуса, и снова ему будет полезно соотнести его собственные частные рассуждения с выводами других людей, не менее компетентных, и, возможно, имеющих больше клинического опыта, чем он сам.

Я думаю, что философу было бы полезно изучить задачи психотерапии в том виде, в котором они сформулированы или подразумеваются в ведущих терапевтичес­ких системах. Если бы перед ним возникла необходимость проработать сочинения, например, поведенческих психотерапевтов, то он мог бы обоснованно сделать вывод о том, что эффективность (способность справляться с проблемами) является главной целью; в дзен-терапии, напротив, делается акцент на восстановлении слияния с груп­пой. Недирективная терапия явно преследует цель роста; желанной для Гольдштей-на, Маслоу и Юнга является самоактуализация; для Фромма — продуктивность; для Франкла и логотерапевтов — смысл и ответственность. Таким образом, каждый те­рапевт, по-видимому, держит в голове какой-то преобладающий акцент, задающий для него, согласно теории ценностей, определение достойного образа жизни и лич­ностного здоровья. Хотя этот акцент у всех разный, а названия меняются, тем не менее, похоже, что имеет место слияние этих критериев. Взятые вместе, они напо­минают нам об обширной речной системе, образованной сетью притоков, сливаю­щихся в единое русло, несмотря на все различия в источниках и форме. Это слияние представляет собой фактор, который не может себе позволить проигнорировать ни один философ, занимающийся исследованием нравственных проблем.

Наконец, различие между анаболическими и катаболическими процессами в формировании личности представляет собой факт, имеющий важное значение. Вмес­то того чтобы судить, исходя исключительно из конечного результата деятельности, возможно, было бы полезно сосредоточить свое внимание на процессах, с помощью которых достигаются различные результаты. Предположительно, нравственный закон мог бы быть сформулирован в терминах укрепления анаболических функций в себе и других и борьбы с катаболическими функциями.

Верно, что предпочтительным методом этики является работа «сверху вниз». Априорность и разум — законные инструменты философии. До сегодняшнего дня этот метод привел к появлению множества нравственных императивов, включая следующие: поступай так, чтобы максима конкретного поступка могла стать универсальным зако­ном; уважай людей; пытайся ограничить свои желания; приводи свои интересы в гармо­нию с интересами окружающих; ты — ничто, народ — все; возлюби Всевышнего всем серд­цем, всей душой, всем разумом... и ближнего как самого себя.

У нас нет никакого желания воспрепятствовать этому подходу сверху, ибо мы не умеем ставить преграды интуитивным и рациональным истокам нравственной те­ории. Но я должен заявить — и это мое главное убеждение — что каждый из этих

Личность нормальная и аномальная 45

нравственных императивов, а также все остальные, которые были и будут провозг­лашены, могут и должны быть проверены и конкретизированы с помощью разных форм психологического анализа, упомянутых выше. Подвергая каждый императив психологическому исследованию, мы можем сказать, есть ли вероятность того, что люди поймут предложенный принцип; способны ли они следовать этому принципу и в каком смысле; каковы вероятные отдаленные последствия; а также обнаружим ли мы согласие среди людей в целом и среди терапевтов и других практиков на ниве усовершенствования человека в вопросе о том, действительно ли хорош данный императив.

Несколько слов в заключение. Мое обсуждение проблемы нормальности и ано­мальности привело в определенном смысле к достаточно простому выводу. Я сказал, что искомый критерий еще не найден; маловероятно, что он будет найден психоло­гами и философами, которые работают каждый сам по себе. Необходимо сотрудниче­ство тех и других. К счастью, в наши дни психологи начинают интересоваться фило­софскими вопросами, а философы — вопросами психологии. Работая вместе, они смогут, в конечном счете, правильно сформулировать задачу и, вероятно, решить ее.

От себя лично я хочу добавить, что работа, обзор которой сделан в этой ста­тье, представляет очень высокий уровень рассуждений, гораздо более сложный, чем тот, что преобладал совсем недавно. Психологи, которые в своих наставлениях и ре­комендациях будут следовать намеченным здесь направлениям, вряд ли сильно оши­бутся, указывая людям путь к нормальности.