Джоди Пиколт - Ангел для сестры 5 страница

Когда Кейт не рвало, она плакала. Я сидела на краю кровати,

 

и она фактически лежала у меня на коленях. Медсестры не успевали ухаживать за больными. Сбиваясь с ног, они ставили капельницу с противорвотным, несколько минут наблюдали за реакцией Кейт, но их тут же звали куда-то еще, и все сваливалось на нас. Брайан, раньше выходивший из комнаты, если кого-то из детей тошнило, теперь вытирал ей лоб, держал за худенькие плечики, промокал салфеткой рот.

 

—Ты выдержишь, — бормотал он каждый раз, когда она

 

сплевывала, скорее всего разговаривая с самим собой.

 

Моя выдержка тоже удивляла. С упрямой решимостью я бегала туда-сюда, вынося тазики с рвотной массой. Если сосредоточиться на сооружении ограждений из мешков с песком, можно не обращать внимания на приближающееся цунами.

 

Иначе можно просто сойти с ума.

 

Брайан привез Джесси в больницу для обычного анализа крови из пальца. Кроме Брайана, его держали два врача, а он кричал на всю больницу. Я стояла в стороне, скрестив на груди руки, и мои мысли возвращались к Кейт, которая два дня назад перестала кричать во время процедур.

 

Врачи посмотрят на образец крови Джесси и смогут проанализировать невидимые шесть белков. Если эти шесть белков такие же, как у Кейт,, это будет означать, что они с Джесси НЬА-совместимы и он может быть донором костного мозга для своей сестры. «Сколько шансов, что выпадет шесть из шести?» — думала я.

 

Столько же, сколько и заболеть лейкемией.

 

Лаборант ушла с образцом крови, и Джесси отпустили. Он бросился ко мне.

 

—Мама, меня укололи. — Он протянул мне свой заклеенный

 

пластырем палец и прижался горячим, заплаканным лицом

 

к моей щеке.

 

Препарат, оказывающий противорвотное действие.

 

Я крепко обняла его. Я шептала ему что-то успокаивающее. Но мне было очень, очень трудно жалеть его.

 

— К сожалению, ваш сын не сможет быть донором, — сказал доктор Шанс.

 

Мой взгляд остановился на высохшем растении, которое все еще стояло на подоконнике. Кто-то должен его выбросить. Кто-то должен поставить вместо него орхидеи или еще что-то цветущее.

 

—Возможно, найдется совместимый неродственный донор

 

в национальном реестре.

 

Брайан напряженно наклонился вперед.

 

Но вы говорили, что пересадка костного мозга от нерод

 

ственного донора опасна.

 

Да, говорил, — согласился доктор Шанс. — Но иногда это

 

все, что можно сделать.

 

Я посмотрела на него.

 

А если мы не найдем совместимого донора?

 

Тогда, — онколог потер лоб, — тогда мы будем пытаться

 

поддерживать ее, пока наука не придумает что-то.

 

Он говорил о моей маленькой девочке как о какой-то машине с плохим карбюратором или о самолете, у которого не выпускается шасси. Чтобы не смотреть на все это, я отвернулась и увидела, как скрученные листья растения опадают на ковер. Не сказав ни слова, я встала, схватила горшок, вышла из кабинета доктора, прошла мимо регистратуры, мимо пришибленных горем родителей с их больными детьми и вывернула все содержимое горшка в первую же попавшуюся урну, рассыпав землю. Я смотрела на керамический горшок в руках, горя желанием разбить его о кафельный пол, когда услышала за спиной голос доктора Шанса.

 

—Сара, с вами все в порядке?

 

Я обернулась, на глазах выступили слезы.

 

—Со мной все в порядке. Я здорова. Я буду жить долго-долго.

 

Извинившись, я отдала ему горшок. Он кивнул и протянул

 

мне чистый носовой платок.

 

Я думала, что Джесси сможет ее спасти. Мне хотелось,

 

чтобы это был Джесси.

 

Мы все хотели. Послушайте. Двадцать лет назад уровень

 

выживаемости был еще ниже. Я знал многие семьи, где один

 

ребенок не мог быть донором, но другой идеально подходил.

 

Я уже собралась сказать, что у нас только эти двое, когда поняла, что доктор Шанс говорил о семье, которой у меня еще не было, о еще не планированных детях. Я повернулась к нему, но он уже шел к своему кабинету.

 

—Брайан будет беспокоиться, куда мы подевались. — А по

 

том, словно возвращаясь к прерванному разговору, добавил: —

 

Так у каких цветов больше всего шансов выжить на моем подо

 

коннике?

 

Тебе кажется, что если твой собственный мир развалился, то у других жизнь тоже остановилась. Но мусоросборник, как всегда, забрал наш мусор и оставил пустые контейнеры. В двери торчал счет за отопление. На крыльце лежала аккуратно сложенная почта за неделю. Как ни странно, жизнь продолжалась. Кейт отпустили домой только через неделю после начала индукционной терапии. Центральный катетер оттопыривал ее блузку на груди. Помимо разговора по душам, я получила от медсестер еще целый список инструкций: когда звонить в скорую помощь, а когда не обязательно, когда проводить следующий курс химиотерапии, как ухаживать за Кейт в период им-муносупрессии.

 

На следующий день дверь нашей спальни распахнулась в шесть утра. Кейт на цыпочках подошла к кровати, хотя мы с Брайаном уже не спали.

 

-- Что случилось, солнышко? — спросил Брайан.

 

Она ничего не сказала. Просто поднесла руку к голове и провела пальцами по волосам. Густые пряди золотым дождем упали на пол.

 

— Я уже поела! — объявила Кейт за ужином несколько дней спустя. Ее тарелка была еще полная, она не притронулась ни

 

к бобам, ни к мясу. Ей не терпелось убежать в гостиную поиграть.

 

Я тоже. — Джесси отодвинулся от стола. — Можно я выйду?

 

Нет, пока не съешь все зеленое, — ответил Брайан.

 

Ненавижу бобы.

 

Они тоже от тебя не в восторге.

 

Джесси посмотрел на тарелку Кейт.

 

Она тоже не доела. Это не честно.

 

Брайан отложил вилку.

 

Честно? — слишком тихо переспросил он. — Хочешь, что

 

бы все было честно? Хорошо, Джес. В следующий раз, когда

 

у Кейт будут брать костный мозг, у тебя тоже возьмут. Когда мы.

 

будем промывать ей центральный катетер, то постараемся при

 

думать что-нибудь не менее болезненное и для тебя. А когда она

 

в следующий раз будет проходить курс химиотерапии, мы...

 

Брайан, — перебила я.

 

Он остановился так же неожиданно, как и вспыхнул, и провел по лицу дрожащей рукой. Потом его взгляд задержался на Джесси, который спрятался у меня под мышкой.

 

—Извини, Джес. Я не... — Так и не сказав того, что собирал

 

ся, Брайан вышел из кухни.

 

Мы долго молчали. Потом Джесси повернулся ко мне.

 

—Папа тоже заболел?

 

Я долго думала, прежде чем ответить.

 

—У нас все будет хорошо, — произнесла я.

 

Мы едем в отделение скорой помощи, — скомандовала я,

 

хотя Брайан уже доставал Кейт из кроватки, кутая в одеяло. Мы

 

быстро сели в машину, завели двигатель и только тогда вспом

 

нили, что Джесси остался дома один.

 

Ты отвози ее, — прочитал мои мысли Брайан, — а я побу

 

ду здесь.

 

Но он не сводил глаз с Кейт.

 

Несколько минут спустя мы уже все вместе мчались в больницу. Джесси сидел на заднем сиденье рядом с сестрой, удивляясь, почему нужно вставать, если на улице еще темно.

 

В отделении скорой помощи Джесси уснул на наших куртках. Мы с Брайаном наблюдали, как хлопочут врачи над дрожащей Кейт. Как пчелы над цветком, вытягивая из нее все, что можно. Взяли анализы, сделали поясничную пункцию, пытаясь изолировать очаг инфекции и предотвратить менингит. Рентгенолог принесла портативный рентгеновский аппарат, чтобы сделать снимок груди и убедиться, что инфекция действительно в легких.

 

Потом она приложила снимок к подсвеченному экрану. Ребра Кейт на снимке казались тонкими, как спички, а посредине было большое серое пятно. Ноги у меня подкосились, и я схватила Брайана за руку.

 

Это опухоль. Метастазы.

 

Доктор положила мне руку на плечо.

 

Миссис Фитцджеральд, это сердце Кейт.

 

Медсестра, которая несколько недель назад, пытаясь развеселить Кейт, заплетала ей мелкие косички, измерила температуру и повернулась ко мне.

 

—Сара, уже можно дышать.

 

Лицо Кейт было маленьким и бледным, как луна, на которую Брайан любит смотреть в свой телескоп, — далекая и холодная. Она выглядела как мертвая... даже хуже. Но это лучше, чем видеть, как она страдает.

 

Эй! — Брайан коснулся моих волос. Он держал Джесси под

 

мышкой. Скоро полдень, а мы все еще были в пижамах и даже

 

ни разу не вспомнили, что нужно переодеться.

 

Я отведу его вниз пообедать. Хочешь чего-нибудь?

 

Я покачала головой. Придвинув стул поближе к кровати Кейт, я расправила одеяло. Взяла ее ладонь и приложила к своей.

 

Ее глаза приоткрылись. Какое-то время она пыталась понять, где находится.

 

—Кейт, — прошептала я, — я здесь.

 

Когда она повернулась и задержала взгляд на мне, я поднесла ее ладонь к губам и поцеловала.

 

—Ты такая смелая, — улыбнулась я ей. — Когда я вырасту,

 

стану такой, как ты.

 

Кейт неожиданно покачала головой. Ее голос был едва слышен.

 

—Нет, мама. Тогда и ты заболеешь.

 

Сначала мне приснилось, что лекарство в капельнице капает слишком быстро. Ее тело раздувалось от раствора, но я ничего не могла сделать и видела, как черты ее лица разглаживались, блекли, пока лицо не превратилось в белый безликий овал.

 

Во второй раз мне снилось, что я рожаю в родильном отделении. Я чувствовала биение пульса внизу живота. Потом напряглась, и ребенок вышел в свете вспыхивающих молний.

 

—Девочка, — объявила появившаяся ниоткуда медсестра

 

и передала мне младенца.

 

Я начала разворачивать розовое одеяльце и остановилась.

 

—Это не Кейт.

 

—Конечно нет, — согласилась медсестра. — Но она все рав

 

но твоя.

 

Вошедший в больничную палату ангел был одет в костюм от Армани и кричал в мобильный телефон.

 

Продавайте, — командовала моя сестра. — Мне все равно

 

как. Поставьте лоток с лимонадом в Фанейл Холле* и раздавай

 

те акции. Питер, я сказала, продавайте. — Она нажала кнопку

 

и протянула ко мне руки.

 

Эй! — Занна начала успокаивать меня, когда я расплака

 

лась. — Неужели ты действительно думала, что я послушаюсь

 

и не приеду?

 

-Но...

 

—Факсы. Телефоны. Я могу работать у тебя дома. Кто же еще

 

присмотрит за Джесси?

 

Мы с Брайаном переглянулись: об этом мы пока не думали. Брайан встал и неловко обнял Занну. Джесси на полной скорости подлетел к ней.

 

Вы что, усыновили ребенка? Джесси не может быть таким

 

большим... — Она отцепила племянника от своих колен и скло

 

нилась над больничной койкой, где спала Кейт.

 

Уверена, ты меня не помнишь. — Глаза Занны блестели. —

 

Но я помню тебя.

 

Это было так просто — позволить Занне решать все вопросы. Занна сразу же заняла Джесси игрой в крестики-нолики и поругалась с китайским рестораном, потому что они не доставляют обеды в больницу. Я сидела рядом с Кейт, наслаждаясь бурной деятельностью сестры. Я позволила себе притвориться, что она может сделать то, чего не могу я.

 

Занна забрала Джесси домой на ночь, а мы с Брайаном лежали, подпирая Кейт с двух сторон.

 

—Брайан, — прошептала я, — я тут подумала...

 

Историческое здание в Бостоне, где проводятся дебаты и находится рынок сувениров.

 

Он пошевелился.

 

—О чем?

 

Я приподнялась на локте, чтобы видеть его глаза.

 

—О еще одном ребенке.

 

Глаза Брайана сузились.

 

—Господи, Сара! — Он встал и повернулся ко мне спиной. —

 

О Боже!

 

Когда он повернулся ко мне, его лицо было искажено болью.

 

—Мы не можем просто заменить Кейт, если она умрет, ^~

 

сказал он.

 

Кейт на кровати пошевелилась.

 

Я попыталась представить ее себе в четыре года в новогоднем костюме, в двенадцать, когда она будет пробовать красить губы, в двадцать, танцующую на студенческой вечеринке.

 

—Я знаю. Поэтому нужно сделать все возможное, чтобы это

 

го не произошло.

 

СРЕДА

 

Хочешь, книгу огня я тебе почитаю.

 

Расшифрую и алое пламя, и линии сажи,

 

И причудливый пепла узор.

 

Эти чудные знаки расскажут,

 

Как приходит огонь и как он превращается в море.

 

Карл Сандбург. «Огненные страницы»

 

КЕМПБЕЛЛ

 

Думаю, мы все в долгу перед нашими родителями. Вопрос только в том, сколько мы им должны? Такие мысли вертелись у меня в голове, пока моя мама рассказывала о последнем романе отца. Уже не в первый раз я пожалел, что у меня не было ни брата, ни сестры. Тогда телефонные звонки будили бы меня на рассвете только раз или два в неделю, а не семь.

 

—Мама, — прервал я ее. — Сомневаюсь, что ей действитель-

 

но шестнадцать.

 

—Ты недооцениваешь своего отца, Кемпбелл.

 

Возможно, но я знаю, что он федеральный судья. Он может

 

бросать плотоядные взгляды на школьниц, но никогда не сделает ничего противозаконного.

 

—Мама, я опаздываю в суд. Я перезвоню тебе позже, — ска

 

зал я и повесил трубку, прежде чем она успела возразить.

 

На самом деле я никуда не спешил. Я сделал глубокий вдох, тряхнул головой и увидел, что Судья смотрит на меня.

 

—Причина номер 106, почему собакой быть лучше, чем че

 

ловеком. Как только ты вырастаешь, то никогда больше не об

 

щаешься со своей матерью.

 

Завязывая галстук, я прошел в кухню. Моя квартира — это произведение искусства, блестящая, в стиле минимализма. В ней было все, что можно купить за деньги: эксклюзивный кожаный диван, огромный телевизор с плоским экраном, стеклянный шкаф с подписанными первыми изданиями таких авторов, как Хемингуэй и Хоторн. Кофеварка из Италии, холодильник марки «ЗиЬгего». Я открыл его, нашел одну луковицу, бутылку кетчупа и три черно-белых фотопленки.

 

В этом не было ничего необычного — я редко ем дома. Даже Судья привык к ресторанной еде.

 

—Может, сходим в «Роззи»? — спросил я.

 

Он лаял, пока я надевал на него поводок. Мы с Судьей вместе уже семь лет. Я купил его у заводчика полицейских собак, но тренировали его специально для меня. А что касается имени, то какой адвокат не хотел бы время от времени командовать судьей?

 

Кафе «Роззи» было именно таким, каким должно быть кафе Старбакс*: эклектичное, броское, где полно людей, способных одновременно читать русскую литературу в оригинале, сводить баланс бюджета компании, держа лэптоп на коленях, и писать сценарий к фильму, накачиваясь кофе. Мы с Судьей обычно заходили сюда, садились за один и тот же столик в дальнем конце, заказывали двойной эспрессо и два шоколадных круассана и бессовестно заигрывали с двадцатидвухлетней официанткой Офелией. Но сегодня Офелии нигде не было видно, а за нашим столиком какая-то женщина кормила пончиками карапуза в коляске. Я настолько расстроился из-за этого, что Судье пришлось тащить меня к единственному свободному месту — высокому стулу возле стойки напротив окна.

 

Половина восьмого утра, а жизнь уже кипит.

 

К нам подошел похожий на наркомана парень с таким количеством колец в бровях, что можно было вешать занавеску для душа. Он достал блокнот и увидел у моих ног Судью.

 

Извини, друг. Но сюда с собаками нельзя.

 

Это собака-поводырь, — объяснил я. — Где Офелия?

 

Уехала. Сбежала с мужчиной прошлой ночью.

 

Сбежала? Неужели люди до сих пор это делают?

 

С кем? — спросил я, хотя меня это не касалось.

 

С каким-то скульптором, который лепил бюсты мировых

 

лидеров из собачьего дерьма.

 

Мне на минуту стало жаль бедную Офелию. Поверьте мне, любовь — как радуга: она прекрасна, но исчезает, стоит только моргнуть.

 

Американская сеть кафе.

 

Официант достал из заднего кармана пластиковую карточку.

 

Вот меню, написанное шрифтом Брайля*.

 

Я хочу двойной эспрессо и два круассана. И я не слепой.

 

Тогда зачем тебе Барбос?

 

У меня птичий грипп, и он метит людей, которых я за

 

разил.

 

Официант не мог понять, шучу я или нет. Он ушел, а я так и не понял, получу ли свой кофе.

 

В отличие от того места, где я обычно сидел, отсюда была видна улица. Я смотрел, как машина такси чуть не обрызгала пожилую женщину, как мальчик танцевал под музыку, льющуюся из висевшего на его плече магнитофона, который был в три раза больше головы мальчишки. Близняшки в форме приходской школы хихикали, склонившись над молодежным журналом. Женщина с блестящей рекой черных волос уронила бумажный стаканчик с кофе на тротуар, испачкав себе юбку.

 

Внутри меня что-то оборвалось. Я ждал, когда она поднимет лицо — чтобы убедиться, что я не обознался, — но она отвернулась в другую сторону, промокая салфеткой пятно на юбке. Напротив моего окна остановился автобус, а потом зазвонил мобильный.

 

Я посмотрел на входящий номер: ничего неожиданного. Не потрудившись ответить на звонок матери, я выключил телефон и посмотрел в окно, но, когда автобус отъехал, женщины уже не было.

 

Открывая дверь офиса, я начал выкрикивать инструкции для Керри.

 

— Позвони Остерлицу и узнай, сможет ли он давать показания на суде Вейланда. Достань список людей, которые подавали в суд на компанию «№\uc1у Еп§1ап<1 Рошег» за последние пять лет. Сделай копию протокола слушания по делу Мельбурна. Позвони Джерри в суд и выясни, кто из судей будет на слушании дела ребенка Фитцджеральдов.

 

* Шрифт для слепых.

 

Она посмотрела на меня, и тут зазвонил телефон.

 

—Кстати, — указала Керри кивком головы в сторону двери,

 

ведущей в святая святых моего офиса. На пороге стояла Анна

 

Фитцджеральд с флаконом чистящего средства и тряпкой и чис

 

тила дверную ручку.

 

—Что ты делаешь? — удивился я.

 

—То, что вы мне сказали. — Она посмотрела на собаку. —

 

Привет, Судья.

 

—Вам звонят по второй линии, — перебила Керри. Я сме

 

рил ее взглядом. Почему она впустила этого ребенка без мо

 

его разрешения? Потом попытался войти в кабинет, но Анна

 

смазала ручку чем-то скользким, и я не мог ее повернуть.

 

Увидев мои старания, Анна обернула ручку тряпкой и откры

 

ла дверь.

 

Судья покружил на полу в поисках удобного места. Я нажал мигающую на телефоне кнопку.

 

Кемпбелл Александер.

 

Мистер Александер, это Сара Фитцджеральд. Мать Анны

 

Фитцджеральд.

 

Я переваривал информацию, наблюдая, как ее дочь орудовала тряпкой всего в двух метрах от меня.

 

Миссис Фитцджеральд, — ответил я. Как я и ожидал, Анна

 

замерла.

 

Я звоню, потому что... ну, понимаете, это все просто не

 

доразумение.

 

Вы подали ответ на петицию?

 

В этом нет необходимости. Я вчера разговаривала с Анной,

 

и она не хочет продолжать процесс. Она хочет сделать все воз

 

можное для Кейт.

 

Не уверен, что это так. — Мой голос не выражал никаких

 

эмоций. — К сожалению, если моя клиентка хочет отозвать иск,

 

я должен услышать это от нее. — Я поймал взгляд Анны. — Вы

 

случайно не знаете, где она?

 

Она вышла на пробежку, — проговорила миссис Фитц

 

джеральд. — Но во второй половине дня мы едем.в суд. Мы

 

поговорим с судьей и выясним все вопросы.

 

Тогда до встречи там. — Я повесил трубку и, скрестив

 

руки на груди, посмотрел на Анну. — Ты ничего не хочешь мне

 

сказать?

 

Вообще-то нет. — Она пожала плечами.

 

Твоя мама думает иначе. И ей кажется, что в данный мо

 

мент ты готовишься побить мировой рекорд по бегу.

 

Анна бросила взгляд на'дверь в приемную, где Керри, конечно же, ловила каждое наше слово, закрыла ее и подошла к моему столу.

 

Я не могла сказать ей, что иду к вам. После того, что слу

 

чилось вчера вечером.

 

А что случилось вчера? — Анна молчала, и я начал терять

 

терпение. — Послушай, если ты собираешься прекратить все

 

это... если это напрасная трата моего времени... тогда мне бы

 

очень хотелось, чтобы ты честно призналась в этом сейчас,

 

а не потом. Потому что я не семейный врач и не твой лучший

 

друг. Я — твой адвокат. А чтобы я исполнял роль адвоката, нуж

 

но, чтобы было судебное дело. Поэтому я спрашиваю тебя еще

 

раз: ты передумала подавать в суд?

 

Я полагал, что эта тирада положит конец судебному процессу, что она собьет Анну с толку. Но, к моему удивлению, Анна смотрела прямо мне в глаза, хладнокровно и сосредоточенно.

 

А вы хотите еще представлять меня? — спросила она.

 

Вопреки всем разумным доводам, я ответил «да».

 

Тогда, нет, — произнесла она, — я не передумала.

 

Впервые я ходил под парусом со своим отцом — на соревнованиях в яхт-клубе. Отец был категорически против этого: дескать, я еще маленький, несамостоятельный, погода слишком переменчивая. На самом же деле он хотел сказать, что, беря меня в свою команду, терял шансы выиграть кубок. На взгляд моего отца, если ты не был идеален, то тебя просто не существовало. У него была яхта первого класса, чудо из красного и тикового дерева. Отец купил ее у клавишника группы Джерома Джей-лиса в Марблхеде. Другими словами: мечта, символ высокого

 

статуса, пропуск в высший свет из белых парусов и золотистого корпуса.

 

Стартовали мы чисто, пересекли линию на полных парусах, как только прозвучал стартовый выстрел. Я изо всех сил старался предугадать, где понадобится моя помощь, — поворачивал руль, до того как он отдавал приказ, перекидывал паруса и менял направление, пока мышцы не начинали гореть от напряжения. И все это, возможно, закончилось бы победой, но с севера подул сильный ветер, неся с собой стену дождя и десятифутовые волны, которые бросали нас вверх-вниз.

 

Я наблюдал за отцом в желтом дождевике. Казалось, он не замечал дождя. В отличие от меня, у него явно не возникало желания залезть куда-нибудь в нору, держась за свой бунтующий живот, и умереть.

 

— Кемпбелл! — орал он. — Разворачивай!

 

Но разворачиваться против ветра значило опять попасть на эти американские горки.

 

— Кемпбелл! — крикнул он еще раз. — Немедленно поворачивай!

 

Яхта так резко ухнула вниз, что я не удержался на ногах. Отец пронесся мимо меня и схватил руль. На какое-то блаженное мгновение все замерло. Потом нас накрыло волной, и судно развернуло в обратную сторону.

 

—Мне нужны координаты, — скомандовал отец.

 

Для этого потребовалось спуститься вниз, где были таблицы, и сделать расчеты, чтобы понять, где находится следующий буй. Но внизу не было свежего воздуха, и мне стало хуже. Я развернул карту, и меня тут же вырвало на нее.

 

Беспокоясь, что меня долго нет, отец заглянул вниз и увидел меня в луже.

 

—Господи, — пробормотал он, оставив меня одного.

 

Я собрал все свое мужество и пошел за ним. Он резко крутанул рулевое колесо. Отец делал вид, что меня не было рядом. Он сам перекинул парус, который просвистел над бортом, раз-

 

рывая небо пополам. Поднялась волна, я почувствовал удар по затылку и упал.

 

Когда я пришел в себя, отец обгонял другое судно в нескольких футах от финишной линии. Дождь стих, и в последний момент он успел поймать воздушный поток раньше судна соперника, и мы вырвались вперед. Отец выиграл несколько секунд.

 

Мне было приказано убрать за собой и ехать на такси, а отец повел яхту в яхт-клуб, где должны были праздновать победу. Я опоздал на час. Когда я приехал, он был в прекрасном настроении и пил скотч из выигранного хрустального кубка.

 

—А вот и твоя команда, Кем! — крикнул кто-то из его друзей.

 

Мой отец приветственно поднял кубок, сделал большой глоток, а потом с такой силой опустил кубок на стойку бара, что одна из ручек откололась.

 

Жаль кубок, — заметил другой моряк.

 

Отец не сводил с меня глаз.

 

Нет, не кубок, — сказал он.

 

На заднем бампере каждой третьей машины в Род-Айленде наклеены красно-белые наклейки в память о жертвах преступлений: «Моя подруга Кейти Декубеллис была сбита пьяным водителем», «Мой друг Джон Сиссон был сбит пьяным водителем». Такие наклейки продаются на школьных и благотворительных ярмарках, в парикмахерских. И не важно, что ты никогда не видел этого погибшего ребенка. Ты клеишь эту наклейку в знак солидарности, испытывая тайную радость, оттого что это случилось не с тобой.

 

В прошлом году появились красно-белые наклейки с новым именем: Дэны Десальво. В отличие от других жертв, эта двенадцатилетняя девочка была мне в некотором смысле знакома. Она была дочерью судьи, который, как писали журналисты, расплакался во время суда вскоре после похорон и был вынужден взять трехмесячный отпуск, чтобы справиться со своим горем. Дочерью того судьи, который по прихоти судьбы будет вести дело Анны Фитцджеральд.

 

По дороге в Гаррай-комплекс, где располагался суд по семейным делам, я размышлял, сможет ли человек, перенесший такой удар, быть судьей в деле, где решение в пользу моей клиентки предполагает смерть ее сестры.

 

Возле входа стоял новый охранник: мужчина с шеей, как у быка, и, судя по всему, с такими же мозгами.

 

Извините, — сказал он. — С животными нельзя.

 

Это собака-поводырь.

 

Смутившись, охранник наклонился вперед и посмотрел мне в глаза. Я сделал точно такое же движение в его сторону.

 

—У меня сильная близорукость, и он помогает мне различать

 

дорожные знаки. — Мы с Судьей обошли охранника и напра

 

вились в зал заседаний.

 

Там мать Анны Фитцджеральд наседала на служащего. По крайней мере, мне так показалось. Во внешности этой женщины и стоящей рядом дочери не было ничего общего.

 

—Уверена, что судья учтет ситуацию и сделает исключение, —

 

настаивала Сара. Ее муж стоял позади нее.

 

Когда Анна увидела меня, на ее лице отразилось облегчение. Я повернулся к судебному служащему.