Боль была невыносимой, и в течение месяца он стоически переносил ее.Доктор оставил ему какие-то таблетки, но Вальтер боялся их принимать.Он должен все время быть начеку, чтобы Анна не попыталась вновь убить егоили сбежать.- Вам необходимо лечь в больницу, - сказал ему врач. - У вас большаяпотеря крови...- Ни в коем случае!Вальтер не мог позволить себе лечь в больницу. Ведь тогда о характереего ранения станет известно полиции. Он вызвал надом врача своего филиала,зная, что тот все сохранит в тайне. Полиции в его доме делать нечего! Вовсяком случае, не сейчас, еще не время. Доктор, внутренне сгорая отлюбопытства, молча зашил зияющую рану. Кончив свое дело, спросил:- Может, мне прислать сюда сиделку, господин Гасснер?- Нет, не надо. За мной присмотрит моя жена.Это было месяц тому назад. Вальтер позвонил своему секретарю исказал, что приболел и будет безвыездно находиться дома.В памяти всплыло то ужасное мгновение, когда Анна неожиданнопопыталась убить его. Он обернулся как раз вовремя, и вместо сердцаножницы вонзились ему в плечо. От боли и шока он чуть было не лишилсясознания, но все же нашел в себе силы оттащить Анну в спальню и заперетьее там на ключ. А она все время кричала:- Что ты сделал с детьми? Что ты сделал с детьми?!С этого времени Вальтер держал ее в спальне взаперти. Сам готовил ейпищу. Приносил поднос к двери, открывал ее и входил к Анне в комнату,плотно прикрыв дверь за собой. Забившись от него в самый дальний угол, онавсегда шептала одно и то же:- Что ты сделал с детьми?Иногда, когда он открывал дверь спальни, то заставал ее у стены.Приложив к ней ухо, она стояла не шелохнувшись, вслушиваясь, не донесутсяли какие-либо звуки, свидетельствующие о присутствии в доме их сына идочери. Вальтер понимал, что времени у него оставалось в обрез. Вдруг егомысли перебил едва слышимый звук шаркающих ног. Он прислушался. Звукповторился. "Наверху кто-то расхаживал по комнатам. Но в доме не должнобыло быть никого. Он сам позакрывал все двери". Фрау Мендлер убирала наверху. Она была поденщицей и только во второйраз пришла прибраться в этом доме. Работа здесь была ей не по душе. Впрошлую среду во время уборки герр Гасснер ходил за ней по пятам, словнобоялся, что она что-нибудь украдет. Когда она попыталась пойти наверх,чтобы навести там чистоту, он не позволил ей это сделать, быстро с нейрасплатился и отослал ее восвояси. Его манера и тон здорово ее тогданапугали.Сегодня, Gott sei Dank, его нигде не было видно. Фрау Мендлер открыладверь ключом, который ей был выдан на прошлой неделе, и пошла наверх. Вдоме было неестественно тихо, и она решила, что хозяева куда-то ушли. Онанавела порядок в одной из спален и нашла валявшуюся там на бюро мелочь изолотую коробочку для пилюль. Пройдя чуть дальше по коридору, попыталасьоткрыть дверь в другую спальню. Дверь была заперта. Странно. Может, у нихтам хранится что-нибудь ценное? Она снова повернула ручку, как вдругуслышала изнутри женский голос:- Кто там? - прошептал он.Фрау Мендлер испуганно отдернула руку.- Кто это? Кто там?- Фрау Мендлер, уборщица. Прибрать у вас в спальне?- Увы, я заперта снаружи. - Голос звучал громче и оттенком истерии. -Помогите мне! Пожалуйста! Вызовите полицию. Скажите им, что мой муж убилнаших детей. И убьет меня. Поспешите! Постарайтесь успеть выйти отсюда,пока он...Опустившаяся на плечо фрау Мендлер рука резко развернула ее, и онаочутилась лицом к лицу с герром Гасснером. Он был бледен как полотно.- Что вы здесь все шныряете да подглядываете? - до боли стиснув ейруку, спросил он.- Я... я не подглядываю, - дрожащим голосом ответила она. - Сегоднямой уборочный день. Агентство...- Я же сказал им, что нам никто не нужен. Я... - он оборвал себя наполуслове.Действительно ли он позвонил в агентство? Он, видимо, хотел этосделать, но боль была такой острой, что не помнил, сделал он это или нет.Фрау Мендлер снизу вверх посмотрела на него, и то, что она прочла в еговзгляде, ужаснуло ее.- Но мне никто ничего не говорил, - сказала она.Он стоял, внимательно прислушиваясь к звукам за запертой дверью.Тишина. Тогда он снова обернулся к фрау Мендлер.- Убирайтесь отсюда. Чтобы я вас здесь больше не видел.Ее не надо было долго упрашивать. Он забыл с ней расплатиться, но унее в кармане была золотая коробочка для пилюль и кое-какая мелочь. Ейбыло жаль бедную женщину, оставшуюся взаперти в спальне. Она бы оченьхотела ей помочь, но не смела ввязываться в это дело, так как уже давносостояла на учете в полиции. В Цюрихе инспектор Макс Хорнунг читал полученный из главногоуправления Интерпола в Париже телекс:"Счет на пленку, использованную для съемок фильма-"гасилки",перечислен на банковский счет главного оперативного управляющего "Роффа исыновей". Непосредственный покупатель больше в концерне не работает.Пытаемся выяснить его местонахождение. Сообщим немедленно. Конецсообщения". В Париже полиция выудила из Сены голое тело утопленницы. На вид ейбыло 18-19 лет. Она была блондинкой, и вокруг ее шеи была повязана краснаялента. В Цюрихе Элизабет Уильямз была взята под круглосуточное наблюдениеполиции.
Ярко вспыхнула белая лампочка, означавшая, что звонят по личномутелефону. Номер этот знали всего несколько человек. Рис поднял трубку.- Алло.- Доброе утро, милый.Четкий, с хрипотцой голос трудно было не узнать.- Тебе бы не следовало мне звонить.Она засмеялась.- Раньше тебя не очень беспокоили эти вещи. Никогда не поверю, чтоЭлизабет сумела приручить тебя за столь короткое время.- Что тебе от меня нужно? - спросил Рис.- Хочу повидаться с тобой сегодня вечером.- Это невозможно.- Не зли меня, Рис. Мне приехать в Цюрих или...- Нет, только не в Цюрихе, - он замялся. - Я приеду сам.- Так-то оно лучше. Тогда на старом месте, как обычно, cheri.И Элена Рофф-Мартель повесила трубку.Рис медленно опустил трубку на рычаг и задумался. С его стороны этобыло только краткое увлечение красивой и зажигательной женщиной. Все этоуже в прошлом. Но избавиться от Элены было не так-то просто. Шарль ейнадоел до чертиков, и теперь она хотела Риса.- Мы прекрасно подходим друг другу, - говорила она.Элена Рофф-Мартель всегда знала, чего хочет. И перечить ей былонебезопасно. Рис решил, что правильнее будет все же съездить в Париж. Надодать ей понять, что между ними все кончено.Несколькими минутами позже он уже входил в кабинет Элизабет. При видеего глаза ее просияли. Она обвила его шею руками и прошептала:- Я как раз думала о тебе. Давай улизнем с работы и поедем домой.Он улыбнулся.- Ты становишься сексуальным маньяком.Она теснее прижалась к нему.- Знаю. Правда, здорово?- Боюсь, что сегодня вечером должен лететь в Париж, Лиз.Она даже не сумела скрыть своего разочарования.- Хочешь, я полечу с тобой?- Нет смысла. Маленькая деловая встреча. Чуть позже вернусь. И мывместе поужинаем. Когда Рис вошел в знакомую крохотную гостиницу на Левом Берегу,Элена, усевшись за столиком, уже ждала его в ресторане. Сколько Риспомнил, она никогда не опаздывала. Всегда собранна, деятельна, удивительнокрасива, умна, превосходная любовница, и все же чего-то ей недоставало.Элена не ведала чувства сострадания. В ее безжалостности просматривалсяхолодный расчет неумолимого убийцы. Она сметала всех и вся со своего пути.Рису вовсе не хотелось попасть в список ее жертв. Он подсел к ней застолик.- Ты неплохо выглядишь, милый, - сказала она. - Женитьба тебе явно напользу. Хороша в постели Элизабет?Он только улыбнулся, пытаясь сгладить ее бестактность.- Тебя это не касается.Элена наклонилась вперед и взяла его руку в свою.- Ах, cheri, еще как касается. Это касается нас _о_б_о_и_х_.Она начала мягко поглаживать его руку, и он мысленно представил ее впостели. Тигрица, необузданная, дикая, искусная и ненасытная. Он тихоньковысвободил руку.Глаза Элены стали холодными.- Как тебе в роли президента "Роффа и сыновей", Рис?Он почти забыл, какой тщеславной и жадной она была. Память вновьвоскресила их нескончаемые разговоры на одну и ту же тему. Она буквальнобредила идеей стать во главе концерна. "Ты и я, Рис. Если убрать Сэма,какой у нас с тобой откроется простор для деятельности".И даже в постели: "Это моя фирма, милый. В моих жилах течет кровьСэмюэля. Моя. Я так хочу. О, люби меня сильнее, Рис".Власть была самым сильным половым стимулятором для Элены. Иопасность.- Зачем я тебе понадобился? - спросил Рис.- Мне кажется, настала пора подумать о будущем.- Не понимаю, о чем это ты.- Я тебя слишком хорошо знаю, дорогой, - сказала она со злобой. - Тытак же честолюбив, как и я. Думаешь, мне неизвестно, зачем тебепонадобилось столько лет быть только тенью Сэма, когда у тебя была массапредложений возглавить любую фирму? Потому что ты был уверен, что в одинпрекрасный день именно ты станешь во главе "Роффа и сыновей".- А тебе не кажется, что я мог оставаться в фирме, потому что любилСэма?Она ухмыльнулась.- Конечно же, cheri. И потому ты теперь женился на его маленькойочаровательной девочке.Из своего кошелька она достала тонкую черную сигару и поднесла к нейплатиновую зажигалку.- Шарль говорит, что контрольный пакет акций Элизабет оставила засобой и что она против того, чтобы пустить акции в свободную продажу.- Да, это верно, Элена.- А тебе не приходило в голову, что, случись с ней что-нибудьнепредвиденное, именно ты унаследуешь все ее состояние?Не отвечая, Рис уставился на нее долгим взглядом.
У себя дома на Олгиата Иво Палацци случайно выглянул из окна гостинойи обомлел от ужаса. По подъездной аллее к дому медленно катила Донателла сих сыновьями. Симонетта была наверху, отдыхала после обеда. Кипя отнегодования, готовый на все, даже на убийство, Иво опрометью выскочилнавстречу своей второй семье. Он был так щедр к этой женщине, так добр,так любил ее, и вот теперь она намеренно пытается разрушить его карьеру,расстроить его брак, испортить всю жизнь. Донателла вылезла из "ланчафлавиа", которую он собственноручно подарил ей. До чего же она все-такихороша! Вслед за ней из машины выскочили мальчики и бросились ему на шею.О, как любил их Иво! О, как было бы здорово, чтобы Симонетта еще не успелапроснуться!- Я приехала поговорить с твой женой, - решительно сказала Донателлаи, повернувшись к мальчикам, приказала: - Мальчики, за мной.- Нет! - вспылил Иво.- Как ты меня остановишь? Не увижу ее сегодня, увижу завтра.Иво был прижат к стене. Все пути к бегству были отрезаны. И тем неменее он понимал, что ни она, ни кто-нибудь другой не смеют уничтожить то,что он с таким трудом добыл своими собственными руками. Иво считал себяпорядочным человеком и не желал делать то, на что его вынуждалиобстоятельства, и даже не столько ради себя, сколько ради Симонетты иДонателлы, ради всех своих детей.- Ты получишь свои деньги, - пообещал Иво. - Дай мне пять дней.Донателла посмотрела ему прямо в глаза.- Пять дней, - сказала она. В Лондоне сэр Алек Николз принимал участие в парламентских дебатах впалате общин. Он должен был выступить с основным докладом по решающемувопросу о волне рабочих забастовок, грозившей нанести серьезный ущерббританской экономике. Но ему было трудно сосредоточиться. Мысли его былизаняты телефонными звонками, которые в течение нескольких последних недельне давали ему покоя. Где бы он ни находился - в клубе, у парикмахера, вресторане, на деловой встрече, - они неизменно его доставали. И всякий разАлек просто вешал трубку. Он понимал, что их требование - это тольконачало. Захватив над ним власть, они доберутся до его акций и завладеютчастью гигантской фармацевтической корпорации, производящей любыелекарства и наркотики. Этого он не мог допустить. Они звонили ему почетыре, а то и по пять раз в день, и нервы его были на пределе. Сегодня жеего беспокоило то, что они _в_о_о_б_щ_е _н_е _п_о_з_в_о_н_и_л_и_. Ондумал, что они позвонят во время завтрака, затем ждал их звонка во времяленча в клубе. Но телефоны молчали, и молчание это казалось ему болеезловещим, чем телефонные угрозы. Теперь, обращаясь с речью к членампарламента, он пытается не думать об этом.- У рабочих нет более верного друга, чем я. Наш рабочий класс - этооснова государства. Именно рабочим страна и все мы, ее граждане, обязанысвоим прогрессом. Они - истинная элита государства, его стальной хребет,держащий на себе благосостояние и процветание могущественной и добройстарой Англии. - Он сделал паузу. - Однако в судьбах нации наступаетвремя, которое требует определенных жертв от ее народа...Он говорил чисто механически, даже не вдумываясь в смысл произносимыхим слов. Может быть, думал он, ему все же удалось отпугнуть их тем, что онне поддался на их шантаж. В конце концов, они были только мелкойпреступной шайкой. А он был сэром Николзом, членом парламента. Скореевсего, они теперь навсегда оставят его в покое. Речь сэра Алеказакончилась под гром аплодисментов рядовых членов парламента.По пути из зала заседаний его перехватил служащий парламента.- У меня к вам поручение, сэр Алек.Алек обернулся.- Слушаю вас.- Вам надлежит срочно ехать домой. Произошел несчастный случай. Когда он приехал, Вивиан уже заносили в карету "скорой помощи". Рядомс ней суетился врач. Алек, даже не успев как следует притормозить, пулейвыскочил из машины. Он взглянул в обескровленное, побелевшее лицо лежавшейна носилках без сознания Вивиан и повернулся к врачу.- Что случилось?Доктор беспомощно развел руками.- Не знаю, сэр Алек. Кто-то мне позвонил и сказал, что произошелнесчастный случай. Когда я приехал, обнаружил леди Николз на полу спальни.Ее... ее колени были гвоздями прибиты к полу.Алек закрыл глаза, пытаясь совладать с внезапно подступившейтошнотой. Во рту уже чувствовался привкус желчи.- Мы, естественно, сделаем все, что в наших силах, но думаю, вам надобыть готовым к худшему. Леди Вивиан вряд ли когда-нибудь сможет ходить.Алек почувствовал, что у него перехватило дыхание. Пошатываясь, оннаправился к "скорой помощи".- Мы впрыснули ей большую дозу болеутоляющего, - сказал врач. - Онавас может не узнать.Алек, казалось, даже не расслышал его слов. Он тяжело вскарабкался в"скорую помощь", уселся на откидное сиденье и уставился на свою жену, незаметив, как закрыли задние дверцы, как взревела сирена и как "скораяпомощь тронулась в путь. Он взял холодные руки Вивиан в свои. Глаза ееоткрылись.- Алек, - невнятно прошелестело в воздухе.Глаза его наполнились слезами.- Родная моя, родная моя...- Двое в... в масках... прижали меня к полу... сломали мне ноги...теперь никогда больше не смогу танцевать... навсегда останусь калекой,Алек... Ты не бросишь меня?Он ткнулся головой в ее плечо и заплакал. Это были безутешные слезыотчаяния, но было в этих слезах и то, в чем он сам себе боялся признаться.В них было облегчение. Сделавшись калекой, Вивиан теперь будетбезраздельно принадлежать только ему.Но Алек знал, что этим все не кончится. Они еще не сказали своегопоследнего слова. Это был только первый звонок. Избавиться от них навсегдаон сможет лишь тогда, когда полностью выполнит их требования.И незамедлительно.
