Наталия Вико 19 страница

«Все получилось, все получилось, все получилось», - думала она, стараясь не шевелиться и сдерживая рвущееся из груди дыхание, когда кто-то переносил ее на диван и расстегивал ворот платья, когда чувствовала прохладу водяных брызг, рассеявшихся по лицу, торопливые шаги, встревоженные голоса вокруг и чьи-то теплые пальцы, обхватившие кисть руки:

- Уверяю вас, женщина пока жива, а они оба уже не дышат.

«… получилось…»

Позволила себе открыть глаза, только когда почувствовала пронизывающий запах нашатырного спирта. Закашлялась.

- Живая! – увидела прямо перед собой молодого веснушчатого парня в белом халате. - Живая! Слава богу, хоть она живая! Гражданочка, вы - живая! - радостно сообщил он Ирине.

Повернула голову, отворачиваясь от ватки с нашатырем.

- Она рыбу-то не доела. Те - все съели, а она... - пояснял милиционеру мальчишка в синей рубахе.

- Чё рыба, чё рыба? Нормальная рыба, свежая. Чё, рыба? – испуганно оправдывался

круглолицый официант. – А фикус мы убрали подальше, чтобы резонанса у них не было.

- Разберемся, граждане, во всем разберемся. Отравление пищевое, это понятно. Кто

виноват - следствие покажет. Всех, кроме непосредственных свидетелей, попрошу

разойтись. Гражданочку живую - в больницу везите!

Рядом с диваном положили носилки.

- Мне кажется, я сама могу идти, - Ирина села, опираясь на руку фельдшера.

- Гражданочка, гражданочка, не препятствуйте! – нахмурился милиционер, – не создавайте непорядок, - попытался пресечь нарушение. - Разве не знаете? Больной должен в больнице умирать! – сказал строго.

- А где мои товарищи? – Ирина все же встала на ноги и растерянно огляделась. - Где они? Я хочу их видеть!

- Не торопитесь, гражданочка, не торопитесь! – в глазах милиционера появилось сочувствие. - Увидитесь еще, когда сами, того... - сделал неопределенный жест рукой. - Унесли их уже. В морг повезут.

Ирина вскрикнула и уткнулась в плечо фельдшера.

- Ничего, ничего, - смущенно гладил тот ее по голове. – Ничего, девушка. Всякое в жизни бывает. Слезами горю не поможешь. А вы, считай, в рубашке родились. Считай, на том свете одной ногой были. Сейчас в больницу поедем, кишки промоем, и... – обнял ее за плечи и, бережно придерживая, повел к выходу.

- Нет, прошу вас, я не поеду в больницу! Я живу в двух шагах отсюда. В гостинице "Савой". О кей?

- Так вы иностранка, что ли? – фельдшер приостановился. - Я и смотрю, вроде как не совсем по-нашему говорите.

- Да, да, я - американская гражданка. Я не поеду в вашу больницу! Я вызову своего доктора, из посольства.

- Да поймите вы, девушка, не могу я вас отпустить без врачебной помощи. Не положено это, - вывел на улицу к карете скорой помощи.

- Гражданочка, говорил же вам, не препятствуйте! - снова вмешался в разговор милиционер. - Кстати, документики какие у вас при себе имеются? – глянул настороженно.

Ирина достала паспорт из сумочки.

- Я есть доктор, - вдруг услышала Ирина знакомый голос за спиной и обернулась.

"Мсье Поль? Говорит по-русски?" – подумала удивленно, разглядывая так вовремя появившегося старичка.

- Мадам Зинаида Блюмендорф есть американская гражданка. Я буду сопровождать мадам в американское посольство и сам отвезу.

- Действительно, вроде, Блю-мен-дорф, - милиционер неохотно вернул документ.

- Ну, ладно, - нехотя согласился фельдшер. - Значит, от врачебной помощи отказываетесь? - Ирина кивнула. - Так и запишем, что от помощи отказалась. Распишитесь, - протянул какую-то бумажку.

Милиционер неодобрительно покачал головой, наблюдая, как старичок усаживает Ирину в автомобиль, который, выпустив клубы сизого дыма, сразу тронулся с места.

- В Америку, что ли, просилась? – к фельдшеру, заполнявшему бумаги на крыле автомобиля скорой помощи, подошел круглолицый официант.

- В Америку, - кивнул тот.

- И чё, если бы у нее машины не было повезли бы? - круглолицый глянул уважительно.

- Повезли бы, - усмехнулся фельдшер, продолжая писать. – Куда ж деваться? Прям на нашей машине и повезли бы.

- С трупами? - поинтересовался официант, заглядывая через плечо.

- Нет, товарищ, - фельдшер оторвался от записей и глянул насмешливо. - Трупы, пожалуй, оставили бы. Зачем американцам наши трупы? На все наши трупы у них места не хватит...

 

Николя сидел в кресле и ласково поглядывал на Ирину, которая, закутавшись в зеленый шелковый халат, полулежала на диване, облокотившись на подушки, и маленькими глоточками отпивала ароматный восточный кофе из крошечной чашки. Полотенце, обмотанное вокруг мокрой после ванны головы, напоминало тюрбан, и оттого она сама была похожа на юного принца, сошедшего ненадолго с изящной персидской миниатюры только для того, чтобы, развалившись на мягком ложе, принести сладковато-дымчатую восточную негу в парижскую квартиру.

Всего пару часов назад, встретив утренний берлинский поезд, он привез жену с вокзала. Ее поспешное возвращение из Москвы порадовало, потому что означало конец волнениям. Впервые расставшись с Ирэн так надолго, Николя понял, что эта женщина,

покорившая его терпким сочетанием страсти и нежности, благоразумия и сумасбродства, силы и слабости и тем обаянием, которое нельзя объяснить, а можно только ощутить, как непреодолимое притяжение тайны, стала неотъемлемой частью его существования, изменив прежде размеренную и предсказуемую жизнь. Ирэн немного осунулась, но не это вызывало беспокойство Николя - настораживал ее напряженный и отрешенный взгляд, как будто направленный внутрь самой себя. Ее движения были замедлены, но это не выглядело как ленивая неторопливость человека, которому некуда спешить, а скорее как вибрирующая сосредоточенность и нацеленность кошки, подбирающейся к добыче. Ирэн неохотно и односложно отвечала на вопросы о поездке в Москву, как будто сомневалась, стоят ли слова того, чтобы их произносить.

- А что нового в русской литературе? – поинтересовался Николя, зная, что уж от этой темы жена не сможет отделаться ничего не значащими фразами. Ирина поставила чашку на поднос и усмехнулась:

«Послушайте, господин чудак,

Иже еси на небеси,

Ведь этот сотворили вы бардак?

Мерси!

Эй, человек, это ты звучишь гордо?

И - в морду! в морду! в морду!»

- продекламировала по-русски. - Это стихи Мариенгофа, - ответила на немой вопрос мужа. - Большого друга покойного Есенина. Перевести?

Николя покачал головой. Ирина села на диване, обхватив плечи руками.

- Там куда я ездила, дорогой, русской литературы, как, впрочем, и самой России, больше нет, - с горечью сказала она. - Есть литература советская, с легкой руки Горького получившая название "критический реализм". Впрочем, я уверена, что скоро этот реализм станет социалистическим. Теперь успех в литературе достигается только глупостью, пошлостью и наглостью. Новые русские литераторы вышли на улицу и угождает власти и толпе, которая захлебывается в восторге от вдруг пришедшего к ней единоязычия. А восторг толпы, в свою очередь, развращает литераторов. Замкнутый круг. Все это похоже на эпидемию холеры. Лечить некому, а немногие еще не зараженные, словно сойдя с ума, жаждут объятий счастливых заболевших. Те же, кто еще пытается спастись от заразы, попрятались и замкнулись в ожидании чудесного избавления, которое должен принести некий грозный ангел отмщения. А тот все не идет и не идет. Боятся понять, что месть - явление рукотворное, а не небесное, - сказала жестко, покручивая перстень вокруг пальца.

- Кажется мне, милая, - поднялся с кресла и пересел на диван, - месть - обоюдоострый кинжал - убивает не только жертву, но и палача. У жертвы отнимает жизнь, а у мстителя - душу. Надо уметь прощать, дорогая, - обнял жену за плечи и поцеловал в щеку.

Ирина нахмурилась, но спорить не стала и, видимо, устав от разговора, поджала ноги и положила голову на колени Николя.

- До сих пор не верю, что ты вернулась, - сказал он, поглаживая жену по плечу. – Знаешь, я скучал.

Ирина приподняла голову и внимательно посмотрела на мужа.

- Сам был удивлен, - с улыбкой продолжил Николя. - Оказалось, что я тебя сильно люблю. Не уехала бы - и не узнал.

- Тогда расскажи, как ты меня любишь, - она устроилась поудобнее.

- С удовольствием, дорогая...

Ирина слушала мужа, поймав себя на мысли, что слушает именно Николя, а не голос, похожий на голос Ники.

«Вот так бы лежать и лежать весь день. И никуда не спешить. И ни о чем не думать».

Пальцы Николя скользнули вниз по ее руке.

- Так, говоришь, нашла только этот перстень? Тоже неплохо. Все не зря ездила! Покажи-ка! – поднял ее руку, присматриваясь. - Старинный. Хорошая работа, необычная. Надо бы в увеличительное стекло посмотреть. И что же написано в этой книге? – спросил шутливо.

"Надо позвонить Серегину. Назначить встречу", - застав врасплох, ворвалась

назойливая мысль.

- Я еще не дочитала, дорогой. Правда, осталась всего одна страница, - попыталась отшутиться она. - Дочитаю - расскажу. Совсем скоро. Обещаю.

- А сейчас не хочешь ничего рассказать? - Николя сжал ее ладонь.

- Пусти, - выдернула руку, поднялась и подошла к открытому окну. – Хорошее утро. Видно, жарко сегодня будет. Вон, солнце какое! Город пустой. Суббота. Все разъехались. У тебя какие планы? – спросила, не поворачиваясь.

- Встреча с бароном Миллем, - Николя сделал вид, что не обратил внимание на смену темы разговора. - Идти не хочется, но придется.

- Во сколько?

- В три, - ответил Николя, бросив взгляд на часы. - Еще не скоро.

- Отлично, - повернулась к мужу. - Тогда я на это время, пожалуй, договорюсь с мсье Пуаре насчет примерки. За неделю до поездки заказала ему платье. Уже все сроки прошли, неловко. А потом ты куда?

- Мы приглашены на вечер к Мережковским на рю Колонель Боннэ. Пойдешь?

"Нет, лучше скорее, - подумала Ирина. - Я должна все закончить сегодня. Ждать…»

- … я не могу".

- Чего ты не можешь? - услышала голос мужа.

"Господи, похоже, я произнесла последние слова вслух".

Телефонный звонок прозвучал вовремя. Николя подошел к аппарату и поднял трубку.

- Алло! Добрый день. Конечно, узнал. Сегодня? Ну, если это настолько важно, я

приеду, но не ранее десяти. Раньше? Нет, к сожалению, раньше не смогу. Хорошо.

Рад, что ты позвонил.

"Мужчина..." - обрадовалась Ирина.

- Итак, чего ты не можешь? - Николя положил трубку и повернулся к жене.

- Если честно, дорогой, сегодня вечером мне никуда идти не хочется. Я еще не пришла в себя после дороги, чувствую себя совершенно разбитой и потом….

- Не стоит беспокоиться, - остановил ее Николя. Я подтвердил, что буду один, когда еще не знал о дне твоего возвращения. Не хочешь - не ходи! Пока никто не знает о твоем приезде. Скажу, что приезжаешь завтра. Только придется мне после Мережковских прокатиться к одному человеку. Думаю, это не надолго. Потом - домой. Вечером повеселю тебя ужасными рассказами о мадам Гиппиус. Кстати, тебе не страшно, дорогая? – глянул испытующе.

- Страшно? О чем ты? – Ирина нахмурилась.

- Не страшно отпускать меня одного?

Ирина удивленно подняла брови.

- Ходят слухи, - Николя, пряча улыбку, понизил голос, - что коварная Гиппиус требует, чтоб ее многочисленные поклонники - те, что женаты, - отдавали ей свои обручальные кольца, и что она нанизывает их на цепочку, в изголовье кровати. Вот приду вечером без обручального кольца, что будешь делать?

- Убью Гиппиус, - полушутливо сказала Ирина.

«Главное, чтобы Серегин был в Париже».

- Убью любую, потому что ты только мой, - сказала серьезно.

- Хочешь, я все отменю и останусь с тобой? - встревожено спросил Николя.

- Со мной? - рассеянно переспросила Ирина. - Нет-нет, милый, это неприлично. Хотя, - улыбнулась, - мерси, мне был приятен твой порыв.

- Благие намерения есть мосток в рай, - произнес Николя по-русски.

- О-о, милый! Поздравляю с пополнением коллекции! Однако, - усмехнулась, - до мостка надо бы еще дойти...

 

* * *

 

- Скотина. Томлю я его! Для такого дела он завсегда готов! - бросив телефонную трубку, передразнила Серегина. Откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза, пытаясь успокоиться и сосредоточиться.

«Значит, нужны: меблированные комнаты, коньяк, снотворное, веревка, револьвер и Серегин. Серегин уже есть. Дело - за малым. До встречи у кафе три часа. Успею».

Выдвинула ящик стола и вытащила карты Таро. Перетасовала колоду и мысленно задала вопрос: «Чем закончится сегодняшний день?» Сдвинула колоду, вытащила карту и перевернула.

«Тринадцатый Аркан. Скелет, вооруженный косой. Символизирует смерть. Значит, так тому и быть, - усмехнулась, утвердившись в решении закончить все именно сегодня. – «Человеческие головы, ступни и руки, выглядывающие из земли – символизируют новое рождение, а радуга над горизонтом – символ бессмертия души», - будто услышала слова Порфирия. – К Серегину это все не относится», - подумала ожесточенно. Прошла в кабинет мужа, выдвинула верхний ящик стола и достала револьвер.

«Хорошо, что не очень большой - уместится в сумочке».

Прокрутила барабан.

«Заряжен. Надо опробовать спуск».

Вытащила патроны. Взвела курок. Подняла руку с револьвером и, задержав дыхание,

прицелилась в голову кабана на стене, которая свирепо таращила стеклянные глаза.

Выбрала свободный ход и плавно нажала на спусковой крючок. Послышался негромкий

щелчок.

«Вот и все. Как просто! - усмехнулась. - Знал бы покойный папа, для чего понадобится дочке умение стрелять».

Приложила револьвер к горящей щеке. Почувствовала, как прохладная сталь, прикоснувшись к коже, передала живущее в оружии уверенное спокойствие. Неспешно вставляла патроны в барабан, оглядывала каждый из них и, пытаясь угадать, который из них тот самый...

 

* * *

 

Николя Тарнер хмуро рассматривал младшего брата, сидевшего напротив. За те месяцы, что они не виделись, Бернар стал похож на бродягу - небритое лицо, мешки под глазами, мятые брюки, несвежая рубашка, и, в довершение всего, - Николя глянул еще раз, - ну, да, носки разного цвета.

- Ты хоть иногда в зеркало смотришься? Не противно? – спросил осуждающе.

- Ну, Николя, - Бернар сделал вид, что смутился, - ты ж меня не предупредил, что приедешь раньше, чем обещал. Я, может, собирался принять ванну. И вообще - увел у меня женщину, а теперь еще упрекаешь, спрашиваешь, что со мной! Тоска у меня! И перестань, наконец, меня учить. Я уже взрослый. Слышишь? Взрос-лый!

В соседней комнаты послышался вскрик и звон разбившегося стекла.

- Ты не один? - Николя строго посмотрел на брата.

- Как видишь! - рассмеявшись, Бернар повернул голову в сторону распахнувшейся двери, на пороге которой появилась эффектная, немного полноватая женщина средних лет. Ее пышные каштановые волосы, перехваченные розовой лентой, недостаточно, как показалось Николя, гармонировали с ярко-зеленым платьем из крепа. Встала в картинной позе, ухватившись одной рукой за дверной косяк, а в другой, продолжая держать ножку от разбившегося бокала.

- Салют, мальчики! - игриво оглядела мужчин. - Вот и я! – сделала театральную паузу, видно, давая возможность оценить увиденное. - У меня, чёрт побери, - выругалась по-русски, - непоправимая трагедия, - на ее лице появилось скорбное выражение, - полностью разбился бокал. С вином! - уточнила она и попыталась развести руками, но, покачнувшись, решила не рисковать и снова ухватилась за косяк. - Не смотрите на меня так, мсье, - заметила недоуменный взгляд Николя, - а то я вас... поцелую! - произнесла низким страстным голосом и заразительно расхохоталась. - Я вообще-то редко кого целую, правда, Бернар-чик? - к произнесенному по-французски имени женщина добавила русский уменьшительно-ласкательный суффикс. - Ну, да, я понимаю ваш взгляд, мсье! - снова обратилась к Николя. - Эта розовая лента никак не гармонирует с зеленым платьем. Но, - женщина, широко улыбнулась и понизила тон, - скажу вам по секрету, у меня там, под ним - шикарное нижнее белье... розового цвета. Показать? – сделала попытку приподнять край платья, но снова начала терять равновесие и прислонилась к дверному косяку. - Ну, не хотите, как хотите, - использовала в качестве предлога скептическое выражение на лице Николя, чтобы оправдать неудавшуюся попытку демонстрации белья. - Бернар, может быть, ты, наконец, предложишь мне сесть? А то ведь я сяду сама и не уверена, что это будут именно твои колени! - предприняла новую, на этот раз успешную попытку отойти от двери и, подхваченная смеющимся Бернаром, была благополучно усажена в кресло. - Поверьте на слово, мсье, - поправляя платье, сказала доверительным тоном, наклонившись к Николя, - там... под платьем... - слегка приподняла подол, - белье и в самом деле розовое.

- Бернар, ты пригласил меня для того, чтобы я полюбовался на эту... - Николя запнулся,

подбирая слова, -...судя по некоторым оборотам речи, русскую даму?

- Черт возьми! - женщина снова использовала, видимо, привычное русское выражение. -

Как вы догадались, мсье? - на ее лице было написано несказанное изумление. - Я ведь это тщательно скрывала, - приложила указательный палец к губам. - Но вы раскрыли мою тайну! Снимаю перед вами шляпу, мистер Шерлок Холмс, - приподняла несуществующую шляпу с головы. – Сказать по правде, просто обожаю беседовать с умными и обходительными людьми! - одарила Николя пленительной улыбкой. - Бернар-чик, может быть ты уже принесешь новый бокал с вином, а то в этом, - покрутила в пальцах ножку разбитого бокала, - вино закончилось. Навсегда, - добавила удрученно.

- Послушайте, мадам, вы, без сомнения, талантливо изображаете совершенно пьяную

женщину! – воскликнул Николя. - "Снимаю шляпу!" – передразнивая собеседницу, тоже приподнял несуществующий головной убор. - Но у меня мало времени и...

- Этот мсье, правда, твой брат? - бесцеремонно прервав Николя, обратилась она к

Бернару. - Потрясающе! Немедленно останови его, - указала пальцем на Николя. - Он раскрывает мои секреты один за другим. Скоро я останусь совсем без них и, следовательно, перестану быть женщиной, - сказала удрученно.

- Итак, зачем ты меня позвал? - Николя повернул голову к брату, который с трудом

сдерживал смех. - И если разговор действительно настолько важный и срочный,

может быть, нам следует перейти в другую комнату, с позволения мадам... - он

замялся.

- Мое имя Софи, мсье, - надменно проговорила женщина, в одно мгновение став

серьезной. - Софи Трояновская. Поверьте, я никогда бы не стала встречаться с вами сегодня, если бы Бернар не настоял. Дело в том, что утром я случайно увидела у него одну фотографию. Я знаю вашу жену, мсье. Ирина Яковлева, точнее, теперь уже, как я поняла, графиня Ирэн Тарнер, была ближайшей подругой моей младшей сестры, которую я разыскиваю много лет. Последний раз мы виделись в Одессе...

 

* * *

 

Ирина осторожно сняла с себя руку Серегина и, поднявшись с кровати, застегнула

четыре пуговицы на платье. Больше он расстегнуть не успел, опрокинутый снотворным, подсыпанным в коньяк. Открыла сумочку. Достала шелковые шнуры. С трудом перевернула Серегина на спину. Тот забормотал что-то во сне, двигая массивной нижней челюстью. Даже чуть приоткрыл мутные глаза.

- Тихо, Саша, тихо, спи. Я здесь, - сказала она вполголоса, поднимая его короткопалые руки вверх и привязывая к металлической перекладине кровати.

«Так... Теперь ноги», - брезгливо поморщилась.

«Все», - отошла на шаг.

«Теперь надо подождать. Минут тридцать. Сейчас будить бесполезно», - потерла ладонью переднюю часть шеи.

«Душно», - раздвинула линялые, когда-то красные занавески и приоткрыла окно. Край неба, затянутого розовыми тучами, озарялся далекими всполохами молний. Села напротив кровати, достала из сумочки револьвер и положила на колени…

 

* * *

 

"Как "Парни Бентли" умудряются выигрывать гонки на таких авто? Этот "Бентли Ле

Ман" с семидесятисильным мотором ползет как черепаха! - раздраженно думал Николя, нажимая на педаль акселератора и пугая крякающим звуком рожка зазевавшихся прохожих. - Итак, по словам Софи, предыдуший муж Ирэн - Николай Ракелов - был расстрелян у нее на глазах. Из доклада мсье Поля известно о поездке Ирэн в подмосковный санаторий к некому Якову Ракелову, который скончался сразу же после ее визита. Далее - странное происшествие в ресторане. Два человека, сидевшие с Ирэн за одним столом, умерли от загадочного пищевого отравления, после чего она при помощи мсье Поля незамедлительно покинула Россию. Софи сказала, что убийц было четверо. Значит, остался один. И, похоже, это Серегин. Если это так, тогда все, что происходило в последние месяцы, становится понятным. Главное, чтобы Ирэн сейчас была дома! Помешать я ей не смогу, да и не стану. Она все равно сделает то, что задумала. А мешать - значит потерять. В Советской России правосудия ей не найти. Правосудие и диктатура - несовместимы. Уничтожение социально чуждых элементов - флаг их революции. Значит, я должен помочь Ирэн или хотя бы - подстраховать», - нажал на педаль тормоза.

- И тормоза никуда не годятся! – поморщился он, выпрыгнул из авто и бегом поднялся на второй этаж.

Ключ никак не хотел влезать в замочную скважину. Наконец, открыл дверь. В квартире никого не было...

 

* * *

 

Ирина сидела на стуле рядом с кроватью и смотрела на спящего Серегина.

«Последний... – подумала она, почувствовав внезапно подступивший к горлу комок и ощущение пустоты. - Первый, тот, который говорил лучше всех, словно в насмешку, был лишен Богом дара речи и умер... от слов. Моих слов, - горько усмехнулась. - Двое других - скончались в мучениях, но... в неведении. Четвертого нельзя так просто отпускать... «Есть упоение в мести», - вдруг вспомнила давний разговор с Шаляпиным.

Серегин зашевелился, причмокнул губами и засопел.

«Что сказать этому выродку, когда он очнется? Прочесть приговор? Банально. Как в дешевой пьеске. Спросить, за что убил безоружного Ники? Да сколько их было в его жизни - безоружных! Никто не знает, кроме него самого. А сам он, без сомнения, не считал. Так что же я хочу услышать от Серегина? – спросила сама себя. - Слова раскаяния? Нет. Каяться – удел верующих, сбившихся с пути. А у него Бога нет. У него внутри – дьявол, который выдал себя за Бога. Говорил правильные слова, но вел по неправедному пути, отобрав душу. Хотя, - задумалась она, - отобрать можно только жизнь. Душу насильно отобрать нельзя. Души отдают добровольно. Но без души – нет человека. И единственное, что тогда остается внутри – это страх. Да, да именно страх! И я хочу увидеть в его глазах страх, потому, что его страх непременно станет частицей одного большого страха, который потом, до самой смерти, будет приходить ко всем таким, как он – нелюдям, помимо их желания. А вина их в том, что отняли у меня и таких как я - беженцев самую большую любовь – Россию, которая и не страна вовсе, а составная часть крови каждого русского человека, хочет он того или нет. Потому-то и текло столько крови по русской земле, что вместе с кровью любовь выпустить хотели. И обеспамятить. Но просчитались. Кровь, пропитанная любовью, впитавшись в землю, непременно возродит Россию. Неизбежно. Сколько бы лет не прошло. Иначе и быть не может.

"Для того, чтобы вновь родиться, надо сначала умереть. Дух России, как феникс, возрождающийся из пепла, снова оденется в тело черное, белое, красное", - вспомнила слова Порфирия...

* * *

 

- Мсье Поль! Слава богу, вы на месте! - Николя старался говорить спокойно. - Вы знаете, где она сейчас? Отлично! Я восхищен профессионализмом ваших людей! Боюсь, что она попытается его... Ну, вы поняли... Откуда знаю? Расскажу при встрече, а пока, прошу, постарайтесь ее подстраховать. Я выезжаю к вам... Почему нельзя? Но... Ну, хорошо, хорошо, считайте, что вы меня убедили. Не буду повторять вам, что для меня значит эта женщина… Хорошо, буду дома у телефонного аппарата. Держите меня в курсе событий...

 

* * *

 

«Пора бы ему проснуться», - подумала Ирина и, взяв одной рукой револьвер с коленей, другой толкнула Серегина в бок. Тот шевельнулся, белёсые ресницы мелко задрожали, глаза с трудом приоткрылись. С хрустом потянулся и попытался опустить руки. Шелковые шнуры натянулись. Недоуменно задрал голову вверх и, скосив глаза, дернул одной рукой, потом другой. Перевел озадаченный взгляд на Ирину и, тряхнул головой, пытаясь отогнать сон.

- Ты чё, Ир? Привязала меня, что ли? - дернул ногой. - Зачем? - скривился в улыбке. - Хотя, может, ты и права, - ухмыльнулся самодовольно, - мне для етого дела руки не нужны. Только брюки мои тебе придется самой стянуть. Я не смогу, - глаза возбужденно заблестели.

Ирина смотрела молча.

Серегин облизнул пересохшие губы.

- Ну, давай скорее, чего тянешь, затейница, я уже хочу... - подмигнул он. - Мне это даже интересно. Я, по правде скажу, связанных баб пару-тройку поимел, а вот так, чтобы сам связанный, - никогда не доводилось. Ну, давай, скидай одежку, не тяни - глянь, мне уж невтерпеж! - выгнулся в сладострастном ожидании. - Иди ко мне! Ну! Иди, говорю, - прикрыл глаза и сладострастно осклабился.

- Убью я тебя, Саша, - тихо сказала Ирина, поднимая руку с револьвером.

Серегин открыл глаза и, увидев оружие, издал звук, похожий на смех.

- Ну, ты, Ирина Сергеевна, зате-ейница! – почти весело протянул он, хотя в сощурившихся глазах появилась обеспокоенность. - Ну, развеселила! Силы моей нету! - натужно засмеялся. - Давай, давай, не тяни, раздевай одежку-то! Не могу я больше терпеть. Ну! – сделал попытку приподняться, но снова откинулся на подушку.

"Надо же. Не верит. Думает- игра", - Ирина, переложив револьвер в левую руку,

приподнялась со стула и сверху вниз, с размаху, как тогда он в Бологом, ударила кулаком ему по скуле.

- Ты чего, баба? Сдурела, что ль? - на побагровевшем лице Серегина бешено блеснули глаза. - Ты, слышь, борщи, борщи, да не перебарщивай! А то я и впрямь разозлюсь! - руки напряглись, пытаясь порвать шнуры.

- Это тебе, Сашуля, за тот удар, мне по лицу, - сказала спокойно, почти равнодушно.

Бесцветные брови Серегина поползли вверх.

- Видно, запямятовал? В Бологом? – наклонилась немного, глядя с усмешкой.

Серегин, плотно сжав узкие губы, пристально смотрел на Ирину, будто силясь припомнить.

- Не помнишь? А я, видишь, помню! - снова опустилась на стул, вдруг ощутив нервную дрожь, волной прокатившуюся по телу. - Было вас там в Бологом четверо, а муж мой - один, беззащитный, - сделала паузу, - как ты сейчас. А я просила, умоляла, не трогайте, отпустите! Ведь он же, Саша, ни в чем не был виноват. Ни перед вами, ни перед властью вашей. А вы его убили. Ни за что. По пьяной прихоти и безнаказанности.

Глаза Серегина забегали, крылья носа задергались.

- Ты чего, говоришь-то, Ир? Никак не пойму я. Слышь, попить дай! – попытался приподняться.

- Лежи, лежи, Сашенька. Я подам, - взяла с прикроватной тумбочки графин с водой. - Пей! - плеснула в лицо. - Сволочь!

Серегин вздрогнул и жадно облизнул мокрые губы.

- Какого такого мужа? Ты чего, дура, белены объелась? – снова начал распаляться.

У Ирины перехватило дыхание.

- Попил, милок? Или еще плеснуть?

Серегин покачал головой.

- Тогда – слушай, - поставила графин на место. - Слушай меня внимательно, Серегин. Двое нас осталось. Ты да я. Про мужа моего ты, понятно, уже вспомнил.

Серегин молчал, прерывисто дыша.

- Кстати, поди не знаешь, Яков Степанович, дружок твой говорливый, который в санатории лечился, - помер. Сказочку мою послушал и... преставился. От переживаний. Чудны дела твои, Господи!

Серегин смотрел не моргая.

- Двое других - матрос красномордый - Мальцев, знаешь наверное - с якорем на руке, и еще один - белесый, на моль похожий, - поморщилась, - Тушкевич...

Заметив, что Серегин сжал кулаки, усмехнулась:

- Ну да! Вижу, что знаешь обоих! Да ты же мне сам про них говорил, - сделала вид, что только сейчас вспомнила. - Так они оба в ресторане, куда я их пригласила, рыбки поели и - туда же, к дружку своему Степанычу отправились. Видно, рыба в тот день несвежая была, - посочувствовала окаменевшему Серегину. - Из них ты один теперь остался. И вот я... - задумчиво посмотрела на револьвер...

- Ах ты, сучка! - прогнусавил Серегин и яростно задергал руками, пытаясь освободиться. - Так ты та самая бабе-енка? Ой, дурак я! Ой, дура-ак! Как же я тебя сразу не распознал? Чуял ведь нутром, глаза знакомые! Ах ты, контра! Как же ты, змеюка, выжила? Говорил я тогда Степанычу, кончать дамочку надо, - процедил сквозь зубы. - А он, добрая душа, о других товарищах подзаботился. Вот и назаботился. Тебя ж, сука, прямо в тюряге порешить должны были после всего! – сказал со злобным сожалением, сжимая и разжимая бессильные удушить короткие пальцы. - Да только знай, стерва, товарищи мою погибель не простят. Ой, не простя-ят! И тебя саму, и графа твово буржуйского живьем порву-ут! Они ж ведь знают, - его лицо скривилось в хитрой ухмылке, - что я с тобой, сучка, ради дела на связь пошел. Ради дела!