В ЛЕСУ РОДИЛАСЬ ГРОТТЕРША, В ЛЕСУ ОНА РОСЛА

 

А в Москве между тем валил снег, и город морально и нравственно готовился к встрече Нового года. Тарелки с салатом и бокалы не начинали своей ночной пляски, однако се уже было к ней готово. Москвичи, этот трудолюбивый народец, несли кто подарки, кто странно позванивающие сумки. Мужчины, даже малознакомые, подходили друг к другу и, точно члены мирового братства заговорщиков, обменивались загадочными фразами: “Как? Готов? - А ты? - Я давно готов”.

Одни только Дурневы, до самозабвения любящие труд, не позволили себе отдохнуть даже в этот самый лучший, самый праздничный вечер в году...

Дядя Герман отложил молоток, отбросил зубило и вытер со лба пот, Председатель В.А.М.П.И.Р. был едва жив от усталости. Уже третий час он откалывал от ванны внушительные куски золота. Такое ответственное занятие бывший депутат больше никому не мог доверить.

Рядом с папулей, как две пчелки-помощницы, летали и разве что не жужжали тетя Нинель и Пипа. Они складывали золото в большую сумку и по полу, вдвоем взявшись за ручки, волокли сумку к Котлеткиным.

За короткое время Котлеткины вновь стали самыми близкими друзьями Дурневых. Айседорка, как и прежде, принялась делать из Пипы фотомодель и даже раздобыла танк, чтобы было на чем возить Пипу на показы мод и по редакциям журналов. Если главный редактор упрямился и не хотел брать Пипочкино фото на обложку, танкисты начинали прогревать мотор прямо у него под окнами.

Генерал же Колеткин строил планы, что вскоре дядя Герман займет в армейском министерстве какую то немаловажную штатскую должность, связанную то ли с поставкой продовольствия, то ли с бетонированием радиоактивных могильников.

- Теперь в министерстве любят штатских. Это раньше у нас штатских дальше вахтерки не пускали, - заявлял генерал.

- Зачем штатским? Я и военным могу. У меня шпага есть! - кокетничал дядя Герман.

Котлеткин не спорил, а только улыбался. Он был человек скользкий. Предпочитал соглашаться, а сам уж знал наперед, что и как сделает.

Причина, по которой золото относилось именно к Котлеткиным, была очевидна. На кухне у них сидел приглашенный ювелир. Вставив в глаз лупу, он внимательнейшим образом изучал каждый кусок, тщательно взвешивал и вкладывал в особый пакет вместе с подписанной бумажкой.

Бедный ювелир выглядел таким же замотанным, как и дядя Герман. Счет золотым слиткам перевалил уже за сотню, да и общий вес впечатлял. Для безопасности внизу у подъезда покуривал вызванный Котлеткиным армейский спецназ, переодетый в лыжные курточки, которые едва застегнулись поверх бронежилетов. На крыше сидели два снайпера и от нечего делать наблюдали в оптические прицелы за жильцами дома напротив, особенно интересуясь девушками, переодевающимися к Новому году.

Единственными на площадке, кто не имел прямого или косвенного отношения к афере с золотом, были Халявий и такса Полтора Километра. Такса зарывала под ковер похищенный кусок колбасы, а родственник бабы Рюхи и Шелудивого Буняки бегал за ней на четвереньках, выл и игриво пытался тяпнуть таксу зубами за заднюю лапу. Когда же ему надоело гоняться за таксой, он забрался с ногами на кровать и заныл:

- Всю ванну развалили! В чем я теперь купаться буду?

- Ты же ненавидел купаться, - сказала тетя Нинель.

- Ну и что? А вдруг бы я когда-нибудь полюбил? - возразил Халявий. Ему было все равно, к чему придираться.

- Не волнуйся, милый! Скоро у тебя будет новая ванна! Мы заказали джакузи в два раза больше прежней! - успокоила его тетя Нинель.

- И намного тяжелее. Если ты вновь захочешь превратить ее во что-нибудь, мы будем только рады! - захихикал дядя Герман.

Он только что окончательно расправился с ванной, смел с пола все золотые крошки и, стремясь поднять неподъемное и объять необъятное, едва не нажил паховую грыжу. Общая сумма, которую они с Котлеткиным недавно прикинули на калькуляторе, приятно согревала бывшему депутату рыбью кровь. При этом Котлеткину перепадал лишь небольшой процент за содействие и комиссию - основная же сумма поступала на указанный Дурневым счет в одном из тихих европейских банков, в городе, где очень любят тюльпаны и велосипеды.

- А ведь мы еще даже до холодильника не добрались - сладко размышлял Дрнев.

Вскоре сцецназ, снайперы и ювелир отбыли на микроавтобусе в неизвестном направлении, увозя с собой с десяток наглухо застегнутых одинаковых сумок. Котлеткины, тепло попрощавшись с Дурневыми, уехали в ресторан, где собирались все министерские. Ресторан, по слухам, был очень любопытный и даже с изюминкой. Там подавали французский коньяк “Наполеон” в гнутых армейских фляжках и пирог в форме огромной авиабомбы. Официантки же, все как на подбор 90-60-90, были в кожанках, в касках с подбородными ремнями и передвигались от столика к столику на трещащих мотоциклетках.

Дядя Герман посмотрел на часы, до полуночи оставалось около четверти часа. Самое время начинать праздновать. В отличном настроении Дурневы уселись за стол и стали нежно, как курочки, копаться в тарелках. Халявий, с подвязанной салфеткой, сидел рядом с Пипой и хмуро сосал копченую индюшачью ножку, капая жиром на скатерть.

- Крови жажду! Не хочу есть дохлую птичку! - сказал он капризно.

- Она не дохлая! - возмутилась Дурнева.

- А копченая - это что, живая, что ли? Крови жажду! - забузил Халявий и швырнул индюшачьей ножкой в таксу. Полтора Километра вцепилась в ножку зубами и утащила ее под диван.

- А этого не жаждешь? - тетя Нинель погрозила оборотню пудовым кулаком и решительно придвинула стакан с томатным соком. - На, пей, он тоже красный! А не то плитку гематогена в зубы и баиньки!

Дядя Герман включил телевизор и стал дожидаться новогоднего выступления президента. Он всегда следовал традиции и открывал бутылку с шампанским сразу после президентской речи, под бой курантов.

Наконец президент выступил, и стрелка, и так уже почти прилипая к отметке ХII, передвинулась вперед на одно деление. И бо-ом... Бо-ом... Бо-ом... - тяжело ударили кремлевские часы, отсчитывая мгновения до Нового года.

- Ну! Вдарили! Как встретишь Новый год, так его и проведешь! - с чувством сказал Дурнев. Он поднял бокал и нежно похлопал себя по карману, в котором лежал чек.

И тут, именно в этот определяющий судьбу момент, кто-то нажал на кнопку звонка. Звонок, с готовностью изменяя своему обычному ехидному попискиванию, радостно заглушил бой курантов. Тетя Нинель подпрыгнула на табуретке. Ее ножки с треском подломились.

- Герман! - укоризненно воскликнула тетя Нинель, оказываясь на полу вместе с обломками.

- Я никого не жду! - пискнул наследник графа Дракулы.

Пива сорвалась с места и торопливо подскочила к глазку.

- О НЕТ! НЕТ!!! - заорала она не своим голосом.

- Кто там, Пипочка?

- ЭТО ГРОТТЕРША! Мамуль, давай противотанковые ежи - будем баррикадироваться! Папуль, ятаган! - принялась распоряжаться Пипа. Она была близка к помешательству.

Дядя Герман и Тетя Нинель бросились к Пипе. Такса Полтора Километра и Халявий последовали их примеру.

Комната опустела. Забытая бутылка с шампанским издала размытый хлюпающий звук. Из горлышка полезла пена, точно грязный бритвенный крем, стекая по краям бутылки на скатерть.

Дурневы и прихехешники в лице кривоногой кашляющей колбасы и оборотня столпились у двери, шепотом совещаясь, открывать или не открывать. Полтора Километра в обсуждении не участвовала, зато самым неприятным образом сипела. В груди у нее что-то возмущенно булькало. Карлик Халявий до глазка не доставал, хотя и все время подпрыгивал. В конце концов он ухитрился за браться к Пипе на плечи и, свесив грязные ноги, прилип к глазку.

- Не пускайте Гроттершу, или я с лоджии выпрыгну! В унитазе утоплюсь! - заверещала Пипа, отмахиваясь от далеко не стерильных ступней Халявия, которые он в вол нении совал ей в самый нос.

- Чур меня, чур! Неужели Гроттерша будет маячить здесь двенадцать следующих месяцев? Лучше бы я согласился уехать послом в Ирак! - суеверно застонал дядя Герман, обреченно открывая дверь.

- Бо-ом! - сказали часы в последний раз.

Новый год наступил.

 

* * *

 

- Гуннаробус фессит эюсрилит фермосум!

Слова заклинания принудительной телепортации долго звучали у Тани в ушах, пока она в кольце зеленых искр пронизывала пространство. Телепортироваться было не больно и даже не страшно, учитывая, что телепортировали ее все же не Гуня Гломов с Дуськой Пупсиковой, а Сарданапал с Медузией - настоящие профи предусмотревшие все случайности. Самым непривычным было, пожалуй, разъединение души с телом. Таня видел свое тело словно со стороны и лишь в самом уже конце, когда телепортация завершилась, вскочила в него, точно спешащий студент в вагон метро...

Кокон искр, оберегавший ее, померк. Таня осознала, что сидит на контрабасе, плотно обхватив его левой рукой, согнутой в локте. В правой руке она сжимала смычок. Было безветренно. Внизу в сиреневой ночной дымке, которую освещали лишь пунцовеющие фурункулы фонарей и бордовые пролежни скоростных лежала огромная Москва...

В мире лопухоидов, как и на Буяне, падал густой снег. Видимость была скверной. Тане пришлось немало порыскать над городом, прежде чем она обнаружила тот самый дом на Рублевском шоссе. Он торчал в глубине квартала, точно воздетый к небу палец. Вокруг высотки, скрадывая ее контуры и окрашиваясь падавшим из окон электрическим светом, белыми мухами роился снег...

После громадного Тибидохса многоэтажка дяди Германа внезапно показалась Тане жалкой и маленькой. Но выбирать не приходилось. Наклонившись к контрабасу, Таня стала кругами снижаться, как вдруг что-то преградило ей дорогу.

Малютка Гроттер едва успела произнести Чебурыхнус парашютис форте и избежать столкновения. А потом она неожиданно увидела, что перед ней завис Пуппер - заснеженный и ссутулившийся от холода. Гурий сидел на чужой, незнакомой ей метле, явно одолженной у кого-то из фэнов. О том; что это была метла именно фэна, можно было судить хотя бы по надписи на палке: “Гурий Пуппер - вот кто супер!”

- Гурий! Откуда ты здесь взялся? - крикнула Таня.

Пуппер закашлялся. Он был то ли смущен, то ли простужен.

- Мне рассказал Прун. Он подслушивал у дверей кабинета Сарданапала... Точнее, не то чтобы подслушивал, но... кх... Гореанна послала его на разведку. К счастью, Прун не рассказал ни о чем Гореанне, а сразу побежал ко мне. Едва я понял, что ты сегодня ночью будешь у лопухоидов, я удрал из магпункта и сразу помчался сюда. К счастью, Грааль Гардарика не была заблокирована. Три часа в дороге - и вот я здесь... Метлу мне пришлось стащить у Гореанны.

- Надеюсь, сегодня ночью она не планировала генеральной уборки, - буркнула Таня.

Но ворчала она скорее по привычке. На самом деле она была рада видеть Пуппера. Они снова летели бок о бок. Дурневский дом прорисовывался все ближе, все отчетливее.

- Откуда ты узнал адрес? - спросила Таня.

- Откуда? Я же присылал к тебе купидонов, - удивился Гурий. Похоже, он был крайне доволен собой.

- Ах да! Что-то я совсем перегрелась. Или переохладилась! - Таня посмотрела на плечи Пуппера, которые, точно перхоть, покрывал снег. - Ты сегодня какой-то... э-э... осугробленный... - заметила она, не подумав. Гурий достал из кармана словарик и долго его пролистывал, близоруко щурясь в темноте.

- Спасибо на добром слове, - сказал он с такой печалью, что Тане стало его жаль.

- Спокойно, Гуряндий! Разве ты не хотел на мне жениться? Вот сейчас познакомишься с моими родственничками! - заметила она.

- О да! - с пафосом воскликнул Пуппер. - Уверен, твои тетя и дядя чудесные люди! Я буду просить у них твою руку!

- Да хоть ногу проси, главное, чтоб не по частям! - хмыкнула Таня, пытаясь представить себе, какое лицо будет у дяди Германа и тети Нинели, если Пуппер и впрямь сморозит нечто подобное. Хорошо хоть блокировок на магию больше нет. Пуппер всегда успеет вовремя телепортироваться.

Гурий воспрял. Его осанка стала значительно лучше. Кажется, бедняга и впрямь преисполнился надежд. Таня решила пока не портить ему настроение. Сладкое всегда лучше оставить на третье.

- Ты не представляешь, Таня, что происходит сейчас в Англии! Я разругался из-за тебя со всей своей родней! - грустно сказал Гурий.

- Но ты же сирота... А, ты говоришь о тете Настурции! - догадалась Таня, уже наслышанная о родственниках Гурия.

- Не-а, тетя Настурция - это полбеды. Она покричит и успокоится. У меня есть другая тетя, которую очень любят дети. Но ее имя нельзя называть, особенно перед сном, или тебе обязательно приснится целая дивизия магвокатов, - пояснил Пуппер.

- Ого, она такая злая? - удивилась Таня.

- Нет, она не злая, но очень шустрая. Она взяла копирайты на все родинки, шрамы и прыщи, а также на фурункулы, волосатые бородавки и пигментные пятна. Никто не имеет права иметь их, кроме нее. Так что лучше вообще не произносить ее имя, а то ничем хорошим это не за кончится, - озабоченно сказал Пуппер.

 

* * *

 

Контрабас и метла снизились. Теперь они скользили вдоль окон. Не желая сталкиваться с консьержкой, которая наверняка стала бы приставать с идиотскими вопросами, Таня решила разбить стекло на лоджии и влететь туда, но после решила, что это будет бестактно. К тому же, если разбить стекло, тетя Нинель придет в бешенство, а разъяренный гиппопотам, по описаниям натуралистов, гораздо опаснее льва.

Правильнее будет приготовить Дурневых постепенно. А это можно сделать, только если прибыть обычным способом - через дверь - решила она.

Она отыскала открытый общий балкончик несколькими этажами выше Дурневых и нацелила на него смычок, одновременно пробормотав тормозящее заклинание. Поняв, куда она летит, Пуппер опередил ее и, спрыгнув с метлы, предупредительно помог Тане слезть с контрабаса. “Да, он джентльмен, этого у него не отнимешь!” - подумала Таня, подавая ему руку.

Вскоре Таня и Пуппер, нагруженный, кроме метлы, еще и контрабасом, уже стояли около двери Дурневых.

ДЗЫНЬ! - громко огрызнулся звонок, когда Таня, собравшись мужеством, надавила кнопку пальцем.

- Нас разглядывают в глазок. Почему они так долго не открывают? - некоторое время спустя удивленно сказал Гурий, переминавшийся с ноги на ногу рядом с Таней.

- Дай лопухоидам морально приготовиться к той радости, что их ждет! - проговорила малютка Гроттер.

Язычок наконец щелкнул, дверь распахнулась, и Таня лицом к лицу вновь столкнулась со своими дорогими родственниками. Дурневы пасмурно уставились на нее, и она сразу ощутила себя дома. Ей захотелось завыть на луну. Наступившая пауза была куда длиннее, чем в финале Ревизора.

- Ну вот, Гроттерша приехала! - хрипло, как вурдалак, сказал наконец дядя Герман.

Он стал еще более тощим, чем Таня помнила его с прошлого раза. Зато тетя Нинель раздалась вширь, Вылезая за пределы не только логики, но и здравого смысла. Пипа же осталась все такой же очаровашкой, разве что прыщей у нее стало на пару дюжин больше, что в общем объеме ее достоинств было малозаметно.

Одно хорошо - Пипа не утратила своей феноменальной доброжелательности.

- О, мамуль, смотри: у Гроттерши новый парень! Того коллекционера пылесосов она куда-то спровадила! - со знанием дела сообщила она.

Магфордец, чуть подняв брови в знак удивления, поклонился с английской вежливостью. Шапка с пумпоном слетела с его волос. Открылся лоб. Пипа присмотрелась к Таниному спутнику повнимательнее и... неожиданно сползла вдоль стены. Тетя Нинель едва успела подхватить дочь под мышки.

- Посмотри на его лоб. Разве ты не видишь? - зашептала Пипа.

- Что не вижу? - не поняла тетя Нинель.

- Ничего не видишь? Это же Гэ Пэ! Гэ Пэ!

- Я не Гэ Пэ... Я Гурий. Гурий Пуппер! - деликатно улыбаясь, уточнил Танин поклонник.

- А-а-а-а! Это он! На фотографии он другой, но там же актер, а этот настоящий... - охнула Пипа и уже окончательно свалилась в обморок.

Халявий колобком скатился у нее с плеч.

- О Древнир!!! Это сам Пуппер! Такие люди и без охраны! - умилился он.

Поняв, кто перед ними, дядя Герман и тетя Нинель задумчиво переглянулись. Их лица мгновенно утратили прежнее брюзгливое выражение, с которым они смотре - ли на Таню, словно собирались сдать ее в психушку.

- Значит, Гэ Пэ... м-дэ... а мы тут на рамочку для вашего портрета недавно потратились. Прежняя рамка у нас насквозь процелована, это уже даже негигиенично, - кашлянул бывший депутат.

- Да и стеклышко, того, треснуло уже... Видно, Пипочка на подушечке не совсем удачно головкой повернулась, - добавила тетя Нинель.

Таня с трудом смотрела на своих родственников, так кошмарно они лебезили, Дурневы, хотя в отличие от своей дочери и не были пуппероманами, как люди глубоко практичные, на всякий случай просчитывали новые открывшиеся им возможности. Например, они прикидывали, нельзя ли одолжить у Пуппера денег и потом их не возвращать. То, что дядя Герман и тетя Нинель уже и теперь были ничуть не беднее Пуппера, в расчет не принималось.

- В комнату, в комнату проходите... А ты, Танька, положи свой барабан куда-нибудь в угол, а то с него вода течет. Бери пример с молодого человека! Молодой человек даже в гости со своим веником приходит вот что значит западная культура! Не то что мы, дубины неотесанные - распоряжалась тетя Нинель.

- Хи-хи! Может, у него и туалетная бумага своя с собой есть? - не удержался и захихикал Халявий.

Тетя Нинель, продолжая удерживать на лице доброжелательное выражение, ущипнула его. Бедный оборотень подскочил едва ли не до потолка.

- Уйду я от вас - злые вы! - взвыл он.

А дядя Герман уже усаживал за стол.

- Салатику? Шампанского?.. Не надо? Ну и правильно! Пьющий подросток - это хуже, чем женщина-начальник! Когда-то в конце восьмидесятых я начинал с маленького ночного магазинчика - так, поверишь ли, ни капли спиртного не продавал детям! даже сигарет и тех не продавал Ни-ни, даже себе в убыток! Детям приходилось передавать деньги через сторожа! Он у меня теперь зам генерального по кадрам.

Пуппер схватил бокал шампанского и залпом выпил. Он явно намеревался просить Таниной руки и теперь набирался храбрости. Дядя Герман почти насильно засунул в Пуппера несколько ложек салата и похлопал его по щечке.

- Люблю! С первого взгляда люблю! Прям сын родной! Папку-то своего помнишь?.. Сирота? И я, представь… Как загребли моего фазера за спекуляцию валютой в семьдесят третьем, так и сирота... Потом мне папашка уже из Америки писал! Советником там был по нарушению прав человека, пока зеленая змейка его вконец не зажалила... Дельный был мужичок, весь в меня! - Разглагольствуя, дядя Герман оценивающе поглядывал на Пуппера, прикидывая, не наступил ли момент просить в долг.

Гурий выпил еще бокал шампанского. Потом встал и набрал полную грудь воздуха.

“Ну все! Ноги моей будет просить!” - подумала Таня, внимательно наблюдавшая за ним с другого конца стола.

- Многоуважаемые родственники Татья… - начал было Пуппер, но дядя Герман ловко заткнул ему рот бутербродом с красной рыбой и почти насильно усадил его на стул.

- Анекдот не желаешь? - сказал он. - Значит, так, антураж такой: волк несется за зайцем! Заяц забегает к себе в дом и уже едва дышит. Волк ломится в двери и кричит: Заяц, отдай мне мои пять рублей, а то сожру! Заяц сползает вдоль двери и говорит: “Какие четыре рубля, не знаю никаких трех рублей, жена, у тебя есть два рубля, дай ему рубль!”

Гурий Пуппер даже не улыбнулся, зато мадам Дурнева перепугалась не на шутку.

- Герман, умоляю! Только не про зайцев! Не надо ничего ушастого! Хочешь, чтобы у тебя случился рецидив? - басом загрохотала она.

- Что, не смешно? Ах да! У вас же там другая валюта! - догадался директор фирмы “Носки секонд-хенд”, безуспешно прождав некоторое время реакции иностранца. - Кстати, хотел спросить: банк-то тебя не обманывает? Ежели что, мы этим гоблинам рога-то побломаем! Двойным учетом им по ушам, по ушам! Они у меня мигом в районную сберкассу младшими операционистами запросятся!

Пуппер решительно встал, заставив подпрыгнуть стол. На щеках у него появились красные пятна. К углу рта прилип кусочек рыбы.

- Я! Я хочу жениться! - выпалил он.

Бывший депутат ничуть не удивился.

- Ну и женись, если больше делать нечего. Только поверь, мой мальчик, наличие жены еще никого не сделало счастливым! - великодушно согласился он.

- Так вы согласны? Тогда я женюсь на Тане! Я прошу у вас ее руки! - еще решительнее произнес Пуппер. Шампанское сделало его смелым.

Тетя Нинель привалилась к стене. Стена выдержала.

- Мамуль! Ты слышала? Эта противная Гроттерша все делает мне назло! - донесся из коридора душераздирающий вопль. Что-то с грохотом обрушилось на пол. Это Пипа, пришедшая было в себя, вновь лишилась чувств.

- Мне только семнадцать! А в моей стране нельзя жениться раньше двадцати одного года без согласия опекунов... А мои опекуны никогда не согласятся! Ни тетя Настурция, ни другая тетя, которая снится магвокатам... Я говорил с ними тысячи раз - они говорят, что Таня гадина и лимитчица... И вообще фамилия у нее подозрительная, - страдая, продолжал самозабвенно бормотать Пуппер. - Я хочу, чтобы у нас с Таней была помолвка! Потом, когда мне исполнится двадцать один (ей тогда будет восемнадцать), состоится свадьба!

- Вот когда исполнится двадцать один, тогда и приходи! Прям в тот же день! - с облегчением закивала Тетя Нинель, сообразившая, что это будет совсем еще не скоро. - А пока не хочешь ли пригласить нашу Пипочку в кино? Девочка будет просто счастлива. Говорят, вышел на экран очень хороший фильм – “Гэ Пэ и узник Таракана”... Айседорка Котлеткина уже ходила, и ей очень понравилось. Она рыдала в голос, когда узник Таракана гонялся за Гэ Пэ. Правда, потом оказалось, что это был со всем не тот, на кого думали, но билетов в кассу все равно обратно не принимали...

Осчастливленный Пуппер на правах будущего родственника выпил еще бокал шампанского. Таня решила пока не огорчать его отказом, тем более что это было бы только на руку Дурневым. Потом откажу - подумала она.

Не прошло и получаса, как Дурневы недружно, но с большим чувством пели:

 

В лесу родилась Гроттерша, в лесу она росла!

Зимой и летом стройная зеленая была!

 

Развеселившийся Пуппер петь по-русски не мог, но вовсю подтягивал.

Пришедшая в себя Пипа с ненавистью глядела на малютку Гроттер.

- О, Таня, какие у тебя чудные родственники! - восторженно воскликнул Гурий, подбегая к ней. - Какие они непринужденные, какие естественные! Моя тетя Настурция и другая тетя, чьего имени нельзя произносить из-за магвокатов, в сто раз зануднее! Они бы сейчас сидели с такой кислой миной, будто проглотили ящерицу или дохлую жабу!

- В самом деле? А я почему-то готова махнуться с тобой родственниками, не глядя. Да еще Пипу дать в придачу, просто как сувенир! - проворчала Таня.

 

* * *

 

С того момента, как Таня с Пуппером появились в квартире Дурневых, Халявий посматривал на них хмуро и с большим подозрением Он даже забился в дальний угол и уселся на ковре рядом со шкафом. Похоже, совесть его была неспокойна.

- Кольца… то ись... понапяливали... Терпеть не могу! Ты их приглашала? Я - нет! И чего приперлись? - шепотом жаловался он таксе Полтора Километра. Такса, успевшая уже найти с Халявием общий язык, согласно тявкала, демонстрируя полное единство мнений.

Внезапно перстень прадеда Феофила на руке у Тани раскалился безо всякой видимой причины. Таня вскрикнула, мгновенно вспомнив о своем поручении. Посох! Если она вернется с пустыми руками, эта новогодняя ночь станет последней ночью Тибидохса. Таня осторожно развернула пергамент, который дал ей Сарданапал. Лист пергамента был чистым. Она удивленно оглядела его с двух сторон и наконец догадалась выпустить искру,

Искра получилась красной, что Таню не особенно удивило. Последнее время у нее выходили почти исключительно красные искры. По пергаменту пробежало синеватое пламя. Казалось, он должен был сгореть, но вместо этого огонь разбежался по углам, вытянулся и, соединившись тонкой струйкой, образовал огненные буквы.

Дядя Герман и Тетя Нинель вскочили.

- Гроттерша хочет поджечь квартиру! Папуля, можно я вызову пожарников по твоему мобильнику? - пискнула Пипа.

Обычный телефон в квартире Ддурневых уже два дня не работал: Халявий перегрыз провода, когда в последний раз вообразил себя машинкой для наклеивания этикеток.

- Лучше по маминому. Мой почти наверняка прослушивают. Думаешь, зачем я все время держу аккумулятор отдельно и прячу его ночью в старые тапочки? - машинально сказал самый добрый депутат.

- Мой разряжен? По своему вызывай! Где твой? - огрызнулась тетя Нинель, предупреждая вопрос Пипы.

Пипа засмущалась. Она еще не говорила родителям, что превратила свой мобильник в золотой слиток. Не без участия царя Мидаса, разумеется.

Таня не прислушивалась к крикам суетившихся Дурневых. Дядя Герман, Пипа и тетя Нинель словно перестали для нее существовать. Она впилась взглядом в огненные буквы, зная, что ей ни в коем случае нельзя сделать теперь ошибки в заклинании. А оно, как назло, было не в рунах, не в лопухоидных буквах, а написано латынью. Она наверняка сбилась бы, не приди к ней на помощь перстень Феофила Гроттера.

- Flumina jam lactis, jam flumina nectaris ibant < Реки текли молоком, текли нектаром (лат.). - Овидий о золотом веке (лат) > - опережая ее, проскрипел он.

Тане осталось лишь повторить, усилив заклинание двойной искрой.

Халявий неожиданно заверещал.. Ковер, на котором он сидел, вздыбился, и из-под него вылетела длинная трость из красного дерева.

- Вот это да! А мне ты говорил, что прячешь там кости! - пораженно воскликнул председатель В.А.М.П.И.Р.

Халявий попытался ухватить трость на лету, но опоздал. Зато такса Полтора Километра вцепилась в трость зубами и, вися на ней, по воздуху прилетела в руки к Тане.

- О песик! Мой научный руководитель обожает песиков… на завтрак, обед и ужин! - нежно сказал пьяненький Пуппер.

Испуганная такса разжала зубы, перекатилась по ковру и десантировалась под диван, где стала дожидаться поддержки с воздуха. Роль авиации в данном случае выполняли дядя Герман и тетя Нинель.

- Это был такой нэйшинал хьюмор... но вообще-то не важно, - примиряюще заметил Гурий.

Таня разглядывала трость из красного дерева с причудливыми узорами на рукояти. На первый взгляд в ней не было ничего магического. Неужели из-за этой заурядной палки Симорг, Триглав, Перун и Велес готовы были на шинковать их мир, как капустный кочан?

- Как-то слишком уж просто! - с подозрением сказала Таня. - Получила посох, и все! Никто меня не убивал... Люстра на голову не падала. Чумиха из-под кровати не вылезала! Щас кто-нибудь начнет качать права, что таких хороших концов не бывает!

- И не будет! Отдай посох, девчонка! В клочья разорву! Покусаю! - внезапно завопил пришедший в себя Халявий.

Он вонзил в пол короткий нож, перекатился через него - и вот уже в комнате скалит желтоватые зубы волк. Прижимая уши, волк стал подкрадываться к Тане. Сообразив, что дело пахнет кровопролитием, дядя Герман, тетя Нинель и Пипа гуськом кинулись спасаться в коридор. Такса еще глубже забилась под диван. Зато Пуппер, не поддавшись панике, встал между Таней и оборотнем.

Таня спокойно смотрела на приближающегося оборотня. Возможно, пару лет назад она и испугалась бы, но в последнее время ей много чего удалось по на уроках нежитеведения.

- Воркалакус эндус черногорил! - отчетливо произнесла она, вскидывая руку с перстнем. В свое время Медузия потратила немало сил, вдалбливая ученикам заклинание против оборотней.

Полыхнула искра - и бунт был мгновенно подавлен. Волк забился в свой угол и, постепенно, безо всякого там дарвинского на то соизволения, превращаясь в человека, печально заныл:

- Гады вы все! Ворюги, то ись, вонюучие! Палочку у сиротки украли, у-у-у-у-у!

- А сам ты где ее взял? - спросила Таня.

Халявий укоризненно хлюпнул носом.

- Где взял, там больше нету! У вампиров, то ись... И вообще не я ее украл, а Ванька-Каин! То ись, конечно, Ванька-Каин тоже я, но не тот я, который я, а тот я, что не я вовсе. А потом тот я, который я, сообразил, что тот я, что не я, стащил очень нужную вещь!.. Эта палочка, она власть над миром дает!.. Может, хе-хе, поделим мир на троих, а?

- Как ты его делить собрался? - с интересом спросил Пуппер.

- А вот так! Тебе, парнишка, Северный полюс. Гренландию еще бери, ты у нас малый шустрый! Таньке - Южный полюс... Ну Австралию еще до кучи со всеми кенгуру! Ну а мне, то ись, все, что посерединке! - с надеждой поднимая голову, забормотал оборотень.

- А что ж ты раньше мир не захватил? Посох-то у тебя уже давно! - сказала Таня.

Халявий пригорюнился.

- Стащить-то я посох стащил... Из вампирьего мира в лопухоидный сбежал... А с посохом, то ись, полный облом. Бабой Рюхой клянусь! И так его кручу, и сяк кручу - а толку и на дырку от бублика нет! Ну не знаю я, чего с ним делать!

- ЗАТО МЫ ЗНАЕМ! - отчетливо и веско произнес кто-то.

Стекло брызнуло осколками. В комнату влетел здоровенный черный гроб. Крышка откинулась. Из гроба с булькающим хохотом выбрались Малюта Скуратофф и Бум.

- А вот и мы! Не ждали? В принципе, телепортация никогда не была лучшим способом перемещения в пространстве... Быстро - да, согласен, зато не успеваешь получить удовольствие от самого полета! - заявил Малюта.

Он подошел к Пупперу и похлопал его по плечу.

- О, мальчик, который выжил после вчерашнего супа! Прекрасная пара для девочки, у которой была родинка на носу! Но где же радость, написанная на ваших лицах? Где лучезарные улыбки? Никто не хочет вернуть мне мою маленькую тросточку!.. Я вспомнил, где видел тебя, девчонка. Ты следила за нами на Лысой Горе!

Прежде чем Таня успела опомниться, Малюта вырвал посох у нее из рук. Тем временем Бум метнулся к шкафу и кистью, которая была у него с собой, быстро начертал какой-то сложный рунический символ.

- Это чтобы шпага графа Дракулы и прочие наследственные сапожки не беспокоились... Зачем - гы! - искушать нашего дорогого председателя? - довольно пояснил он, небрежно отшвыривая кисть.

Малюта взмахнул посохом.

- Кажется, кто-то интересовался, что надо сделать с этой палочкой, чтобы получить власть? Да ничего такого, на что не был бы способен средний лопухоид Всего лишь разломать на куски! Тогда языческие боги умрут, мировое древо не возродится, и мы, вампиры, займем место древних богов, получив всю их силу. Ваш дурацкий мир магов при этом, правда, тоже пострадает, о чем я нимало не жалею! Слишком долго мы были слабыми и бесправными, укрываясь в жалкой Трансильвании... К сожалению, уничтожить посох можно было только в новом году - по тому мы и ждали так долго. Но ведь январь уже наступил, или я что-то пугаю, милые мои задрыглики?

Малюта Скуратофф осклабился. Зубы у него были мелкие и неважные, за исключением разве что двух глазных и двух парных им нижних - острых и тонких, как у кота.

- А раз так, не будем откладывать! Отрицательных героев, ту же тетушку Чуму, например, всегда губила излишняя болтливость... Потому она и провалилась в Тартар раньше, чем могло позволить ей ее хрупкое здоровье. За дело!

Верховный судья вскинул колено, собираясь с размаху сломать об него посох, но немного раньше Пуппер выкрикнул:

- Искрис фронтис!

Боевая искра белого мага понеслась к Малюте. Спасаясь от нее, Скуратофф уронил посох и торопливо запахнулся в черный плащ. Зеленая искра попала в него и погасла с шипением и дымом, точно уголь, упавший в масло. Малюта пошатнулся, но тотчас взмахнул своим черным плащом. Таня с Пуппером, отброшенные неведомой силой, отлетели в угол комнату. Они врезались бы в стену, если бы не диван.

- Мой плащ выдерживал и не такое... Продолжим! - проворчал Скуратофф, разглядывая след, оставленный искрой.

Он наклонился за посохом, но внезапно Бум, стоявший у шкафа, издал хрюкающий звук. Расширившимися зрачками он с ужасом уставился в потолок, где в этот миг возникли контуры зеркала из кабинета Сарданапала.

- Что такое? - нервно спросил Малюта.

- Боги! Они пришли! - крикнул Бум.

В тот же миг, соткавшись словно из воздуха и света, в комнате возникла человеколикая птица. Она становилась все материальнее, облекаясь в плоть и кровь.

- Симорг, будь он проклят! Хранитель мирового древа! - крикнул Малюта.

Закрыв руками голову, Скуратофф трусливо отскочил от посоха, который так и не успел поднять. Симорг с гортанным клекотом упал на посох и накрыл его раскинутыми крыльями. Таня увидела, что птица выглядит неважно, гораздо хуже, чем когда-то в зеркале. Перья поредели, золотистые волосы казались седыми.

- А, Чума!!! Симорг прилетел один. Остальные еще не прорвались! Мы можем успеть!!! Бум, убей его! - крикнул Малюта, опомнившись.

Бум прыгнул сверху на птицу с человеческим лицом и, прижав ее к ковру, принялся осыпать ударами. Симорг, не готовый к нападению, попытался взлететь или хотя бы перевернуться когтями кверху, чтобы защищаться, но раздувшийся от крови вампир, умелый боец, не ему такой возможности. Он был слишком массивен и чудовищно силен. Да, Малюта Скуратофф знал, кого использовать для деликатных поручений.

После каждого нового удара Симорг терял силы. Орлиные перья летели во все стороны. Но все равно птица продолжала отважно защищать посох, закрывая его своим телом.

- Ишь ты, слабый какой! Давай, давай, Бум! Без мирового древа-то боги скоро все передохнут, и мы, вампиры, займем их место! Разумеется, я имею в виду настоящих вампиров, а не всяких примазавшихся начальничков! - издевался Скуратофф, имея в виду понятно кого. Дурнев, запершийся в ванной вместе с семейством, издал возмущенный вопль, однако в дальнейшие споры вступать благоразумно не стал.

Распаленный успехом, Бум наносил удар за ударом. Его тупое лицо с вялым подбородком перекосилось от гнева. Он почти уже не сдерживал себя.

- Не теряй времени! Перегрызи ему горло! - под прыгнув от нетерпения, выкрикнул Малюта.

Бум озадаченно оглянулся на шефа, а после, наклонившись, острыми вампирьими клыками попытался впиться человекоптице в шею. Но в этот миг Таня с Пуппером разом выпустили в вампира боевые искры. Несмотря на защитный плащ, они все же попали в цель и отбросили Бума на полшага. Впрочем, он сразу же вскочил и вновь бросился на птицу.

Раненый Симорг, получивший короткую передышку, закричал гортанно и страшно, точно призывал к себе кого-то.

- Прикончи его, только не пей кровь! Для вампиров кровь богов гибельна! Она разъедает внутренности. А этими щенками я займусь сам! - предупредил Малюта Скуратофф, медленно поворачиваясь к Тане и Пупперу.

Но он опоздал.

Разбитое зеркало полыхнуло еще трижды. Рядом с птицей с человечьим диком материализовались трое в одежде, запыленной после долгого пути. Самая большая из комнат дурневской квартиры едва вмещала их, несмотря на то что Перун, Триглав и Велес прорвались в лопухоидный мир, оставив колесницу, черного коня и вола по ту сторону зеркального прохода.

И придут они. Будет их четверо. Первый - яростный и гневный, с тремя лицами под золотой вуалью... Другой - справедливый с серебряной головой и золотыми усами Оружием же ему служат молот и топор… Третий, благосклонный, хранитель стад, властитель всех зверей, домашних и лесных… Четвертый же, страж, с телом птицы и суровым ликом...

Они придут за тем, что принадлежало им, и горе всем, если они не найдут, чего ищут - всплыло в памяти у Тани.

На древних богов едва можно было смотреть из-за исходившего от них ослепляющего сияния. Это сияние было чем-то сродни холодному огню жар-птиц. В сознании у Тани все мелькало и смазывалось. Она не могла удержать в памяти лица. Слепой, бесконечный, завораживающий ужас охватил все ее существо. Она ощутила себя маленькой, слабой, нелепой, неумело и случайно вылепленной из глины - должно быть, именно так чувствует себя смертный, когда видит бога. И, должно быть каким же жалким ощущает себя божок языческий, когда видит Бога истинного.

Возможно, Таня сошла бы с ума. Расплачиваясь за любопытство, растворилась бы в сиянии, не окажись с ней рядом Гурия. Благоразумный англичанин дернул Таню за руку, затащив ее за опрокинувшийся стол.

- Тише, my dear, умоляю! Они не должны нас увидеть! У нас в Магфорде говорят: хочешь жить долго - не привлекай внимания богов. Даже не смотри на них! - заш