Глава 21. Дорога к дому Шептуньи лежала на юг

Дорога к дому Шептуньи лежала на юг. Гардиния бросила тревожный взгляд на Михаса, - тот держался еле-еле. Она тут же нырнула под него, давая передохнуть, затем встала впереди, широко и плавно взмахивая крыльями, позволяя Михасу парить на исходящих за ней волнах.

- Уже близко! – крикнула она, завидев внизу пруд и серую избу. Гардиния снова нырнула под мужа, помогая спуститься к дому Шептуньи.

Приняв человеческий облик, Гардиния толкнула дверь и вздрогнула. Шептунья стояла перед ними босая, в рваном балохоне и сейчас слепо всматривалась в нежданных гостей.

- Доброе утро тебе, Шептунья, - быстро проговорила Гардиния, ища взглядом, куда можно положить мужа. – Прошу, помоги!

- Сюда! – кивком показала знахарка. Вместе они помогли Михасу добраться до кровати. – Не больно - то утро доброе, как я погляжу…

Шептунья накинула на плечи платок и подошла к кровати. Затем зашептала что-то Михасу на эхо. Гардиния вся обратилась в слух, но ничего разобрать не смогла. Знахарка повернула лицо к Гардинии. Спросила:

- И давно он занемог?

- Этой ночью!

- Ну, тогда, может быть, еще есть время; он только начал пить. Твой Михас крепок и проживет с неделю. Но вряд ли ты сумеешь спасти его…

- Пить? – испытующе уставилась на нее Гардиния. – Объясни мне! Ты ведь знаешь, что происходит вокруг. Ты, да Михас. Муж мне ничего говорить не стал. Но ты то, открой мне правду, прошу! Готова я ее услышать!

- Ты слышала про мор? – подняла брови знахарка. – Многие селенья в округе о том не понаслышке знают. Люди мрут, как мухи. Да что я спрашиваю? Твоя мать Пелагея оттого мора в землю сошла…

- Матрона рассказывала, - кивнула Гардиния. – С Василины все началось.

- Да. Была я у Василины. Своими глазами видела напасть эту. Больше никому не стала помогать я, ни к кому больше не ездила. Потому что не могу помочь. Не в моих это силах. Зато знаю я, чьих рук это дело. И не мор это вовсе! Дело рук это Самохи. Его, проклятого! Пьет он кровь из людей и живет этим. В нашем селе побесчинствовал, теперь за другие принялся. Плоть ест живых. От того молодеет. Упырь он! Слышала, небось, про такое? Что уставилась на меня? Нет ни слова неправды в речах моих.

- Так Самоха живой, не в могиле…

- Упыри то и мертвые и живые бывают! Раньше, когда жива была Вороба, то не давала ему власть в руки, охраняла нас от зла. Защищала. Мертвыми потому он питался. Сильная она ведунья была. Сильнее меня. Сильнее Самохи. Уж она - то способна была загнать его под лавку. А я вот… - развела знахарка руками, - ничем помочь я не смогу, не смогу оборвать связь между Михасом и Самохой, потому что силу Самоха откуда – то получил немалую. Вот и бесчинствует, тешится. Он меня, бывалую ведунью, может одним хлопком в ладоши жизни лишить. Шлепнет, как комара и все тут! Нет с ним сладу! Вот какую силу он обрел! Я и раньше догадывалась, что это его все хитрости, чтоб от себя славу дурную отвести, но сейчас, взглянув на ворона твоего, совсем уверена стала. И что тут смотреть? И слепому видно, как кровь из твоего Михаса исчезает по капельке. Совсем плохи дела. Самоха решил крепко взяться за него. Торопится, пакость земная. И спрятаться от него – не спрячешься. Раньше - то он по вещи человека разве что мог отыскать и жизни лишить, а теперь ему и того не надобно...

- Как мужа спасти? Что делать, подскажи!

- Хм! Откуда ж я знаю? К тому же, будь твой Михас человеком, смогла бы я попоить его кровью куриной. Хоть как-то силы его поддержать. Но ведь оборотень он. Не человек. Поможет ли ему такая кровь?

Шептунья охнула от неожиданности, - разорвав рукав, Гардиния полоснула руку ножом и подставила под алую струю чашу. Затем поднесла ее к губам мужа. Михас открыл глаза и с трудом разомкнул губы. Гардиния склонилась над ним.

- Ты не должна… Это все моя вина… Ты должна обратиться за помощью к Карасу, к стае. Раны воронов заживут, и вновь соберется стая для удара…

- Ш-ш-ш… Михас... Пей! Храни силы, молю тебя! Сохраняй силы как можно дольше. Ради меня. Ради детей. Если ты погибнешь, то и мне тогда жить незачем. Сама в могилу к тебе лягу. Знаешь, только с тобой я обрела крылья не как птица, но как человек…

Лицо любви обожгло Шептунью. И не знала она, была ли то острая боль в лице бессильно склоненной над постелью мужа Гардинии или страх за любимую в горящих очах Михаса. Знахарка сглотнула, дрогнувшим голосом проговорила:

- Слава богам! Своими глазами такое увидеть довелось! Знаешь что, милая… Могу еще мужа твоего своей силушкой подпитывать, только ненадолго все это… Все равно он слабеть не перестанет…

- Думаю, я смогу укрыть его от глаз Самохи. Пусть и на время…

- А сама? А дети? А родичи? Подумай, сколько родичей среди людей и воронов у тебя теперь. Куда всех спрячешь? – покачала головой Шептунья. – И все равно, пусть не сегодня, так завтра Самоха Михаса отыщет. Не остановится он. Сама небось понимаешь. В былые времена Самоха одной мертвечиной питался, а теперь вон из живых жизнь за жизнью забирает. И попробуй сейчас заставь его жрать мертвых! Почувствовал он вкус живой крови! В сладость она ему стала! Ох, Гардинюшка… Не будет никому здесь больше житья. Раньше Вороба его в узде держала. Спуску не давала. Знал он, что бесчинствовать Вороба не даст. А теперь уж гниет она в земле… Ох, деточка… На погибель свою ты возвратилась…

- Не гниет! – вспыхнула Гардиния. – И не в земле она! Сама видела!

- Как это? Быть того не может! Против законов то природы!

- Значит, Вороба смогла остановить те законы! Как же Вороба могла удержать смерть рядом с домом, но не пустить внутрь? Знаешь ли ты тот способ, Шептунья? И ведь не просто так она так поступила. Как ты думаешь?

- Ох, деточка… Не могу тебе ничего на то ответить. Вороба посильнее, да поопытнее моего ведунья будет…

- Береги его! – коснулась ее плеча Гардиния.

Шептунья кивнула. Гардиния поцеловала Михаса в лоб и тут же птицей вылетела в окно.