Каким образом идет манипулирование сознанием сегодня?Именно так мы получили ряд культурных мифологем, где мифологическое содержание оказывается сильнее реальности. Это РЫНОК, это РЕФОРМЫ, это СВОБОДА СЛОВА. Г.Г. Почепцов. Семиотика Все эти слова несут в себе очень сильный указатель на ЗАПАДНЫЙ ТИП ЖИЗНИ. Но только на уровне идеологаи, а материальный уровень основной массы людей стал хуже чем прежде. Как заявил кто-то на страницах газет, при каком капитализме можно месяцами не выплачивать зарплату? Или такой пример, как сегодняшняя программа закрытия шахт, при которой якобы не будет затронут ни один шахтер или его семья. Все это идеализация чистой воды. При этом Уильям Гэмсон [238] предложил для описания политических дискурсов символы-конденсаторы ситуаций, которые в какой-то мере являются заменителями анекдотов для описания сути происходящих явлений. Приведем некоторые примеры. От М. Горбачева осталась фраза «Процесс пошел». Л. Кравчук сказал «Маемо те, що маемо». У В. Черномырдина есть фраза «Хотели как лучше, а вышло как всегда». Все они имеют одно общее значение: неуправляемость происходящего за окнами их кабинетов, т.е. констатация существования объективных процессов, не подлежащих процессам субъективного управления. Процессы приписывания «оглупления», происходящие сегодня и в России, и в Украине, концентрируются вокруг роли Верховного Совета. Создается ощущение полной бессмысленности их работы, отсутствия результатов, из них делается тормоз счастливого развития событий. Сергей Кургинян приводит иной инструментарий, позволяющий бесконечно варьировать, что такое «хорошо» и что такое «плохо», соответственно меняя аргументацию типа сказки о солдате, который варил суп из топора. Его пример: «Вначале нам нужно было сделать нашу экономику "восприимчивой к научно-техническому прогрессу". Но это, в свою очередь, нельзя было сделать, не "насытив рынок товарами" ("ускорение"), но это, в свою очередь, нельзя было сделать, не "перейдя на рыночную модель" ("перестройка"), но это, в свою очередь, было невозможно без "гласности", "демократизации" и "реформы политической системы", но это, в свою очередь, нельзя было сделать без "национального самоопределения", но это, в свою очередь, нельзя было сделать без "суверенитетов", но и "суверенитет" потребовал "реформы нашего государства", но "наше государство" нельзя было "реформировать" в условиях "демократии и Семиотика советской цивилизации гласности" ни во что иное, как в Союз государств. Но Союз государств неизбежно превращается в "государства без Союза". Но эти государства...» [94, с. 155—156]. Это определенный инструментарий итерации, применение которого позволяет растягивать процесс до бесконечности, одновременно создавая психологическое ощущение движения при его полном отсутствии*. Помимо итеративности мы проходим также испытание аргументами трансформации в позитив негативов. К примеру, чеченская война России становится аргументом позитива для Украины: «Украина строится без войн» или «Наши парни не отправятся на войну». Россия также поставляет благодатный материал для конструирования образа потенциального врага в Украине, которая вписывает туда «антиукраинскую риторику», «антиукраинское поведение» (по поводу Черноморского флота, по поводу введения НДС и т.д.). Таким образом, современное кодирование идет в аспектах итерации, трансформации и конструирования. Это аргументы,оправдывающие задержку в движении. Действительное движение вперед не может строиться на негативных контекстах, в него следует вкладывать контексты, которые принципиально позитивны. Следует признать, что значимым моментом строительства нового после 1917 г. также был элемент идеализации. Как пишет С. Кургинян [94, с. 254], «Россия не приняла бы "красную идею", если бы в ней не было величия и святости». Отдельным вопросом является работа с новым поколением. В советское время эта работа была проделана, к примеру, в том числе и на уровне мультипликационных фильмов. Т. Чередниченко продемонстрировала, как песня в них строится на противопоставлении пионерской песне [197]. Внезапно произошел разрыв поколений, когда старшие и младшие заговорили на разных языках. Только частично это можно прочувствовать в разговорах в семье, где их личностный характер мешает полностью проявиться этому разры- *Т.е. движение по кругу или циклическое движение, что соответствует, например, символическому годичному циклу и характерно для земледельческих культур. — Прим. СУ. Г. Г. Почепцов. Семиотика ву. Более серьезно мы прочувствуем это в будущих голосованиях по кардинальным вопросам, когда мы столкнемся со стремительными изменениями политического климата с непредсказуемыми последствиями. Модель переноса западных стандартов нашла самых благодарных почитателей именно в молодежной среде. Но, как показывают исследования А. Панарина (см. [72, 132]), заимствование жизненных стандартов без заимствования поддерживающих их технологий создает неустойчивую систему. Обратный вариант — это исламская модернизация, когда технологии прошли, а западные стандарты жизни были задержаны иными жизненными ценностями. Мы же, принадлежа к той же цивилизационной схеме, лишены реальной возможности задержать чужое, чтобы дать возможность развиться своему. Молодежь является лакмусовой бумажкой любого процесса. Когда общество хотело террора, оно делало из молодежи Павликов Морозовых. Внешний враг Павки Корчагина стал тогда врагом внутренним. Сегодня мы стали «штамповать» циничное поколение. Хотя, с другой стороны, оно четче видит ближние цели, что делает их движения к успеху более вразумительным. Эпоха романтиков 60-х сменяется эпохой более циничной, когда для достижения целей можно (и нужно) поступать нечестно и незаконно. Подобные события встречались и в прошлом, но тогда нормы морали оказывались сильнее. Сегодня мы вписали их в список вполне возможного поведения, как бы расширив его рамки. Неправильное поведение как нормированное, вероятно, вытекает из дилеммы, в свое время отмеченной еще Р. Мертоном: если общество показывает образцы успешной жизни, но не дает законных путей ее достижения, тогда вступают в действие незаконные пути. Можно посмотреть на это явление как на определенный застой в официально разрешенном движении к успеху. Если в средневековом обществе вертикальную мобильность, разрывающую застой общества того времени, обеспечивала церковь, и мальчик из бедной семьи мог подняться на вершины благополучия, то в советское время эту мобильность стала обеспечивать партийная вертикаль, вынесшая многих сельских пареньков на Семиотика советской цивилизации самые высокие кресла. Ни один советский генсек не родился в городе. Теперь такой вертикалью стала денежная. Однако она слишком универсальна — и честные, и нечестные варианты получения денег позволяют теперь достигать успеха, т.е. эта вертикаль не разграничивает моральные/неморальные параметры. Периоды «застоя» как норма нашего движения. Застой-1, порожденный Л. Брежневым, привел к перестройке. Застой-2, созданный М. Горбачевым, вылился сначала в ГКЧП (кстати, С. Кургинян считает его блефом и псевдопутчем, который специально не был доведен до конца), а затем и в реальную смену строя. Украина во многом сегодня попала в полосу Застоя-3, куда ее завели как объективные, так и субъективные факторы. Примеры предыдущих застоев, однако, демонстрируют странную закономерность — как бы сознательно конструируется застой, который затем взрывается новой составляющей. Характерно, что новое состояние нашего общества строится почти теми же лицами, но под новыми лозунгами. Что же может получиться из застоя-3? Украина (как и Россия) получили новую организацию своего коммуникативного пространства, при которой единичное высказывание не в состоянии что либо изменить. И этому есть исторические параллели. Фильм «Торможение в небесах», отражающий времена перестройки, эксплуатирует тот же коммуникативный зазор, который был описан еще Н. Гоголем в «Ревизоре». Это расхождение между официальной и неофициальной точками зрения. В иерархической организации коммуникативного пространства происходит резкое несовпадение этих точек зрения. В «монологическом» обществе правильной считается только одна точка зрения. Поэтому нижестоящая в иерархии структура не пропускает наверх информацию, которая не совпадает с той, которая уже имеется наверху. «Диалогизация» коммуникативного пространства, привнесенная перестройкой, резко расширяет количество сообщений и, тем самым, занижает их статус. Возникает множественность истин, а раз так, то неизвестно, насколько истинна каждая из них. То есть если раньше система цензуры (в широком смысле, понимая под Г.Г. Почепцов. Семиотика цензурой и облегчение создания и функционирования нужных видов текстов) решала проблему нужной организации коммуникативного пространства, то сегодня эта же проблема решается допуском множественности высказываний. И последний важный момент — перестройка использовала как свой организующий стержень многое характеристики массовой культуры,которая, как известно, наиболее приближена к аудитории и обладает наиболее эффективным воздействием. Перечислим некоторые существенные черты, сближающие перестройку и массовую культуру (в ряде случаев мы идем на сознательную повторяемость явления, но как бы с другой стороны): 1) если высокая культура делает зрителя пассивным, массовая возрождает активность зрителя, возвращая его к фольклорному варианту искусства. Перестройка реализовы-валась как раз с помощью массовых действ типа митингов, в которых роль аудитории совпадает с фольклорной; 2) массовая культура строится на противодействии культуре доминирующей (Дж. Фиске), «взрываясь» именно в точках наибольшего сопротивления — перестройка также порождала дискурсы, противоположные официальным; 3) массовая культура позволяет вариант самотворчества — «люди из зала» в период перестройки также постоянно поднимались на сцену (к примеру, Г. Попов, Ю. Афанасьев и др.); одновременно возникло непривычное чувство значимости для среднего человека, которое стало реализоваться в выборах, в свидетельстве исторических событий; 4) массовая культура реализует карнавальную смену «верха» и «низа» (М. Бахтин) — перестройка также отрицала старых «богов» (Ленин, коммунизм и др.), при этом она разрешила бывшим диссидентам-зекам занять высокие иерархические позиции в новой ситуации (хотя бы не во властной, а в коммуникативной и символической системах); 5) массовая культура характеризуется сериальностью, перестройка также не имеет завершения; 6) массовая культура порождает тексты, которые характеризуются многозначностью прочтений, чтобы удовлетворить всех — перестройка также породила бесконечное число «говорящих людей», что, кстати, привело к тому, что Семиотика советской цивилизации теперь ни одно обвинение в прессе не имеет существенного значения; 7) массовая культура носит транслятивный характер, в этом проявляется суть ее в коммуникации, именно поэтому она выносит на первое место не автора или текст, а исполнителя — она вынесла на первое место людей говорения, начиная от М. Горбачева и Л. Кравчука до первой шеренги депутатов вербальных профессий — журналистов и писателей.
|