рос | укр
Головна сторінка
Випадкова сторінка
КАТЕГОРІЇ:
АвтомобіліБіологіяБудівництвоВідпочинок і туризмГеографіяДім і садЕкологіяЕкономікаЕлектронікаІноземні мовиІнформатикаІншеІсторіяКультураЛітератураМатематикаМедицинаМеталлургіяМеханікаОсвітаОхорона праціПедагогікаПолітикаПравоПсихологіяРелігіяСоціологіяСпортФізикаФілософіяФінансиХімія
|
Частина І. ЗАГАЛЬНА ПАТОЛОГІЯ 22 страница
Дата добавления: 2015-09-15; просмотров: 643
О том, что произошло между Дон Кихотом и одним рассудительнымламанчским дворянином Радостный, счастливый и гордый, как уже было сказано, продолжал ДонКихот свой путь; ему представлялось, что одержанная победа возвела его настепень наиотважнейшего рыцаря своего времени; он считал все приключения,какие только могут ожидать его в будущем, уже завершенными и до победногоконца доведенными; он уже презирал и колдунов, и самое колдовство; он ужепозабыл и о бесчисленных побоях, которые за время рыцарских его похожденийдовелось ему принять, и о камне, выбившем ему половину зубов, и онеблагодарности каторжников, и о той дерзости, с какою янгуасцы охаживалиего дубинами; словом, он говорил себе, что придумай он только уловку, приемили способ, чтобы расколдовать сеньору Дульсинею, и он уже не стал бызавидовать величайшей удаче, какая когда-либо выпадала на долюнаиудачливейшего странствующего рыцаря времен протекших. Он все еще былзанят этими мыслями, когда Санчо сказал ему: - Как вам это нравится, сеньор? У меня так и стоит перед глазамиздоровенный, непомерный нос моего кума Томе Сесьяля. - Неужели ты и правда думаешь, Санчо, что Рыцарь Зеркал - это бакалаврКарраско, а его оруженосец - твой кум Томе Сесьяль? - Не знаю, что вам на это ответить, - молвил Санчо, - знаю только, чтоникто, кроме этого оруженосца, не мог бы сообщить мне такие верные приметымоего дома, жены и детей, лицо же у него, без поддельного носа, совсем как уТоме Сесьяля, а с Томе Сесьялем я, когда жил в деревне, виделся часто, да идома наши бок о бок, опять же и говорит он точь-в-точь как Томе Сесьяль. - Давай рассудим хорошенько, Санчо, - сказал Дон Кихот. - Послушай: нус какой стати бакалавру Самсону Карраско переодеваться странствующимрыцарем, брать с собой оружие и доспехи и вызывать меня на бой? Разве я еговраг? Разве я чем-либо навлек на себя его гнев? Разве я его соперник, развеон вступил на военное поприще и завидует той славе, которую я на этомпоприще стяжал? - А что вы скажете, сеньор, о разительном сходстве этого рыцаря, кто быон ни был, с бакалавром Карраско, а его оруженосца - с моим кумом ТомеСесьялем? - возразил Санчо. - И если это, по-вашему, волшебство, то почемуже волшебники захотели быть похожими именно на эту парочку? - Все это происки и уловки преследующих меня коварных чародеев, -отвечал Дон Кихот. - В предвидении того, что мне суждено одержать в этойсхватке победу, они подстроили так, что побежденный рыцарь сделался похож намоего друга бакалавра, дабы дружеская моя привязанность к нему, встав междуострием моего меча и неумолимостью длани моей, умерила правый гнев моегосердца, - им надобно было спасти жизнь тому, кто хитростью и обманом пыталсяотнять жизнь у меня. И ты, Санчо, в доказательствах не нуждаешься, - ты самзнаешь по опыту, а опыт никогда не лжет и не обманывает, что волшебникамничего не стоит заменить один облик другим, прекрасный - уродливым, ауродливый - прекрасным: назад тому два дня ты своими глазами созерцалкрасоту и статность несравненной Дульсинеи во всей их целостности и в полномсоответствии истинному ее облику, я же видел пред собой уродливую, грубую,простую сельчанку с тусклыми гляделками и с дурным запахом изо рта, и еслипорочный волшебник на столь гнусное отважился превращение, то неудивительно, что он же превратил рыцаря в Самсона Карраско, а его оруженосца- в твоего кума, дабы лишить меня чести победителя. Но, как бы то ни было, яутешен, оттого что, несмотря на его обличье, победа все же осталась за мной. - Один бог знает, где тут правда, - заметил Санчо. А как Санчо быловедомо, что превращение Дульсинеи состоялось благодаря его собственнымплутням и проделкам, то и не мог он быть удовлетворен домыслами своегогосподина, однако ж возражать не стал, чтобы не проболтаться и самому нераскрыть свой обман. Меж тем как они все еще вели этот разговор, их нагнал человек, ехавшийследом за ними и по той же самой дороге на очень красивой, серой в яблоках,лошади; на нем был добротного зеленого сукна плащ, отделанныйсветло-коричневым бархатом, и бархатный берет; легкая сбруя на его кобыле иседло с короткими стременами были темно-лилового и зеленого цвета; наширокой, зеленой с золотом, перевязи висела кривая мавританская сабля, и также, как перевязь, были у него отделаны полусапожки; шпоры, не позолоченные,а покрытые зеленым лаком, были так начищены и отполированы и так всему егоодеянию соответствовали что казались лучше золотых. Поравнявшись, путниквежливо поздоровался и, дав кобыле шпоры, хотел было проехать мимо, но ДонКихот окликнул его: - Любезный сеньор! Коли вы держите путь туда же, куда и мы, и неслишком торопитесь, то, сделайте милость, поедемте вместе. - По правде сказать, - отозвался всадник, - я так быстро проехал избоязни, что общество моей кобылы может взволновать вашего коня. - Вы, сеньор, - сказал ему на это Санчо, - смело можете натянутьповодья, потому наш конь - самое скромное и благовоспитанное четвероногое насвете. Никогда еще он в подобных обстоятельствах никакого непотребства неучинял, только один-единственный раз повел он себя неприлично, и мы с моимгосподином заплатили за то сторицей. Повторяю, коли вашей милости угодно, товы смело можете не спешить: обмажьте вашу кобылу медом - даю голову наотсечение, наш конь на нее даже не покосится. Путник, натянув поводья, стал с изумлением рассматривать лицо и фигуруДон Кихота, ехавшего без шлема, потому что шлем вместе с другими пожиткамиСанчо привязал к передней луке своего седла; но если всадник в зеленомвесьма внимательно рассматривал Дон Кихота, то еще более внимательнорассматривал всадника в зеленом Дон Кихот, ибо тот казался ему человекомнезаурядным. На вид всаднику в зеленом можно было дать лет пятьдесят; волосыего были чуть тронуты сединой, нос орлиный, выражение лица веселое и вместеважное, словом, как одежда, так и осанка обличали в нем человека честныхправил. Всадник же в зеленом, глядя на Дон Кихота Ламанчского, вывелзаключение, что никогда еще не приходилось ему видеть человека подобнойнаружности и с подобною манерою держаться; он подивился и длинной его шее, итому, что он такой долговязый, и худобе и бледности его лица, и егодоспехам, и его телодвижениям и осанке, всему его облику и наружности, сдавних пор в этих краях не виданным. От Дон Кихота не укрылось то, какпристально смотрел на него путник, коего недоумение само уже достаточнокрасноречиво свидетельствовало об охватившем его любопытстве. Дон Кихот жебыл человек отменно учтивый и весьма предупредительный, а потому, недожидаясь каких бы то ни было со стороны путника вопросов, он первый пошелнавстречу его желанию и сказал: - Я бы не удивился, если б вашу милость удивила моя наружность тоюнеобычайностью и своеобразием, какими она отличается, однако же ваша милостьперестанет удивляться, как скоро я вам скажу, что я из числа тех рыцарей,что стяжали вечную славу поисками приключений. Я покинул родные места,заложил имение, презрел утехи и положился на судьбу, дабы она вела меня,куда ей будет угодно. Я замыслил воскресить из мертвых странствующеерыцарство, и уже много дней, как я, спотыкаясь и падая, то срываясь, товновь подымаясь, помогаю вдовицам, охраняю дев и оказываю покровительствозамужним, сирым и малолетним, то есть занимаюсь тем, чем свойственно исродно заниматься странствующему рыцарю, и замысел свой я уже более чемнаполовину претворил в жизнь. И вот, благодаря многочисленным моимдоблестным и христианским подвигам, я удостоился того, что обо мне написанакнига и переведена на все или почти на все языки мира. Разошлась моя историяв количестве тридцати тысяч книг, и если небо не воспрепятствует, то делоидет к тому, что будет их отпечатано в тысячу раз больше. А чтобы незадерживать долее ваше внимание выразить все в нескольких словах, а то дажеи в одном слове, я вам скажу, что я - Дон Кихот Ламанчский, иначе говоря -Рыцарь Печального Образа, и хотя самовосхваление унижает, мне, однако ж,приходится себя хвалить, разумеется, тогда, когда некому это сделать заменя. Итак, сеньор дворянин, впредь вас не должны удивлять ни этот конь, никопье, ни щит, ни оруженосец, ни все мои доспехи, ни бледность моего лица,ни необыкновенная моя худоба, ибо теперь вы знаете, кто я и каков мой родзанятий. Сказавши это, Дон Кихот умолк, всадник же в зеленом долго не отвечал, -казалось, он не находил слов; наконец много спустя он заговорил: - Вам удалось, сеньор рыцарь, по недоуменному моему виду догадаться омоем желании, однако же я все еще не могу прийти в себя от изумления, вкакое повергла меня встреча с вами, и хотя вы и говорите, сеньор, что яперестану изумляться, узнав, кто вы, но это не так, напротив того: именнотеперь, когда мне это известно, я особенно изумляюсь и недоумеваю. Неужелиныне подлинно существуют странствующие рыцари и печатаются истории неложныхрыцарских подвигов? Я не могу поверить, чтобы в наши дни кто-либопокровительствовал вдовам, охранял девиц, оказывал почет замужним, помогалсиротам, и так никогда бы и не поверил, если бы собственными глазами невидел вашу милость. Теперь, слава богу, с выходом в свет истории высокихваших и истинных подвигов, которая, как вы говорите, уже отпечатана,позабудутся бесчисленные вымышленные истории странствующих рыцарей, - ихвсюду полным-полно, и они способствуют лишь порче нравов, вредят сочинениямполезным и подрывают доверие к ним. - Вымышлены истории странствующих рыцарей или же не вымышлены - это ещебольшой вопрос, - заметил Дон Кихот. - А кто же может сомневаться, что все эти истории лживы? - спросилпутник в зеленом. - Я первый, - отвечал Дон Кихот, - однако пока что оставим этотразговор, ибо если мы будем ехать вместе и дальше, то я надеюсь с божьейпомощью доказать вам, что вы напрасно разделяете ходячее мнение, будтоистории странствующих рыцарей нимало не правдивы. Последние слова Дон Кихота внушили путнику подозрение, что у Дон Кихотане все дома, и он ждал, что дальнейший разговор укрепит его в этой мысли,однако ж, прежде чем снова пуститься в рассуждения, Дон Кихот задал путникувопрос, кто он таков, ибо о себе, дескать, он уже сообщил, какого он званияи каков его образ жизни. На это всадник в зеленом плаще ответил так: - Я, сеньор Рыцарь Печального Образа, идальго, уроженец того самогоселения, где мы с вами, бог даст, нынче же отобедаем. Я человек более чемсреднего достатка, а зовут меня дон Дьего де Миранда. Жизнь свою я провожу вобществе жены, детей и друзей моих. Любимые мои занятия - охота и рыбнаяловля, однако ж я не держу ни соколов, ни борзых, но зато у меня есть ручныекуропатки и свирепые хорьки. Библиотека моя состоит из нескольких десятковкниг, испанских и латинских, есть у меня и романы, есть и про божественное,но рыцарские романы я на порог не пускаю. Я чаще почитываю светские книги,нежели душеполезные, но только такие, которые отличаются благопристойностью,радуют чистотою слога, поражают и приводят в изумление своим вымыслом, -впрочем, в Испании таких немного. Изредка я обедаю у моих соседей и друзей ичасто приглашаю их к себе: мои званые обеды бывают чисто и красиво поданы инимало не скудны; я сам не люблю злословить и не позволяю другим злословитьв моем присутствии; не любопытствую, как живут другие, и не вмешиваюсь вчужие дела; в церковь хожу ежедневно; делюсь достоянием моим с бедняками, нодобрых своих дел напоказ не выставляю, дабы в сердце мое не прониклилицемерие и тщеславие, эти наши враги, которые исподволь завладеваютсердцами самыми скромными; стараюсь мирить поссорившихся, поклоняюсьвладычице нашей богородице и уповаю всечасно на бесконечное милосердиегоспода бога нашего. С великим вниманием выслушал Санчо рассказ идальго об его жизни ивремяпрепровождении и, решив, что это жизнь добродетельная и святая и чточеловек, который такую жизнь ведет, уж верно, чудотворец, соскочил с осла,мгновенно ухватился за правое стремя всадника и благоговейно и почти сослезами несколько раз поцеловал ему ноги, при виде чего идальго воскликПнул: - Что ты делаешь, любезный? К чему эти поцелуи? - Не мешайте мне целовать, - отвечал Санчо, - потому, ваша милость, япервый раз в жизни вижу святого, да еще верхом на коне. - Я не святой, - возразил идальго, - я великий грешник, а вот ты,братец, видно, человек хороший, что доказывает твое простодушие. Санчо опять сел в седло, поступок же его исторгнул смех из глубинпечали его господина и снова привел в изумление дона Дьего. Дон Кихотспросил своего спутника, много ли у него детей, и тут же заметил, чтодревние философы, истинного бога не знавшие, за величайшее благо почиталидары природы, дары Фортуны, а также когда у человека много друзей и многославных детей. - У меня, сеньор Дон Кихот, один сын, - отвечал идальго, - однако жесли б у меня его не было, пожалуй, я был бы счастливее, и не потому, чтобыон был дурен, а потому, что он не так хорош, как мне бы хотелось. Лет ему отроду восемнадцать, шесть лет он пробыл в Саламанке, изучал языки, латинскийи греческий. Когда же я нашел, что ему пора заниматься другими науками, тооказалось, что он всецело поглощен наукой поэзии (если только это можноназвать наукой) и отнюдь не склонен посвятить себя ни правоведению, о чем яособенно мечтал, ни царице всех наук - теологии. Я мечтал о том, что онбудет украшением нашего рода, ибо в наш век государи щедро награждаютученость добродетельную и общеполезную, ученость же, лишенная добродетели,это все равно что жемчужина в навозной куче. Между тем сын мой целыми днямидоискивается, хорош или же дурен такой-то стих Гомеровой Илиады, пристойнаили же непристойна такая-то эпиграмма Марциала, так или этак должно пониматьтакие-то и такие-то стихи Вергилия. Словом сказать, ни с кем он не беседует,кроме творений названных мною поэтов, а также Горация, Персия, Ювенала иТибулла, современных же испанских поэтов он не слишком жалует, но, как нимало он увлекается поэзией испанской, однако ж в настоящее время мысли егозаняты составлением глоссы {1} на четверостишие, которое ему прислали изСаламанки, - должно полагать, для литературного состязания. На все это Дон Кихот ответил так: - Дети, сеньор, суть частицы утробы родительской, вот почему, хорошиони или же дурны, должно любить их, как любят душу, которая дает жизньнашему телу. Долг родителей - с малолетства наставить их на путьдобродетели, благовоспитанности и доброй христианской жизни, с тем чтобы,придя в возраст, они явились опорою старости родителей своих и гордостьюсвоего потомства. Принуждать же их заниматься той или другой наукой я непочитаю благоразумным, - здесь можно действовать только убеждением, и еслишколяру не приходится заботиться о хлебе насущном, ибо он такой счастливый,что кусок хлеба обеспечен ему родителями, то мне думается, что родителямнадлежит предоставить ему заниматься той наукой, к которой он особуювыказывает склонность, и хотя наука поэзии не столь полезна, сколь приятна,однако ж в ее изучении ничего зазорного нет. По мне, сеньор идальго, поэзияподобна нежной и юной деве, изумительной красавице, которую стараютсяодарить, украсить и нарядить многие другие девы, то есть все остальныенауки, и ей надлежит пользоваться их услугами, им же - преисполняться еевеличия. Но только дева эта не любит, чтобы с нею вольно обходились, таскалиее по улицам, кричали о ней на площадях или же в закоулках дворцов. Она изтакого металла, что человек, который умеет с ней обходиться, можетпревратить ее в чистейшее золото, коему нет цены. Ему надлежит держать ее встрогости и не позволять ей растекаться в грубых сатирах и гнусных сонетах;ее ни в коем случае не должно продавать, за исключением разве героическихпоэм, жалостных трагедий или же веселых и замысловатых комедий. Ей не должнознаться с шутами и с невежественною чернью, неспособною понять и оценитьсокровища, в ней заключенные. Пожалуйста, не думайте, сеньор, что под черньюя разумею только людей простых, людей низкого звания, - всякий неуч, будь тосеньор или князь, может и должен быть сопричислен к черни, имя же того, ктообходится с поэзией и обладает ею на указанных мною основаниях, будетокружено славою и почетом у всех просвещенных народов мира. Что же касаетсятого, сеньор, что ваш сын - небольшой охотник до поэзии испанской, то мнекажется, что тут он не совсем прав, и вот почему: великий Гомер не писалпо-латыни, ибо был греком, Вергилий же не писал по-гречески, ибо былримлянином. Коротко говоря, все древние поэты писали на том языке, которыйони всосали с молоком матери, и для выражения высоких своих мыслей киностранным не прибегали, а посему следовало бы распространить этот обычайна все народы, дабы поэт немецкий не почитал для себя унизительным писать насвоем языке, а кастильский и даже бискайский - на своем. Впрочем, сеньор,мне сдается, что ваш сын не столько против самой поэзии испанской, сколькопротив тех поэтов, которые, за исключением испанского, никаких других языкови наук не знают, а другие, мол, языки и науки украшали бы и вдохновлялиприродный их дар и способствовали его развитию. Но и это мнение вашего сына,по-видимому, ошибочно, ибо справедливо было замечено, что поэтами рождаются,- это значит, что поэт по призванию выходит поэтом из чрева матери, и содною только этою склонностью, коей его наделило небо, без всякогообразования и без всякого навыка, он создает такие произведения, которыеподтверждают правильность слов: est Deus in nobis {2} и так далее. Затем ядолжен сказать, что прирожденный поэт, вдобавок овладевший мастерством,окажется лучше и превзойдет стихотворца, который единственно с помощьюмастерства намеревается стать поэтом, и это оттого, что искусство не властнопревзойти природу - оно может лишь усовершенствовать ее, меж тем как отсочетания природы с искусством и искусства с природою рождается поэтсовершеннейший. Вывод же из всего мною сказанного, сеньор идальго, тот, чтовашей милости не следует препятствовать своему сыну идти, куда его ведет егозвезда, ибо если он, должно полагать, школяр добрый и уже благополучновзошел на первую ступень наук, а именно ступень языков, то теперь, обладаятаковыми знаниями, он самостоятельно взойдет и на вершину светских наук,которые так же к лицу истинному дворянину, дворянину, что называется, вплаще и при шпаге, так же возвышают его и служат ему к чести и украшению,как митры украшают епископов, а мантии - опытных судейских. Пожурите, вашамилость, своего сына, если он станет писать сатиры, которые задеваютчью-либо честь, накажите его, разорвите его писания, но если это будутнравоучения в духе Горация, в коих он с Горациевым изяществом станетклеймить пороки вообще, то похвалите его, ибо поэтам положено писать противзависти и обличать в своих стихах завистников, а равно и против другихпороков, не касаясь, однако же, личностей, хотя, впрочем, есть такие поэты,которые ради удовольствия сказать что-нибудь злое готовы отправиться вссылку на острова Понта {3}. Если поэт целомудрен в жизни, то он пребудеттаковым и в своих стихах. Перо есть язык души: какие замыслы лелеет поэт вдуше, таковы и его писания, и если короли и вельможи видят, что чудеснаянаука поэзии в руках людей благоразумных, добродетельных и степенных, то ктаким поэтам они проникаются уважением, чтут и награждают их и даже венчаютлистьями дерева, в которое никогда не ударяет молния, - в знак того, чтоникто не имеет права обидеть стихотворцев, коих чело подобным венком почтенои украшено. Речи Дон Кихота удивили всадника в зеленом плаще настолько, что теперьон был уже иного мнения об умственных его способностях. Санчо во время этогоразговора, который был не очень ему любопытен, свернул с дороги попроситьмолока у пастухов, доивших неподалеку овец, а между тем идальго, в восторгеот Дон-Кихотовой рассудительности и здравомыслия, только хотел быловозобновить разговор, как вдруг Дон Кихот поднял голову и увидел, чтонавстречу им по дороге едет повозка, расцвеченная королевскими флагами, и,решив, что это, уж верно, какое-нибудь новое приключение, он громко сталкричать Санчо, чтобы тот подал ему шлем. Вышеупомянутый Санчо, услышав, чтоего зовут, бросил пастухов, подстегнул серого и примчался к своемугосподину, с господином же его случилось ужасное и ни с чем не сообразноеприключение. 1 Глосса - стихотворение, состоящее из нескольких строф; заключительныестроки этих строф составляют отдельную строфу, выражающую главную мысльстихотворения и нередко помещаемую перед ним. 2 Бог внутри нас (лат.) (начало стиха из поэмы Овидия "Фасты", кн. VI,5). 3 Ссылка на острова Понта - намек на римского поэта Овидия Назона (43до н.э. - 17 н.э.), сосланного императором Августом на побережье Черногоморя, которое носило тогда название Понта Эвксинского (Гостеприимного моря). ГЛАВА XVII,
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | <== 22 ==> | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | |