Головна сторінка Випадкова сторінка
КАТЕГОРІЇ:
АвтомобіліБіологіяБудівництвоВідпочинок і туризмГеографіяДім і садЕкологіяЕкономікаЕлектронікаІноземні мовиІнформатикаІншеІсторіяКультураЛітератураМатематикаМедицинаМеталлургіяМеханікаОсвітаОхорона праціПедагогікаПолітикаПравоПсихологіяРелігіяСоціологіяСпортФізикаФілософіяФінансиХімія
Предмет, завдання і методи патологічної фізіології. Патологічна фізіологія як навчальна дисципліна
Дата добавления: 2015-09-15; просмотров: 588
|
|
ГЛАВА LVII,
ГЛАВА LVIII,
в коей речь идет о том, как на Дон Кихота посыпалось столькоприключений, что они не давали ему передышки Как скоро Дон Кихот, освободившись и избавившись от заигрыванийАльтисидоры, выехал в открытое поле, то почувствовал себя в своей стихии,почувствовал, что у него вновь явились душевные силы для того, чтобыпродолжать дело рыцарства, и тут он повернулся лицом к Санчо и сказал: - Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небоизливает на людей; с нею не могут сравниться никакие сокровища: ни те, чтотаятся в недрах земли, ни те, что сокрыты на дне морском. Ради свободы, также точно, как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью, и, напротивтого, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случитьсяс человеком. Говорю же я это, Санчо, вот к чему: ты видел, как за намиухаживали и каким окружали довольством в том замке, который мы только чтопокинули, и, однако ж, несмотря на все эти роскошные яства и прохладительныенапитки, мне лично казалось, будто я терплю муки голода, ибо я не вкушал ихс тем же чувством свободы, как если б все это было мое, и то сказать:обязательства, налагаемые благодеяниями и милостями, представляют собоюпуты, стесняющие свободу человеческого духа. Блажен тот, кому небо посылаеткусок хлеба, за который он никого не обязан благодарить, кроме самого неба! - А все-таки, - отозвался Санчо, - Что бы вы ни говорили, нехорошо этобудет с нашей стороны, если мы не почувствуем благодарности за кошелек сдвумя сотнями золотых, который мне преподнес герцогский домоправитель: яего, вроде как успокоительный пластырь, ношу возле самого сердца, - мало личто может быть; ведь не всегда же нам попадаются замки, где за намиухаживают, случается заезжать и на постоялые дворы, где нас колотят. В таких и тому подобных разговорах проехали странствующий рыцарь истранствующий оруженосец немногим более мили, как вдруг увидели, что назеленом лужке, разостлав на земле плащи, закусывают человек десять, одетыепо-деревенски. Поодаль виднелось нечто вроде белых простынь, накрывавшихпредметы, что стояли и возвышались на некотором расстоянии один от другого.Дон Кихот приблизился к закусывавшим и, учтиво поздоровавшись с ними,спросил, что находится под полотном. На это ему один из крестьян ответилтак: - Сеньор! Под полотном находятся лепные и резные изображения святых,коими мы собираемся украсить сельский наш храм. Мы накрыли их полотном,чтобы они не попортились, а несем на плечах, чтобы они не поломались. - Будьте добры, позвольте мне посмотреть, - сказал Дон Кихот, - ужверно, изображения эти хороши, коли вы несете их с такимипредосторожностями. - Еще бы не хороши! - подхватил другой крестьянин. - Да ведь и стоятони, сказать по чести, немало: каждое из них обошлось нам не меньше, чем вполсотни дукатов. Обождите, ваша милость, сейчас вы сами увидите, что этосущая правда. С этими словами он, не докончив трапезы, встал и направился кближайшему изображению, чтобы снять с него покрывало: то была статуя ГеоргияПобедоносца, изображенного так, как его обыкновенно изображают, - верхом наконе, он с грозным видом вонзает копье в пасть дракона, извивающегося у егоног. Вся работа была выполнена, как говорится, на удивление. Дон Кихот же,увидев статую, молвил: - Сей рыцарь был одним из лучших странствующих рыцарей во всей небеснойрати. Звали его святой Георгий Победоносец, и притом он был покровителемдев. Теперь посмотрим другое изображение. Крестьянин открыл вторую статую: то был святой Мартин верхом на коне,деливший свой хитон с бедняком; и как скоро Дон Кихот увидел его, то сказал: - Сей рыцарь был также из числа христианских странников, и мнедумается, что доброта его была еще выше его доблести; это видно из того,Санчо, что он разрывает свой хитон, дабы половину отдать бедняку. И, ужверно, тогда стояла зима, иначе он отдал бы весь хитон - так он былмилосерд. - Вряд ли, - заметил Санчо. - Должно полагать, он знал пословицу: ктоумом горазд, тот себя в обиду не даст. Дон Кихот рассмеялся и попросил снять еще одно покрывало, подпокрывалом же оказалось изображение покровителя Испании: верхом на коне, сокровавленным мечом, он разил и попирал мавров; и, взглянув на него, ДонКихот сказал: - Воистину сей есть рыцарь Христова воинства, а зовут его святой ДьегоМавроббрец. Это один из наидоблестнейших святых рыцарей, когда-либо жившихна свете, ныне же пребывающих на небе. Затем сняли еще одно полотнище, и тогда взорам открылось падениеапостола Павла с коня, изображенное со всеми теми подробностями, с какимиобыкновенно изображается его обращение. Все тут было до того натурально, чтоказалось, будто это сам Христос вопрошает, а Павел ему отвечает. - Прежде то был самый лютый из всех гонителей Христовой церкви, какихзнало его время, а потом он стал самым ярым из всех защитников, какиекогда-либо у церкви будут, - сказал Дон Кихот. - Это странствующий рыцарьпри жизни своей и это святой, вошедший в обитель вечного покоя после своейсмерти, это неутомимый труженик на винограднике Христовом, это просветительнародов, которому школою служили небеса, наставником же и учителем сам ИисусХристос. Больше изображений не было, а потому Дон Кихот попросил закрыть статуиполотнищами и обратился к носильщикам с такою речью: - За счастливое предзнаменование почитаю я, братья, то, что мнедовелось увидеть эти изображения, ибо святые эти рыцари подвизались на томже самом поприще, что и я, то есть на поприще ратном, и все различие междуними и мною заключается в том, что они были святые и преследовали целибожественные, я же, грешный, преследую цели земные. Они завоевали себе небоблагодаря своей мощи, ибо царство небесное силою берется, я же еще не знаю,что я завоевываю, возлагая на себя тяготы, - впрочем, если только ДульсинеяТобосская избавится от своих тягот, то мой жребий тотчас улучшится, разуммой возмужает, и, может статься, я перейду на иную стезю, лучшую, нежели та,которою я шел до сих пор. - В добрый час сказать, в худой помолчать, - присовокупил Санчо. Подивились носильщики как наружности, так и речам Дон Кихота; не понялиже они и половины того, что он хотел в них выразить. Покончив с едой, онивзвалили на плечи статуи, попрощались с Дон Кихотом и пошли дальше. Санчо снова точно в первый раз видел своего господина, подивился егоучености: он был уверен, что нет на свете таких преданий и таких событий,которых Дон Кихот не знал бы как свои пять пальцев и не держал бы в памяти;обратился же он к Дон Кихоту с такими словами. - Положа руку на сердце скажу вам, досточтимый мой хозяин: если то, чтос нами сегодня произошло, можно назвать приключением, то это одно из самыхприятных и отрадных приключений, какие за все время наших странствованийвыпадали на нашу долю, - на сей раз дело обошлось без побоев и безо всякихтреволнений, нам не пришлось ни обнажать меча, ни молотить землю своимителами, ни голодать. Благодарю тебя, господи, за то, что ты дал мне своимиглазами увидеть такое приключение! - Ты молвил справедливо, Санчо, - заметил Дон Кихот, - прими, однако ж,в рассуждение, что день на день не похож и что счастье изменчиво. То же, чтопростой народ называет приметами и что не имеет под собой разумныхоснований, человеку просвещенному надлежит почитать и признавать всего лишьза благоприятные явления. Иной суевер встанет спозаранку, выйдет из дому, ипо дороге встретится ему монах ордена блаженного Франциска, так он, точноувидел грифа {1}, мигом покажет ему тыл - и скорей назад. Какой-нибудьМендоса рассыплет на столе соль, и по сердцу у него сей же час рассыплетсятоска {2}, словно природа обязана предуведомлять о грядущих невзгодах именнотакими ничтожными знаками. Между тем просвещенный христианин не станетпосредством таких пустяков выведывать волю небес. Сципион {3} прибыл вАфрику и, ступив на сушу, споткнулся и упал, и это воинами его было принятоза дурное предзнаменование, а он, обнявши землю руками, воскликнул: "Ты неуйдешь от меня, Африка, ибо я держу тебя в своих объятиях!" Так, вот, Санчо,встреча с этими изображениями явилась для меня радостнейшим событием. - Я тоже так думаю, - согласился Санчо, - мне бы только хотелось знать,ваша милость, отчего это испанцы, когда идут в бой, всегда так призывают напомощь святого Дьего Мавроборца: "Святой Яго, запри Испанию!" {4} РазвеИспания была отперта и ее надлежало запереть? В чем тут все дело? - Экий ты бестолковый, Санчо! - воскликнул Дон Кихот. - Пойми, чтовеликому этому рыцарю багряного креста господь повелел быть покровителем изаступником Испании, особливо в годину тех ожесточенных боев, какие велииспанцы с маврами, вот почему, когда испанцам предстоит сражение, ониобращаются к этому святому как к своему защитнику и призывают его имя, имногие сами видели его в бою, видели, как он сокрушал, попирал, уничтожал иистреблял полчища агарян {5, - в доказательство я мог бы привести немалопримеров, почерпнутых из} правдивых испанских хроник. Тут Санчо, переменив разговор, сказал своему господину: - Дивлюсь я, сеньор, до чего ж бесстыжая девка эта Альтисидора,герцогинина служанка. Видно, здорово ранил и прострелил ее этот, как его,Амур, - говорят про него, что он мальчонка слепенький; но хоть и гноятся унего глаза, а пожалуй, что и совсем не видят, все-таки стоит ему нацелитьсякому-нибудь в сердце, пусть даже в малюсенькое, и он уж непременно попадет ипронзит его насквозь. Еще я слыхал, будто любовные его стрелы притупляются иломаются о девичью стыдливость и скромность, ну, а с этой Альтисидорой онискорее заострились, нежели притупились. - Прими в соображение, Санчо, - заметил Дон Кихот, - что любовь ни скем не считается, ни в чем меры не знает, и у нее тот же нрав и обычай, чтои у смерти: она столь же властно вторгается в пышные королевские чертоги,как и в убогие хижины пастухов, и когда она всецело овладевает душой, топрежде всего изгоняет из нее страх и стыдливость: вот почему, утратив стыд,Альтисидора и призналась в своих чувствах, в моей же душе они возбудили нестолько жалость, сколько смятение. - Чудовищная жестокость! Неслыханная бесчеловечность! - воскликнулСанчо. - Доведись до меня, я бы размяк и растаял от первого же ее ласковогословечка. Черт возьми! Что за каменное у вас сердце, что за медная грудь,что за известковая душа! Но только я никак не пойму, что такое в вас-тонашла эта девушка, отчего она размякла и растаяла: какой такой блеск, какуютакую молодцеватость, какую такую особую прелесть и что такое у вас есть влице, что могло бы прельстить ее, и наконец все ли это вместе взятое или жекакая-нибудь отдельная ваша черта? По правде сказать, мне частенькоприходилось окидывать вашу милость взглядом от самых пяток до кончиков волосна голове, и всякий раз я находил в вашей милости больше такого, что можетскорее отпугнуть, нежели прельстить. Притом же я слыхал, что любят преждевсего и главным образом за красоту, а как ваша милость совсем даженекрасива, то я уж и не понимаю, во что же бедняжка влюбилась. - Прими в рассуждение, Санчо, - заметил Дон Кихот, - что есть два родакрасоты: красота духовная и красота телесная. Духовная красота сказывается ипроявляется в ясности ума, в целомудрии, в честном поведении, в доброте и вблаговоспитанности, и все эти свойства могут совмещаться и сосуществовать вчеловеке некрасивом, и если внимание приковывается к этой именно красоте, ане к телесной, то здесь-то и возникает любовь пылкая и наиболее сильная. Я,Санчо, и сам вижу, что некрасив, но я знаю также, что я и не урод, а чтобыхорошего человека можно было полюбить, ему достаточно быть только что нечудовищем, но зато он должен обладать теми свойствами души, которые я тебесейчас перечислил. Разговаривая и беседуя таким образом, ехали они не по дороге, а полесу, и вдруг, совершенно для себя неожиданно, Дон Кихот запутался в зеленыхнитях, протянутых меж дерев и образовывавших нечто вроде сетей; не в силахпонять, что это такое, он наконец обратился к Санчо: - Мне думается, Санчо, что случай с этими сетями представляет собойодно из самых необычайных приключений, какие только можно себе вообразить.Убей меня на этом самом месте, если мои преследователи-волшебники незадумали оплести меня сетями и преградить мне путь, по-видимому в отместкуза мою суровость с Альтисидорой. Однако ж да будет им известно, что, хотя быдаже их сети были сделаны не из таких вот зеленых нитей, а из твердейшихалмазов, и были крепче тех, коими ревнивый бог кузнецов опутал Венеру иМарса {6}, все равно я порвал бы их так же легко, как если бы они были изморского тростника или из волокон хлопка. И он уже хотел двинуться вперед и порвать сети, но в это время передним внезапно предстали, выйдя из-за дерев, две прелестнейшие пастушки: вовсяком случае, одеты они были, как пастушки, с тою, однако ж, разницей, чтотулупчики и юбочки были на них из чудесной парчи - впрочем, нет: юбки былииз весьма дорогой, шитой золотом тафты. Их локоны, рассыпавшиеся по плечам,золотым своим блеском могли бы поспорить не с чем иным, как с лучами солнца;на голове у каждой красовался венок из зеленого лавра и красного амаранта.По виду им можно было дать, самое меньшее, лет пятнадцать, а самое большее -восемнадцать. Санчо, глядя на них, изумился, Дон Кихот пришел в недоумение, дажесолнце - и то на мгновенье прекратило свой бег, чтобы на них поглядеть, ивсе четверо совершенное хранили молчание. Наконец первою заговорила одна изпастушек и обратилась к Дон Кихоту с такими словами: - Остановитесь,сеньор кавальеро, и не рвите сетей, - мы их здесьпротянули не с целью причинить вам зло, но единственно для развлечения, акак я предвижу ваш вопрос: что же это за развлечение и кто мы такие, то явам сейчас вкратце об этом скажу. В одном селении, расположенном в двухмилях отсюда, проживает много знати, идальго и богатых людей, и вот мы смногочисленными друзьями и родственниками уговорились целой компанией, сженами, сыновьями и дочерьми, приятно провести здесь время, - а ведь этоодно из самых очаровательных мест во всей округе, - и составить новуюпастушескую Аркадию, для чего девушки решили одеться пастушками, а юноши -пастухами. Мы разучили две эклоги {7}: одну - знаменитого поэта Гарсиласо{8}, а другую - несравненного Камоэнса {9}, на португальском языке, но ещене успели их разыграть. Мы приехали сюда только вчера, затем, среди зелени,на берегу полноводного ручья, орошающего окрестные луга, разбили палатки,так называемые походные, и вечером же натянули меж дерев сети, чтобы ловитьглупых пташек: мы их нарочно пугаем, они от нас улетают - и попадаются всети. Если же вам угодно, сеньор, быть нашим гостем, то мы примем вас учтивои радушно, - теперь у нас здесь не должно быть места ни печали, ни скуке. На этом она окончила свою речь; Дон Кихот же ей ответил так: - Поистине, прекраснейшая сеньора, самого Актеона не так удивил ипоразил вид купающейся Дианы {10}, которую он внезапно узрел, как былошеломлен я при виде красоты вашей. Я в восторге от ваших увеселений,благодарю вас за приглашение, и если я могу чем-либо быть вам полезен, тостоит вам только сказать - и я весь к вашим услугам, ибо мой долг именно втом заключается, чтобы на деле доказывать свою признательность и творитьдобро всем людям без изъятия, особливо же людям благородного сословия,представительницами коего являетесь вы, и, если бы даже эти сети, стольмалое пространство занимающие, опутали всю земную поверхность, я и тогдапостарался бы отыскать какой-нибудь новый свет, где я мог бы передвигаться,не разрывая их, а чтобы вы не думали, что это - преувеличение, то да будетвам известно, что перед вами не кто иной, как Дон Кихот Ламанчский, еслитолько это имя вам что-нибудь говорит. - Ах, милая подруга! - воскликнула тут вторая пастушка. - Какие же мы стобой счастливые! Ты знаешь, кто этот сеньор? Так вот знай же, что этохрабрейший из всех храбрецов, самый пылкий из всех влюбленных и самыйлюбезный из людей, если только не лжет и не обманывает нас вышедшая в светистория его подвигов, которую я читала. Я могу ручаться, что спутник его -это некий Санчо Панса, его оруженосец, с шутками которого ничьи другие немогут идти в сравнение. - Ваша правда, - подтвердил Санчо, - я и есть тот самый оруженосец итот самый шутник, как ваша милость изволила обо мне выразиться, а этотсеньор - мой господин, тот самый Дон Кихот Ламанчский, о котором говорится ирассказывается в книжке. - Дорогая подружка! - воскликнула первая девушка. - Давай уговоримсеньора побыть с нами, - родители и наши братья будут ему бесконечно рады.Об его доблести и об его душевных качествах я слышала то же самое, а крометого, говорят, что он на удивление стойкий и верный поклонник и что дама егонекая Дульсинея Тобосская, которую вся Испания признает первой красавицей. - Это было бы справедливо, - заметил Дон Кихот, - когда бы вашанесравненная прелесть не принуждала в том усомниться. Не трудитесь, однако,сеньоры, удерживать меня, ибо неотложные дела, сопряженные с прямым моимдолгом, не позволяют мне отдыхать где бы то ни было. В это время к ним приблизился брат одной из девушек, так же точно, каки она, в пастушеском наряде, отличавшемся таким же точно богатством ипышностью; девушки ему сказали, что он видит перед собою доблестного ДонКихота Ламанчского, а что тот, другой, - его оруженосец Санчо, имена же этибрату девушки были известны оттого, что он читал историю Дон Кихота. Изящныйпастушок представился Дон Кихоту и пригласил его в палатку; Дон Кихотуничего не оставалось делать, как уступить. Тем временем началась охота, исети наполнились разными пташками; обманутые цветом сетей, они попадали в тусамую ловушку, от которой спасались. Более тридцати человек собралось здесь;и мужчины и женщины - все были в нарядном пастушеском одеянии, и в однуминуту всем стало известно, что два незнакомца - это те самые Дон Кихот иего оруженосец, которых они знали по книге, каковое известие всех весьмаобрадовало. Все общество двинулось к палаткам, где уже были накрыты столы,ломившиеся от дорогих и чисто поданных блюд; Дон Кихота усадили на почетноеместо; все смотрели на него с изумлением. По окончании трапезы Дон Кихотвозвысил голос и торжественно заговорил: - Хотя иные утверждают, что величайший из всех человеческих грехов естьгордыня, я же лично считаю таковым неблагодарность, ибо придерживаюсьобщепринятого мнения, что неблагодарными полон ад. Греха этого я, сколькомог, старался избегать, как скоро достигнул разумного возраста; и если я нев силах за благодеяния, мне оказанные, отплатить тем же, то, по крайнеймере, изъявляю желание отплатить благодетелю, а когда мне это представляетсянедостаточным, я всем об его услуге рассказываю, ибо если человек всемсообщает и рассказывает о милости, ему сделанной, значит, он бы в долгу неостался, будь у него хоть какая-нибудь для этого возможность, а ведьизвестно, что в большинстве случаев дающие по своему положению вышеприемлющих: потому-то и господь бог - над всеми, что он есть верховныйподатель всякого блага, и с дарами божьими не могут сравняться дарычеловеческие, - их разделяет расстояние бесконечное, скудость же нашихсредств и ограниченность наших возможностей отчасти восполняютсяблагодарностью. Вот почему и я, проникшись чувством благодарности, но будучине в состоянии воздать полною мерою за оказанное мне здесь радушие, вынуждендержаться в тесных пределах моих возможностей и предложить лишь то, что вмоих силах и что мне по плечу, а именно - я обещаю, что, ставши посредидороги, ведущей в Сарагосу, я два дня подряд буду утверждать, чтоприсутствующие здесь сеньоры, переодевшиеся пастушками, суть прелестнейшие илюбезнейшие девушки в мире, за исключением, не в обиду будь сказано всемдамам и кавалерам, меня здесь окружающим, только лишь несравненной ДульсинеиТобосской, единственной владычицы моих помыслов. Тут Санчо, с великим вниманием слушавший Дон Кихота, громко воскликнул: - Найдется ли после этого в целом свете такой человек, которыйосмелится объявить и поклясться, что мой господин - сумасшедший? Правда,как, по-вашему, сеньоры пастухи: хоть один из сельских священников, самыхчто ни на есть ученых и умных, мог бы сказать такую проповедь, как мойгосподин, и хоть один из странствующих рыцарей, особенно славящихся своеюотвагою, мог бы пообещать то, что сейчас обещал мой господин? Дон Кихот повернулся к Санчо и с пылающим от гнева лицом сказал: - Найдется ли после этого, Санчо, во всем подлунном мире такой человек,который сказал бы, что ты не набитый дурак, да еще с прослойками ехидства изловредности? Ну кто тебя просит соваться в мои дела и рассуждать, в своем яуме или помешался? Молчи и не смей мне возражать - лучше поди оседлайРосинанта, если он расседлан: мы сей же час отправимся исполнять моеобещание, а как правда - на моей стороне, то ты заранее можешь считатьпобежденными всех, кто станет мне прекословить. И тут он в превеликом гневе и с видимой досадой встал из-за стола,присутствовавшие же в совершенном изумлении не знали, за кого должнопринимать его: за сумасшедшего или за здравомыслящего. Сколько ниуговаривали они его не затевать подобного спора, ибо присущее ему чувствоблагодарности всем хорошо известно и нет ни малейшей надобности в новыхдоказательствах доблести его духа, - довольно, мол, и тех, какие приводятсяв истории его деяний, - однако ж Дон Кихот остался непреклонен: воссев наРосинанта, он заградился щитом, взял в руки копье и выехал на серединубольшой дороги, проложенной неподалеку от луга. Санчо, верхом на сером,двинулся туда же, а за ним всей гурьбой пастухи и пастушки, жаждавшиепоглядеть, чем кончится эта дерзостная и доселе неслыханная затея. Дон Кихот, выехав, как мы сказали, на середину дороги, огласилокрестности такою речью: - О вы, путники и странники, рыцари и оруженосцы, пешие и конные, все,кто уже сейчас едет по этой дороге или еще проедет в течение двух ближайшихдней! Знайте, что я, Дон Кихот Ламанчский, странствующий рыцарь, остановилсяздесь, чтобы пред всеми защищать свое мнение: не считая владычицы моей душиДульсинеи Тобосской, нимфы - обитательницы этих рощ и лугов - превосходятвсех в красоте и любезности. По сему обстоятельству, кто держитсяпротивоположного мнения, тот пусть поспешит, - я буду ждать его здесь. Дважды повторил он эти слова, и оба раза ни один искатель приключенийна них не откликнулся, однако ж судьба, которая все делала к лучшему длянего, устроила так, что в скором времени на дороге показалось множествовсадников; у большинства из них были в руках копья, и ехали они, сгрудившисьи скучившись, с поспешностью чрезвычайной. Только успели бывшие с ДонКихотом их заприметить, как тот же час повернули обратно и отошли на весьмапочтительное расстояние от дороги: они вполне отдавали себе отчет, что еслиб они стали ждать, то им бы не миновать беды; один лишь Дон Кихот с душою,исполненною бесстрашия, остался на месте, Санчо же спрятался за Росинанта.Между тем отряд конных копейщиков приблизился, и один из них, ехавшийвпереди, громко крикнул Дон Кихоту: - Посторонись, чертов сын, а то тебя быки растопчут! - О негодяй! - вскричал Дон Кихот. - Да мне не страшны никакие быки,хотя бы даже самые дикие из тех, что растит на своих берегах река Харама!{11} Признайте, разбойники, все, сколько вас ни есть, что я говорил сейчассущую правду, иначе я вызову вас на бой. Погонщик ничего не успел на это ответить, Дон Кихот же не успел быпосторониться, даже если б хотел, оттого что стадо диких быков, которыхвместе с прирученными и мирными множество погонщиков и других людей гнало водно селение, где завтра должен был состояться бой быков, - это самое стадоринулось на Дон Кихота и Санчо, на Росинанта и серого, всех их опрокинуло иотбросило в сторону. Санчо был сильно ушиблен, Дон Кихот ошеломлен, серыйпомят, да и Росинанту досталось; впрочем, в конце концов все поднялись наноги, Дон Кихот же, спотыкаясь и падая, бросился бежать за стадом. - Погодите, остановитесь, шайка разбойников! - кричал он. - Васдожидается только один рыцарь, обычай же и образ мыслей этого рыцаря нетаков, чтобы, как говорится, для бегущего врага наводить серебряный мост! Но крики эти не остановили торопких беглецов: они обращали на угрозыДон Кихота столько же внимания, сколько на прошлогодние тучи, - остановилисьвовсе не они, а сам Дон Кихот, оттого что выбился из сил, и, не отомстив засебя, а только еще пуще разгневавшись, он в ожидании Санчо, Росинанта и ослаприсел на обочине дороги. Немного погодя господин и его слуга снова селиверхами. И, не вернувшись проститься с мнимой и поддельной Аркадией, они,испытывая не столько чувство удовлетворения, сколько чувство стыда, поехалидальше. 1 Гриф (миф.) - чудовище с головой орла и туловищем льва. 2 Какой-нибудь Мендоса рассыплет на столе соль, и по сердцу у него сейже час рассыплется тоска... - поговорка, высмеивающая распространенное внекоторых испанских семьях суеверие. 3 Сципион - римский полководец Публий Корнелий Сципион (185-129 дон.э.), воевавший против Карфагена и разрушивший его (146 до н.э.). 4 "Святой апостол Иаков, запри Испанию!" - неправильно истолкованныйСанчо старинный боевой клич испанцев в сражениях с маврами: "Santiago, уcierra Espana!" ("Святой Иаков с нами - рази, Испания!"). Апостол Иаковсчитается покровителем Испании. Санчо путает два значения "cerrar": разить,сокрушать и запирать, замыкать. 5 Агаряне - бытовавшее в то время общее наименование африканскихнародов. 6 ...ревнивый бог кузнецов опутал Венеру и Марса (миф.). - Согласномифу, Вулкан, бог кузнечного мастерства, опутал сетью, сделанной из алмазов,свою жену Венеру и Марса, с которым она изменяла ему. 7 Эклога - в эпоху Сервантеса общее определение для различных видовпасторального жанра. 8 Гарсиласо - испанский поэт Гарсиласо де ла Вега. 9 Камоэнс - крупнейший португальский поэт (1524-1580). 10 Актеон, Диана (миф.). - Актеон в наказание за то, что он увиделДиану во время купания, был превращен ею в оленя, после чего его загрызлиего же собаки. 11 ...мне не страшны никакие быки, хотя бы... самые дикие из тех, чторастит на своих берегах река Харама! - Пастбища на берегах реки Харамы якобыобладали, согласно господствовавшим тогда представлениям, свойствами,придававшими особую силу пасшимся на них быкам.ГЛАВА LIX,
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
| Частина І. ЗАГАЛЬНА ПАТОЛОГІЯ 40 страница | | | Загальна нозологія |