Определение производительности водозаборного сооружения из поверхностного источника

в категории: Волшебство Просмотров

 

Вода.

 

 

Проблемы со слухом начались у меня довольно давно. Поначалу это носило совершенно безобидный характер – всего лишь какофония звуков внешнего мира, в основной своей массе абсолютно необязательная для восприятия, внезапно стала для меня не такой резкой и потеряла свою пронзительность и остроту. Я склонен был вообще не придавать этому какого-то серьёзного значения, но моя на тот момент основная занятость – барабанить в довольно популярном коллективе – была всё-таки напрямую связана со слухом, и через некоторое время где-то глубоко в душе поселилось беспокойство – что, если недуг начнёт прогрессировать?

Но в шуме и гаме рок-н-рольной жизни как-то особо не нашлось места серьёзным обследованиям и походам по врачам, и я забил на эту проблему – подумаешь, тут не разобрал чьих-то криков, где-то что-то не так услышал - одно слово, затем другое, да и вообще, так ли они важны были, эти слова?

Возникшая проблема была, с одной стороны, вполне ожидаема – постоянный грохот котлов и железа перед носом, помноженный на рев перегруженного мониторинга и приправленный кликом метронома, вынужденного прорезать всё это музыкальное безумие, не могли сказаться на слухе как-то позитивно. Первое время, кстати, этот же самый грохот позволял мне не замечать своей новой проблемы. На автограф-сессиях люди порой сами не только глухи, но и слепы и немы в своем желании получить закорючку, а «звёздный статус» позволял не реагировать на вопросы редких смельчаков, создавая вокруг меня ореол парня загадочного и немногословного. Потом падение слуха стало сказываться в общении с друзьями-музыкантами – пару раз я, разбирая повествование через слово, несколько неверно услышал и воспринял информацию, из чего потом получился ряд не очень приятных ситуаций, но и это всё было так, маленькой ядовитой рыбкой в тёмном бушующем океане жизни.

Действительный шок мне довелось испытать несколько позже – когда прошло не менее полугода с момента, как я впервые почувствовал, что уши у меня стали уже не те. Случилось это при довольно интересных обстоятельствах, выстроенных судьбой словно по чётко выверенному и вычитанному сценарию.

Наш коллектив отправился на съемки нового клипа, обещавшего стать самой масштабной и эпичной видео работой группы. Место съемок поистине подходило для этой цели – гигантская тарелка для прослушивания сигналов из космоса и таинственный институт с вызывающим какие-то оккультные ассоциации названием ГЭЦАИ, построенные на деньги советского союза безумным учёным – экспериментатором в армянских горах.

Поездка выдалась во всех отношениях замечательной – приятная съемочная группа, виды и достопримечательности, дружелюбие местного населения и сам локейшн съёмок сложились в дивный пьянящий и бодрящий одновременно коктейль. Нацепив лётную форму, мы с друзьями важно тыкали в небо пальцем под всевидящим оком какой-то модной камеры, скатывались по снегу и пили из горных ручьёв, старательно изображая спасение планеты – и это было прекрасно, и планета отвечала нам, согревая солнечным светом и всячески щедро одаривая материалом для новых переживаний.

Последняя часть съемок – где мы играем вместе, как на сцене6 плечом к плечу – снимался в центре той самой тарелки, глубокой тёмной ночью. Словно по заказу великого небесного режиссёра, под утро зарядила мощнейшая гроза – и я, пожалуй, не встречал доселе этой стихии с таким размахом. Пронзительно-синие кривые линии молний драли небо на части, грохот грома, казалось, был способен обрушить горы, горделиво подпирающие небосвод со всех сторон. Одна из молний ударила в опасной близости от нас – в какую-то ферму на границе той самой огромной тарелки. Нас посетила мысль, что пережидать грозу в гигантской металлической полусфере на возвышенности – что-то сродни прогулки по городу с гей-флагом на день ВДВ в Волгограде, но предпринимать ничего не стали – слишком трудно было спускаться в тарелку и тем более выбираться из неё.

Но после всего этого грохота и светопреставления в моём правом ухе повис тонкий, наподобие комариного, писк. И как я ни тер и не дёргал свою ни в чём не повинную ушную раковину, писк не проходил. Проводы, аэропорт, перелёт – после бессонной ночи и прощального застолья прошли словно в тумане – но чёртов писк неизменно был со мной. На взлете после продувания, уже засыпая, я понял, что проблема, кажется, приняла серьёзный характер и посещения врача по прилёту мне не миновать. Ну, или как минимум в аптеку заглянуть точно придётся.

 

 

А на следующий день, проснувшись в своей подмосковной квартире, я понял, что полностью оглох. Открыв глаза, я несколько минут наслаждался покоем и тишиной, думая, до чего же удачно выбрал место для жизни – ни тебе рёва эстакад, ни грохота поездов – только птички поют да ветки берёз шуршат листьями на склоне за окном. Еще через минут десять я вдруг понял, что не слышу даже птичек с ветками – и вот тогда я, неслабо перепугавшись, вскочил с кровати и начал нервно бродить по комнате, пытаясь уловить хоть что-то в мягком, непроницаемо навалившемся, словно гигантский тюк с хлопком, облаке глухоты.

Сначала я испытал настоящее отчаяние. В моей голове рухнул мир – ведь было абсолютно понятно, что если я полностью потерял слух, то я потерял почти всё – музыку и тесно связанную с ней работу. Концерты и поездки. Пересадки в аэропортах и задушевные разговоры с друзьями в сауне после очередного лучшего концерта, когда сцена ходит ходуном под ногами от сотен танцующих внизу людей. Огромная тарелка для прослушивания космических глубин взяла в качестве платы слух одного отдельно взятого человека, оказавшегося в ней в нужный ей момент.

Слава богу, жена с детьми в тот момент находились в командировке в Турции – супруге следовало изучить рынок судостроительных верфей для размещения заказов по производству лёгких яхт и катеров. Я же провел два очень мрачных и тяжёлых дня. Возможно, самых мрачных в моей жизни.

Первый час я ходил по дому кругами, словно акула в поиске необходимого для сна течения. Жизнь рушилась в моей голове – музыкант без слуха, конец всего, тупик. Пример Бетховена абсолютно не вдохновлял меня, утопические планы визуализировать метроном я отмёл сразу, сидеть и считать такты припевов-куплетов мне хотелось ещё меньше – ведь я играл музыку, мне важно было слышать эмоции, текст, в конце концов. Как слипается в одно целое в звуковом потоке бас и бочка, как музыка раскачивает пространство вокруг. Всего этого теперь просто-напросто не существовало. Я несколько часов сидел за установкой в своей студии, неистово, что было сил выбивая из барабанов максимум, на что они способны. Ломая тарелки и разбивая пластики. Но тщетно – ничего, абсолютно ни один звук, ни его отголосок не проходили ко мне в мозг. Я, словно в немом кино, видел, как ходят ходуном после очередного удара тарелки, да индикатор фейдера громкости, давно впавший в истерику в красной зоне.

Врач, у которого я оказался некоторое время спустя, погрузил меня в ещё более мрачные размышления. Ничего определённого он сказать не смог - потеря слуха была почти необъяснима. Возможно, сказалась старая травма спины, может быть – проблемы со сном и общее нервное истощение, имевшее место быть в последнее время в моей жизни. Какие-то успокоительные таблетки, покой – вот и всё, что смог посоветовать мне врач. Я набрался терпения и засел дома глотать колеса и впитывать лечебный покой.

Спустя пару месяцев наметилось некоторое улучшение – и я, набравшись смелости, собрал коллег, для того чтобы показать им, что всё ещё могу быть полезен. Но оказалось, что с моим уходом многое поменялось – поезд, как выяснилось, едет слишком быстро, и резона в барабанщике-инвалиде нет никакого. Прослушивание, если его можно было так назвать, провалилось. Я окончательно понял, что эта страница моей жизни дописана до последней строки.

И я остался не удел. Коллектив, сжалившись, таки положил мне небольшое содержание, как пострадавшему на вредном производстве, и я, только-только перевалив за тридцатку, оказался, по сути дела, на пенсии. Со всеми её плюсами и минусами. Но зад пока не тянуло в кресло-качалку, в теле было полно жизненной энергии, но куда применить её – я пока не знал. Тупо садиться и ждать, когда в конце пути тебе смертерадостно помашет своей косой костлявая старуха, пока не хотелось совсем. Слух, словно расстроившись, что он не пригодился, опять исчез полостью. Наступила тишина.

И я, решив не изобретать велосипед, как и положено русскому человеку в такой ситуации, горько запил. Закрывшись в своей лишь недавно достроенной студии, отделённой от мира толстым слоем звукоизоляции (там всегда было довольно тихо, поэтому мне было легче привыкать к своему новому состоянию) я, выбираясь на свет божий только для того, чтобы пополнить свои запасы, опустошал одну бутылку с зельем за другой, особо не заморачиваясь на градусах и совместимости. Окружающие меня близкие люди относились к происходящему сдержанно, ничего особенно мрачного я не творил, поэтому я провёл так довольно много времени. Организм, предательски здоровый и выносливый, сносил всё практически без последствий, а для жизни, как выяснилось, мне надо не так- то уж много денег. А семье было достаточно и того, что я не мотался где-то там по городам и весям, а просто мирно сидел дома, молча ковыряясь в себе.

Пить в абсолютной тишине было прикольно. Наедине со своими мыслями, воспоминаниями – ведь голоса друзей, музыка, рёв толпы на концерте прекрасно сохранились в памяти, и я раз за разом прокручивал эти «записи» в голове, воткнув их в плеер собственного мозга. Иногда я брал в руки гитару, концентрируясь теперь не на мелодии, а на ощущениях в пальцах, пытаясь разглядеть в колебаниях грифа то, что раньше было для меня музыкой. Музыка получалась странной, колебания, как ни щупай гриф вспотевшими от напряжения руками, мелодии полностью не заменяли. Я пробовал сочинять что-то, основываясь на этих злополучных колебаниях – но потом понял, что в итоге получается какая-то странная каша, в которой центральное место занимал обычный унисон. Физически его чувствовать было проще всего. Музыкальные эксперименты пришлось бросить.

Обида порой топила меня с головой. Обида вообще, наверное, самый тяжёлый человеческий яд, не внесённый в список запрещенных веществ, ну или там, таблицу Менделеева. Ярость, злость – это всё очень летучие яды, они быстро испаряются, а вот обида – если ты дашь ей волю, дашь ей зародиться – отравит тебя со временем полностью, и сделает это ужасно, изощрённо. Ведь, по идее, у каждого из нас есть только один человек, на которого мы имеем право обижаться. Это мы сами. Я раз за разом перебирал в уме факторы, приведшие к тому положению, в котором я оказался. Я увлекся простотой и легкостью гастрольной жизни, я не следил за здоровьем, я не слушал предостережения врачей и друзей, предпочитая топить все свои проблемы в шуме веселья и алкоголе – и вот теперь судьба словно дала мне шанс сесть и в полнейшей тишине подумать обо всём том, что было неправильно. В полной изоляции от мира, который я так любил. Но это ведь так несправедливо, чёрт возьми? Мне ведь нравилось выходить на сцену, нравилось давать автографы, общаться с людьми в конце концов – это всё было моё, я делал это с огромным удовольствием – а теперь меня лишили всего этого. Обида топила и погружала меня в пучины самокопания, словно кислота, разъедающая в памяти образы друзей и близких мне людей. Искажая их черты, превращая в каких-то монстров или чудовищ, вымывая светлое и оставляя какие-то болезненные и уродливые слепки, слабо похожие на то, что было на самом деле.

Но долго так продолжаться не могло. К сожалению, я не австралийский абориген, который может одень свой любимый фаллокрипт, взять копьё и отправиться в одинокий пеший поход на другой конец материка, подспудно рассчитывая нарваться на дикое или ядовитое животное и оставить своё бренное тело в выжженной степи для поддержания круговорота пищевой цепи. Мысли о суициде – глупая нелепость, ведь, если посудить, сколько всего у меня осталось – я был одним из счастливейших людей на земле. Прекрасные дети, жена, дом, машина – в моей жизни и так было слишком много вещей, о которых многие могут только мечтать. Друзья, концерты, аэропорты, душные, пропахшие гримёрки, заваленные конфетти и диковинными нарядами гоу-гоу танцовщиц, посиделки в гостиницах, интервью, бары гостиниц и клубов – всё это лежало на другой чаше весов. Весы были в замешательстве – сравнивать эти вещи было ну никак нельзя, раньше они прекрасно сосуществовали, дополняя друг друга – но теперь, внезапно и неожиданно, всё стало совсем иначе. Второй мир безжалостно отрубили, забыв присыпать образовавшуюся рану каким-нибудь антисептическим порошком. Я знал, какие порошки теоретически могли заменить его, но это точно был совсем не вариант.

У меня начали случаться провалы в памяти. В какой-то степени они очень гармонировали с глухотой – эдакая глухота мозга, но несколько раз, с удивлением ознакомившись на следующий день с тем, что я вытворял накануне, я был крайне неприятно озадачен. Оказывается, в моей голове живет ещё один какой-то малоприятный и не очень мне понятный персонаж, где-то в подкорке сидящий на толстой железной цепи и ждущий, когда моё «основное сознание» отключится – чтобы вырваться наружу и максимально наговорить гадостей всем окружающим, пока алкоголь сдерживает основное «я» в своих смрадных объятиях.

Тогда я (ну тот, который нормальный) снова обратился к докторам. Кто-то посоветовал мне крепко усесться на транквилизаторы, кто-то – исправить кривую перегородку носа, кто-то – обратиться к магическим бабкам, в общем, советов была масса. Но все меня чем-то смущали. Кодироваться – не хотелось, просиживать штаны у психоаналитиков – тоже. Поэтому я выбрал самый простой, и в то же время странный совет.

Человек, которого и врачом-то можно было назвать с большой натяжкой – скорее хороший приятель, посоветовал мне больше пить. Воды.

Но не обычной воды, а протиевой воды.

Покопавшись в вопросе, я понял, что очень мало знаю про воду – а вода оказалась крайне любопытным предметом. Оказывается «вод» в природе много, есть тяжеловодородные соединения, есть тяжелокислородные, в общем, то что мы считаем H2O, на самом деле, тот ещё коктейль из всевозможных соединений. Плюс для воды очень важна ещё и кристаллическая структура, о которой я вообще ничего не знал. В общем, интернет вывалил на меня гору самой разнообразной информации, достоверной и не очень, но суть в итоге свелась к следующему – если дважды заморозить воду и сначала выкинуть первый лёд, а второй лёд растопить, мы получим чистую структурированную питьевую воду, которая со временем вытеснит из организма воду со всеми вредными примесями – что тут же скажется на общем состоянии организма, обновит его, восстановит и придаст сил.

Почему бы не попробовать?

Супер-лаборатория под названием холодильник «Индезит» была в полном моём распоряжении, и я начал готовить себе эту воду сам. Она оказалась удивительно приятной на вкус, холодное пить я любил, поэтому все элементы абсурдного на первый взгляд лечения сошлись воедино. Всё лучше, чем жрать какие-то непонятные транквилизаторы.

Постепенно мое физическое и психологическое состояние стало входить в норму. Алкоголь перестал быть проблемой, став, как и положено, атрибутом праздников и тому подобных мероприятий. Я более-менее разложил по полочкам весь хлам, который накопился в голове за последний период, грусть-тоска по былым лихим временам поутихла, и будущее, ещё особо непонятное, по крайней мере, перестало казаться долгой и тоскливой прогулкой к обнесённому оградкой квадратику земли на кладбище.

Я постепенно начинал находить плюсы в своём новом положении. Мир лишился многих прекрасных звуков, но он также лишился и многого того, что мне совсем не нравилось. Тупых разговоров в общественном транспорте. Случайных семейных разборок на улице, всегда почему-то производящих на меня сильное впечатление. Истеричных воплей злых измученных мамаш, кроющих матом своих детей – и плач этих же самых капризных детей-тиранов теперь проходил мимо меня. Мир вокруг стал безмолвным аквариумом, где люди-рыбы лишь разевали рты и пучили глаза, осыпая друг друга смыслами, для меня теперь совершенно необязательными. Были и моменты, которые мне откровенно нравились.

Например, хоккейная команда глухонемых, с которой я теперь играл, физически была неспособна изрыгать проклятия в адрес самых неуклюжих игроков (отчего я, не самый лучший игрок, изрядно устал). Единственное, чем напарники могли выразить свои эмоции в игровом запале – это напряжённое сопение и острые колючие взгляды, практически незаметные из под запотевших визоров. Что довольно неплохо сочеталось с игрой, делая её ещё более напряжённой и собранной.

Не говоря уже о том, что на моей машине возле наклейки с хоккеистом теперь ещё красовался желтый значок инвалида – что само по себе уже было вызывающим сочетанием, пробуждающим в людях сложную смесь сострадания и уважения, так теперь и парковать машину можно было на самых удобных местах возле торговых центров, помеченных таким же знаком. Причём с абсолютным на то правом – соответствующие корочки прилагались.

Все это были мелочи, потихоньку скрашивающие мои будни. Но главный вопрос –куда же приложить все усилия, раньше уходившие в музыку и гастроли, остался. Работать –то я мог бы много кем – но все же понимают, что большая часть работы, которая предлагается человеку в современном мире – это тупой размен твоего времени на деньги, сопровождающийся монотонным копошением в вещах и вопросах, совершенно тебе неблизких. Нужно было какое-то дело, которое я сам – а это главное - считал бы великим и серьёзным. Создание музыкальной группы – для кого-то, например, вообще какая-то нелепая забава, но для нас это было великим делом всей жизни, и это было главное. Теперь моя группа спокойно продолжала делать это дело и без меня, а мне – надо было придумать что-то новое. Я пил воду, учил детей всему, что умел сам (решив, что это в любом случае не повредит) и думал. А по вечерам копался в интернете, по инерции читая всевозможные статьи о воде.

Поразительно, сколько вещей, если задуматься, находятся на поверхности, при этом оставаясь совершенно незамеченными людьми, погрязшими в своих бытовых проблемах и личных отношениях с себе подобными. Нашим бытовым проблемам и личным отношениям – от пятидесяти до двух тысяч лет максимум – а вода на планете миллионы лет. И мало кто знает, например, что, пока мы усердно загаживаем всё вокруг себя и встревоженно рассуждаем об экологической катастрофе, в самых глубоких местах мирового океана, прямо на разломах коры, откуда вырываются раскалённые пары сероводорода, вовсю кипит жизнь, которой будет не страшна ни температура в четыреста градусов, ни глобальное потепление, ни озоновый слой. Какие-то совсем другие, пусть и жутковатые на наш взгляд, рыбы, покинут мировой океан, выберутся на заваленные обломками нашей цивилизации пляжи и начнут свой путь по суше. Чтобы ещё через несколько миллионов лет превратиться в совершенно непохожих на нас гуманоидов, которые будут сидеть в мареве и ядовитых газах за чашечкой какой-нибудь кислоты и рассуждать о… да о чём угодно, мне даже представить тяжело. О чём-нибудь очень высоком. Истории, например, или что учёные до сих пор никак не могут найти во вселенной им подобных. Или, например, о той же воде. Которая к тому времени станет редким и экзотическим элементом, может быть.

Но это нам увидеть это уже точно не суждено.

Вода, оказалось, крайне загадочная субстанция, хоть и находится у нас под носом и является вещью в высшей степени привычной. Некоторые учёные утверждают, что она имеет память и способна записывать информацию. Вода – единственное вещество в природе, при охлаждении расширяющееся и дающее колоссальное давление – до двух тысяч атмосфер. То есть, отдавая нам энергию, она предлагает ещё, на, забирай – но как высокотехнологично использовать её, мы пока не знаем. Вода, в конце концов, основа практически всей жизни на земле. В общем, чем больше я «погружался в воду», тем больше открывал для себя самых разнообразных интересных вещей.

Поэтому идея производить и продавать так называемую «лёгкую воду», которую я сам довольно давно употреблял в пищу, появилась как-то сама собой. На рынке почти не было подобных производств, и мы с небольшой группой единомышленников решили – а почему бы не попробовать? С помощью технологии теплового насоса мы имели возможность получать экономичные тепло и холод, оставалось только разработать линию. Чем мы и занялись.

Признаться, на первых порах не всё было складно и гладко. Конструкции экспериментальных машин походили на произведения рук каких-то сумасшедших – перевитые трубками колбы для замораживания, краны для водоснабжения, какие-то фильтры… да и возиться в арендованном для этого подвале с кучей сантехнического барахла было не всегда приятно. Когда ты грязный, весь облитый антифризом, гаечным ключом прикручиваешь какую-нибудь совсем не для этого предназначенную штуковину к другой такой же, почувствовать, что жизнь пошла не туда, было очень легко. Мозг-предатель с садистким удовольствием тасовал колоду картинок из прошлой, лёгкой и прекрасной жизни – вот ты в ресторане перед саундчеком, вот стоишь на сцене с гитарой в лучах софитов… и многое, многое другое. Иногда хотелось бросить всё, рухнуть в лужу ярко зелёного антифриза на полу рыдать, разбавляя его горючими крокодильими слезами… но прошлого было не вернуть, да и жить ещё предстояло долго, надо было многое сделать – поэтому я крутил гайки, переделывая раз за разом наши охлаждающие чудовища.

Постепенно мы нашли подходящий нам способ очищать воду от дейтерия с помощью заморозки, сделали необходимые тесты, получили аккредитацию и запустили небольшую технологическую линию по производству лёгкой воды. А также параллельно начали делать чистый питьевой лёд. Зарегистрировали фирму, и маленький кораблик отправился в далекое плавание. Насколько далеко ему доведётся заплыть, тогда не знал никто из нас.

Наш бизнес понемногу развивался. Казалось бы, идея продавать лёд, например, что-то близкое к продаже воздуха, но еще тридцать лет назад людям в советском союзе идея покупать питьевую воду тоже показалась бы абсурдом. Поэтому мы не унывали, сталкиваясь с неудачами и непониманием, и шли вперёд, решая возникающие проблемы и делая выводы из собственных ошибок.

Всё это происходило в далёком 2014 году. Геополитический конфликт набирал силу - великие державы пытались перетянуть нефтяное одеяло на себя, не скупясь в средствах и методах на пути к достижению своих целей. В воздухе запахло войной – и это был не очень приятный запах. В обществе наметился раскол – почему-то люди в основной своей массе решили, что существует только два варианта позиции по этому вопросу – ты либо «за», либо «против». Ты либо «за наших», либо «за ихних». Либо лижешь задницу тем, кто управляет нелепой конструкцией, именуемой страной, либо гневно, до белеющих костяшек сжимаешь кулаки и грозишь тем же самым горе-управленцам, пытающимся хоть как-то вырулить из ситуации, которая в целом в мире становилась всё хуже. Почему-то не рассматривая вариант, что можно просто жить вне идей лизания чьих то задний, и вообще о них, этих самых задницах, не думать.

Что бывает, когда желающих что-либо разрушить набирается критическая масса, мы уже видели. Причём неоднократно. Когда камнями и палками прогоняют одних отморозков, забравшихся слишком высоко – вылезают другие отморозки, сидевшие до этого слишком низко. И они тоже полезут туда наверх, это же понятно любому. Грязными лаптями растаптывая тех, кто был посередине. Тех, кто больше всего сидел в интернете и хорошим слогом возмущался по поводу тех или иных действий «рулевых», плохо понимая их мотивы и ситуацию, в которой они находятся. Да, испытывать восторг от торговой войны, когда исчезли многие товары и продукты, было бы глупо. Но лично мне совсем недавно пришлось расстаться со слухом и легкостью рок-н-рольной жизни – поэтому грустить из-за сыра или виски как-то не получалось. Нечем было грустить.

Да и бежать было решительно некуда – ни одна из стран не была земным раем, где собрались бы только белые и пушистые. И не хотелось никуда бежать. Хотелось жить в гармонии с собой, с окружающим миром и растить детей – такими, чтобы они, повзрослев, всё таки сделали этот мир лучше, раз уж это не получилось у их родителей. Как бы банально это не звучало.

Воду, в конце концов, пьют все без исключения. И обезумевший патриот, в экстазе размахивающий флагом, и боец диванных войск, критикующий всё и вся из удобного икеевского кресла, и американец и россиянин – все на восемьдесят процентов, как ни крути, состоят из воды. Так почему бы не обратить внимание на то, то объединяет нас, а не разделяет?

Мировой океан продолжал омывать нагревающиеся взаимной неприязнью материки, парниковый эффект делал свое дело. Бороться, спорить, а тем более воевать – не хотелось совершенно. Хотелось созидать и творить. И мы старались делать это, в меру своих сил.

Некоторые из продуктов нашей компании были поистине странными. Протиевая вода и лёд были основными её продуктами, но мы никогда не чурались странных экспериментов. Погружаясь в предмет всё глубже, мы узнавали порой очень забавные вещи.

Люди, оказывается, помимо всех прочих типов, делятся ещё на два – те, кто льют в день по сто литров воды и по семьсот. Суммарно это получается по четыреста литров на человека в среднем. Раньше я не мог понять – каким образом можно сливать семьсот литров воды? Потеряв слух, я понял – это делают люди, которые с помощью шумящей, убегающей в раковину воды просто прикрывают какие-то свои дела, которые не хотят делать достоянием окружающих. Вода просто превращается в шумовую завесу – ведь в ванной можно, например, поговорить с любовницей, посмотреть или послушать что-либо в одиночестве, просто шумно посидеть на горшке, в конце-то концов.

Тогда мы сделали совершенно странный продукт – небольшую аудиосистему, имитирующую с невероятной точностью лишь один звук – шум бегущей в никуда воды. Товар был побочным, даже, можно сказать, шуточным – но через некоторое время систему стали покупать, и она действительно работала – потребление воды в нашем жилом комплексе упало практически пропорционально количеству проданных устройств. Было очень жаль, что мне, музыканту в недалеком прошлом, не довелось отбирать сэмплы, которые встраивались в этот прибор. Но мои коллеги, судя по продажам, смогли справиться не хуже меня.

Также мы произвели кухонный прибор, за несколько минут делающий ледяные стаканы. Из них можно было сразу пить и тут же выбрасывать – а можно было покрошить в коктейльный лёд. Посуда, которую никто никогда не трогал руками – совершенно чистая, не накапливающаяся в раковине, да ещё и мгновенно охлаждающая напиток – к тому же ещё и появляющаяся прямо на твоих глазах, в футуристичного вида механизме, с прозрачным корпусом и хитросплетением трубок внутри. Побочное тепло уходило в кипячение воды – то есть прибор заменял ещё и чайник.

Потом возникла идея еще сделать ещё и перегонный блок, встроив его на место нагревателя – чтобы можно было получать таким же образом чистый алкоголь из разного рода сусла. Аппарат получил рабочее название «Ледовуха - М». Когда стаканчики были готовы, аппарат высвистывал с помощью проходящего через медные трубки пара мелодию, сигнализирующую о готовности посуды. Пресетно на выбор мелодий было две – фрагмент «Боже, царя храни» или гимн Америки – люди легко выбирали ту, что им была ближе. Третьего варианта мы решили не делать.

Как то раз мы провели несколько очень весёлых вечеров, придумывая возможные рекламные слоганы, один другого безумнее – типа «Наступил медведь на ухо? – Не беда – есть «Ледовуха»!» или «Если в минибаре сухо – вот те, братец, «Ледовуха»!»

Я смеялся со всеми, но смеха друзей, увы, слышать не мог.

Зато я начал слышать в своей глухоте шум воды. То, что раньше казалось давящей, непроницаемой тишиной, теперь, со временем разделилось на кучу разных звуков – словно огромный водопад, на тысячу голосов больших и маленьких струек поющий песнь воды. Я больше не был глухим. Я просто включил самый громкий в своей жизни кран, своим шумом заглушивший все остальные звуки.

В какой-то момент я окончательно убедил себя, что я не оглох. Просто шум воды, её мелодичное журчание, теперь были со мной всегда. Вода стала моей музыкой, моим плеером, для которого не требовались ни наушники, ни батарейки.

Со временем ситуация в мире становилась всё хуже. На карте мира пылало уже несколько откровенно горячих точек, всё больше людей пересаживались на совершенно не нужные им маятники, всё больше расшатывая и так до предела разболтанную, шаткую мировую гармонию.

Вода – молча наблюдала за всем происходящим, продолжая молчаливо сносить все издевательства, которые человек творил с ней. Вода копила силы и открывала свои секреты тем, кто готов был их услышать. Такие люди, как выяснилось, были по всему миру – и постепенно мы смогли наладить с ними связь, чтобы обмениваться опытом и какими-то наработками.

В 2038 году стало понятно, что надо предпринимать какие-то решительные шаги. Оставаться на материке стало слишком опасно – и наша компания начала строительство очень крупного проекта совместно с китайскими партнёрами. Шутливые продукты типа «Ледовухи» больше не имело смысл производить. Шутки кончились – и теперь надо было думать, как обезопасить своих родных и близких.

И мы придумали вариант. Потребовалось перевести всю мощность нашей компании в несколько иное русло, привлечь весь имеющийся в наличии административный ресурс и сделать, по сути, невозможное. Было нелегко, но мы справились.

Сейчас, стоя на палубе автономной дрейфующей системы жизнеобеспечения «Аркадий Стругацкий» (последнее, что наша компания произвела на суше, на территории КНДР, не считая «Бориса», естественно), я, перегнувшись через перила, смотрю, как на западе огромный солнечный диск погружается в линию горизонта, и я погружаюсь вместе с ним – в океан собственных воспоминаний. Ветер покалывает лицо кристалликами соли, воздух – чистый и свежий, такой непохожий на смрад загаженных и погрязших в междоусобицах уцелевших кусков материков. В такие моменты – спокойные, созерцательные - жизнь будто бы пролетает перед глазами, словно растрепанный сильным ветром фотоальбом. Мы дрейфуем на территории нейтральных вод – там, где нет законов больших государств, нет санкций, нет войн и междоусобиц. На нашей платформе нет флага. У нас, на самом деле, много чего нет из того, что есть у континенталов.

Но мы не жалуемся. У нас есть гармония и спокойствие – а это самое главное.

Если бы мне, забитому сверстниками маленькому мальчику из далекой приморской деревни, сказали бы, что я стану барабанщиком в известном коллективе, я лишь недоверчиво покрутил бы пальцем у виска. Если бы этому самому барабанщику сказали, что всего лишь через пару лет он станет генеральным директором преуспевающей фирмы, торгующей льдом – я бы, наверное рассмеялся. И уж точно генеральный директор не поверил бы, что за какие-то жалкие двадцать лет мир изменится настолько, что вода – спасшая в трудный момент жизни, открывшая со временем лишь малую часть своих секретов тем, кто готов был услышать её голос – смоет с земли большую часть человеческой цивилизации, так далеко зашедшую по неверному пути. На суше многие считают, что апокалипсис случился. Это неудивительно – когда вокруг тебя рвутся бомбы, всё затянуто дымом и огнём – как считать иначе? Когда уши тех, у кого судьба не отняла слух, слышат только плач потерявших родных людей или жуткие фронтовые истории?

Здесь, среди нас, ушедших навсегда в море, с этим не согласны. Какой может быть апокалипсис, если перед тобой – вздыбленная гребнями белоснежной пены морская равнина, такая же сильная, красивая, иногда страшная, но столь же могущественная и уверенная в себе, как и миллионы лет назад? Поэтому я не загадываю, что будет дальше. Автономная система, созданная нами, практически не зависит от суши – но когда нам это требуется, мы спокойно заходим в порты – ведь юридически мы просто огромный, очень сложный и высокотехнологичный корабль.

Внезапно чья-то рука трогает меня за плечо – я вздрагиваю и оборачиваюсь. Передо мной стоит моя жена – багровый свет закатного солнца бросает тени на покрытое морщинками, такое милое и родное, до боли знакомое лицо. «Уже холодно, возьми куртку» - читаю я по губам, ладонями отбрасываю уже совсем седые волосы, обнимаю её и прижимаю к себе, поворачиваясь обратно, к дышащему своим глубоким ровным дыханием океану. Мы стоим так, обнявшись, чуть перегнувшись за перила, как герои всем известного фильма – только дожившие до глубокой старости – два старичка, прожившие длинную, интересную и насыщенную жизнь.

Море, на удивление спокойное сегодня, как всегда, прекрасно. Играющее разноцветными бликами, словно мазками кисти самого талантливого и великого художника, оно, словно устав от человека, вернуло себе былое величие, теперь покрывая опять почти всю поверхность планеты со странным названием Земля. Нас немного – две с половиной тысячи человек, но много и не нужно. Тепловые насосы дают нам тепло и холод, холод – даёт нам пресную воду для питья и тяжёлую воду для работы двигателей.

Море даёт нам хлеб и воду. Хлеб, правда, не тот, что раньше – из водорослей, но он весьма приятен на вкус. Да и мы, на самом деле, уже не такие разборчивые и требовательные, как раньше – сильно привередливые и капризные люди не протянут долго на нашей платформе. Да и на любом корабле - будь то рыболовный сейнер, или пиратская галера, или Ноев ковчег – вода и замкнутое пространство продиктуют свои нехитрые правила, хочешь ты этого или нет. Эти правила можно было постичь и на суше – но люди, почему-то, не смогли этого сделать. Суша казалась слишком устойчивой и большой, она развратила человека и породила у него ощущение вседозволенности. Море не такое. Оно своенравно, оно не потерпит слабости и не прощает ошибок. И мы должны быть благодарны ему за это.

Я зарываюсь носом в волосы жены и закрываю глаза, вдыхая такой знакомый запах с легким оттенком шампуня из водорослей. На душе легко и спокойно, рабочий день позади, и сейчас можно просто стоять вот так, обнявшись и думать, глядя на догорающий закат. Думать о том, как непредсказуема порой бывает жизнь. Как то, что ещё вчера казалось совершенно невозможным, вдруг сегодня становится совершенно привычной вещью, порой даже не вызывающей уже никаких эмоций.

Поэтому с некоторых пор я не загадываю о будущем. Мы все плывём по течению, и главная наша цель – научиться отличать добро от зла, научиться делать это в каждый момент своей жизни. А всё остальное - придёт само. Подобно тому, как в воде зародилась вся жизнь на земле, в душе чистого и открытого человека родятся все необходимые для счастья мысли.

Солнце уже скрылось за горизонтом. Океан, вспыхнув последними бликами багряного пламени, словно попрощался с нами, до утра погрузившись во тьму. Чтобы с приходом нового дня снова вернуться к своей работе – дарить жизнь. Жизнь и надежду на будущее, каким бы оно не было.

 

Содержание

1. Выбор места расположения и типа водозабора……………………………….4

2. Гидравлический расчет элементов водозабора ………………………………….6

2.1 Определение производительности водозаборного сооружения из поверхностного источника…………………………………………………….6

2.2 Определение размеров водоприемных окон водозаборных сооружений…..7

2.3 Определение размеров водоприемных окон плоских сеток…………………10

2.4 Определение диаметра самотечных линий водозаборного сооружения……11

3. Определение отметок расчетных уровней воды в приемном отделении колодца……………………………………………………………………………...14

4. Определение отметок расчетных уровней воды во всасывающем отделении колодца……………………………………………………………………………...16

5. Определение основных рабочих характеристик насосов НС I п. Выбор насосного оборудования