Since why to love I can allege no cause.

В тот черный день (пусть он минует нас!),

Когда увидишь все мои пороки,

Когда терпенья истощишь запас

И мне объявишь приговор жестокий,

Когда, со мной сойдясь в толпе людской,

Меня едва подаришь взглядом ясным,

И я увижу холод и покой

В твоем лице, по-прежнему прекрасном, -

В тот день поможет горю моему

Сознание, что я тебя не стою,

И руку я в присяге подниму,

Все оправдав своей неправотою.

Меня оставить вправе ты, мой друг,

А у меня для счастья нет заслуг.

Здесь между исходным текстом и текстом перевода нель­зя установить соответствий ни на уровне отдельных слов (за исключением, разве, defects — пороки, hand — руку и leave — оставить), ни на уровне словосочетаний, ни даже на уровне предложений, ибо ни одно предложение русского текста, взятое изолированно, вне данного контекста не может считаться эквивалентным по значению предложениям анг­лийского текста. Единицей перевода здесь является весь переводимый текст в целом: несмотря на отсутствие соот­ветствий между их частями, русское стихотворение в целом может считаться эквивалентным английскому, ибо оба они передают, в основном, одну и ту же смысловую и художест­венную информацию.

 

Итак, мы видим, что единицей перевода может быть, по сути дела, единица, любого языкового уровня — от фонемы до текста в целом. При этом особенно важно подчеркнуть, что на протяжении одного и того же текста единица перево­да, как правило, постоянно меняется — ею оказывается то слово, то словосочетание, то целое предложение и пр. Одна из основных трудностей перевода заключается именно в умении в каждом конкретном случае отыскать единицу пе­ревода, которая может лежать на любом уровне языковой иерархии.

 

Понятие «уровня перевода» может быть, по нашему мнению, связано с распространенными в теории перевода понятиями «эквивалентного» (иначе — «адекватного»), «буквального» и «вольного» перевода». Вообще говоря, понятие переводческой эквивалентности («адекватности»), также как и буквализма и переводческой вольности, не сводится, видимо, исключительно к вопросу о выборе надлежащей единицы перевода на том или ином языковом уровне; одна­ко для качественной характеристики перевода решающее значение, очевидно, имеет правильный выбор этой единицы в каждом конкретном случае на требуемом уровне языковой иерархии.

а) Перевод, осуществляемый на уровне, необходи­мом и достаточном для передачи неизменного плана содержания при соблюдении норм ПЯ, является переводом эквивалентным. Все приведенные выше примеры перевода на разных языковых уровнях были примерами экви­валентного перевода — единица перевода во всех этих случаях была выбрана на уровне, необходимом и достаточном для полной передачи всей информации, заключенной в тексте подлинника (отвлекаясь от возможных потерь, вызванных причинами, неустранимыми по своему существу, о чем речь шла выше), при условии соблюдения всех грамматических, лексических и стилистико-прагматических норм переводя­щего языка.

б) Перевод, осуществляемый на более низком уровне, чем тот, который необходим для передачи неизменно­го плана содержания при соблюдении норм ПЯ, оказывается переводом буквальным. Так, если английское словосочетание is a member (в приведенном выше предложении The terrestrial globe is a member of the solar system) перевести как являет­ся членом, то такой перевод будет буквальным, ибо для пра­вильной передачи значения этого словосочетания, при соб­людении лексических норм русского языка, требуется пере­вод на более высоком уровне — на уровне словосочетания (входит в). Точно также, если английское предложение (предупредительную надпись) Keep off the grass перевести как Держитесь прочь от травы, то это и будет буквальным переводом — единицей перевода оказываются здесь слова, в то время как для правильной передачи смысла при соблю­дении норм русского языка здесь необходим перевод на уров­не предложения: По газонам не ходить.

Следует подчеркнуть, что буквальный пере­вод недопустим, ибо, как вытекает из его определе­ния, при такого вида переводе либо искажается содержа­щаяся в исходном тексте информация, либо нарушаются нормы ПЯ, либо, наконец, имеет место и то и другое. Поэтому случаи буквального перевода, встречающиеся в пере­водческой практике, следует рассматривать как ошибку переводчика (сколь бы «типичной», распространенной ни была, такая ошибка). Приведем несколько примеров:

...Не может быть ничего опаснее, чем нарушение «деликатного баланса сил», на котором держится мир в Европе. («Правда», 27.XI.72; цитата из английской га­зеты «Дейли телеграф»).

Здесь английское выражение a delicate balance переве­дено как деликатный баланс. Перевод здесь осуществлен на уровне слов, в то время как требуется перевод на уровне словосочетания — неустойчивое равновесие, что по смыслу точно совпадает с исходным английским выражением.

Такой же буквалистской ошибкой является широко распространенный перевод английского cold-blooded mur­der как хладнокровное убийство — такой перевод является поморфемным: cold → хладно-, blood → кров-, -ed → -ное, вто время как для правильной передачи значения этого слова требуется перевод на уровне всего слова в целом, а не его морфем — зверское убийство.

Вупоминавшейся нами статье «Ложный принцип и не­приемлемые результаты» И. А. Кашкин приводит большое количество примеров буквального перевода, которыми изобиловали русские переводы Диккенса, выполненные в 30-е годы под руководством Е. Ланна. Так, английское sweet pea в этих переводах передано как сладкий горошек; это — типичный буквализм, так как здесь на уровне слов перево­дится словосочетание идиоматического характера, значение которого не равно сумме значений составляющих его слов. Правильный перевод здесь должен быть — душистый горо­шек, то есть единицей перевода должно выступать все слово­сочетание в целом. Другой такой пример: a regular ass пере­водчики передают как регулярный осел, то есть, опять-таки, переводят на уровне слов, тогда как эквивалентный перевод должен осуществляться на уровне словосочетания: круглый дурак.

в) Перевод, осуществленный на более высоком уровне, чем тот, который достаточен для передачи неиз­менного плана содержания при соблюдении норм ПЯ, является вольным. Вот несколько примеров такого рода перево­да из повести Дж. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» в переводе Р. Райт-Ковалевой:

Some things are hard to remember. ‘Бывает, что нипочем не можешь вспомнить, как все было’; I was too depressed to care whether I had a good view or not. ‘Когда настроение скверное, не все ли равно, что там за окошком’; I'm not kidding, some of these very stupid girls can really knock you out on a dance floor; ‘Знаете, иногда она — дура, а танцует, как бог. "I'm lonesome as hell."; ‘Меня тоска заела’.

Примерами вольного перевода изобилует выполненный Н. Галь и Р. Облонской перевод повести X. Ли «Убить пере­смешника...». Ср.: Не was difficult to live with, inconsistent, moody. His appetite was appalling, and he told me so many times to stop pestering him. ‘С ним стало трудно ужиться, то он злился, то дулся, настроение у него менялось пятнадцать раз на день. Ел он много и жадно, даже смотреть было страшно, и все огрызался — не приставай ко мне’.

Во всех приведенных случаях перевод осуществляется на уровне предложений, то есть исходные английские пред­ложения передаются как неделимые единицы, тогда как их вполне можно было бы перевести, как говорят, «ближе к тексту», то есть на уровне словосочетаний и даже отдельных слов.

Нетрудно заметить, что вольный перевод в целом более приемлем, чем буквальный — при вольном переводе, как правило, не имеют места ни смысловые искажения, ни нару­шения норм ПЯ. Недостатком вольного перевода, однако, является то, что при нем значение исходного текста переда­ется не вполне точно — происходит слишком большая поте­ря информации ввиду того, что исходный текст подвергает­ся слишком глубоким преобразованиям там, где их можно было избежать. При этом всегда есть опасность перейти ту неуловимую грань, где вольный перевод перерастет в «отсебятину». Даже в вышеприведенных переводах, выполненных опытными мастерами, имеет место некоторое изме­нение передаваемого смысла по сравнению с исходным текс­том; например, во втором примере в подлиннике речь идет лишь о душевном состоянии автора повествования, в то время как в русском переводе получается обобщение (сказанное относится не только к герою повести, но и к любому лицу во­обще). У менее опытных переводчиков подобные смысловые отклонения при вольном переводе еще более заметны.

Разумеется, тезис о предпочтительности вольного пере­вода буквальному не является абсолютным — следует также принимать во внимание и жанровую характеристику под­линника. Если при переводе художественной литературы вольный перевод вполне терпим и встречается нередко, то при переводе текстов официальных, юридических и дипломатических вольный перевод совершенно недопустим.

В любом случае при переводе текстов всех типов и жан­ров тем видом перевода, к которому должен стремиться переводчик, является перевод эквивалентный. На практике, однако, квалификация того или иного перевода как «экви­валентного» или «неэквивалентного» (если иметь в виду пе­ревод достаточно длинных отрезков текста) вряд ли может быть осуществлена с прямолинейной категоричностью. Пра­вильнее будет говорить о разной степени эквива­лентности перевода, о большем или меньшем его приближении к «полностью эквивалентному», который фак­тически оказывается скорее неким идеалом, чем реальностью.